Избавление - Алексей Евтушенко 3 стр.


Синий и красный!

О. Эмдиной

Синий и красный!

Синий и красный!

Самый спокойный,

Самый опасный.

Мы испугались

Только вначале.

Благо – закаты

Не подкачали.

Благо – хватило

Звуков и красок.

Жаль, что не вспомнить

Время и ракурс.

Кто-то постарше,

Кто-то построже…

Песня всё та же.

Смилуйся, Боже.

Все краски осени лукавой

Все краски осени лукавой

Смешались в синей тишине.

Октябрь едет величаво

На грузном бронзовом коне.

Ступают медленно копыта,

Над степью – алая заря.

И всадник хмурится сердито,

Завидя тучи ноября.

СОНЕТ № О

Шальное время, вздыбившись волной,

Швырнуло нас в объятия друг другу,

И заплясали знаки слов по кругу,

Замкнув нам выход из любви земной.

Но ты была так ласкова со мной,

Так безупречно подавала руку,

Что я до мига вычислил разлуку

И не назвал красивую женой.

Так выбирай: вот скорби океан,

Вот море слез, и вот река забвенья,

Соль на земле, и в небе шаткий гром.

Я подхожу с тяжелым топором,

И ежатся раздвоенные тени,

Но знаки слов танцуют свой канкан.

НОРМАЛЬНОЕ ЛЕТО

Нормальное лето, жара не убила прохладу,

Дожди проходили, когда их просили об этом.

Под вечер обычно стихали сады и левады,

Клубились туманы. Короче, нормальное лето.

В положенный час поднялись и ячмень, и пшеница,

Не грянула "битва", хотя потрудились на совесть.

И прежние сны мне сумели зачем-то присниться,

И живы остались олени, медведи и совы.

Ракеты в озоне вертели прорехи и дыры,

И танкеры мазали нефтью планктон в океане.

Кричали о мире, но не было твердого мира,

И гибли надежды, как мухи в трактирном стакане.

А лето катилось, нормальное, теплое лето,

И канули в Лету обиды, метели, кошмары.

По-прежнему хлеб и любовь воспевали поэты,

И добрые люди вопросы потомства решали.

Но где-то сжимали оружие детские руки,

И быстро оставили силы "невольников чести".

Мы были в разлуке… Ты помнишь, мы были в разлуке,

А нынче мы вместе, любимая, нынче мы вместе.

Нам август прозрачный такую любовь напророчил,

Что жить бы и жить без оглядки на праздник вчерашний.

Нормальное лето. Разложены чувства построчно.

Нормальное лето. Как страшно, родная, как страшно.

БАЛЛАДА О ДИКИХ ЛОШАДЯХ

На одном из островов озера Маныч-Гудило живут одичавшие кони.

Справка

1

Мы вольные кони, нам ветер за брата.

На острове плоском, что в центре Вселенной,

Встречаем рассветы.

Не хочется что-то в упряжку обратно,

Как прадедам нашим, – работать, работать

Зимою и летом.

Не хочется, братья. Не можется, кони.

Зачем же иначе глотали холодный мы

Воздух свободы?

Уж лучше до смерти себя мы загоним

В безудержном беге, и пусть человек

Покоряет природу.

Соленую воду мы пить научились,

Зимой из-под снега остатки травы

Выгребаем копытом.

И с теплой конюшней навеки простились,

И только ночами нам снится, что пашем…

Ах, сладкая пытка!

Эй, кони, довольно! Припомним обиды,

Тяжелую ношу, усталые спины, разбитые ноги.

И кнут, и подачку. И больно, и стыдно…

Мы сытно кормили собой воронье

В бесконечной дороге.

Наш бог лошадиный, наверно, таскает

Унылые души по райской долине

У бога людского.

Хорошее дело. Пускай привыкает -

И сено, и вечность… А нам и задаром

Не нужно такого.

Лошажии тени помчатся над степью

Навстречу рассвету и с проблеском первым

Растают, исчезнут.

А конское сердце потерпит. Потерпит,

Покуда вожак не вздохнет и не скажет:

Ну, что же, все честно.

Все честно, бродяги. Июльские ливни

И воздух полынный дороже душистого

Свежего сена.

Гнедые кобылы достанутся сильным,

И новый табун испытает копыта

Под небом весенним.

И, кажется, крылья у нас вырастают,

Мелькают столетья, огни, километры,

Планеты и звезды.

Уже не табун – журавлиная стая

Летит среди неба, и поздно прощаться,

И каяться поздно.

2

Оборвите траву,

Отгоните гнедого коня, -

Я в квартире умру,

И родня похоронит меня

Возле каменных стен

И асфальтовых чадных путей,

Но сбежит моя тень,

В миражи наших южных степей

Показалось, что жил,

Объезжал полудикий трамвай,

Но дрожат миражи,

Где то место – поди угадай.

Там тюльпаны цветут

И пасется последний табун.

Там свобода, а тут

Ходит по небу месяц-горбун.

Не смотри так, мой конь,

Я, конечно, бессовестно лгу.

Я поставил на кон

Степь твою, твою, воду и луг.

Проиграл, виноват,

На вино обменял образа.

Не гляди так, мой брат,

Опусти, опусти же глаза.

ГРОЗА

Окинув горизонт веселым взглядом,

Я отдыхал с любимой книгой рядом

И слушал, как мохнатая гроза

Ворочается в небе понарошку.

Жена на кухне жарила картошку,

И в тихий дом влетела стрекоза.

Мир вздрогнул, как солдатик на посту,

Когда в желудке чуя пустоту

И жалобную пулю в автомате,

Он слышит шорох или шепоток

И нажимает спусковой крючок.

Не помышляя больше о расплате.

А стрекоза боялась улететь

И продолжала крыльями вертеть,

Стоглазой головой тараня воздух.

Взорвались тучи, горизонт ослеп,

Я слушал город, как Ромео – склеп.

И мир погиб, и заново был создан.

Ударил в ноздри голубой озон,

Замкнул окружность близкий горизонт,

И хлынул дождь – явление природы.

Уселась на подушку стрекоза,

И уползла мохнатая гроза

Пугать за город стройки и заводы.

Май соловьями изумлял,

Май соловьями изумлял,

И тополя покрылись пухом.

Под звездами светло и сухо, -

Спи, я люблю тебя, земля.

Люблю покои твоих лесов,

Свободу песни и ночлега.

Я так похож на человека,

Когда мне не хватает слов.

Я так похож на человека:

Работа, женщина, друзья…

Спи, я люблю тебя, земля,

С рожденья до скончанья века.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Одна вода. И больше ничего.

Весной ручьем, а осенью дождями.

Но снег пошел. И, кажется, годами

Мы ждали возвращения его.

Вот так и ты приходишь всякий раз,

Поэзия, любимица, надежда.

Всего на миг приподымаешь вежды,

Запоминая каждого из нас.

ДРУЗЬЯМ-СТИХОТВОРЦАМ

Где даль зеленая на ощупь

И реки твердые на слух,

Где, не притронувшись к веслу,

Гребец на ветер встречный ропщет,

Мы выйдем из дому как раз

К раздаче свадебных обедов

И будем праздновать победу,

И будет молод всяк из нас.

Мы восхитимся простотой,

С которой нам вину предъявят,

И каждый в кулаке раздавит

Сосуд стеклянный и пустой.

И боль из пальцев потечет,

И кровь по коже заструится,

И долго будет песня длиться,

И кто-то вспомнит и прочтет…

Пускай не наши имена

На полированном базальте.

Вот пьедестал. Кто смел – влезайте!

Давно ждет гения страна.

Молчит пластмассовая сволочь

Молчит пластмассовая сволочь

На полированном столе,

И за спиною встала полночь

С печатью скорби на челе.

Как до расстрела, до рассвета,

Не больше часа длится год.

Кто ведал, что дорога в лето

В печальный город приведет?

Семь цифр, набранных на диске,

И двухминутный разговор…

Отсюда до вокзала близко,

Но страшно выходить во двор.

Поезда, поезда -

Поезда, поезда -

Укрощенные черти земли.

Вы зачем, поезда,

В круглый город меня привезли?

Здесь чужая звезда,

И больное обидой жилье,

И дожди, словно режут живьем.

Опоздал.

Все живые уйдут,

Оставляя детей и стихи.

Гордецы на беду

Замолить не успели грехи.

Правда, грех не велик -

Не умели просить и прощать.

Прячу тело под кожу плаща,

Украдут.

Укажи наугад -

Обязательно в боль попадешь.

Каждый первый не рад,

Каждый третий продался за грош.

Я же вечно второй,

Только выйду – дожди и ветра.

Подожди, не тревожь до утра,

Листопад.

Ты меня извини,

Я сегодня ужасно устал.

Было много возни,

Даже брился, но лучше не стал.

Впереди пустяки и пропахший разлукой вокзал.

Всё, что мог, я уже рассказал,

Позвони.

РОСТОВ – ХАБАРОВСК

Марине Кондратенко

Где воздух насыщен медлительной влагой

Из мощной реки, из дождей, Океана,

Глотаю простор, будто воду из фляги,

Легко превращаясь в подобье стакана.

И раненое сердце, прозрачное тело,

Душа растворилась в литой оболочке.

Ах, как я старался, ах, как мне хотелось

Поставить на странствиях тяжкую точку!

Но в городе, полном скабрезного гвалта,

Липучего солнца, суетной тревоги,

Я предощутил нетерпение галлов,

Ступивших на плиты Имперской дороги.

И то ли знакомая, то ли сестрица

От бед увела переулком глубоким.

Мне завтра лохматое небо приснится,

Амурская даль, человек синеокий.

НОСТАЛЬГИЯ

На юге России – простор для кочевья,

На юге России – в полнеба заря,

А мне, постороннему, снятся деревья

В огне украинского октября.

И низкое небо в картинках созвездий,

И копь белогривый, и черт на трубе…

И я, посторонний, в уютном подъезде,

Покорный погоде, любви и судьбе.

УКРАИНА

Украина, Украина,

ты – печаль моя святая.

И твое больное сердце

бьется в атомной грязи.

В славном городе Ростове

я черновики листаю

И слежу, как мимо дома

ночь разбойная скользит.

Я вошел бы, Украина,

в тень лесов твоих бродяжьих,

И испил бы, Украина,

из озер твоих и рек…

Сохрани нас, Украина,

осени крылом лебяжьим,

Схорони нас, Украина,

если мы уснём навек.

Смерть похожа на причуду

доброй бабушки-природы,

Смерть похожа на улыбку

нестерпимой красоты.

Как жена дозиметриста,

Смерть в былинах черных бродит

И сажает вдоль дороги

темно-красные цветы,

Белогривый конь хохочет

над моим полночным страхом,

Хитрый черт упрямо щурит

свои рыжие глаза,

И в конце пути земного

пьедестал торчит, как плаха,

Словно Ленина автограф,

в тучах – молнии зигзаг.

Повертайся, моя радiсть,

ясним днем, чi темной нiчью,

Подивись на юну вроду

моiх лагiдних дiвчат.

Журавель жовтневим ранком

твое сердце в небо кличе,

Та береза бiля церкви

догорае мов свiча.

Я б вернулся, Украина,

да темны мои дороги.

Я б вернулся, Украина.

да не помню ничего.

Стану и лицом к закату,

поклонюсь тебе я в ноги…

Помолись же, Украина, за поэта своего.

ГОРОД НА ДОРОГЕ

Внезапна смерть, любовь и города.

Когда толкнет к неведомому жажда.

Шагнем из дома за порог однажды.

Простим и не вернемся никогда.

Недолог путь, и годы коротки.

Судьбе спасибо – судьи наши строги.

Все города стояли у реки.

Но только этот – на моей дороге.

Посвящается Львову

Монолог первый

До поворота – тысяча шагов.

Желание рождает нетерпенье.

Кивают вслед раздвоенные тени

Под тиканье прирученных часов.

И каждый переулок уведет

В глухие тупики и подворотни,

Где желтый страх под фонарями ждет,

Никто не спит, не плачет, не поет.

Бежать собрался? Досчитай до сотни.

И каждый переулок отворит

Высокие доверчивые двери, -

Там тяжело седой собор стоит,

Над крышами твоя звезда горит

И лижут руки каменные звери.

Вдоль улицы крадется тишина,

Каштаны чутко сторожат аллею.

Сегодня завтра небом заболею -

Глаз не спускает белая луна.

Любимая, довольно простоты,

Не сердце – ночь мои ломает ребра.

Едва закат за стройками остыл,

Бессонница швыряет камень пробный

И горячо глядит из пустоты.

Воспоминание первое

Легка походка – восемнадцать лет.

Чужд сожалений разум беззаботный.

Дешевым алкоголем разогрет,

Не по сезону зимнему одет,

Врага и друга обниму охотно.

Держусь поближе к середине дня,

Толпа смешит дешевую игрушку.

К любой красивой подойду, не струшу,

Шепну нахально в шелковое ушко, -

Веселый нужен? Полюби меня.

Почетный житель площадей дневных,

Ночной хозяин мокрых переулков…

Когда бы не истрепанный мой стих,

Я и теперь не вспомнил бы о них,

Всегда на завтрак получая булку.

Валяются приметы на пути.

Еще вчера я мог бы догадаться,

Что мне давно минуло восемнадцать,

Сумел бы над собою посмеяться,

Захлопнуть ночь – ни выйти, ни войти.

Наука впрок. И не о чем жалеть.

Какие песни пели за столами!

Желания исполнятся на треть -

Хватило б силы отодвинуть смерть,

Когда она посмеет… между нами.

Зайду погреться в тесный полумрак.

Две кружки пива – ровно по карману.

Погаснет снег, стемнеет кое-как.

Я обхожу прохожих и собак -

Весь предвкушепье нового обмана.

Монолог второй

Изгиб пространства предопределен

Загадками живого воплощенья

Непонятых, недвижимых времен

Истории – потомкам в утешенье.

Всё в камне, в переулке, во дворе -

Умен читать магическую книгу.

Умей терпеть, не поддавайся крику -

Так чернят осень в позднем ноябре.

Замри вот здесь, напротив старых стен.

Замри, как есть – от боли до улыбки.

Мгновения соеднненья зыбки,

Легко спугнуть начало перемен.

Я сам ни разу не определил

Секундомером узкий промежуток…

Вдруг древний город вздрогнул и застыл.

Неузнаваем. Независим. Жуток.

Сгустилась в человека чья-то тень,

И морда льва осклабилась клыкасто,

Сигнальный факел заметался часто,

И я поставил ногу на ступень…

ВСТРЕЧА ПЕРВАЯ. Стражник.

Подъем, в бойнице – узкая звезда,

За лесом свет какого-то пожара.

Врагу придется повернуть назад-

По всей округе сожжены амбары.

Стою один на каменной стене.

Давно привык, над крышами не страшно.

Иное дело – выжить в рукопашной

И бой закончить на чужом коне.

Бывает, ловко отведешь удар,

Уже другой свистит в лихом замахе.

И будь ты трижды млад иль трижды стар -

Живое тело под стальной рубахой.

И сильных протыкают ни за грош,

И слабых убивают в беспорядке.

Едва Марин "Аве" пропоешь,

Едва украдкой дух переведешь,

Глядишь, а смерть уже хватает пятки.

Дай Бог нам счастья. Горожане спят,

Луна идет – бессменный Стражник ночи.

Недавно кости выбросил на "пять",

И мне партнер несчастье напророчил.

Кому-то нужно города беречь.

Не стены – люди лучшая защита.

На будущей войне не все убиты,

Поскольку честно выкован мой меч.

Воспоминание второе

Да, девушка! И девушка была.

Стройна, конечно, неглупа, красива.

Я пил портвейн молдавского разлива,

Все остальное осень приплела:

Дожди, туманы, лунные глаза…

Прижала блажь. Откуда столько пыла?

Она меня за скромность не любила,

Но я себе ни в чем не отказал.

Всё помнится, цветы, Гоген, Амур,

Небрежный локон, тонкое колено.

Индийский чай, влечение… Но – чур!

Борюсь с похмельем, как топор с поленом.

Конец один: диплом. Работа. Муж.

Я избежал страдания и боя,

Кружил вокруг поэзии, женщин, луж

И ветра ждал, и неба под собою.

И блажь уже, казалось, позади -

Она внизу, спиной ко мне и птицам.

Еще Любовям суждено случиться,

Еще по жилам юность загудит.

Асфальт, фонарь, чуть начатая ночь -

Подлунной сцены скудное убранство.

Готов был даже Музу приволочь

И, как шарманщик маленькую дочь,

Заставить петь под окнами романсы.

Алексей Евтушенко - Избавление

Назад Дальше