Представьте себе – Каганович, Маленков, Молотов и "примкнувший к ним" Шепилов не против Хрущева бы выступили, а раздербанили бы собственность СССР в 1953 году, например.
В марте Сталин умер, а уже летом 1953-го прошел бы какой-нибудь пленум ЦК, на котором выступил бы какой-нибудь Маленков и сказал бы: новое мышление у нас, конвергенция, частная собственность и все такое прочее – запросто, поверьте!
И сегодня во главе крупных нефтегазовых компаний стояли бы Маленков, Каганович, Молотов, Шепилов, Микоян и так далее. Тем более что их потомки в основном там и стоят – в руководстве этих компаний.
Сталинизм так называемый связан с достижениями – да, ценой больших жертв, страшных ошибок, – которые превратили страну в мощную державу.
Другое дело, что мощь этой державы оказалась не такая уж мощная, потому что держалась она не на народовластии, как об этом говорилось, а на чиновничьем, номенклатурном, аппаратном продуцировании бесконечной лжи.
Путин понимает, что полный отказ от сталинского наследия, в его позитивной части, приведет к обвалу, к гибели всего того, что пока еще называется Россией.
С другой стороны, принятие сталинизма как единственного позитивного наследия исключает какую-либо возможность участия народа в модернизации страны.
Потому что одна из главных сталинских задумок состоит в том, что без парткомов, без руководства совнаркомов – мы никуда.
И если они нам скажут "модернизация" – все мы радостно, как в фильме "Кубанские казаки", построимся, лопаты – на плечо, и пойдем модернизироваться.
Сегодня Россия хочет от этого избавиться. По крайней мере, она декларирует себя как страну, которая хочет от этого избавиться.
Как выйти из этого достаточно тяжелого, страшного наследия? Потому что на самом деле – страшно: выйдешь и тут можешь все потерять.
Николай Александрович Романов пошел на реформы, на модернизацию, а в итоге оказался в ипатьевском подвале.
У России есть опыт модернизации и есть опыт демократизации. И каждый раз эти опыты кончались для тех, кто их затевал, в худшем случае ипатьевским подвалом или Алапаевской шахтой.
А в лучшем случае, как для Горбачева, тем, что он теперь рекламирует сумки и пиццу. То есть чем-то вроде "Короля в Нью-Йорке" Чарли Чаплина.
Власть терять никому не хочется. С одной стороны, хочется себе ее оставить, потому что себя ты видишь как человека, который отвечает за развитие страны.
С другой стороны, понимаешь, что в нынешней ситуации отдавать власть нельзя, поскольку все эти либеральные претенденты, предлагающие западные пути развития и так далее, страну распродадут по кускам.
Сегодня у нас выдвигают прекрасные планы модернизации страны.
У меня большие сомнения в том, что в России есть процедура, которая позволит эти прекрасные планы реализовать. Потому что непонятно – кто является субъектом этой реализации?
С одной стороны, у нас общество демократическое. И каждый вправе идти на субботник, и вправе не идти на субботник – если у нас общество свободных людей, социальное государство, а не социалистическое.
Вот мне говорят – ты не инициативен. Я говорю – а что, должен быть инициативен? Это в СССР меня судили за тунеядство, когда я не хотел ни учиться, ни работать.
А сейчас, пожалуйста, – не учусь, не работаю, лишь бы за квартиру платил. Делаю что хочу, и никто меня судить не вправе за то, что я не работаю и не учусь. Правда, ведь?
А они отвечают – мы придумали прекрасные планы, у нас "Четвертый сон Веры Павловны" наяву, что же вы все такие ленивые, неинициативные!
На деле это серьезнейшая проблема. Как очертить эту проблему, говоря о сталинском наследии: каким образом сделать так, чтобы планы партии стали планами народа?
Власть понимает эту проблему, она об этом говорит открыто, но просто у нее нет процедуры, чтобы повлиять на это.
У власти есть понимание проблемы. Но она не знает, как связать концы с концами, не знает, как выстроить систему, которая могла бы помочь запустить жизнь страны.
Почему? Потому что Российская Федерация – это умирающий труп сталинского наследия, умирающий труп сталинизма, вот что это такое.
Как сделать так, чтобы из этого перегноя родилось и выросло что-то новое?
Как запустить реальную жизнь, преодолеть усталость и апатию людей, объяснить им, что они хозяева этой страны? Может, просто перестать их прессовать?
Тот, кто придумает, каким образом перейти от этой догнивающей сталинской парадигмы к чему-то новому, что одновременно останется Россией, тот, собственно говоря, и станет национальным лидером и великим мыслителем.
Какая элита нужна России?
Современную так называемую "элиту" я бы назвал правящим слоем, слоем управленцев, представителями номенклатуры. Но не элитой. Оговорюсь, мои слова в большей степени касаются ельцинского времени, чем путинского.
"Ельцинские люди" – это просто советская номенклатура, сумевшая адаптироваться к смене строя. Это даже не контрэлита советской эпохи.
Да и откуда той было взяться, если в СССР не существовало элиты, а вместо нее функционировал широкий деидеологизированный корпус управленцев?
Настоящая элита берет на себя ответственность за исторический процесс. Ощущает собственную идентичность в диалоге с историей и со временем. Советский и постсоветский правящий класс не был готов к этой роли.
Он стремился лишь к контролю над ресурсами, понимая в качестве таковых страну, население, идеологию и информационное пространство. Поэтому слово "элита", на мой взгляд, к нему не применимо.
И в общем, он это убедительно доказал. Советская номенклатура сдала огромную империю без всякого сопротивления. Лишь с неким поскуливанием со стороны тех, кому ничего не досталось.
Основная же масса, входившая в высшие эшелоны (члены ЦК, кандидаты в члены ЦК, некоторые функционеры из Политбюро), просто перезаключила контракт на владение страной.
Ранее условия контракта были не совсем удобны, ведь номенклатура была связана некими обязательствами перед населением. В новом же контракте, который был подписан с мировыми элитами, всякая ответственность снималась.
И никакой идейной эволюции в элитах не произошло. Своей номенклатурной природе они не изменили. То, что номенклатура сдала партбилеты и публично перестала верить в коммунизм, не имеет никакого значения – она в него никогда не верила.
Как известно, "заслуга" в создании номенклатуры принадлежит Сталину, взрастившему слой этаких белогвардейских или даже власовских перевертышей. Главная его задача была не историческая, а собственническая – получение контроля над страной.
Романтиков и идеалистов в СССР считали дураками, непонятными, странноватыми ребятами, которые только портят коммунистам и комсомольцам их хорошую стабильную жизнь. Поэтому советская номенклатура вполне органично переродилась в антисоветскую.
Надо различать антисоветскую номенклатуру и тех "антисоветчиков", которые были представлены в эмиграции, в либеральном и националистическом подполье. Никто из них не пришел к власти в новой России, с ними велась отчаянная война.
Собственно, 1993-й надо понимать как год, когда антисистемная оппозиция, которая сформировалась в перестройку, была разгромлена советской номенклатурой, принявшей антисоветский демократический облик.
В Верховном Совете практически не было номенклатурщиков, там присутствовали разведчики, журналисты, офицеры, интеллигенты, преподаватели вузов.
Постсоветская номенклатура буквально повторила опыт большевиков, последовательно вытеснивших из Советов меньшевиков и эсеров. Точно так же поступили и с Верховным Советом образца 1993 года.
Ему противостоял воспроизведший себя в новых условиях весь правящий слой Советского Союза. За исключением немногих, например маршалов и генералов, которые были убиты при загадочных обстоятельствах.
Интересно, что в основном уничтожалась элита Вооруженных сил, то есть те, которые и в советское время были оппозицией партии и КГБ.
А уже потом при победившей номенклатуре возникла "гиперфарца", яркими представителями которой стали Березовский, Ходорковский, Гусинский. Эти люди в советское время были просто фарцовщиками с соответствующим менталитетом.
Почему Путин стал чем-то новым для России последних десятилетий? Во-первых, он не являлся выходцем из советской номенклатуры, будучи невысокого ранга офицером КГБ.
Коллеги Путина также не являются номенклатурщиками. Они пришли на смену "большой семье", понимаемой не в узком смысле как Ельцин и Татьяна Дьяченко с приближенными олигархами, а как совокупность всех номенклатурных связей.
Во-вторых, Путин приблизил политические цели к историческим задачам страны. Это впервые проявилось во время его "бесланской речи". До сего момента все протекало по тем же номенклатурным сценариям: контроль над ресурсами путем предательства национальных интересов.
Разумеется, в начале 2000-го никто не воспринимал всерьез группу, которая пришла к власти с Путиным. Думали, это легко управляемые люди. Но оказалось, что достаточно было расставить политические приоритеты, как ситуация сразу же изменилась и старая советская номенклатура стала проигрывать.
Впрочем, главное по-прежнему еще не сделано. Я говорю о перехвате у номенклатуры всех рычагов влияния. Это задача очень высокой степени сложности, номенклатура обладает очень мощными ресурсами, состоит в тесном партнерстве с Западом.
Но в 2000-х хотя бы появилась некая возможность для возникновения элиты. На фоне того, что у советского и постсоветского руководства не было вообще никакой структуры ценностей, сделано немало.
В 90-х ценность существовала лишь одна – частнособственнические интересы: хватай то, что можешь схватить, подохни ты сегодня, а я завтра!
В масштабах страны было воспроизведено то, что описывал Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГ": в новой России восторжествовал лагерь, с лагерной психологией выживания, со всеми этими братками и бесконечным лагерным шансоном по радио.
В 2000-х было совершено, казалось, невозможное – власть стала формировать в политике систему целеполагания.
Эта система формируется крайне тяжело, потому что в корне противоречит номенклатурному представлению о стране как о большом экономическом ресурсе во владении его немногих распорядителей.
Первой задачей Путина стал перехват ресурсных потоков. Он начал с уничтожения нескольких крупных бизнес-структур наподобие ЮКОСа, вполне советских компаний по своей сути.
Касательно компании Ходорковского решение было абсолютно верным. ЮКОС являл собой одну из самых больших "труб", по которой из страны безвозвратно выкачивалось очень много финансовых и сырьевых ресурсов.
Подчеркну, что Путин бил именно по номенклатуре. Разумеется, Ходорковский никакой не демократ. Если бы надо было, он, как и его коллеги, в первую очередь Невзлин, стал бы жесточайшим тираном и залил полстраны кровью, не раздумывая ни секунды.
Сделав ряд жестких, очень смелых шагов в отношении номенклатуры, Путин заявил претензии на историчность. Фактически он и стал первым политиком, которого можно причислить к элите.
Вообще говоря, в мире существует два элитных клуба – британский (аристократический) и американский (по отношению к английскому контрэлитный). Это два элитных полюса мира.
Советский Союз очень долго виделся представителем контрэлитного клуба, но ровно до тех пор, пока заявлял претензии на лидерство в мировом освободительном движении.
В 60-х годах мировые элиты, посмотрев вблизи на Хрущева, изменили свое отношение к СССР. Они поняли, что имеют дело не с контрэлитой, а с номенклатурой. А значит, Советскому Союзу скоро конец, и никакой опасности в качестве контрэлитного вызова он не представляет.
Советскую номенклатуру заботила не мировая революция, а возможности сытно есть, сладко спать и не иметь никаких проблем.
Начав борьбу с номенклатурой, Путин сегодня напряженно ищет ответ на ключевой вопрос: войти в один из мировых клубов элит или идти своим путем?
В первом случае нам уготована третьестепенная роль. Во втором мы рискуем оказаться в сообществе, состоящем из мировых изгоев – иранцев, венесуэльцев, кубинцев.
Это очень неуютное место, чреватое большими проблемами с мировыми элитами. Напомню, что ранее лидером неприсоединения была Югославия, именно поэтому ее и раздавили с особой жестокостью.
Есть представление, что в 90-х был некий хаос. Но хаос чувствовали мы с вами. Для "них" никакого хаоса не было, а проводилась довольно внятная реорганизация советской системы под внешним контролем со стороны Запада.
Им просто сказали: "Товарищи красно-белые, хотите, мы вас посадим за ГУЛАГ, за Соловки, за коллективизацию, за миллионы убитых, за разоренную страну, за запрещенную веру, за греко-католиков, за все что угодно? Тут не Гаагский трибунал, не Нюрнберг, а миллион трибуналов и нюрнбергов, понимаете?"
И они ответили: "Нет, мы не хотим никаких процессов, никаких нюрнбергов". – "Ладно, тогда чем вы готовы поделиться?" – "Чем хотите! Нефтью, территориями, этим и тем, но только дайте нам бабок столько-то". – "Столько-то не дадим". – "Ну, тогда столько-то". – "Ладно, договорились".
Именно так договаривалась с мировыми элитами номенклатура. А Путин постарался переписать договоренности. Он заявил: "Ребята, я к этой эпохе никакого отношения не имею. Да, я был офицером КГБ, но я сам осуждал массовые расстрелы".
И правда, к кому апеллирует Путин? К Солженицыну. К Ивану Ильину. Он их постоянно цитирует. Он объединяет разделенную большевиками русскую церковь. Путин дает очень ясное и внятное целеполагание России. Это способно стать основой для возникновения элиты.
Мы были слабыми, а слабых бьют, поэтому мы должны стать сильной страной. Мы должны быть единым народом. Мы должны прекратить эту чудовищную войну. Мы должны начать думать, какое место мы занимаем в мире. Сказав эти слова, Путин начал движение к нашему возрождению.
Внешне это проявилось как ужесточение политической системы. Которое я очень приветствовал, потому что это было не ужесточение, а чистка.
Беслан стал точкой обнуления, уничтожения политтехнологий как господствующего в политическом пространстве метода мышления и действия.
Я тогда писал, что Россию как яд разъедают политтехнологи. Они задают политическую рамку, тогда как должны быть вторичными по отношению к политическому целеуказанию.
Вот когда Владислав Сурков стал исполнителем, а не законодателем политической воли, он и проявился необычным и интересным человеком, которого мы видим все эти последние годы, с его проектными и проблематизационными лекциями и выступлениями. А раньше это был очень опасный и с непонятными функциями политтехнолог.
Что случится после ухода Путина? Тут возможны два варианта. Если Россию возглавит менеджер, нынешний правящий слой вновь трансформируется в номенклатуру. Разумеется, эта конторская буржуазия сможет существовать лишь с санкции мировых элит.
Если же придет человек, который продолжит линию Путина, человек, который будет опираться на некие ценностные основания, Россия получит шанс возродиться как полноценный субъект исторического процесса.
СОНЕТ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ
Зачем человечеству эта ужасная власть
Мокрая вечная с макаронами в бороде
Если человечество думает как бы куда не впасть
А в пасти думает – Господи, быть беде!
Так было сказано прежде, всегда, везде
В самом конце попадаешь зачем-то в масть
А потом попадаешь в суровое энкавэдэ
Вечности и начинаешь на время как будто класть.
И не найти утоления в играх умов и воль
И не понять – что – как это! – света внезапно нет
Вой по Земле стоит: Боже, доколь, доколь!
То ли ответа нет, то ли ответил, то ль
Ясный как боль понимания всех примет
Все что так мучает – это и есть ответ
Мерзкий выводок пусей…
Истерия по поводу процесса над срамными девками, осквернившими православный храм, достигла апогея.
Лицемерию нет предела – в зависимости от конъюнктуры – в интеллигентном кругу эти бунтарки – "восставшие кошечки", в брутальной панк-среде, естественно, – "бунтующие п…ы".
Вереница поп-звезд первой величины Питер Гэбриэл, Иоко Оно, Мадонна и пр. высказались в их защиту, обратились с требованием к "кровавому режиму" освободить "девочек, бросивших слова правды в лицо власти и клерикалам".
Вряд ли, конечно, они знают, о чем речь, более того, уверен, что их, как и всех нас, вводят в заблуждение, рассказывая о том, что девок судят за политический протест. То есть лгут. Потому что за это их не судят.
Это их защита хочет, чтобы их судили за то, что не является преступлением, – за критику Путина и патриарха.
Путина и патриарха сегодня поносят почем свет все, кому не лень это делать. И что-то не видно "черных воронов", снующих между редакциями газет, или толпы арестованных интернетчиков, монтирующих мультики, ролики, клипы, издевающихся над Путиным, осмеивающих Путина, проклинающих Путина.
Таких продуктов оппозиционного творчества в Интернете тысячи. Одни смешные, другие похабные – но никого за них не преследуют. А если бы преследовали, то это было бы нарушением свободы слова, и тогда протест был бы оправдан.
А по сути-то, за что судят девок?
А по сути, как выясняется, в храме Христа Спасителя не было сказано никаких слов правды о режиме и клерикалах. И неправды тоже. Были только "срань господня" и пляски на солее, бесовские вопли и толкотня со служителями… И никакого Путина или патриарха…
Тогда при чем тут видеоролик с бессмертными текстами и "Богородица, Путина прогони!"? Неужели судят за него, смонтированного из двух эпизодов – в Елоховском соборе и храме Христа Спасителя, и записи песенки в студии?
Если за это, то отпускайте их сию секунду! В России за это не должны, не должны, не должны сажать в тюрьму!
Если же их судят не за политику, а за незаконное вторжение на территорию православного храма, оскорбление верующих криками "срань господня" и плясками у алтаря, то почему этот суд незаконен и их надо отпустить?
Почему тогда не надо отпустить группу антилибералов (радикалов правого толка, например), которые приходят, допустим, на вечер памяти какого-нибудь достойного либерального мыслителя, ну, допустим, Андрея Сахарова или Галины Старовойтовой, и посреди вечера патетических воспоминаний и тихой музыки начинают кричать "срань господня!", "зиг хайль!", "либералы – тупые уроды!", "Сахаров – предатель!" и т. п., прыгать по сцене и вообще устраивать безобразную драку и хаос в стиле Бегемота с Коровьевым?
Почему, кстати, какие-нибудь социопсихологи, работавшие над темой спонтанного провокативного перформанса, никогда не устраивали свои крики и вопли посреди либеральных политических мероприятий? Чтобы не нарушать сакральности дискурса?
Власть же, с изяществом носорога, разбирающегося в религии и религиозной психологии, говорит о каких-то страшных репрессиях, которые бы ждали этих девок в синагоге или мечети.
Уверен, что это – от незнания подлинной религиозной жизни. Было бы точно так же, как в православном храме, то есть никакого насилия. Вне храма – другое дело…