ЕВГЕНИЙ. (Ест, смеётся.) На бутылочной пробке поскользнусь - и пять дней в запое!
ЛЮДМИЛА. Это юмор современной молодёжи, я не понимаю, приношу прощение. Спрячьте фотографии, а то капнем ещё на них. Ну вот. Короче, не жизнь - мучение. По пунктам: мыши - раз. Ночью пищат - кошматерный фильм. Потолок - два. Глина красная - три. Комары. Что ещё? Дочка у меня кесарёнок, поздно рожала. Всё искала суженого. Нашла. Но папа наш погиб на испытаниях новой техники. Он был лётчик. Он как Гагарин погиб. Мы ужасно несчастные. (Молчит.) Это не квартира - живопырка. Я пойду к домоуправу, чтобы нас перевели на нежилое помещение. Тити-мити за эту - халабуду вынь, да положь, да заплати, а условий - ноль. Это вот солдаты снег с крыши скидовать начали, видать, кто-то из военных переехал в наш дом, а так бы - никогда. А я кассиром на автовокзале. В шесть утра, как занавеску откроешь: морды красные, синие, похмельные - фу. Всем билеты продаю, каждое утро - сызнова да ладом, а себе никак не могу купить билет в страну счастья, билет один-единственный, вот такушки вот.
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Заплачьте ещё.
ЛЮДМИЛА. Вас в части потеряют, Евгений, и будут потом недоразумения.
ЕВГЕНИЙ. Не будут. Не потеряют. Первый раз, что ли.
Анжелика хлопнула Людмилу по спине.
ЛЮДМИЛА. Ты чего?
АНЖЕЛИКА. Комар присосался.
ЛЮДМИЛА. А-а. Вот так, в кассе, Валентин Иванович, а - пролетела мимо кассы, как говорится. А вы говорите - семь комнат, Кавказ… Горы, да? Ой-ой… Даже горы?
ВАЛЕНТИН. Хороший заработок зато в кассе, нет?
ЛЮДМИЛА. Да кого, прямо что, спросили у больного здоровья. Если кто сдачу забыл - разжилась, и всё, а так - медяшки. Ну, конечно, кое-что есть: у хлеба, да как быть без хлеба? Ешьте. Кальмары, селёдка "под шубой". Мы очень любим нашу бабушку, сто лет ей как раз сегодня. Это я уже говорила. Помидоры сама делала, у нас участок, видите - рассада. Двухвостки всю подъели рассаду, без помидоров будем, зараза два раза. Вот, картошку проращиваем, скоро садить. На картофелину встала и упала, об косяк стукнулась. Припудривала, замазывала, а всё равно. Об этот вот косяк. А доченька - об тот. (Валентин смотрит туда, куда показывает Людмила.) Мы - интеллигентные, если думаете. Папа - Гагарин. Тазики ещё стоят, вода кругом, вот и поскользнулись. Как стыдно перед человеком, ой-ёй… Вино домашнее. Сами делали, тоже. Оно крепкое.
ЕВГЕНИЙ. Не вино - самогон.
ЛЮДМИЛА. Ели бы вы, Евгений, наедались. Пельмешков положу сейчас. Вкусно?
ЕВГЕНИЙ. (Ест много.) Положьте, сенкью, всё - чётко…Дайте мне этот салат ещё.
ЛЮДМИЛА. Да возьмите. Да нате. Да на здоровье. (Пауза.) Да, свои сажаем, Валентин Иванович. Тут ещё комната одна, там вообще потоп, мы туда вещи-барахло составили, и даже не заходим. Приданое наше. Видите - сколько невест, ой, беда, зараза два раза.
ВАЛЕНТИН. Много вещей?
ЛЮДМИЛА. А мы сходим, посмотрим потом. Есть кое-что. И из мебели тоже. А в той комнате посуше - квартирантов на свою голову пустили. Ну да - съезжают сегодня, вот-вот придут, прощаться, за билетом, что ли, пошли, уехали, ждём тоже.
ВАЛЕНТИН. Ну, место освободится.
ЛЮДМИЛА. Нет, нет, не освободится. Там тоже бежит. Мне необходимо уехать.
МАРКСИНА. (Вдруг.) В школе - секс преподают. Родителей заставляют, чтоб подписали отказ. Вымрет Россия!
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) От секса не вымрет.
МАРКСИНА. Ребятёшок жалко.
ЛЮДМИЛА. (Вздохнула, Валентину.) Обострение, весна, что сделаешь, зараза два раза.
ЕВГЕНИЙ. Я покурю схожу. (Валентину.) Можно сигаретку стрелянуть?
ВАЛЕНТИН. Пожалуйста. Можно.
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) И зажигалочку, ага? (Залез пальцами в портсигар Валентина.)
ВАЛЕНТИН. (Смеётся.) А лёгкие вам не одолжить?
ЕВГЕНИЙ. Чётко! Вы юморной такой, ага! (Смеётся.)
Евгений одну сигарету за ухо засунул, другую прикурил, встал, отодвинул диван вместе с Энгельсиной, вышел на балкон.
ЛЮДМИЛА. Доченька, забери его, он замёрзнет ведь там и идите уже наконец куда-то гулять, наелись ведь. Курит и курит, прям зла не хватает, зараза два раза.
АНЖЕЛИКА. Успеем. Посидим ещё. Пусть наестся.
ЛЮДМИЛА. То лётает по городу, то их палкой из дому не выгонишь. Это её друг. Странный какой-то. Всё курит, семечки щелкает или смеётся. Смеётся и смеётся, что ни скажу. Думаешь: чего оно смеётся - не хватает у него, что ли?
АНЖЕЛИКА. (В тарелку.) Пусть смеётся, тебе жалко?
ЛЮДМИЛА. Помолчи. Вот молодежь, вот как со старшими разговаривают.
ВАЛЕНТИН. А я думал, вы сёстры. (Смеётся.)
ЛЮДМИЛА. Да? Ну вот, ещё по пунктам, ещё беда одна, расскажу про квартирантов. Приходится сдавать, всю ведь жизнь на раскорячке из-за денег этих. Ну, нашли мы по газете двух парней, специально, чтоб они вместе жили и чтоб платили больше, понимаете? Симпатичные такие, они из балета, что ли, танцуют где-то в ресторане. Снимают комнату второй месяц. А оказалось - не квартиранты, а что-то отдельное. (Пришёл Евгений, сел за стол, ест.) Покурили, Евгений? Так быстро?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся, ест.) Покурил. Так быстро. Мне интересно, про что вы разговариваете. Всё чётко. Давайте дальше.
ЛЮДМИЛА. Можно, да? Спасибо. Ну вот. Тут вот у них за стенкой такая странность, они какие-то - ну, не знаю. Два парня, а с нами не общаются. И, вы знаете, такие крики по ночам устраивают. У них совершенно отсутствует человеческий фактор, ну, в смысле, что люди спят. Всё время вдвоём, женщин к ним не ходят, а крики по ночам. Репетируют, что ли, что-то балетное?
ЕВГЕНИЙ. (Ест.) Это они гомосексуализм задвигают.
ЛЮДМИЛА. Вы подъели всё? Тут взрослые говорят, шли бы с Анжелочкой гулять, а?
ЕВГЕНИЙ. А что? Это знают все. Эктив и пэссив.
ЛЮДМИЛА. Ну, вы будете говорить или я? Говорите, пожалуйста. (Послюнила палец, трёт пятно на подоле платья.)
ВАЛЕНТИН. Это правда. У нас в Краснодарском крае это сильно распространено, просто эпидемия какая-то. (Ест.)
ЛЮДМИЛА. Как - правда? Какая правда? Разве? (Пауза.) А я как-то даже и не соединила. А правда? Отчего там кровать скрипит, крики, думаю, а оно…
ЕВГЕНИЙ. Думали - загадка природы. А это очень просто открывается! (Хохочет.)
ЛЮДМИЛА. Да нет, ну вас. Два парня, два Серёги и с такими кольцами в ушах, как у вас, Валентин Иванович, нормальные они такие… Да нет, нет, нет!
ЕВГЕНИЙ. Да - да!
ВАЛЕНТИН. А про меня - нет, нет, не надо. Я - с другой платформы.
ЛЮДМИЛА. (Помолчала.) Ну, они съезжают, сегодня вечером, говорят - в Америку, пусть, от них нам толку нету. Про что это я говорила? А, вот! Бабушка на кровати, мама на диване. Я тоже с нею, он раскладывается, раньше вместе с Анжелочкой спали, а теперь она выросла и спит на раскладушке, тут её рассупониваем, посередь комнаты, стол сдвигаем и вперед, храпака. (Смеётся.) Шутка. Так что мест тут спать совершенно нету. А у некоторых семь комнат. Завидно. (Пауза.) Ну, неужели - правда, про квартирантов, а? Изврат какой, а? Мы их взяли, чтобы, а они… О чём это я говорила?
ВАЛЕНТИН. Про Краснодарский край и про Кавказ мы говорили, Кавказ.
Евгений взял сигарету из портсигара, отодвинул диван с Энгельсиной, смеётся на ходу, вышел на балкон. Хлопнула дверь подъезда, Людмила вздрогнула.
ЛЮДМИЛА. Да какой там Кавказ, Валентин Иванович. Вокзал. Ну, что вот оно смеётся и смеётся, а?
АНЖЕЛИКА. Мама!
ЛЮДМИЛА. Оно меня раздражает прям до белого каления! Ну, сменим тему, эта очень грустная. Я всё про одно, я про то, что мне бы зацепиться только, а я живучая, выживу. Должна я когда-то для себя пожить. Дочка у меня вот Евгения нашла, зараза два раза. У нас тут все девчонки в округе с солдатами дружат, а моя - ни-ни, и не пьёт даже, в рот - ни-ни. Раньше не дружила ни с кем, но время подошло, видно. Мы жили всё время без солдатиков. Какие нам солдатики? Нам уже солдатики в глазах прыгают, они вон уже на крышу лезут, учуяли, что тут девушка есть, пахнет им будто, коты мартовские, гроздьями прям висят, паскуды, хоть бери метлу и разгоняй. И мыши тут.
ВАЛЕНТИН. (Смеётся.) "Тише мыши, кот на крыше".
ЛЮДМИЛА. Да, да. "А котята ещё выше". Ну вот. Я боюсь сапоги обувать. Вдруг там мышь, я сразу умру от разрыва сердца. Я мыло оставила случайно, дак они его съели. Мыло едят! А мы женщины. Я поэтому написала в газетку объявление, чтоб к кому прибиться. Да долго он там курить-то будет? Закурился уже. Когда уже оно накурится-то, а? И смеётся всё, будто мыла наелся, зараза два раза.
АНЖЕЛИКА. Тебе он зачем, пусть курит.
ЛЮДМИЛА. Да вы мне поговорить с человеком не дадите!
ВАЛЕНТИН. Мне не жалко, я ему дал сигарет, он же солдат, нас защищает.
ЛЮДМИЛА. Вы такой добрый, Валентин Иванович, в вас чувствуется такой человеческий фактор, семь комнат, Кавказ…
ВАЛЕНТИН. Краснодарский край.
ЛЮДМИЛА. Да без разницы. (Анжелике.) Мне он низачем, дайте мне с человеком поговорить, он приехал с Кавказа с самого, для меня, ко мне почти что.
ВАЛЕНТИН. Нет, я честно - четыре адреса. (Ест.)
ЛЮДМИЛА. Ну да всё равно, Валентин Иванович… (Пришёл Евгений, сел, ест.) Мне вот, главное, зацепиться и климат поменять. (Чихает.) Ну вот. Видите, как живём? Городок напротив этот военный, солдаты, для дочки, для девочки опасно очень.
АНЖЕЛИКА. Ну, мама.
ЛЮДМИЛА. Она смотрится, Валентин Иванович, взросленькой, а ей восемнадцать. Но я, если поеду куда, её оставлю. А как зацеплюсь, может - перевезу и её, и этих всех.
ВАЛЕНТИН. Сколько лет ей?
ЕВГЕНИЙ. Сколько ей лет?
ЛЮДМИЛА. Восемнадцать. Тише, доченька. Она выглядит постарше, потому что с детства познала лишения, детский труд, тяжесть физического труда. Да. Без папы росла. Папа, как Гагарин… Это я уже говорила. Ну вот. Безработная пока. Да, Анжелочка?
АНЖЕЛИКА. Да.
ЛЮДМИЛА. (Вдруг кричит.) А что они, эти солдаты, недавно устроили? Я прям в шокинге! Баню выстроили, Валентин Иванович, из стекла! Баня прямо в наши окна, хоть закрась их масляной краской, хоть забей досками. Голые задницы! Будто реклама! А бабушки встанут у окна и смотрят, развращаются. Я ж не могу за ними следить с утра до ночи. Мало, что, извините, кобеляж вокруг городка идёт, так они ещё и баню стеклянную выстроили! Видать, стекло оставалось, девать было некуда. Ну, сделали бы теплицу! А то баню! Голые мужики, каждый вечер видно, два этажа. Разврат. Специально будто свои причиндалы показывают, безобразие, порнография какая-то. Хочешь не хочешь, а увидишь. Меня это просто угнетает, зараза два раза. Ведь мы тут - одни женщины. А мыши? А крыша? Мало того: эти дома делали вместе с казармами и чем попало строили. Сделано это всё из радиоактивного железобетона. Ночью - прям стены излучаются. Мы уже не люди, мы наполовину трупы.
АНЖЕЛИКА. Ну, хватит.
ЛЮДМИЛА. Ты как меня выставляешь перед человеком? Вечером увидите, Валентин Иванович, как тут светиться будет всё вокруг. Вы ещё немножко посидите и у вас голова заболит. Не болит пока?
ВАЛЕНТИН. Чуть-чуть заболела уже.
ЕВГЕНИЙ. А как же бабушка так чётко - до ста лет дожила?
ЛЮДМИЛА. Случайно. Из правила бывают исключения.
ЕВГЕНИЙ. Потому что она революционерка законсервированная! Стойкая! Чёткая!
ЛЮДМИЛА. Вы что-то сказали опять, Евгений?
ЕВГЕНИЙ. Нет. Шутка.
ЛЮДМИЛА. А-а. Шутка. Весной у всех такое обострение, у нас на автовокзале дураки - стадом ходят. Вот как собаки вокруг этой трубы на улицы - табун, стадо. Собаки стадом, дураки стадом. (Анжелика хлопнула Людмилу по спине.) Да что ты ко мне привязалась?
АНЖЕЛИКА. Дак комар если.
ВАЛЕНТИН. Я позволю себе в ванную, руки вымыть.
ЛЮДМИЛА. Ой, пожалуйста. Там полотенце незамаранное висит, найдёте?
Валентин пошёл на кухню. Заглянул во все углы, увидел бутыль с самогоном, улыбнулся, пошёл в ванную. Людмила и Анжелика молчат. Евгений взял сигарету из портсигара Валентина.
ЛЮДМИЛА. (Смотрит на Евгения.) Какой приятный человек, а? Очень, очень, очень…
ЕВГЕНИЙ. Американец этот из Краснодарского края - брачный аферист, за версту видать. Он тут у вас жить хочет. Будьте осторожны. Надо портфель его проверить. Если там инструмент медицинский - точно. Я читал: они, аферюги, носят с собой марганцовку, и такое разное, чтоб сразу вымыться после этого.
ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) И откуда только вы такой, Евгений, грамотный? Из какой деревни? То да потому, то да потому, толкует, толкует чего-то. Вот уеду от вас, живите.
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Поезжайте. Не держим. Нам даже лучше. Мы тут ремонт сделаем, жить будем.
ЛЮДМИЛА. Ремо-онт? (Улыбается.) Ты заметила, доченька? Он иной раз как скажет - будто член покажет. Где ты его выкопала, из какой помойки, а?
МОЛЧАНИЕ
ЕВГЕНИЙ. А?
ЛЮДМИЛА. (Тихо.) На два, сельпо. Я тебе клешни-то пообломаю. Поплохемши тебе, мальчик? А в рот тебе не надо потные ноги, нет?
ЕВГЕНИЙ. Чего?
ЛЮДМИЛА. Я говорю: кореш, мутату порешь. А через плечо не горячо? Орёл. Козёл. Сиди, не сявкай, хрумкай на халяву, скажи спасибо, что тебя с приличными людьми за один стол посадили, и молчи. Оно меня хоронит, оно тут командует, оно меня выселяет. Ты кто такое тут, жук-навозник? "Я у мамы вместо швабры", женишок, козявка.
ЕВГЕНИЙ. (Бурчит.) Я что сказал? Я посоветовал. Я сказал - он аферюга, у него медицинский инструмент и марганцовка тама.
ЛЮДМИЛА. Тама?! По своим карманам пошарь, поищи марганцовку тама! Ишь, колхоз-навоз-крестьянство, тама! Уеду. Твари. Надоели. Уеду. А ты, Анжелка, из-под них говно вытаскивай, я не буду. Они тебе родные бабки - вот и занимайся, и клала я на вас с прибором. С кем хочешь, кого хочешь води, ремонтируй, делай - провалитесь!!!!
ЕВГЕНИЙ. Мне всё равно, только опасайтесь. Он самогонку как халкает. Отдел развития, Кавказ. Лавровый бизнесмен. Барон цыганский. В жилетке, с кольцом.
ЛЮДМИЛА. Ноль внимания. Фунт презрения. Ясно?!
ЕВГЕНИЙ. Мневсё равно. Я предупредил. Я покурю ещё.
Евгений взял сигарету из портсигара, отодвинул диван со спящей Энгельсиной, вышел на балкон. Марксина спит, игрушку к себе прижимает. Снег с крыши летит, хлопает дверь подъезда.
ЛЮДМИЛА. Крысёнок какой, деревня прыщавая, а? Одна извилина в башке - след от фуражки, а туда же. Будто бревном на стройке придавили. На халяву дорвался, курит и курит чужое, курит и курит, урод, ломом подпоясанный, надоел. А туда же - командовать! Водит и водит их, всё портянками провоняло. (Анжелика плачет.) Плачь, дура, плачь, плачь, идиотина, плачь, вы мне всю жизнь сломали, вся ваша святая троица, всё из-за вас! Из-под этой говно всю жизнь, с этой алкашкой мучаюсь, на тебя, дуру, всю жизнь робила, воспитывала и - что воспитала?! Я для себя не жила, а для вас всё, гадины, вы меня всю высосали, всю мою жизненную энергию! (Рыдает.)
АНЖЕЛИКА. Он жениться хочет.
ЛЮДМИЛА. Жениться?! Не смеши мои подмётки! Кому ты нужна, крокодилка, глянь в зеркало! Кому мы с тобой нужны?! Наши зелёные стенки нужны им! Дура! Правильно, ему месяц до дембеля, не хочет в деревню ехать, хвосты быкам крутить, он на нашу юрту рот разинул, тебя захомутать решил, а ты, дура?! Спасибо. Уеду. Зачем мне тут жить? Она принесёт в подоле, а я ещё и её выблядков воспитывай потом. А он, Валентин Иванович, хороший человек, я сразу вижу, и - пусть пьёт, не ваше дело, все пьют. Не пьянеет - значит: крепкий мужик. У, уродка, повякай ещё, я всю вашу команду поудушиваю, поубиваю!!! И никто меня не посадит, потому что оправдают: в состоянии эффекта от вас я была, потому что у меня обострение началось с вами, ясно?!
Пришёл Валентин, что-то мурлыкает, сел. Людмила быстро вытерла слёзы, Анжелика тоже, улыбаются, молчат. Людмила ойкнула, сбегала на кухню, принесла пельмени, поставила на стол, села. Молчат. Слышно, как часы-будильник стучат, вода капает, мыши скребутся, дверь хлопает, снег с крыши летит, трамвай едет, оркестр играет на плацу… Пришёл Евгений, сел.
ВАЛЕНТИН. Напрасно много курите, молодой человек. Лучше выпейте.
ЕВГЕНИЙ. А, да, сенькью, чётко. (Смеётся.)
ЛЮДМИЛА. А, да. Да, да. (С улыбкой.) Ешьте Евгений. Так вот, Валентин Иванович. Продолжаю обрисовывать ситуацию. Пункт восемь или двадцать восемь уже? Живём у военного городка, район - Гнилые Выселки. Улицы тут вокруг: Далёкая, Окрайная, Последняя, Огородная, Колхозная, Навозная - кошматерно! Другой раз думаю - стрелянули бы из городка этой установкой, "Градом" этим, - называется так, - стрелянули бы, чтобы всех нас накрыло разом, чтоб мне не хоронить поочередке всю эту коблу. Вот так - раз бы! - и нету нас. То есть, страшнее хоронить, чем самой помирать. Ещё солдапень эта вокруг. Мимо гаражей пройти женщине ночью нельзя - изнасилуют сразу. В самоволку уйдут, бродят вокруг, девок развращают, а они - голодные.
ВАЛЕНТИН. Кто? Девки?
ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Обе стороны. И те, и другие.
ЛЮДМИЛА. Вы бы ели, Евгений, а мы поговорим пока.
ЕВГЕНИЙ. Ну, разговаривайте. (Икнул.)
ВАЛЕНТИН. (Наелся, вытирает рот платком.) А ведь правда, трудно тут жить женщине. Трудно. (Встал, смотрит в окно.) А вы знаете, как интересно, вы посмотрите…
ЛЮДМИЛА. Да что мне смотреть, я это каждый день наблюдаю. Вы отойдите, вам там на лысинку капает…
ВАЛЕНТИН. А я вытрусь, у меня платочек… Интересно. Собак - стадо, спят на траве, спокойные. Бездомные, а на людей не бросаются. Да. А смотрите, на деревьях: они от воды розоватые такие, и капельки на них, как слёзы. И как не замерзают, не понимаю.
ЛЮДМИЛА. Что?
ВАЛЕНТИН. Я говорю, вот человека - облей водой и выпусти на улицу на ночь в мороз - помрет, а эти стоят и - ничего. А ведь они живые, как и человек, в них что-то такое внутри есть непонятное, что и в человеке, что-то, от чего они живут. А? (Пауза.) Вот, вышел в ванную, а уже испугался, страх просто пробрал всего. Не могу, когда нету кого рядом. Вот ведь болезнь какая. Фу-у, теперь надо успокаиваться долго.
ЛЮДМИЛА. Бедный, бедный, вы сядьте, выпейте вот. Дак вам обязательно надо пару, Валентин Иванович. Ну, понимаю - вы ещё меня не знаете предлагать, и так далее. Ой, мне бы только какой адрес, зацепиться, где пожить на первых порах. Но вот возьмите меня хоть как квартирантку, я буду платить. Или домработницу. А потом - я уж сама.
ВАЛЕНТИН. (Смотрит в окно.) Это что за грохот?
ЛЮДМИЛА. Вот, град вдруг пошёл. То снег, то дождь, зараза два раза…
ВАЛЕНТИН. А вилы вы в доме зачем держите?
ЛЮДМИЛА. Чтоб они не заржавели. А что?
ВАЛЕНТИН. А по четвергам там женского дня не бывает? В армии служат и женщины, кажется? Бывает ведь в столовых рыбный день, а тут, может…
ЛЮДМИЛА. Не знаю, не служила. (Пауза.) Вы так и не показали, что же у вас в портфеле кроме фоток? Может, ещё что-то интересненькое есть, нет? (Евгений смеётся.)
ВАЛЕНТИН. Значит, нету женского дня?
ЛЮДМИЛА. Да вам зачем?
ВАЛЕНТИН. Так спросил.
ЛЮДМИЛА. (Анжелике.) Анжелочка, не грызи ногти.
АНЖЕЛИКА. Кто грызёт?
ВАЛЕНТИН. (Сел за стол.) Я вот анекдот расскажу.