"Военные действия должны были начаться осадой Луисбурга, который считался ключом Канады; как скоро неприятелю удалось бы взять Луисбург, наше сообщение с Францией было бы прервано, неприятель мог закрыть нам все внешние пути сообщения.
Ясно, как важно было для нас сохранить этот пункт".
Таково было политическое и военное положение воюющих сторон при открытии кампании.
Однажды утром Мрачный Взгляд, который, как большинство лесных охотников, предпочитал проводить ночи на воздухе, вместо того чтобы ночевать в форте, разводил огонь, собираясь заняться приготовлением своего скромного завтрака, как вдруг услыхал лошадиный топот.
Охотник подвинул к себе ружье и после этой предосторожности стал продолжать приготовление завтрака.
Лошадиный топот быстро приближался; вскоре всадник на довольно хорошей, дорогой лошади въехал на лужайку, которая служила охотнику бивуаком; она была расположена на берегу реки, прозрачные, чистые воды которой, весело журча, бежали по каменистому дну.
- Доброе утро, охотник! - сказал новоприбывший, останавливая лошадь.
Охотник вздрогнул: голос показался ему знакомым; он быстро обернулся.
- Ивон! - вскричал он с удивлением.
- Г-н де Вилен! - вскричал в свою очередь всадник.
- Ей-богу, - сказал, смеясь, охотник, - вот странная встреча! Где тебя носил черт?
- Видите, граф, я не пропал.
- Зови меня Мрачный Взгляд, ты этим мне доставишь удовольствие - мы в пустыне.
- Как вам угодно, граф.
- Как?
- Извините, опять забыл.
- Что ты хотел сказать?
Но в эту минуту, как Жак Дусе, которого читатель, конечно, узнал, собирался отвечать, поблизости раздались выстрелы в разных направлениях; кусты без шума раздвинулись, и в двух шагах от всадника показался раскрашенный и вооруженный индеец.
- О! - воскликнул Жак Дусе, испугавшись, хотя Ивон, как мы уже говорили, не был трусом.
- Не обращай внимания, - сказал Мрачный Взгляд, - это не враг, а друг.
- Тем лучше, - возразил Жак.
- Добро пожаловать, - обратился охотник к индейцу, - садитесь к огню, и ты также; надеюсь, ты не торопишься?
- Нет, - отвечал всадник.
С этими словами он слез с коня, спутал ему ноги, разнуздал и задал корму; в ту же минуту с двух сторон в лощине показались два лесных охотника; это были Сурикэ и Бесследный, первый нес на плече убитую лань, второй - застреленного дикого гуся.
Они сбросили сваю добычу на землю у ног Мрачного Взгляда и дружески пожали ему руку, потом сели к огню рядом с индейцем.
- О! Мы отлично позавтракаем, - сказал, смеясь, Мрачный Взгляд, - у самого главнокомандующего не будет такого завтрака.
- Очень может быть, - сказал Сурикэ.
- Однако помогите же мне, лентяи, - продолжал со смехом Мрачный Взгляд, - иначе мы никогда не кончим, у меня есть отличный картофель, бутылка коньяку и немного "пеммикану", это говядина в порошке.
Здесь следует упомянуть, что картофель, тогда еще не известный во Франции, уже давно вошел в употребление в Америке и пользовался особенным предпочтением у лесных охотников.
- А у меня, - сказал Жак Дусе, которого Мрачный Взгляд представил под именем Ивона, - у меня есть морские сухари, отличный кофе, английский сыр и мех с вином.
- Так это уже не завтрак, а настоящий Валтасаров пир, - воскликнул Мрачный Взгляд, смеясь.
- Настоящий пир, - подтвердил Сурикэ, улыбаясь. Не прошло и часа, как приготовления были окончены и все сели за стол, т. е. каждый сел на траву, взял тарелку в одну руку, вилку в другую, и таким образом стол оказался накрытым.
Все ели с тем прекрасным аппетитом, который приобретается в пустыне; мех переходил из рук в руки, всякий считал долгом к нему приложиться, за исключением Тареа, который никогда не брал в рот спиртных напитков.
Когда голод был утолен, пирующие зажгли трубки и принялись за кофе.
Еще задолго до Людовика XV охотники Нового Света привыкли прибавлять коньяк к кофе, с той только разницей, что они его не зажигали и не называли "глория".
Когда густое облако табачного дыма окутало охотников, разговор сделался живее.
- Что нового? - спросил Мрачный Взгляд.
- Ничего не знаю, - сказал Сурикэ.
- Я ничего не видал, - сказал Бесследный.
- Где же Белюмер? - спросил Сурикэ.
- Старик пожелал остаться в Эдуарде, - сказал индейский вождь.
- У него на это есть свои причины, - возразил Сурикэ, - не будем ему мешать.
- Итак, все спокойно?
- Слишком спокойно, прислушайся, все молчит, - сказал Тареа.
- Вождь прав, это та тишина, которая предшествует буре.
- И я так думаю, - заметил Сурикэ.
- Так и должно быть, - прибавил Бесследный.
- Гм! - пробормотал Мрачный Взгляд, обращаясь к Жаку Дусе. - Кстати, товарищ, вы еще мне не рассказали, почему я вас встречаю так далеко от Квебека.
Бретонец медлил с ответом и оглядывался кругом.
- Вы не только можете ответить на этот вопрос, но и сообщить мне величайшие тайны в присутствии моих друзей, у нас нет тайн друг от друга, они мне преданы, я им отвечаю тем же; ни одно слово из того, что вы скажете, не выйдет отсюда без вашего позволения.
- Это другое дело.
- Что же нового в Квебеке?
- Есть и кое-что новое.
- Гм! А почему вы так удалились от места вашей деятельности?
- Я все бросил, чтобы исполнить то, что считаю своей обязанностью.
- Это еще мне не объясняет…
- Зачем я здесь?
- Именно.
- Я разыскиваю вас.
- Ну, вы ведь меня нашли.
- Теперь нашел, но не далее как два часа тому назад, я ехал в форт Карильон, чтобы узнать, где вас можно найти.
- Судьба поступила весьма умно, натолкнув вас на меня.
- Судьба всегда умнее, чем о ней думают.
- Вы, вероятно, имеете сообщить мне нечто весьма важное, если решились предпринять такое путешествие.
- Да, нечто важное, очень важное.
- Говорите же, мы вас слушаем.
Шпион, не заставляя себя более просить, рассказал подробно все, что произошло в его доме между Биго и графом де Витре.
- Как! - воскликнул Мрачный Взгляд, услыхав имя графа. - Этот проклятый граф жив еще?
- Уверяю вас, что он пользуется превосходным здоровьем.
- Хорошо, оставим это; продолжай, Ивон.
Шпион продолжал свой рассказ; когда он стал описывать удивление, которое испытал, убедившись, что понимает и может говорить по-английски, тогда как прежде, если в его присутствии говорили на этом языке, он не понимал ни слова, Мрачный Взгляд расхохотался.
- Отлично! - вскричал он. - Славную сыграл ты с ними шутку; их погубил излишек предосторожностей; теперь вижу, есть еще Бог, который хранит честных людей.
- Все это прекрасно, - сказал Ивон, - но чем вы объясните то, что я вдруг стал понимать и говорить по-английски, между тем как до сих пор не знал этого языка.
- Очень просто, мой друг.
- Интересно узнать, как.
- Дело в том, что не ты начал понимать по-английски, а они говорили по-бретонски.
- Как так?
- В Англии есть провинция, называемая Валлис, в которой говорят на чистом гельском наречии, которым говорим и мы на нашей родине, в Бретани. Понял теперь?
- Отлично понял, - сказал Ивон, смеясь. - Они захотели всех перехитрить, да и попались.
- Совершенно верно. Но теперь, когда разъяснилось, продолжай.
Шпион вернулся к своему повествованию, которого больше никто не прерывал. Кончив, он прибавил:
- Я счел своей обязанностью бросить все дела и разыскать вас, чтобы спросить, что я должен делать.
Охотники пришли в страшное негодование; это низкое предательство возбуждало в их душах сильнейший гнев, стыд, презрение к дворянам, аристократам, которые решались так постыдно продать свое отечество неприятелю.
- Что я должен делать? - еще раз спросил Ивон.
- Не теряя ни минуты, мы отведем тебя к главнокомандующему, и ты слово в слово повторишь в его присутствии все, что нам сейчас рассказал.
- О! Будьте покойны, я ничего не забуду.
- Руку, Ивон, я вижу, что ты способен еще на хорошие чувства, твой теперешний поступок искупает многое, ты ведь понимаешь, что я хочу сказать?
- Да, - отвечал Жак с сильным волнением, почтительно дотрагиваясь до руки, которую ему протягивал Мрачный Взгляд, - ваши слова возвращают мне уважение к самому себе; с этого момента я становлюсь другим человеком, и никогда больше, клянусь, вам не придется упрекнуть меня в чем бы то ни было.
- Хорошо, я верю тебе, Ивон, а теперь в путь; мы и так уже слишком запоздали.
Бивуак был брошен, все охотники отправились в форт Карильон, от которого их отделяло небольшое расстояние.
Главнокомандующий был занят, он по ландкартам усердно изучал топографию местности, желая в случае атаки воспользоваться всеми выгодами, которые предоставляло ее физическое строение.
Дверь комнаты, где сидел Монкальм, отворилась; на пороге показался сержант Ларутин.
- Что тебе надо? - спросил главнокомандующий.
- Ваше превосходительство, Сурикэ желает вас видеть.
- Разве ты не знаешь, что он может входить без доклада?
- Знаю, ваше превосходительство, но с ним два неизвестных человека, один из которых одет не по-военному.
- Ничего, впусти Сурикэ и его спутников обоих: и штатского, и военного.
В комнату вошли трое.
- Я отыскал письмо вашего отца, любезный Шарль, вы видите, мой друг, что оно не затерялось.
И он передал ему довольно полновесный пакет.
- Благодарю вас, генерал, - отвечал охотник, пряча письмо в карман.
- Что вам угодно?
- Переговорить с вами об одном весьма важном деле. Но прежде позвольте воспользоваться случаем представить вам моего друга, о котором я уже вам говорил. Я надеюсь, что вы не лишите его вашего расположения; он - француз; мы зовем его Мрачный Взгляд, но он носит другую фамилию и может сообщить ее вам только с глазу на глаз.
- Пока с меня довольно вашего прозвища, - сказал генерал, протягивая ему руку, - прошу вас считать меня в числе ваших друзей.
- Вы слишком добры, генерал, - отвечал Мрачный Взгляд с чувством, пожимая руку главнокомандующему.
- Нисколько: друзья Шарля Лебо - мои друзья, я его высоко ценю; друзья его должны быть на него похожи.
- Благодарю вас, генерал, - сказал Шарль Лебо, - вы благородно держите ваше слово; кстати, Мрачный Взгляд пришел к вам не с пустыми руками; послушайте, что он вам расскажет.
- Вы принесли хорошее известие? - с живостью спросил главнокомандующий.
- Увы! Нет, генерал, - возразил Мрачный Взгляд, - но важно, чтобы вы его узнали как можно скорее; говори, Ивон, расскажи все генералу.
Экс-шпион повторил свой рассказ; генерал слушал, бледнея и хмурясь.
- Это ужасно! - воскликнул он, когда Ивон кончил. - Дворяне, офицеры! - И прибавил голосом, прерывающимся от волнения: - Бедная Франция!
Все молчали; генерал отер со лба холодный пот, потом закрыл лицо руками: он плакал.
Эта благородная, великая печаль обожаемого начальника произвела на присутствующих тяжелое впечатление.
Наконец генералу удалось справиться со своим горем.
- Господа, - сказал он голосом, еще дрожащим от волнения, - ни слова никому об этой ужасной измене; я постараюсь принять меры как можно скорее. Ваше известие разбило мне сердце; тем не менее благодарю вас за то, что вы не остановились перед этой тяжелой обязанностью, благодарю вас, господа, вы можете рассчитывать на меня везде и всегда. - И он сделал жест, которым как будто хотел показать, что желает остаться один; в это время отворилась дверь, и на пороге появился Мишель Белюмер, измученный, запыхавшийся, с головы до ног покрытый пылью.
- Откуда вы в таком виде? - спросил главнокомандующий. - Вы совсем измучены.
- Да, я сделал немалый путь, немудрено устать, я из форта Эдуарда.
- А! - воскликнул главнокомандующий, и глаза его засверкали. - Какие известия о неприятеле?
- Отличные, генерал.
- Бой?
- Да, генерал, и бой будет жестокий.
- Тем лучше - тем больше славы победителю. Имеете вы сведения?
- Да, генерал, и достоверные, ручаюсь вам.
- Я знаю вас, Белюмер, и знаю вам цену, говорите.
- Генерал… - начал Сурикэ.
- Нет, останьтесь, господа, вы мои дорогие друзья; я желаю, чтоб вы остались.
Охотники и Жак Дусе ответили почтительным поклоном.
- Мы ждем вас, Белюмер.
- Сейчас, генерал; мой рассказ будет короток; у англичан двадцать тысяч великолепного войска; при них - громадный обоз, масса пороху, пушек, всевозможного оружия; никогда не видал я войска, которое могло бы внушить такой страх; у них есть один полк, отличающийся тем, что у солдат панталоны заменены юбками; в этом полку все солдаты наперечет - гиганты. Англичане покрыли страну точно саранча; настроение у них самое веселое; они говорят, что без труда могут разом проглотить всех здешних французов.
- Это еще посмотрим, - сказал генерал, улыбаясь, - знаете ли фамилию их главнокомандующего?
- Знаю, генерал, его прислали из Англии специально для того, чтобы всех нас побросать в море; его фамилия, сию минуту, генерал, у него такая чертовская фамилия, а, вспомнил! Его фамилия - Аберкромби, лорд Аберкромби; он друг английского министра-президента; солдаты говорят, что он отличный полководец, что он ненавидит французов, поэтому выбор и пал на него.
- Что касается меня, я ни к кому не чувствую ненависти; люблю мое отечество, моего короля, и этого довольно для того, чтобы я исполнял мой долг; когда же появится эта страшная армия? - прибавил он тоном, в котором слышалась тонкая ирония.
- Они идут, генерал, и будут здесь завтра с восходом солнца, вот почему я так устал; я должен был торопиться.
- Отлично! Какой дорогой идет неприятель?
- На судах, по реке, генерал; им невозможно было бы двигаться сухим путем с их громадным обозом.
- Верно; вы кончили, Белюмер?
- Да, генерал; надеюсь, что сказанного с вас достаточно.
- Совершенно, друг мой; и я постараюсь воспользоваться вашими сообщениями. Благодарю вас, Белюмер, вы не из тех людей, которых можно вознаградить деньгами, обнимите меня, я могу сказать, что еще никогда более честное сердце не билось в груди гражданина.
И он обнял и прижал к груди охотника. Белюмер плакал от радости.
- Я буду негодяем, если завтра не дам себя убить, - сказал охотник, смеясь и плача в одно и то же время.
- Запрещаю вам это! - воскликнул генерал, улыбаясь. - Теперь, господа, ступайте отдохните; завтра будет жаркое дело. Лебо, приходите ко мне обедать; вы будете моим секретарем на военном совете, который я созову сегодня вечером.
- К вашим услугам, генерал.
- Я в этом уверен, - сказал генерал, смеясь. - Мое почтение, господа; завтра мы увидимся в пороховом дыму.
Генерал остался один; он написал письмо, потом велел позвать полковника Бугенвиля. Полковник сейчас же явился.
- Полковник, - сказал генерал, - завтра мы должны ждать неприятеля.
- Тем лучше, - сказал полковник, потирая руки.
- Я не хочу лишать вас возможности присутствовать в сражении, это было бы для вас большим огорчением.
- От всего сердца благодарю вас, генерал! - воскликнул полковник Бугенвиль.
- Это письмо вы передадите Дорелю; затем дайте мне слово, что по окончании сражения вы немедленно отправитесь в Квебек.
- Клянусь, что исполню ваше приказание, генерал.
- Хорошо, будьте как можно бдительнее и постарайтесь разузнать, что там делается.
- Будьте покойны, генерал; я знаю, насколько важно, чтобы вы имели все необходимые сведения.
- В том-то и дело. До свидания, увидимся сегодня вечером на военном совете.
- Солдаты и офицеры уже знают, что неприятель близко, и все в восторге.
- Тем лучше, я не боюсь за них, я знаю, что каждый исполнит свой долг.
- Они боятся только одного: как бы неприятель не изменил своего намерения и не повернул назад.
- Этого нечего опасаться, англичане слишком уверены в своих силах и не отступят.
- Дай Бог.
- До вечера, полковник.
Генерал и полковник протянули друг другу руки и разошлись.
На другой день, согласно предсказанию Белюмера, с восходом солнца появился неприятель, и его действительно можно было сравнить с тучей саранчи.
Река Шют буквально покрылась всевозможными судами, которые в общем представляли зрелище живописное, но вместе с тем и грозное.
Неприятелю была приготовлена жаркая встреча.
Англичане не имели ни малейшего понятия о местности, на которой готовились оперировать, пренебрегли самыми обыкновенными предосторожностями, настолько была велика у них уверенность в победе.
Весь маленький гарнизон Карильона собрался за ретраншементами, защищенными с фронта глубокими болотами.
Воюющие стороны посвятили все утро окончанию военных приготовлений.
Около полудня Аберкромби наконец двинулся к французским ретраншементам с быстротою, достойной великой армии.
Английское войско было разделено на четыре колонны, между которыми помещались легковооруженные отряды.
Французы без выстрела подпустили неприятеля на расстояние сорока пяти шагов и тогда открыли сильнейший и губительный огонь.
Отряд, состоящий из сотни лесных охотников и краснокожих под начальством Шарля Лебо, нанес англичанам громадные потерпи; появляясь беспрестанно там, где их не ожидали, охотники исчезали, осыпая неприятеля градом пуль.
В продолжение шести часов английские колонны с ожесточением нападали на ретраншементы; они сделали шесть последовательных атак; их упорство разбилось о стойкость французов.
Англичане, которых множество было убито, в десяти-двенадцати шагах от ретраншемента не могли его взять.
Наконец королевский шотландский полк, став во главе колонны, двинулся на приступ; колонна шла решительно и хладнокровно, сохраняя порядок, как на смотру.
Французы, воодушевленные геройской храбростью Монкальма, бились радостно и весело при криках: "Да здравствует король и наш главнокомандующий!"
Французский огонь производил в рядах англичан страшные опустошения; шевалье Леви произвел мастерскую атаку на левый неприятельский фланг; пушки с высоты форта отогнали и рассеяли английскую эскадру на реке Шют.
Когда королевский шотландский полк выстроился, главнокомандующий, смеясь, сказал:
- Дети, неприятель делает последнее усилие; сражение выиграно; примем же этих добрых людей, как они того стоят.
- Да здравствует король и наш главнокомандующий! - было ему ответом.
- Не будем торопиться; не стреляйте без моего приказания.
Королевский полк приближался спокойно, гордо, решительно.
Когда они были в двадцать пяти шагах от ретраншемента, полковник их крикнул, маша саблей:
- Вперед! На приступ! На приступ! Редут замер.
Солдаты молча стояли с взведенными курками.
- Стреляй! - крикнул Монкальм твердым и звучным голосом.
Раздался страшный залп.
Шотландцы на минуту попятились, потом бросились вперед.
Четыре раза пробовали они взобраться на редут; четыре раза были отбиты.
Менее чем в десять минут полк храбрецов и красавцев потерял до 950 человек.
Это равнялось поражению.