Тележка с яблоками - Бернард Шоу 2 стр.

Магнус. Есть много людей, которые даже и не заметили бы, что лишились головы, - настолько невелико ее содержи­мое. Но все же казнить человека - дело нешуточное, так, по крайней мере, самоуверенно воображают те, кому предстоит казнь. Мне лично кажется, что если бы встал вопрос о моей казни...

Боэнерджес (зловеще). А что ж, может, когда-нибудь и встанет. Я слышал такие разговоры.

Магнус. Вполне допускаю. Я не забыл о голове короля Карла Первого. Но надеюсь, что в этом случае вопрос будут решать живые люди, а не каучуковые штемпели.

Боэнерджес. Его будет решать ваш министр внутрен­них дел, член законного демократического правительства.

Магнус. Такой же каучуковый штемпель!

Боэнерджес. Сейчас, может быть. Но когда министром внутренних дел стану я - дудки! Никому не удастся превра­тить в каучуковый штемпель Билла Боэнерджеса, ручаюсь вам.

Магнус. Ну, разумеется, разумеется. А ведь забавно, до чего люди склонны идеализировать своих властителей. Когда-то, в старые времена, король почитался богом - бедняга! Его и называли богом, и поклонялись ему, как существу всеведущему и непогрешимому. Ужасно...

Боэнерджес. Не ужасно, а глупо, просто глупо.

Магнус. Но, пожалуй, не глупей, чем наша отговорка, будто бы он всего лишь каучуковый штемпель, а? Божествен­ный император Древнего Рима не обладал ни безграничной муд­ростью, ни безграничными знаниями, ни безграничной властью; но кое-что он смыслил, знал и мог, пожалуй, даже не меньше, чем его министры. Это был живой человек, а не неодушевлен­ный предмет. Кто смел приблизиться к королю или министру, взять его со стола и приложить к бумаге, как берут и прикла­дывают предмет из дерева, металла и резины? А вот несменя­емые чиновники вашего министерства будут норовить именно так обращаться с вами. И девятнадцать раз из двадцати вы это стерпите, потому что вы не можете все знать; а если бы вы даже и знали все, то, во всяком случае, не могли бы сами все делать и всюду поспевать. Но что случится на двадцатый раз?

Боэнерджес. На двадцатый раз они увидят, что имеют дело с Биллом Боэнерджесом.

Магнус. Вот именно. Теория каучукового штемпеля не оправдается, мистер Боэнерджес. Старая теория о божественной природе королевской власти оправдывалась, потому что в любом из нас есть божественная искра; и даже самый глупый, самый незадачливый король или министр - бог не бог, а какое-то подобие бога, потуга на божественность, пусть даже очень отдаленное подобие и очень слабенькая потуга. А вот теория каучукового штемпеля всегда в критический момент оказывает­ся несостоятельной, потому что король или министр - это не штемпель, а живая душа.

Боэнерджес. Ах, вот как? Короли, оказывается, еще верят в существование души!

Магнус. Я пользуюсь этим термином для удобства - он краток и привычен. Но если вы не хотите, чтобы вас называли живой душой, можно назвать и иначе: скажем, одушевленной материей - в отличие от неодушевленной.

Боэнерджес (не слишком довольный этим предложени­ем). Да нет уж, если вам непременно нужно меня как-нибудь называть, называйте лучше живой душой. А то это вы­ходит, как будто во мне самое главное - мясо. Поло­жим, мяса во мне многовато, это я и сам знаю: доктор говорит, что не мешало бы сбросить фунтов пятнадцать - двадцать; но все ж таки есть и еще кое-что. Называйте это душой, если угодно, только не в каком-нибудь там сверхъестественном смыс­ле, понимаете?

Магнус. Превосходно. Так вот, видите, мистер Боэнерд­жес, хотя наша беседа длится всего каких-нибудь десять минут, вы уже втянули меня в спор на отвлеченные темы. Разве это не доказывает, что мы с вами не просто пара каучуковых штем­пелей? Вы ориентируетесь на мои умственные способности, как бы скромны они ни были.

Боэнерджес. А вы - на мои.

Магнус (любезно). Без всякого сомнения.

Боэнерджес (подмигивая). Как бы скромны они ни были, а?

Магнус. Подобную оговорку я могу делать только в от­ношении самого себя. Кроме того, вы достаточно про­явили свои способности. Заурядный человек не мог бы до­стигнуть таких высот, каких достигли вы. Я стал королем лишь потому, что я племянник своего дяди, и еще потому, что оба моих старших брата умерли. Будь я самый безнадежный идиот во всей Англии, я все равно стал бы королем. Мое поло­жение - не моя личная заслуга. Если бы я родился, как вы, под... под...

Боэнерджес. Под забором. Договаривайте, не стесняй­тесь. Да, меня подобрал полисмен у подножия статуи капита­на Корема. А полисменова бабушка, дай ей бог здоровья, усы­новила меня и воспитала.

Магнус. Воображаю, что бы вышло из меня, если бы я был воспитан полисменовой бабушкой!

Боэнерджес. Да, вот то-то же. Хотя что-нибудь, может, и вышло бы. Вы человек неглупый, Магнус, говорю вам по со­вести.

Магнус. Вы мне льстите!

Боэнерджес. Чтобы я льстил королю? Никогда! От Билла Боэнерджеса вы этого не дождетесь.

Магнус. Полно, полно. Королю льстят все. Но не все об­ладают вашим тактом и - если позволите сказать - вашим до­бросердечием.

Боэнерджес (сияя самодовольством). Пожалуй, вы правы. Но не забывайте, что я все-таки республиканец.

Магнус. Должен сказать, что меня это всегда удивляло. Неужели вам не кажется, что человеку не подобает такая пол­нота власти, какой облечены президенты республик? Ведь им всякий честолюбивый король позавидует.

Боэнерджес. Вы это о чем? Я что-то не понимаю.

Магнус (улыбаясь). Меня не проведете, мистер Боэнер­джес. Я знаю, почему вы республиканец. Если английский на­род вздумает прогнать меня и учредить республику, у вас боль­ше, чем у кого-либо, шансов стать первым английским прези­дентом.

Боэнерджес (чуть ли не краснея). Ну, разве?

Магнус. Полно, полно. Вы сами это не хуже меня зна­ете. Так вот, если это произойдет, у вас будет в десять раз боль­ше власти, чем когда-либо было у меня.

Боэнерджес (с сомнением). Как же это может быть? Вы ведь король.

Магнус. А что такое король? Идол, созданный кучкой плутократов, чтобы им удобнее было управлять страной, поль­зуясь королем как марионеткой и козлом отпущения. А прези­дентов избирает народ, которому нужна Сильная Личность, способная защитить его от богачей.

Боэнерджес. Что ж, я сам вроде Сильная Личность и потому скажу, что какая-то доля правды тут есть. Но признай­тесь по совести, Магнус, неужто вы бы лучше хотели быть пре­зидентом, чем тем, что вы есть?

Магнус. Я этого не говорил; а если бы я сказал, вы бы мне не поверили - и были бы правы. Понимаете, мое положе­ние удобно тем, что оно прочно и надежно.

Боэнерджес. Хороша надежность! Вы же сами недавно признались, что даже такая скромная особа, как я, не один раз заставляла шататься ваш трон.

Магнус. Совершенно верно. Вы правы, напоминая мне об этом. Я знаю, что монархии в любую минуту может прийти ко­нец. Но пока она существует - заметьте, пока она существу­ет, - мое положение прочно. Я избавлен от противной, развра­щающей предвыборной возни. Мне не нужно угождать избира­телям. Министры приходят и уходят, я же всегда остаюсь на месте. Ужасная непрочность вашего положения...

Боэнерджес. То есть как? Почему это мое положение непрочно?

Магнус. Вас могут провалить на выборах. Ведь вы про­шли в парламент в качестве представителя тред-юнионов, не так ли? Теперь вообразите, что Федерация рабочих гидроэлек­тростанций от вас отказалась, - что тогда?

Боэнерджес (уверенно). Никогда они от меня не отка­жутся. Вы не знаете рабочих, Магнус; вы ведь сами никогда не были рабочим.

Магнус приподнимает брови.

(Продолжая свою мысль.) Ни один король на свете не сидит так крепко на своем месте, как функционер тред-юниона. Есть только одна причина, по которой функционера могут уволить, - пьянство. И то уж если он совсем на ногах не держится. Я тол­кую членам тред-юниона о демократии. Я им объясняю, что им дано право голоса и что их есть царствие, и сила, и слава. Я им говорю: "Ваша власть, используйте ее". Они говорят: "Пра­вильно; укажи, что нам делать". Я и указываю. Я им говорю: "Используйте свое право голоса самым разумным образом, го­лосуйте за меня". И они голосуют. Вот это и есть демократия - самый лучший способ посадить кого нужно куда нужно...

Магнус. Великолепно! Никогда не слыхал лучшего объ­яснения. У вас светлая голова, мистер Боэнерджес. Вам бы следовало написать книгу о демократии. Вот только...

Боэнерджес. Что "только"?..

Магнус. Вдруг откуда-нибудь появится человек, который способен перекричать вас. Болван, пустомеля, выскочка, но - набивший себе руку в разных предвыборных трюках, рассчи­танных на обман масс.

Боэнерджес. Вы имеете в виду Айки Джекобуса? Так ведь он болтун, и только. (Прищелкнув пальцами.) Вот - большего он не стоит!

Магнус. Я никогда не слыхал о мистере Джекобусе. Но вы напрасно говорите "болтун, и только". Болтуны серьезные соперники, когда речь идет о популярности у масс. Массы по­нимают тех, кто занимается болтовней. Тех, кто занимается де­лом, они не понимают. Я имею в виду то дело, которым заняты мы с вами, - работу мысли.

Боэнерджес. Это верно. Но я умею болтать не хуже Айки. Даже лучше.

Магнус. Счастливец! У вас все козыри на руках. Я вот не обладаю вашими способностями, а потому я очень доволен, что Айки не может сбросить меня с трона, поскольку я племян­ник своего дяди.

В комнату бурно врывается молодая особа, одетая для прогулки.

Молодая особа. Папа! Я никак не найду адрес...

Магнус (перебивая ее). Нет, нет, нет, дорогая моя! Толь­ко не сейчас. Уходи, пожалуйста. Ты же видишь: я занят важ­ным разговором с министром торговли. Уж вы извините мою своенравную дочку, мистер Боэнерджес. Позвольте вас познако­мить. Моя старшая дочь Алиса. Дорогая, это мистер Боэнер­джес.

Алиса. Как! Вы тот самый великий Боэнерджес?

Боэнерджес (встает, зарумянившись от удовольствия). Ну, я-то себя так не называю, понятно. Но вроде это название, как говорится, в ходу. Очень рад познакомиться с наследной принцессой.

Пожимают друг другу руки.

Алиса. Что это за гадость на вас надета, мистер Боэнер­джес?

Магнус (укоризненно). Дорогая моя!..

Алиса (не обращая внимания). Не могу же я выйти на прогулку с человеком в таком костюме. (Указывает на косо­воротку.)

Боэнерджес. Это мундир Труда, ваше королевское вы­сочество, я горжусь им.

Алиса. Слыхали, слыхали, мистер Боэнерджес. Но вам он вовсе не к лицу, этот мундир. На вас только взглянуть, так сра­зу видно, что вы по своей природе принадлежите к правящему классу.

Боэнерджес (пораженный ее словами). В известном смысле - может быть. Но было время, когда я кормился своим трудом. Правда, я не простой рабочий. Я квалифицированный механик, вернее - был квалифицированным механиком до того, как Англия призвала меня руководить ею.

Магнус (Алисе). Дорогая, ты прервала чрезвычайно интересную беседу, в которой лично для меня было очень много поучительного. Теперь уж нам не удастся продолжить эту бе­седу, мистер Боэнерджес; придется мне идти искать то, что по­надобилось моей дочери, хоть я, грешным делом, подозреваю, что ее привело сюда просто желание посмотреть на моего за­мечательного нового министра. Но мы еще увидимся; вы, ве­роятно, знаете, что премьер-министр должен прибыть сюда се­годня вместе с несколькими коллегами, - включая, надеюсь, и вас, - чтобы обсудить вопрос о правительственном кризисе. (Берет Алису под руку и поворачивается к дверям.) Вы меня извините?

Боэнерджес (любезно). Пожалуйста, пожалуйста.

Король и принцесса уходят, по-видимому, очень довольные.

(Семпронию и Памфилию.) Нет, что ни говори, а король не­глуп. Особенно если умеешь к нему подойти.

Памфилий. Разумеется, тут все зависит от подхода.

Боэнерджес. И девушка ничего, не слишком избалова­на. Мне приятно было в этом убедиться. Она как будто и не знает о том, что она принцесса.

Семпроний. Было бы странно, если б она вздумала дер­жаться заносчиво с таким человеком, как вы.

Боэнерджес. Как? Разве она не всегда такая?

Семпроний. Еще бы! Далеко не каждый встречает у нее такой прием. Надеюсь, вы удовлетворены результатами своего посещения?

Боэнерджес. Что ж, я как будто сумел показать Маг­нусу, что к чему. Вы не находите?

Семпроний. Он, во всяком случае, остался доволен. Вы умеете обходиться с людьми, господин министр.

Боэнерджес. Пожалуй, что так. Пожалуй, что так.

Входят шеренгой пятеро министров, сверкая шитьем парадных мунди­ров. Посредине идет Протей - премьер-министр; по левую его руку - министр финансов Плиний, миролюбивый и добродушный, и министр иностранных дел Никобар, ехидный и придирчивый; по правую руку - министр колоний Красс, немолодой и опасливый, и министр внутренних дел Бальб, грубый и бесцеремонный.

Бальб. Мать честная! Поглядите-ка на Билла! (Боэнерджесу.) Беги скорей домой, старик, да оденься поприличнее.

Никобар. Вы, видно, забыли, где вы находитесь.

Красс. Вы, видно, забыли, кто вы такой.

Плиний (щупая его косоворотку). Где вы это купили, Билл?

Боэнерджес (ощерившись на них, как затравленный медведь). Если уж на то пошло, так это вы все, видно, забыли, кто вы такие!

Протей (примирительно). Не обращайте на них внима­ния, Билл; им просто досадно, что они сами до этого не додума­лись. Ну, как вы тут сошлись с королем?

Боэнерджес. Так, что лучше некуда, Джо. Короля вы предоставьте мне. У меня к нему правильный подход. Если б я на три месяца раньше вошел в кабинет, не было бы никакого кризиса.

Никобар. Надо думать, он у вас все выпытал?

Боэнерджес. Что это значит - выпытал? Что тут, по­лицейский участок?

Плиний. В этом дворце умеют не только выпытывать, но и пытать, голубчик. (Памфилию.) А хозяйка тоже помогала?

Памфилий. Нет, но заходила принцесса Алиса. Министр торговли произвел на нее большое впечатление.

Все оглушительно хохочут.

Боэнерджес. Что вы тут, черт побери, нашли смеш­ного?

Протей. Не обращайте на них внимания, Билл. Они про­сто рады подразнить новичка. Ну, друзья, повеселились, и хва­тит; займемся делом. (Берет кресло, в котором сидел король.)

Семпроний и Памфилий поспешно встают и уходят, захватив с собой часть своих бумаг. Плиний усаживается в кресло Боэнерджеса, Бальб занимает место Семпрония, Боэнерджес - место Памфилия, а Никобар и Красс берут кресла, стоящие у стены, и придвигают их к письменным столам, один слева, другой справа от премьер-министра.

Итак, для начала я хочу задать вам вопрос: отдаете ли вы себе отчет в том, что, хотя на последних выборах мы разбили в пух и прах прочие партии и уже три года находимся у власти, все это время страной управляет король?

Никобар. Я этого не считаю. Мы...

Протей (нетерпеливо). Ах, ну тогда, ради бога, или по­давайте в отставку и не мешайте людям, которые умеют взглянуть фактам в лицо, или садитесь на мое место и руководите нашей партией вместо меня.

Никобар. Вся ваша беда в том, что вы никак не можете уразуметь один факт: что быть премьер-министром еще не зна­чит быть господом богом. Король делает только то, что мы ему советуем. Как он может управлять страной, если вся власть у нас, а у него никакой власти нет?

Боэнерджес. Не говорите глупостей, Ник. Теория кау­чукового штемпеля ничего не стоит. Где это видано, чтобы можно было подойти к королю или министру, взять его со сто­ла и приложить к бумаге, как прикладывают предмет из дере­ва, металла и резины? Король - живой человек; и вы тоже, со всеми вашими премудрыми советами.

Плиний. Хо-хо, Билл! Вам, я вижу, кто-то основательно вправил мозги.

Боэнерджес. Почему это? Разве я всегда не говорил то же самое?

Протей (окончательно теряя терпение). Да перестаньте же вы наконец пререкаться! Что мы скажем королю, когда он придет? Если вы будете держаться дружно и говорить одно и то же - или, еще лучше: говорить буду я один - ему придет­ся уступить. Но помните, он хитер, как бес. У него найдется, чем подковырнуть каждого из вас. Если вы начнете ссориться, и браниться, и кричать все зараз, - а ему только того и надо, - дело кончится, как всегда, тем, что он поставит на своем, потому что один умный человек, который знает, чего хочет, легко перешибет десятерых дураков, которые не знают, чего хотят.

Плиний. Возьмите себя в руки, премьер-министр. У вас нервы сдают.

Протей. Тут и с ума сойти недолго. Прошу извинить меня.

Плиний (желая переменить разговор). А где Манди?

Никобар. И Лиззи?

Протей. Опаздывают, как всегда. Ну, за дело, друзья, за дело, за дело!

Боэнерджес (громовым голосом). К порядку, к поряд­ку!

Протей. Король восстанавливает против нас прессу. Ко­роль произносит речи. Дальше так идти не может. Вчера, на открытии нового здания Торговой палаты, он заявил, что пра­во королевского вето - последняя защита народа против про­дажных законодателей.

Боэнерджес. И правильно, черт побери! Какая же у него еще есть защита? Демократия? Пфа! Знаем мы, чего сто­ит демократия. Сильная Личность - вот что нам требуется.

Никобар (с издевкой). Вроде вас, например.

Боэнерджес. Уж во всяком случае, если б у нас была республика и народ мог выбирать свободно, я имел бы больше шансов, чем вы. И позвольте вам сказать, что президент рес­публики могущественнее короля, потому что народ знает: толь­ко Сильная Личность по-настоящему защитит его от гнета бо­гачей.