Но вот уже в самое последнее время, у нас на глазах, англичане вновь вспомнили Англию "конца века", ту самую, о которой еще Ричард Олдингтон говорил: "Совсем другая и, однако, на удивление та же, в чем-то неправдоподобная, бесконечно далекая от нас, а во многом - такая близкая, до ужаса близкая, сегодняшняя Англия…" Ныне соотношение далеко - близко еще даже усугубилось. Почти столетняя проверка выявила, что, собственно, к нашим дням приблизилось, что - отдалилось. Стало видно, что не приметы прошлого приближаются, а развилось "современное", уже намечавшееся в "далеком". Поэтому картина прежней эпохи стала активно перестраиваться усилиями историков и критиков. Имена, несравненно уступавшие Уайльду и Киплингу в прижизненной популярности, вышли на первый план. Те, о ком тогда говорили разве что в литераторских кругах, причем преимущественно говорили - не читали, во веком случае, не читала публика, знавшая наизусть Киплинга, те, если судить по мнениям нам современной критики, вышли вдруг на первый план как фигуры более значительные. Но это, понятно, аберрация.
Как ни трудно в самом деле восстановить картину ушедшего времени с основными его приметами, одной ошибки все-таки можно избежать, надо только не путать в прошлом самого прошлого и - намеков на будущее. Это уже к нашему времени намеки выросли в общепонятные и общепризнанные высказывания, это время как бы "дописало", прояснило их для нас. Кроме того, оценки новейшей английской критики отличаются какой-то нарочитой противопоставленностью вкусам читателей. "Возрождая" старых, некогда не вполне понятых или непризнанных писателей, критика превозносит их "серьезность", "сознательно-рассчитанное мастерство", однако одаренности, настоящей творческой энергии нет в этих свойствах. Одаренности, которая в произведениях и Уайльда и Киплинга била через край. Конечно, десятки киплинговских книг под прессом лет сжались до одного-двух томов. Из того, что написано Уайльдом, отстоялась книга, которую даже трудно зачислить в какой-либо жанр, ее так и называют "Ум Уайльда". Но уж это в самом деле выдержало проверку нелегкую и - будет жить дальше.
Д. УРНОВ
ОСКАР УАЙЛЬД5
СТИХОТВОРЕНИЯ6
VITA NUOVA7
8
На берегу стоял я в час прилива,
Дождем летели брызги на меня,
И рдели блики гаснущего дня
На западе, и ветер выл тоскливо.К земле умчались чайки торопливо.
"Увы! - вскричал я. - Жизнь моя темна.
Ни колоска не даст мне, ни зерна
Лежащая в бесплодных корчах нива!"И был истерзан ветхий невод мой,
Но снова в море из последних сил
Его забросил я в душевной муке.И тут - о, чудо! - вдруг передо мной
В волнах возникли трепетные руки,
И я все беды прошлого забыл.
IMPRESSION DU MATIN9
10
Пейзаж был сине-золотой,
Но утром Темза серой стала;
Две баржи с сеном от причала
Отплыли; желтый и густойТуман с мостов стекал, как с гор,
И вдоль фасадов расползался;
Огромным пузырем казался
Повисший в воздухе собор.Потом, стряхнув ночную тишь,
Вдруг стало утро шевелиться;
Жизнь пробуждалась; даже птица
Запела на одной из крыш.А женщина, бледна, тускла,
Медлительными шла шагами
Под газовыми фонарями
И в сердце боль свою несла.
IMPRESSIONS11
12
1
LES SILHOUETTES13
Легли на гладь залива тени,
Угрюмый ветер рвет волну
И гонит по небу луну,
Как невесомый лист осенний.На гальке черною гравюрой -
Баркас; отчаянный матрос,
Вскарабкавшись на самый нос,
Хохочет над стихией хмурой.А где-то там, где стонет птица
В невероятной вышине,
На фоне неба, в тишине
Жнецов проходит вереница.
LA FUITE DE LA LUNE14
Над миром властвует дремота,
Лежит безмолвие вокруг,
Немым покоем скован луг,
Затихли рощи и болота.Лишь коростель, один в округе,
Тоскливо стонет и кричит,
И над холмом порой звучит
Ответный крик его подруги.Но вот, бледна, как неживая,
В испуге, что светлеет ночь,
Луна уходит с неба прочь,
Лицо в туманной мгле скрывая.
QUIA MULTUM АМАVI15
16
Когда священник пылкий, молодой
Из тайны тайн вкушает первый раз
Плоть Бога - узника гармонии святой -
И с хлебом пойло пьет, войдя в экстаз,Нет, даже он не в силах испытать,
Что было в ночь, когда глаза мои
Метались на тебе, и протоптать
Я пред тобой колени мог свои.О, если б я чуть меньше был влюблен
И если бы чуть больше был любим
В те дни, под звон веселья, ливня звон, -
Лакей Страданья - я не стал бы им.Но счастлив, что я так тебя любил,
Хоть голос боли до сих пор жесток.
Подумай, сколько сменится светил,
Чтоб сделать голубым один цветок.
МОЙ ГОЛОС
В наш суетливый, в наш тревожный век
Мы насладились жизнью - я и ты,
А ныне просто жалок наш ковчег,
Наш груз иссяк, и трюмы так пусты.Вот почему бледнее мертвеца
Я стал так рано, и от слезных рек
Сошла вся краска с юного лица,
И Гибель входит шторой в мой ночлег.Но для тебя вся жизнь в толпе людской -
Не более, чем прелесть лир, виол,
Иль гул уснувшей музыки морской, -
Ракушечное эхо вечных волн.
TAEDIUM VIТАЕ17
Ножами юность заколоть, ходить
В твоей ливрее, худший из веков,
Дать всякой мрази красть из тайников
И в петли женских прядей угодить, -
Да просто за конюшнями ходить
В лакеях у Фортуны! Не таков!
Все это жалче пенных гребешков,
Чертополошин: близко подходить
Не собираюсь к своре дураков,
Что, зло смеясь, пускают гнусный слух,
Меня не зная вовсе. Батраков
Приют - он лучше, чем возврат в тот сброд,
Охрипший в спорах, где мой белый дух
С грехом впервые целовался в рот.
ИСТИННОЕ ЗНАНИЕ18
Ты знаешь все. А я всерьез
Ищу - в какую почву сеять, -
Но ей милей пырей лелеять,
Без ливня и без ливня слез.Ты знаешь все. Я - слепота,
Я - немощь, сидя жду, как снова
Мне за последней мглой покрова
Впервые отопрут врата.Ты знаешь все. Слепец, увечность -
Я льщусь мечтой не жить напрасно,
Вот все, что знаю я прекрасно:
Опять мы встретимся, где вечность.
IMPRESSIONS19
1
LE JARDIN20
Увядшей лилии венец
На стебле тускло-золотом.
Мелькает голубь над прудом,
На буках - тлеющий багрец.Подсолнух львино-золотой
На пыльном стержне почернел,
Среди деревьев и омел
Кружится листьев мертвый рой.Слетают снегом лепестки
С молочно-белых бирючин.
Головки роз и георгин -
Как шелка алого клочки.
2
LАМЕR21
На вантах ледяной покров,
Морозный прах окутал нас.
Луна - как злобный львиный глаз
Под рыжей гривой облаков.Стоит угрюмый рулевой,
Как призрак, в сумраке седом,
А в кочегарке чад и гром,
Слепит машины блеск стальной.Свирепый шторм утих везде,
Но все вздымается простор;
Как рваный кружевной узор,
Желтеет пена на воде.
ДОМ ШЛЮХИ22
Мы услыхали танца вскрик,
Качнулся в небе лунный лик,
Плясали гости в доме шлюхи.И музыканты, захмелев,
Вертели Штрауса напев,
Порой звенели оплеухи.Как арабесковый кошмар
Роился танец странных пар,
За тканью штор скользили тени.Визжали скрипки, ныл фагот,
Кружился рваный хоровод,
Как черных листьев мельтешенье.Марионеток хриплый рой,
Расплывчатых скелетов строй
Во власти медленной кадрили.Две куклы из нелепых снов,
Как две фигурки из часов,
Игрушечно обнявшись, плыли.Зловещий, призрачный герой
Курил в раздумье, как живой,
У покосившейся веранды.Вдруг смех и брань оборвались,
Все чинно за руки взялись
Под звуки мерной сарабанды.И я сказал любви моей:
"Бал мертвецов среди огней,
Кружится пепел с пылью тленной!"Но ты, но ты ушла, смеясь,
Крикливой похотью пленясь,
И дверь захлопнулась мгновенно.Оркестр фальшивил все сильней,
Вальс фантастических теней
Стал прерываться. Гасли свечи…По длинной улице пустой
В тунике с золотой каймой
Заря несмело шла навстречу.
ПО ПОВОДУ ПРОДАЖИ С АУКЦИОНА ЛЮБОВНЫХ ПИСЕМ ДЖОНА КИТСА23
Вот письма, что писал Эндимион,24 -
Слова любви и нежные упреки,
Взволнованные, выцветшие строки,
Глумясь, распродает аукцион.Кристалл живого сердца раздроблен
Для торга без малейшей подоплеки.
Стук молотка, холодный и жестокий,
Звучит над ним как погребальный звон.Увы! не так ли было и вначале:
Придя средь ночи в фарисейский град,
Хитон делили несколько солдат,25Дрались и жребий яростно метали,
Не зная ни Того, Кто был распят,
Ни чуда Божья, ни Его печали.
СИМФОНИЯ В ЖЕЛТОМ26
Ползет, как желтый мотылек,
Высокий омнибус с моста,
Кругом прохожих суета -
Как мошки, вьются вдоль дорог.Покинув сумрачный причал,
Баржа уносит желтый стог.
Как шелка желтого поток,
Туман дома запеленал.И с желтых вязов листьев рой
У Темпла пасмурно шуршит,
Мерцает Темза, как нефрит,
Зеленоватой желтизной.
БАЛЛАДА РЕДИНГСКОЙ ТЮРЬМЫ27
1
Гвардейца красит алый цвет,
Да только не такой.
Он пролил красное вино
И кровь лилась рекой,
Когда любимую свою
Убил своей рукой.Он вышел на тюремный двор,
Одет в мышиный цвет,
Легко ступал он, словно шел
На партию в крикет,
Но боль была в его глазах,
Какой не видел свет.Но боль, какой не видел свет,
Плыла, как мгла из глаз,
Уставленных в клочок небес,
Оставленный для нас,
То синий и таинственный,
То серый без прикрас.Был час прогулки. Подышать
Нас вывели во двор.
Гадал я, глядя на него:
Вандал? Великий вор?
Вдруг слышу: "Вздернут молодца,
И кончен разговор".О боже! Стены, задрожав,
Распались на куски,
И небо пламенным венцом
Сдавило мне виски,
И сгинула моя тоска
В тени его тоски.Я понял, как был легок шаг -
Шаг жертвы - и каким
Гнетущим страхом он гоним,
Какой тоской томим:
Ведь он любимую убил,
И казнь вершат над ним.Любимых убивают все,
Но не кричат о том.
Издевкой, лестью, злом, добром,
Бесстыдством и стыдом,
Трус - поцелуем похитрей,
Смельчак - простым ножом.Любимых убивают все,
Казнят и стар и млад,
Отравой медленной поят
И Роскошь, и Разврат,
А Жалость - в ход пускает нож,
Стремительный, как взгляд.Любимых убивают все -
За радость и позор,
За слишком сильную любовь,
За равнодушный взор,
Все убивают - но не всем
Выносят приговор.Не всем постыдной смерти срок
Мученье назовет,
Не всем мешок закрыл глаза
И петля шею рвет,
Не всем - брыкаться в пустоте
Под барабанный счет.Не всем молчанье Сторожей -
Единственный ответ
На исступленную мольбу,
На исступленный бред,
А на свободу умереть -
Безжалостный запрет.Не всем, немея, увидать
Чудовищный мираж:
В могильно-белом Капеллан,
В могильно-черном Страж,
Судья с пергаментным лицом
Взошли на твой этаж.Не всем - тюремного Врача
Выдерживать осмотр.28
А Врач брезгливо тороплив
И безразлично бодр,
И кожаный диван в углу
Стоит как смертный одр.Не всем сухой песок тоски
Иссушит жаждой рот:
В садовничьих перчатках, прост,
Палач к тебе войдет,
Войдет - и поведет в ремнях,
И жажду изведет.Не всех при жизни отпоют.
Не всем при сем стоять.
Не всем, пред тем, как умереть,
От страха умирать.
Не всем, на смерть идя, свою
Могилу увидать.Не всех удушье захлестнет
Багровою волной,
Не всех предательски казнят
Под серою стеной,
Не всех Кайафа29 омочил
Отравленной слюной.
II
И шесть недель гвардеец ждал,
Одет в мышиный цвет,
Легко ступал он, словно шел
На партию в крикет,
Но боль была в его глазах,
Какой не видел свет.Но боль, какой не видел свет,
Плыла, как мгла из глаз,
Уставленных в клочок небес,
Оставленный для нас,
То розовый и радостный,
То серый без прикрас.Рук не ломал он, как иной
Глупец себя ведет,
Когда Отчаянье убьет
Надежды чахлый всход, -
Он тихим воздухом дышал,
Глядел на небосвод.Рук не ломал он, не рыдал,
Не плакал ни о чем,
Но воздух пил и свет ловил
Полураскрытым ртом,
Как будто луч лился из туч
Лекарственным вином.Мы в час прогулки на него
Смотрели, смущены,
И забывали, кем и как
Сюда заключены,
За что, насколько. Только мысль:
Его казнить должны.Мы холодели: он идет,
Как на игру в крикет.
Мы холодели: эта боль,
Какой не видел свет.
Мы холодели: в пустоту
Ступить ему чуть свет.В зеленых листьях дуб и вяз
Стоят весной, смеясь,
Но древо есть, где листьев несть,
И все ж, за разом раз,
Родится Плод, когда сгниет
Жизнь одного из нас.Сынов Земли всегда влекли
Известность и успех,
Но нашумевший больше всех,
Взлетевший выше всех
Висит в петле - и на Земле
Прощен не будет Грех.Весною пляшут на лугу
Пасту́шки, пастушки́,
Порою флейты им поют,
Порой поют смычки.
Но кто б из нас пустился в пляс
Под пение Пеньки?И мы дрожали за него
И в яви и во сне:
Нам жить и жить, ему - застыть
В тюремной вышине.
В какую тьму сойти ему?
В каком гореть огне?И вот однажды не пришел
Он на тюремный двор,
Что означало: утвержден
Ужасный приговор,
Что означало: мне его
Не встретить с этих пор.Два чёлна в бурю; две судьбы
Свел на мгновенье Рок.
Он молча шел, я рядом брел,
Но что сказать я мог?
Не в ночь святую мы сошлись,
А в день срамных тревог.Две обреченные души -
Над нами каркнул вран.
Бог исцеляющей рукой
Не тронул наших ран.
Нас Мир изгнал, нас Грех избрал
И кинул в свой капкан.
III
Тут камень тверд, и воздух сперт,
И в окнах - частый прут.
Глядел в глухой мешок двора
И смерти ждал он тут,
Где неусыпно сторожа
Жизнь Смертника блюдут.И лишь молчанье да надзор -
Единственный ответ
На исступленную мольбу,
На исступленный бред,
А на свободу умереть -
Безжалостный запрет.Продумали до мелочей
Постыдный ритуал.
"Смерть - натуральнейшая вещь", -
Тюремный врач сказал,
И для Убийцы капеллан
Из Библии читал.А тот курил, и пиво пил,
И пену с губ стирал,
И речь о каре и грехе
Презрением карал,
Как будто, жизнь теряя, он
Немногое терял.Он смерти ждал. И страж гадал,
Что́ происходит с ним.
Но он сидел, невозмутим,
И страж - невозмутим:
Был страж по должности молчун,
По службе нелюдим.А может, просто не нашлось
Ни сердца, ни руки,
Чтоб хоть чуть-чуть да разогнуть
Отчаянья тиски?
Но чья тоска так велика?
Чьи руки так крепки?Оравой ряженых во двор,
Понурясь, вышли мы.
Глупа, слепа - идет толпа
Подручных Князя Тьмы.
Рукой Судьбы обриты лбы
И лезвием тюрьмы.Мы тянем, треплем, вьем канат
И ногти в кровь дерем,
Проходим двор и коридор
С мочалом и с ведром,
Мы моем стекла, чистим жесть
И дерево скребем.Таскаем камни и мешки -
И льется пот ручьем,
Плетем и шьем, поем псалмы,
Лудим, паяем, жжем.
В таких трудах забылся страх,
Свернулся в нас клубком.Спал тихо Страх у нас в сердцах,
Нам было невдомек,
Что тает Срок и знает Рок,
Кого на смерть обрек.
И вдруг - могила во дворе
У самых наших ног.