- Это приятно; знаешь, по крайней мере, как поступать. Генерал и молодой человек окончили завтрак и принялись за десерт, когда в столовую вошел сержант Ларутин.
- Что нового, Ларутин? - спросил генерал.
- Комендант форта приказал мне сказать, доложить вам, что авангард виднеется вдали, среди облака серой пыли.
- Очень хорошо, - сказал генерал, - войско еще настолько далеко, что мы успеем напиться кофе.
- Совершенно справедливо.
- Прикажи подать нам его, а сам ступай наблюдать за приближением колонны.
- Буду стоять смирно, без сравнения, как версальские монументы на своих кривых ногах.
- Хорошо, ступай.
- Слушаю, - ответил сержант и вышел, убежденный в том, что говорит самым изысканным языком версальских щеголей.
Через десять минут генерал встал и отправился вместе с Шарлем на крепостной вал.
- Теперь нам уже нечего опасаться какой-нибудь неожиданности, - сказал Шарль.
- Почему? - спросил генерал.
- Теперь по всему лесу рассеяны наши дикари.
- Вы их видите?
- Нет, но угадываю их присутствие по запаху, - отвечал охотник, смеясь.
- Их можно узнать издалека, - сказал генерал.
- Да, они предпочитают медвежий жир мускусу.
Авангард был уже не далее ружейного выстрела, барабанщики били дробь; тамбурины и флейты не отставали; в результате получался страшный шум.
- Чего не сделаешь с этими молодцами, - сказал генерал. - Будь у меня их не несколько человек, а двадцать пять тысяч, я бы всех англичан побросал в море.
- Да, молодцы ребята, - с убеждением подтвердил Шарль.
Впереди авангарда выступали Бесследный и Мишель Белюмер, служившие армии проводниками.
- Спустимся и пойдем навстречу друзьям.
В нескольких шагах от гласиса авангард остановился.
- Пароль! - крикнул генерал.
- Франция! - отвечал Бугенвиль, в то время капитан сухопутного войска, а впоследствии один из знаменитейших моряков французского флота.
- Какой полк? - продолжал генерал.
- Армия Новой Франции на пути к славе, - отвечал Бугенвиль.
- Милости просим, господа; вас ожидают с нетерпением.
- Да здравствует генерал! - закричали в один голос солдаты.
Войска были размещены в укрепленном лагере, приготовленном для них.
Офицеры пришли к генералу, и шевалье де Леви, которому главнокомандующий поручил начальство над армией, прочел свой рапорт.
Все обстояло благополучно, солдаты и милиционеры были полны ревности, гуроны отлично исполняли обязанности разведчиков, несколько английских шпионов было поймано и убито; подвигались вперед медленно, потому что солдаты должны были пролагать себе дорогу с топором в руках; быстрины и пороги задерживали марш, так как военные запасы и провиант приходилось постоянно разгружать и снова нагружать. Бесследный и Белюмер чрезвычайно искусно провели колонну по самому кратчайшему пути; оба вождя отлучились на некоторое время для исполнения поручения, данного им главнокомандующим.
В этом месте рапорта генерал тонко улыбнулся.
Вместо себя Бесследный оставил весьма искусного проводника, который отлично вел армию.
Дикари, находившиеся под начальством Тареа, прекрасно выполняли свою обязанность разведчиков.
- Итак, все идет хорошо! - сказал генерал.
- Как нельзя лучше.
- Вас ожидали с нетерпением, теперь можно открыть действия.
- Когда вам будет угодно; мы готовы, я даже прибавлю, что чем скорее, тем лучше.
- Я не заставлю вас терять времени, мой план готов, и с Божьей помощью мы выполним его, разобьем этих тщеславных островитян, воображающих, что мы испугаемся их многочисленности; сегодня вечером, любезнейший бригадир, вы созовете в девять часов военный совет, а завтра мы выступаем.
- Вот и отлично, генерал; эта весть приведет войска в восторг.
Ровно в девять часов члены военного совета были в сборе; генерал сообщил присутствующим составленный им план кампании и спросил их мнение; совет единогласно одобрил меры, принятые главнокомандующим.
Выступление было назначено на четыре часа утра, идти было велено быстро и, главное, в полном молчании, чтобы застигнуть неприятеля врасплох.
Вот меры, которые генерал принял, покидая Канаду.
Общий план операций французской армии в войне 1756 года был очень прост: держаться в оборонительном положении, сделать несколько переходов и овладеть фортом Шуежен, называемым также Освего.
В Карильоне был устроен лагерь, чтобы оттуда наблюдать за англичанами и сдерживать английскую армию, которая должна была выйти из форта Эдуарда и направиться к озеру Чамплен. Чтобы обмануть неприятеля, Монкальм, перед отправлением в форт Фронтенак, оставил в Карильоне Леви с тремя тысячами против восьми тысяч графа Лондона.
Леви делал частые вылазки и, казалось, был постоянно готов перейти к серьезному наступлению; он не давал англичанам ни минуты отдыха; французы были в постоянном движении и часто рассыпались в разные стороны.
Англичане не могли никуда двинуться, не чувствуя французов за собой.
Англичане были так заняты этими маневрами, находились под таким неотступным надзором, что не имели возможности ни предпринять что-либо против Леви, ни послать подкрепление в форт Шуежен.
Между тем как Леви дразнил таким образом англичан, Монкальм шел из Фронтенака в Шуежен.
По приказанию главнокомандующего граф Меренвиль составил в Фронтенаке трехтысячный корпус из солдат, милиционеров и гуронов; главное назначение этого корпуса было застать врасплох Шуежен.
Если бы удалось взять эту неровную позицию англичан, их таким образом отодвинули бы к бассейну Гудзона, что было бы чрезвычайно выгодно для Новой Франции.
Укрепления Шуежен состояли из фортов Освего, Онтарио и Св. Георгия.
Американские крепости вовсе не походили на европейские.
Они были первоначально выстроены для защиты от краснокожих и для предупреждения их вторжений в плантации, города и селения колонии.
Эти форты были по необходимости плохо выстроены и дурно расположены; окрестные высоты господствовали над ними; стены имели всего два фута толщины, не было ни рвов, ни закрытых ходов.
Подобных укреплений было достаточно, когда приходилось иметь дело с краснокожими или с войсками без артиллерии, но в настоящее время значительные силы англичан и их артиллерия заставляли совершенно изменить систему, которой придерживались до тех пор, и повести иначе оборону границ.
Тремя вышеозначенными фортами командовал заслуженный английский полковник Мерсер; под его начальством было тысяча восемьсот человек.
Французы переправились через Онтарио 10 августа 1756 года и высадились в полумиле от форта Онтарио.
Полковник Бурламак, которому было поручено ведение осады, не терял ни минуты и смело заложил траншею в восьмидесяти саженях от крепости.
Нападение было так неожиданно, что англичане продержались всего три дня и 13 августа принуждены были поспешно очистить форт Онтарио, который был немедленно занят французскими войсками под начальством Бурламака.
Кампания открылась прекрасно; солдаты горели воинственным жаром.
Но главное все еще оставалось впереди.
Главнокомандующий разговаривал с некоторыми из высших офицеров о перипетиях ожесточенной борьбы, которую в продолжении трех дней, не останавливаясь ни на минуту, с одинаковым упорством, но не одинаковым счастьем, вели между собой исконные враги - французы и англичане, когда в комнату вошел Шарль Лебо; он думал, что застанет главнокомандующего одного; остановившись на пороге, молодой человек сделал движение, как бы собираясь уйти.
- Что вы делаете, черт возьми! - закричал генерал. - Вы уходите в ту самую минуту, когда я собирался послать за вами; вы здесь, во всяком случае, не лишний; все эти господа знают вас и уважают.
- Конечно, вы свой между нами, - поспешно сказал Меренвиль.
- Слишком много чести для меня, граф.
- Не скромничайте, - сказал генерал, смеясь, - что вы собирались сообщить мне?
- Я пришел передать вам известие, которое, я уверен, огорчит вас.
- Что такое? Скажите скорей!
- Полковник Мерсер убит наповал при последнем приступе на Онтарио.
- Вы не могли принести более грустного известия, полковник Мерсер был храбрый, заслуженный офицер; о его смерти будут очень жалеть в Англии. Где он? Надеюсь, его тело не оставили на месте битвы?
- Нет, генерал, я стоял рядом с ним, когда его убили; я завернул его в английское знамя и велел четырем гренадерам перенести его в квартиру, которую он занимал в Онтарио, когда командовал фортом.
- Благодарю вас за ваше распоряжение; по окончании всего мы похороним полковника, как он того достоин; вы, говорят, дрались как дьявол.
- Я исполнял долг француза и солдата, генерал.
- Вот странный адвокат парижского суда; не скоро найдешь второго такого, как вы.
- Что делать, генерал, здесь понимают только язык ружья; я делаю так же, как другие.
- И часто лучше других, - ласково сказал генерал. - Кстати, я вспомнил: мне надо было о чем-то попросить вас.
- О чем же?
- Мне хотелось бы, чтобы вы удостоверились, проходим ли брод, о котором мы говорили.
- Я уже сделал это и именно по этому поводу пришел поговорить с вами…
- Говорите, но прежде всего выпейте глоток пунша; чокнитесь со мной и с этими господами.
- С величайшим удовольствием.
- Хорошо; теперь мы вас слушаем.
- Когда форт Онтарио был очищен от неприятеля, мне пришло в голову осмотреть брод; он слишком глубок, вода стоит высоко, но канадцы и гуроны - те и другие хорошие пловцы - совершат переход шутя, особенно если поведу я, вполне знающий дорогу.
- Я полковник милиции и, с разрешения главнокомандующего, пойду за вами, г-н Лебо, вместе с моими канадцами.
- Позвольте ему договорить до конца, кузен; я знаю его и думаю, что он сберег нам под конец какой-нибудь сюрприз, какой он один в состоянии придумать.
- Весьма возможно, генерал, - сказал Шарль с тонкой улыбкой.
- Продолжай же, мой друг.
- Благополучно перебравшись на другую сторону, я вздумал осмотреть окрестности фортов Освего и Св. Георгия; смеркалось, англичанам было не до того, я был слишком далеко, чтобы меня могли видеть; я заметил, что над обоими фортами господствуют высоты, которые при соблюдении некоторых предосторожностей легко было бы занять ночью; здесь можно было бы установить батарею и открыть из нее огонь в удобную минуту.
- Какого вы мнения об этом плане? - спросил главнокомандующий, обращаясь к Бурламаку.
- План г-на Лебо приводит меня в восторг, он истинный стратег; многим офицерам, состарившимся под ружьем, далеко до него; позвольте вашу руку, молодой человек, я буду счастлив пожать ее.
Полковник и охотник обменялись горячим рукопожатием.
- Но как переправить артиллерию? - спросил генерал. - Нам необходимо по крайней мере двенадцать орудий для успешной бомбардировки обоих фортов.
- Не беспокойтесь об этом, генерал; орудия можно перевезти на пирогах; предоставьте это мне; мы взберемся на высоту сзади, чтобы нас не видали.
- Отлично, вы все обдумали.
- Сколько канониров берете вы с собой?
- По четыре для каждого орудия; но не беспокойтесь, все они плавают, как тюлени.
- В таком случае все обойдется прекрасно; луна заходит в половине двенадцатого и, если вам угодно, генерал, мы выступаем в полночь, это даст нам возможность поставить орудия в лодки.
- Итак, вы решились попытать счастья? - спросил генерал, улыбаясь.
- Конечно; г-н Лебо предлагает вам быструю победу, возможность сразу уничтожить неприятеля.
- Я знаю это, - сказал главнокомандующий, пожимая руку молодого человека, - но наши счеты не сведены, и я надеюсь расплатиться с нашим другом к его удовольствию, - прибавил он с загадочной улыбкой, понятной одному только Лебо.
- Когда же мы выступим? - спросил Меренвиль.
- В четыре часа утра я буду готов к вашим услугам.
- Хорошо.
- Только с разрешения главнокомандующего я возьму с собой гуронов, они пойдут впереди, будут наблюдать за англичанами и помогут установить батарею.
- Все обдумано, я отвечаю за успех, - сказал полковник, потирая руки.
- Я буду иметь честь сопровождать вас, господа; вероятно, у моего друга найдется пирога для меня.
- Пирог достаточно, генерал; разве вы забыли, что комендант Фронтенало должен завтра утром прислать пироги, которые вы велели собрать несколько дней тому назад; да и здесь у нас пирог достаточно для переправы более полутора тысяч человек.
- Это верно, я не хочу задерживать вас долее, господа; каждому из вас предстоит еще много дела сегодня ночью; прощайте, желаю вам успеха; Лебо, останьтесь, мне надо сказать вам несколько слов.
- К вашим услугам, генерал. Офицеры простились и разошлись.
Оставшись наедине с охотником, главнокомандующий сказал ему самым ласковым тоном.
- Я, право, не знаю, как смотреть на вас; вы странный человек; вы все знаете, все угадываете, умеете вести войну лучше нас всех; полковник Бурламак сказал совершенно справедливо, что честь победы будет принадлежать вам.
- Вы смеетесь надо мной, генерал; я не более как простой охотник.
- Рассказывайте… знаем мы вас! Я вас люблю с каждым днем больше; поцелуйте меня и всегда рассчитывайте на меня, как на самого преданного друга. Обещаю вам устроить ваше счастье.
- Вы слишком добры, генерал, вы меня балуете.
- Та-та-та! - нараспев произнес генерал. - Увидите, что мой план удастся; кстати, надо же наконец передать вам ваше письмо.
- Сохраните его у себя до нашего возвращения в Квебек; на что оно мне теперь, мне даже некогда будет прочесть его.
- Да, правда, у вас есть другие заботы, особенно теперь; однако покойной ночи, желаю вам удачи.
- Приложу все свое старание.
- В таком случае я спокоен. Итак, до завтра.
- До завтра, генерал.
Пожав друг другу руки, генерал и охотник расстались.
Шарль Лебо тотчас же отправился отыскивать Бесследного и Тареа, с которыми ему необходимо было переговорить для устранения всяких недоразумений, тем более, что надо было спешить.
Оставалось не более двух часов для того, чтобы сделать все распоряжения и установить орудия в пироги, а это было нелегким делом; к счастью, канониры привыкли к подобным переправам и умели взяться за дело.
Ровно в полночь Шарль Лебо был на своем посту вместе с полковником Бурламаком.
Все было в порядке, и люди готовы к выступлению.
- Вот и я, - сказал охотник полковнику, - мы выступим, когда вам будет угодно.
- Выступим сейчас, если вы ничего не имеете против этого.
- Ровно ничего; я попрошу у вас только позволения передать ваши приказания краснокожим и канадцам в лодках таким способом, который не мог бы возбудить подозрения англичан, хотя бы они и услыхали мой голос.
- Поступайте как заблагорассудится, - сказал полковник, спускаясь в одну из пирог, - теперь нас ничто не удерживает; канониры у своих орудий, я предпочел иметь их под рукой.
- Действительно, это лучше.
Несмотря на непроницаемый мрак, царствовавший в эту минуту, Шарль, казалось, видел так же хорошо, как днем; он бросил взгляд вокруг себя и, подражая в совершенстве крику шакала, бросился в воду; краснокожие, ожидавшие только этого сигнала, тотчас последовали примеру охотника.
Не слышно было ни малейшего шума; на реке царствовала полная тишина, только изредка нарушаемая пронзительным криком совы, песца или бурого медведя.
Сурикэ плыл впереди, показывая дорогу и препятствия, которые надо было избежать; все было отлично устроено, чтобы не возбудить опасений неприятеля; действительно, англичане ничего не подозревали, тем более что крики животных раздавались вокруг них каждую ночь и они привыкли к ним.
Переправа вплавь продолжалась пять часов; правда, пришлось сделать большой крюк, чтобы не быть замеченным из фортов.
Возвышенность была такова, какою описал ее Шарль Лебо; полковник Бурламак сиял и приказал тотчас же приступить к работам.
Видя всех за делом, охотник простился с полковником, пожавшим ему руку, и вернулся в форт Онтарио, оставив в Освего Бесследного и Тареа.
Граф Меренвиль и его милиционеры не заставили себя ждать.
На этот раз предстояло трудное и опасное дело; надо было переправиться через реку и силой прервать сообщение между фортами Освего и Св. Георгия; день занимался, пловцов нельзя было не заметить, но переправа была невелика, и решено было направиться прямо к фортам.
Граф Меренвиль дал знак, и солдаты храбро пошли в воду; единственною возможною предосторожностью было сохранение глубокого молчания.
Как и в первый раз, Сурикэ плыл впереди, но не удалялся от графа, за которым наблюдал неотступно, зная, что граф плохо плавает. Меренвиль мог бы сесть в пирогу, но он желал дать пример своим милиционерам. В продолжение двух третей пути все шло благополучно, но потом граф начал утомляться; охотник, не спускавший глаз с графа, быстро подплыл к нему и принудил его опереться о свое плечо, что значительно помогло Меренвилю, уже изнемогавшему от усталости.
- Оставьте меня, - сказал Меренвиль, - я утомляю вас и не в силах далее плыть, оставьте меня!
- Что вы! - энергично воскликнул Шарль. - Мы спасемся или умрем вместе. Мужайтесь!
- Мужества у меня довольно, но сил не хватает, - отвечал Меренвиль.
- Мужайтесь, - снова повторил молодой человек, - еще десять минут, и мы на берегу.
Но силы покидали графа, он дышал прерывисто, ничего не видел и не слышал. Еще несколько минут, и граф погиб бы.
- Нет, ей-богу! Я спасу его во что бы то ни стало! - вскричал молодой человек.
Он нырнул под графа и взвалил его к себе на плечи; совершенно машинально, инстинктивным движением граф, уже потерявший сознание, ухватился за длинные волосы охотника и держался за них с ужасающей энергией.
- Ну, слава Богу! - радостно сказал охотник. - Он спасен. Я доплыву с ним так до Луисбурга.
Случай помог молодому человеку: голова графа находилась вне воды, сознание мало-помалу вернулось к нему. Он начал понимать происходившее вокруг него. Таким образом Меренвиль достиг противоположного берега.
Завязавшаяся со всех сторон перестрелка возвратила ему всю энергию, он вскочил на ноги.
- Я вам обязан жизнью, - сказал он тронутым голосом охотнику, - я никогда не забуду этого, г-н Лебо, благодарю вас от имени моей жены и детей, без вас я утонул бы. - Он пожал руку молодому человеку.
Битва разгорелась; англичане делали гигантские усилия, чтобы восстановить сообщение между фортами, прерванное канадцами.
Вдруг канадцы и краснокожие испустили радостный крик и удвоили рвение.
Река была покрыта пирогами, наполненными солдатами.
Главнокомандующий подошел с 1200 свежего войска.
В ту же самую минуту полковник Бурламак из двухзамаскированных батарей открыл внезапно ужасный и меткий огонь по фортам Освего и Св. Георгия.
Англичане остолбенели.
Было десять часов утра.