И назначила свидание… в довольно тихом, безлюдном месте… Сказала: "Увидимся завтра в три у кладбища"… Да… Там есть уютный бар… куда я каждый раз захожу после похорон… Ночь напролет не спала, потому что любовь не признает возраста. Добралась до этого бара; сердце – как молоток. А он уже там, ждет, улыбается во весь рот… честное слово, я никогда не видела у человека столько зубов. Крокодил, да и только. Хотела съязвить: мол "Укуси меня, укуси"… Но промолчала. Сажусь, подходит официант: "Чего угодно, синьора… Вам и вашему сыну?" Я чуть сквозь землю не провалилась. Чего им нужно? Вечно лезут выяснять родственные связи. "Мне коньяк, а ему газированной воды и соску". Сказала, что плохо себя чувствую, и ушла домой.
Мужчина. В общем, погуляла!
Антония (по-прежнему к публике). Мой муж хотел сделать из нас свободную пару. И когда я ему, что называется, дала добро: "Иди, свободный пар, гуляй на свободе, сношайся с кем хочешь". Вы бы его видели!
Мужчина (к публике). Да! Ее слова о свободе буквально ошеломили меня. Жгучее чувство вины в ту же секунду пропало… Я был свободен!
Антония (к публике). Свободен! Только что не летал от счастья! Мне – в петлю лезть, а его распирало от любовных авантюр. Еще и делился со мной по секрету…
Myжчина. Ну знаешь… Сама то и дело клянчила: "Расскажи да расскажи". Вот я и делился.
Антония (мужу). Значит, я – мазохистка! (Вновь к публике.) В то время у него была связь – почти серьезная, почти настоящая связь – с девушкой лет двадцати семи. Умная, без предрассудков… как бы это сказать… Интеллектуалка из левых… демократка. Представили себе, да?
Мужчина. А почему с таким презрением?
Антония (мужу). Как можно издеваться над интеллектуалками? Напротив, мне оказали честь… Я повышала свой культурный уровень! (К публике.) Ей ужасно нравилось, как я готовлю… И ела она, будь здоров, уплетала за обе щеки, трескала, наворачивала! Как едят интеллектуалки, не ест больше никто!
Mужчина. А ты злая!
Антония (мужу). Да, я злая… У меня вся голова рогами заросла! Хоть злой побыть немного! (К публике.) Она его любила, но не как я, а по-своему, без собственничества. У нее самой одновременно был роман с другим мужчиной, который, в свою очередь, жил с другой женщиной, а та – другая женщина, была замужем за другим мужчиной, у которого, в свою очередь… Словом, бесконечная цепь свободных пар! Целая морока! А мой одновременно крутил шашни со школьницей… очень милая девчушка, сладкоежка… вечно с мороженым, даже зимой… Она ходила в школу, а он (с трудом сдерживая смех) помогал ей делать уроки.
Мужчина (к публике). Ой, ну это же было вроде игры; мы с этой девочкой просто играли!
Антония (к публике). Ага, играли. В прятки, под одеялом: ку-ку! три-четыре-пять, я иду искать! Сам же и рассказывал.
Мужчина. Знаешь, за что я люблю ее? За то, что сумасшедшая, непредсказуемая, за то, что капризничает, хохочет, плачет, плюется мороженым. С ней я чувствую себя сразу и мальчишкой и отцом…
Антония. Отец-одиночка!
Мужчина. Очень остроумно…
Антония (к публике). Я ему стала твердить: "Смотри, чтобы только не забеременела". А он: "Я-то смотрю, а вот когда она идет с другими, я же не могу стоять рядом проверять…" Она, дескать, возражает… (Мужу.) Что, скажешь – не так?
Мужчина. Все так. Хотя последние слова – это твоя очередная острота.
Антония (к публике). И вот однажды мой муж приходит ко мне и стыдливо говорит…
Мужчина. Слушай, тут по женской части… Сводила бы ты Пьерину…
Антония (к публике). А Пьерина – та самая девочка с мороженым…
Мужчина…к гинекологу, пусть ей поставит спираль… может, уговоришь ее… тебя она послушается…
Антония (мужу, уступая). Что ж… Делать нечего… Буду Пьерине заботливой мамой… Отведу ее к гинекологу, скажу: "Господин гинеколог, поставьте спираль невесте моего мужа". Главное, чтобы доктор тоже любил посмеяться, как мы с тобой.
Оба весело смеются секунду-другую; внезапно Антония прекращает смех.
Да я эту спираль тебе воткну! Будешь писать фейерверком! (Изображает рукой вертушку фейерверка.)
Мужчина (к публике). Вот, вот как она все воспринимает! Вот вам – свободная, демократическая семья. И это еще цветочки! (Жене.) Расскажи, расскажи, что ты отмочила!
Антония (к публике). Ну, с выдумкой у меня все в порядке… Я как раз открывала консервы… Помидоры очищенные в собственном соку. Большая железная банка на пять килограммов. И всю эту банку с помидорами надела ему на голову, аж до подбородка. (Весело смеется.) Так живописно! Прямо средневековый рыцарь в доспехах перед турниром. А на банке – этикетка помидорной фирмы, как будто эта фирма – спонсор турнира… Он, конечно, ничего не видит, не соображает… Тогда я схватила его руку и сунула ее в тостер, где поджаривался хлеб! (Хохочет.) Ха-ха-ха!..
Мужчина (к публике). До сих пор на руке шрамы. А была, как жареный бифштекс. Я потом неделю ходил с салатными листьями в кулаке… Чтоб не очень заметно… А крики, оскорбления – я же говорю: свободная, демократическая семья!
Антония (мужу). А ты чего хотел? (К публике.) Я и так добилась огромного прогресса в своем развитии… значительно продвинулась в сторону свободной любви. Но требовать, чтобы я, законная жена, кормила с ложечки его сопливых любовниц! (Мужу.) Должно же быть, наконец, чувство меры, какое-то уважение! (К публике.) Не пойму, что с ним стряслось. Раньше он был совсем другой… Он был мужчина… То есть нет, я ничего такого не хочу сказать… Но раньше он был мужчина как мужчина… Нормальный! А теперь – прямо осатанел! Будто скипидаром смазали! Только и делает, что ищет, ищет, высматривает! Рыскает по улицам, в дождь, в снег… Все одно! (Показывает, как ее муж озирается по сторонам, напряженно вглядываясь.) Утром, днем, вечером… То же самое! И шастает вот так. (Изображает его походку.) Агент КГБ! (Снова изображает его походку.) Это он попки ищет, понимаете? Попочки высматривает!
Мужчина (Антонии). Ну, знаешь! Хватит! Прекрати! Ради восторженных аплодисментов двух-трех фанатичек, которые всеми потрохами ненавидят мужчин, ты готова меня линчевать!
Антония. Ладно… Переборщила маленько… Из любви к парадоксам…
Мужчина. Ничего себе парадокс! Осмеяла, понимаешь, опозорила. Кто я теперь? Охотник за попками! Классический сексуальный террорист, неспособный даже на малейшее чувство… Дескать, одно на уме! Хотя со многими из них я общаюсь просто ради общения, а не обязательно в постели!
Антония. Здрасьте! Сам же вечно твердил: "Секс и только секс!"
Мужчина. Естественно! Если я тебе скажу, что главное между нами – чувство, ты вообще остервенеешь! (Уходит.)
Антония. Это правда. Ну переспал с кем-то – еще полбеды. Вот если у них чувство – тогда действительно невмоготу… Я пыталась ему объяснить, что у меня внутри какой-то глупый барьер (надевает юбку), что я не могу завести себе одновременно другого мужчину, "домашнего жениха"… Пыталась объяснить, но он будто не слышал и уговаривал меня добродушно и искренне, как старый друг.
Мужчина (выходит на сцену, встает за спиной Антонии и говорит с преувеличенным переживанием, словно в плохом кино). Если ты вдруг поняла, что я – не твой мужчина, начни новую жизнь. Найди себе настоящего мужа, ведь ты его заслуживаешь, ты – необыкновенная женщина!
Антония (к публике). Заграничное кино! (Мужу.) Нет, нет, прошу тебя… Это невозможно… Если я больше не нужна тебе – что ж, уходи… Пусть я останусь здесь… одна в доме… Так спокойнее.
Мужчина (к публике). Потом начинала рыдать и рвалась покончить с жизнью!
Женщина снова залезает на подоконник, прихватив пистолет.
Стой! Что еще ты придумала? Ну, пошевели мозгами, не сходи с ума! (В попытке удержать женщину, тянет ее за юбку, которая от этого сползает к ногам.)
Антония. А-а, хочу умереть в юбке! (Мужу.) Я хочу умереть! Не могу больше! (Рыдая.) Прости, что доставляю тебе столько волнений… Ты ни при чем… Я устала… Сил моих больше нет… Жизнь… политики… соседи… Я больше не могу… Брошусь из окна… брошусь… И одновременно застрелюсь!
Мужчина. Антония, одумайся! Попробуй взглянуть на вещи со стороны… Веди себя, наконец, как нормальный человек! (Уходит со сцены.)
Антония (слезая с подоконника, к публике). И настал день, когда наконец-то Антония повела себя, как нормальный человек. (Сняв юбку, бросает ее на диван; разговаривая, делает гимнастические упражнения.) Я переехала в эту квартиру. Я нашла себе работу. Это очень много значит – иметь работу… Целый день среди людей. И слезы больше не текут… Независимость… Свобода! Утром выхожу из дома, сажусь в красивый автобус и еду. А уж люди в автобусе! Толкаются, ругаются, трогают сзади, крадут кошельки! Но видеть рано поутру множество сердитых людей – сплошное блаженство и поддержка! Я перестала чувствовать себя одинокой страдалицей в этом мире. Но зато вечером… Вечером – хоть ложись да помирай. Телевизор, телевизор, реклама!.. Тогда я сказала сама себе: "Все! Хватит! Хочу жить!" В тот же вечер вышла из дома и отправилась добровольной помощницей в наш районный наркологический центр… Не сахар, конечно, но я сознавала себя полезной. От моего мужа…
На сцене появляется муж в плаще и длинном белом шарфе из шелка.
который, несмотря на свои бесконечные амуры, регулярно заходил ко мне дважды в день… подкрепиться… не ускользнула моя внутренняя свобода, раскованность. "С кем ты встречаешься? С кем познакомилась?"
Мужчина. Меня прежде всего удивило то, что ты перестала интересоваться моими… проблемами…
Антония (к публике). Зато он вдруг стал интересоваться моими: "Куда это ты собралась? С кем у тебя встреча?"
Мужчина (к публике). А она все отрицала и не признавалась!
Антония (мужу). Не то чтобы отрицала, скорее, уклонялась от ответа так же, как ты вначале… (К публике.) Просто не хотелось говорить, оно и понятно: муж есть муж. Но однажды набралась духу и заявила ему: "Знаешь, дорогой, я, кажется, нашла своего мужчину!"
Мужчина. Вот, значит, как! И кто же он?
Антония (к публике). …спросил мой муж и задергался, аж дыхание у него перехватило!
Мужчина (раздраженно жене). Задергаешься тут! Ошарашила меня прямо в лоб, и живот надулся…
Антония (к публике вполголоса). Да, забыла вам сказать… У моего мужа очень странная болезнь – называется "нервная аэрофагия". Стоит ему разволноваться, у него надувается живот, – я и в день нашей свадьбы ужасно боялась! – …надуется живот, и в тишине… потому что после его припадков обычно повисает такая неприятная тишина… И в тишине: пук!.. пук!..
Mужчина (со злостью швыряет на диван плащ, но шарф остается у него на плечах). Ну, давай, давай прослушаем этот забавный номер в стереофонической записи! (Поет.) Пук, пук, пук, пу-у-ук!
Антония (мужу). Остряк! Давай лучше сыграем для них всю сцену. Ты помнишь?
Мужчина. Да, мы играли в карты… Я сдавал.
Усаживаются за низкий стол; муж нервно тасует карты.
Антония. Первая реплика у меня. Там было так: "Знаешь, дорогой, я, кажется, нашла своего мужчину".
Мужчина. А-а! Приятно слышать… Честное слово, очень рад за тебя! (На нервной почве у него из рук выпадают карты.) Своего мужчину! Наконец-то! И кто же он? Чем занимается? (Подбирает карты.)
Антония. Ни за что не угадаешь… Во-первых, он не из нашего круга.
Мужчина. Ах, не из нашего? Тем лучше.
Антония. Он профессор… физик.
Мужчина (с плохо скрытым презрением). Преподает, что ли? И то дело!
Антония. А вот этого не надо! Потому что он заведует кафедрой в пизанском университете.
Мужчина. Доцент, значит? Подумать только!
Антония. И кроме того, ведет научную работу в Евратоме – это центр европейских атомных исследований.
Мужчина. Атомных? (Роняет карты, собирает и сдает.) Ну и деятель… Небось, заставил тебя подписать воззвание в поддержку атомных электростанций.
Антония. Вовсе нет. Он против атомных электростанций во всем мире. От них, говорит, большая опасность. И заявляет политический протест. А веселый! С ума сойти! Еще я узнала невероятную вещь: его выдвинули на Нобелевскую премию… Крыто!
Мужчина. Любовник моей жены – без пяти минут Нобелевский лауреат!.. Мозги, стало быть, варят!
Антония. Я, честно говоря, не разбираюсь… Да уж наверное, варят… Он такой – ходячие мозги.
Мужчина. Хорошо, когда в семье гений. Большая честь!
Антония. От этой чести нижняя губа у него отвисла на три сантиметра – нервный паралич – и висела так три дня.
Мужчина (в большом смущении). Прости за нескромный вопрос… Вы уже были… вместе?… Я хочу сказать… У вас уже что-то было?
Антония (к публике). Мой лишенный предрассудков, раскованный муж, "свободный пар", задал этот вопрос, и у него снова началось: пук… пук…
Мужчина (раздраженно). Ну хватит подробностей! Отвечай!
Антония. Я бы тебе ответила – "да". Но на самом деле – нет!
Мужчина (с нескрываемым удовлетворением). Никакой любви? Почему? Что-нибудь не так?
Антония. Да нет, вроде все так… У меня и желание есть, только я не готова. Он все прекрасно понял…
Мужчина. Понял? Что понял?
Антония. Что я не готова. Он сказал: "Эурения…"
Мужчина (с издевкой). Эурения? Разве ты уже не Антония?
Антония. Нет, я еще Антония, пока… Но он зовет меня Эурения… Есть такая частица плутония… Он же физик… Он не станет называть меня "рыбкой", как какой-нибудь водопроводчик.
Мужчина. А водопроводчики называют тебя рыбкой?!
Антония. Да нет же! Я к тому, что он не говорит банальностей, как ты… Как я… "Эурения, наши чувства друг к другу слишком глубоки, чтобы ими бросаться… Нам с тобой нужен размах, нам нужен полет".
Мужчина (подавленно). Значит, у вас серьезно с этим, атомным…
Антония. Выходит, серьезно. А что? По-твоему, лучше хиханьки да хаханьки?
Мужчина (спокойно и рассудительно). Ну почему? Я же сам тебе советовал… сам учил, как поступать. Я тоже просвещенный человек с понятием, демократ… (Потеряв самообладание, испускает чудовищный вопль.) А-а-а-а! Я – ублюдок! Смотри: вспотел весь! Типичный козел с одной извилиной!
Антония. Видишь ли… Свободная супружеская пара имеет свои неудобства: она должна быть открыта лишь с той стороны, где мужчина! (С трудом сдерживает смех.) Потому что если "свободную пару" открыть с обеих сторон, будет страшный сквозняк! (От души хохочет.)
Мужчина. То-то и оно. Все меня устраивает, пока я сам тебя унижаю, оскорбляю, использую и выбрасываю. Но ты никому не должна достаться! И если какой-нибудь мерзавец заметит, что твоя жена, хоть ее и выбросили, еще вполне привлекательна, положит на нее глаз и станет искать ее любви, тут можно вообще свихнуться! А если еще окажется, что у него награды и премии, что он весел и остроумен, к тому же большой демократ…
Антония. Да не убивайся ты…
Мужчина. О, Господи! Не хватало только, чтобы он играл на гитаре и пел в стиле "рок"!
Антония (после паузы, ошеломленно). Как, ты его знаешь?
Мужчина. Кого знаю?
Антония. Альдо, профессора… Ты шпионил за мной!
Мужчина. Шпионил? Чего ты болтаешь?
Антония. Откуда же тебе известно, что он играет на гитаре и поет "рок"?
Мужчина (потрясенный). А что… Он играет на гитаре и поет "рок"?
Антония. Ну да. Кто тебе сказал?
Мужчина. Никто. Я сам это сказал, случайно… наугад… И выходит, попал в точку? Но, черт подери! Атомный физик – поет! А мне медведь на ухо наступил! (С иронией.) Однако… Атомный физик, в солидном возрасте, и подражает Майклу Джексону…
Антония. Что значит – в возрасте? Ему тридцать восемь… На десять лет моложе тебя. И никакому Джексону он не подражает. У него свой собственный стиль… На рояле играет, как ангел, а голосом изображает трубу… И на гитаре может… и бесподобно имитирует американскую речь (напевает, подражая Армстронгу). Ай-ю-ша-ну-дан-олд-герл-ай-май-дринк…
Мужчина. Ах, вот как? Американскую речь имитирует… Доцент, значит… Профессор… Компьютер… Атомная частица… Эта-бета!..
Антония. И музыку сочиняет…
Мужчина. А я как раз хотел спросить: может, он еще и музыку сочиняет? А он как раз сочиняет!
Антония. Да. Музыку и слова… У него есть очень известные песни. (Смущаясь.) Одну посвятил мне. Ой, какая песня!.. Я бы спела, но петь мужу песню, которую сочинил в мою честь любовник… Ни за что! Мы лучше по-другому сделаем. (Включает магнитофон.) Песня – шикарная! Вот послушай!..
Мужской голос поет:
Не успел набрать я до конца
Номер моего желания,
Как ослеп от твоего лица -
Ты возникла на моем экране.
Мои глаза тебя увидели
Посреди постели.
И все мои предохранители -
Oh, yes!
К черту полетели!
Мужчина. Хорошая песня. Похоже, ее не профессор написал, а телефонный мастер…
Антония (довольная). Ха-ха-ха! Это потому, что номер… и предохранители. Ты прав. Мне и в голову не приходило. Я ему обязательно скажу, когда увижу!
Мужчина (напряженно). А ты его когда увидишь?
Антония. Скоро уже, за обедом.
Мужчина. За обедом? Уже? (Нервно грызет ногти.)
Антония. Ага. Мы с ним вместе проводим выходные. Так что извини, дорогой, у меня всего час на одевание. (Уходит в ванную.)
Мужчина. Вот это да! Но если он тебе так жутко дорог, если тебе с ним так хорошо, чего ж ты не уйдешь к нему насовсем?
Антония (из ванной). Нет, нет, только не это… Снова связать свою жизнь с мужчиной? Никогда больше не повторю такой глупости.
Мужчина. Даже если… Я к слову… Даже если я сам тебе посоветую?
Антония. Никогда! Слишком много мучений. (Выглядывает из ванной наполовину одетая.) А ты чего нервничаешь? Целый час ногти грызешь. Гляди, полпальца отгрыз, родной ты мой… Выпей водочки, полегчает… (Возвращается в ванную.)
Мужчина. Гадость.
Антония (из ванной). Что, водка – гадость?
Мужчина. Нет, водка – хорошая. Гадость – это я про самого себя. (Наливает себе водки.) Сам ведь хотел… Сам предложил тебе жить открытой, свободной парой. Теперь поздно. Не могу же я теперь требовать, чтобы ты пошла на попятную, потому что мне, видите ли, не нравится. Распоряжаться собственной жизнью – твое священное право! (Про себя.) Боже, какую чушь я несу! (Обращаясь к Антонии.) Но ведь тебя всегда тошнило от рок-музыки! Ты же говорила, что эта музыка – для дебилов и психопатов. При первых же звуках – "бум-бам-дрынь-дум-дам-падам-бум"! – у тебя сводило живот! Разве не так?