Тележка с яблоками - Бернард Шоу 3 стр.

Протей (в отчаянии откидывается на спинку кресла). Еще того не легче. Две лейбористские газеты вышли сегодня утром с передовицами в поддержку короля; а теперь оказыва­ется, что новый член кабинета - королевский приспешник. Я подаю в отставку!

Все в смятении, исключая Никобара, всем своим видом показывающего, что его это нимало не трогает, и Боэнерджеса, который выпрямляется в кресле с каменной физиономией.

(вместе)

Плиний | Нет, нет, Джо! Пожалуйста, не надо!

Бальб | Как? Сейчас? Не можете. Не имеете права.

Красс | Что вы, что вы! Об этом и речи быть не может.

Протей. Уговоры бесполезны. (Вставая.) Подаю в отстав­ку, и никаких. Черт с вами со всеми! Я расстроил свое здоро­вье, я едва не расстроил свой рассудок, стараясь сплотить ка­бинет воедино перед лицом такого коварного врага, какого еще не знало ни одно народное правительство. Хватит с меня. (Сно­ва садится.) Подаю в отставку.

Красс. Но не в такой же острый момент, как сейчас. Во время переправы лошадей не меняют.

Никобар. Можно и переменить, если лошадь задурила.

Боэнерджес. Особенно когда она не одна в упряжке.

Протей. Вот, вот, вот! Совершенно верно. Садитесь на мое место, Ник. Вакансия открыта, Билл. Желаю вам успеха.

Плиний. Ну, ну, ну, ребята! Уймитесь. Мы же не мо­жем до прихода Магнуса сформировать новый кабинет. Что там у вас в кармане, Джо? Давайте это сюда. Прочтите им.

Протей (вынимает из кармана бумагу). Я предлагаю, - а там как хотите, можете не соглашаться, - предъявить Маг­нусу ультиматум.

Красс. Отлично!

Протей. Или он подпишет эту бумагу, или...

Многозначительная пауза.

Никобар. Или что?

Протей (возмущенно). Нет, я от вас с ума сойду!

Никобар. Так вы ведь уже сошли, по вашим собствен­ным словам. А я только спрашиваю, что будет, если он отка­жется подписать ваш ультиматум?

Протей. Называете себя членом кабинета министров и не можете ответить на такой вопрос!

Никобар. Нет, не могу. И требую, чтобы на него ответи­ли вы. Вы сказали: или он подпишет, или... Я спрашиваю: что "или"?

Протей. Или мы все уйдем в отставку и скажем народу, что мы не можем управлять страной от имени короля, когда наш авторитет подрывают.

Бальб. Ну, дело верное. Тут уж ему не отвертеться.

Красс. Да, этим мы его припрем к стене.

Протей. Значит, предложение принято?

(вместе)

Плиний

Красс Да, да, да! Принято, принято, принято.

Бальб

Боэнерджес. Я пока воздерживаюсь. Читайте ваш уль­тиматум.

Никобар. Да, да, читайте.

Протей. Проект соглашения между...

Входит король, а вместе с ним Аманда - министр связи, жизнера­достная дама в мундире, и Лизистрата - министр энергетики, сте­пенная дама в академической мантии. Все встают. Премьер-министр мрачнеет.

Магнус. Привет, джентльмены. Надеюсь, я не слишком рано? (Заметив надутую физиономию премьер-министра.) Я не помешал?

Протей. Я протестую. Это недопустимо. Я созываю эк­стренное совещание кабинета для выработки позиции в вопро­се о прерогативе, а обе наши дамы, министр связи и министр энергетики, вместо того чтобы быть на своем посту и сове­щаться со мной, ведут в это время приватные переговоры с ва­шим величеством.

Лизистрата. Не вмешивайтесь не в свое дело, Джо.

Магнус. Нет, нет, дорогая Лизистрата, пожалуйста, не становитесь на такую точку зрения. Это наше прямое дело - вмешиваться в чужие дела. Такова уж профессия премьер-ми­нистра. И короля тоже.

Лизистрата. Что ж, если верно говорят, что кто чужи­ми делами занимается, тот своих не делает, так для Джо это самая подходящая профессия. (Берется за кресло, стоящее у стены, одним махом перебрасывает его к столу Семпрония и становится рядом, дожидаясь, когда сядет король.)

Протей. Вот, не угодно ли? И это приходится сносить че­ловеку, у которого уже началось нервное расстройство! (В из­неможении опускается в кресло и закрывает лицо руками.)

Аманда (подходит к нему и ласково треплет по плечу). Ну, ну, Джо, не устраивайте сцен. Честное слово, вы сами ви­новаты.

Никобар. Конечно, незачем было раздражать Лиззи. Вы же знаете ее характер.

Лизистрата. Мой характер здесь совершенно ни при чем. Просто я не намерена терпеть кривляния Джо; и чем ско­рее он это уразумеет, тем лучше у нас пойдет работа.

Боэнерджес. Я протестую. Давайте, знаете ли, дер­жаться с большим достоинством. Давайте, знаете ли, уважать друг друга и уважать короля. Что это за Билл, Ник, Джо, Лиз­зи? Можно подумать, что мы сидим где-нибудь в кабачке за бу­тылкой пива. Премьер-министр - это премьер-министр и ника­кой не Джо. Министр энергетики - никакая не Лиззи, а Лизи-стра-та.

Лизистрата. Глупости, Билл. Говорите "Лиззи"; про­износить легче.

Магнус (ласково). Леди и джентльмены, прошу садиться.

Боэнерджес поспешно вскакивает и тотчас же садится снова. Король опускается в кресло Плиния, остальные мужчины и Лизистрата расса­живаются по местам, только Плиний и Аманда остаются без места. Аманда подходит к стене, берет по креслу в каждую руку и ставит их рядом, между королем и столом Памфилия.

Аманда. Садитесь, Плин. (Усаживается ближе к столу.)

Плиний. Вы душка, Манди. Простите, я должен был ска­зать "Аманда". (Садится рядом с королем.)

Аманда. Ничего, милый, пожалуйста.

Боэнерджес. К порядку, к порядку!

Аманда посылает ему воздушный поцелуй.

Магнус. Премьер-министр, ваше слово. Чему я обязан несравненным удовольствием, которое вы мне доставляете, осуществляя все сразу свое конституционное право доступа к ко­ролю?

Лизистрата. А что, разве у меня нет такого права?

Магнус. Безусловно, есть.

Лизистрата. Вы слышали, Джо?

Протей. Я...

Бальб. Да не спорьте вы с ней, ради бога, Джо! Так мы никогда не сдвинемся с места. Давайте говорить о кризисе.

(вместе)

Никобар \ Да, да, о кризисе!

Красс \ Да, да, давайте!

Плиний С кризиса и начинайте!

Бальб. Где у вас ультиматум? Предъявляйте ульти­матум.

Магнус. Ах, вот как, ультиматум? Из вчерашних вечер­них газет я узнал, что назрел правительственный кризис - оче­редной правительственный кризис. Но ультиматум - это что-то новенькое. (Протею.) Вы хотите предъявить мне ультима­тум?

Протей. Вчерашняя речь вашего величества, в которой вы упомянули о королевском вето, явилась каплей, переполнив­шей чашу.

Магнус. Пожалуй, это было несколько неделикатно. Но беда в том, что ваши постоянные упоминания о правах - о гла­венстве парламента, о голосе народа и тому подобное - совер­шенно отучили меня даже от той незначительной деликатнос­ти, которая мне была присуща. Если вам можно метать громы и молнии, почему бы мне в кои-то веки не пальнуть из своего игрушечного пистолета?

Никобар. Такими вещами не шутят...

Магнус (торопливо, перебивая его). Я шутить и не со­бираюсь, мистер Никобар. Но мне действительно хотелось бы, чтобы мы обсудили наши разногласия в мирном, дружеском тоне. Или вы предпочитаете, чтоб я вышел из себя, устроил сцену?

Аманда. Нет уж, пожалуйста, ваше величество. Хватит с нас сцен, которые устраивает Джо...

Протей. Я про...

Магнус (предостерегающе кладет премьер-министру ру­ку на плечо). Берегитесь, премьер-министр, берегитесь, не под­давайтесь на провокации, - ведь ваш коварный министр связи хочет заставить вас свидетельствовать против самого себя.

Все прочие смеются.

Протей (хладнокровно). Благодарю за предостережение, ваше величество. Министр связи до сих пор не может простить мне, что я не назначил ее морским министром. У нее три пле­мянника во флоте.

Аманда. Ах, вы... (Проглатывает эпитет и ограничивает­ся тем, что грозит премьер-министру кулаком.)

Магнус. Чш... чга... чш!.. Спокойно, Аманда, спокойно. Пре­красные молодые люди все трое, они вам делают честь.

Аманда. Я вовсе и не хотела, чтобы они шли в морскую службу. Могла отлично пристроить их по почтовой части.

Магнус. Если оставить в стороне семейные дела Аман­ды, можно считать, что я имею дело с единодушным кабине­том?

Плиний. Нет, сэр. Вы имеете дело с кабинетом, раздирае­мым склоками; но в конституционных вопросах мы единодуш­ны, так как знаем, что в единении наша сила.

Бальб. Именно.

Никобар. Правильно! Правильно!

Магнус. О каких конституционных вопросах идет речь? Вы что, отказываетесь признавать право королевского вето? Или только возражаете против того, что я напомнил своим под­данным о его существовании?

Никобар. Мы хотим сказать, что король не должен на­поминать своим подданным ни о каких конституционных пра­вах иначе, как с ведома премьер-министра, и в выражениях, предварительно проконтролированных и одобренных премьер-министром.

Магнус. Но каким премьер-министром? В вашем каби­нете их много.

Боэнерджес. Вот! Так вам всем и надо! Небось стыдно стало? А меня это ничуть и не удивляет, Джозеф Протей. Я прямо говорю: если ты премьер-министр, так умей быть премь­ер-министром. Почему вы всякий раз позволяете им перехваты­вать у вас слово?

Протей. Если его величеству угодно иметь кабинет из бессловесных манекенов - моя партия для этого не годится.

Бальб. Правильно, правильно, Джо!

Магнус. Боже упаси! Нет ничего интересней и поучи­тельней, чем разнообразие точек зрения среди министров. Так кто же сегодня будет говорить от имени кабинета?

Протей. Мне известно мнение вашего величества обо мне, но позвольте...

Магнус (перебивая). Позвольте мне высказать это мне­ние со всей откровенностью. Вот оно: я считаю, что нет чело­века, который бы лучше знал, когда нужно говорить самому, а когда позволять другим говорить за себя; когда устраивать ис­терики и грозить уйти в отставку, а когда сохранять невозму­тимое спокойствие.

Протей (не совсем недовольный этой характеристикой). Что ж, сэр, пожалуй, я и в самом деле не так глуп, как счита­ют некоторые глупцы. Может быть, я не всегда умею совладать со своими чувствами, но если б вы знали, какой напор чувств мне порой приходится выдерживать, вас бы это не удивляло. (Выпрямляется и продолжает с ораторским пафосом.) В дан­ный момент, ваше величество, речь идет не о моих чувствах, а о чувствах всего моего кабинета, которые мне надлежит вам выразить. То, что говорили здесь министр иностранных дел, министр финансов и министр внутренних дел, - совершенно верно. Если мы призваны управлять страной от вашего имени, мы не можем допустить, чтобы вы произносили речи, отражаю­щие не нашу точку зрения, а вашу собственную. Мы не мо­жем допустить, чтобы вы создавали впечатление, будто всякое законодательное мероприятие, имеющее какой-либо смысл, ис­ходит не от нас, а от вас. Мы не можем допустить, чтобы вы внушали народу, будто единственной его защитой против поли­тических происков крупного капитала служит ваше право вето, а мы только занимаемся склоками и головотяпством. С этим нужно покончить раз и навсегда.

(вместе)

Бальб I. Правильно! Правильно!

Никобар /

Протей. Вопрос ясен?

Магнус. Я сам не рискнул бы высказаться яснее, мистер Протей. Вот только одна маленькая подробность. Как понимать "с этим нужно покончить"? Значит ли это, что отныне я должен соглашаться с вами, или что вы должны соглашаться со мной?

Протей. Это значит, что если вы с нами не согласны, то вы должны держать свое несогласие при себе.

Магнус. Вы меня ставите в очень затруднительное поло­жение. А вдруг я увижу, что вы завели страну на край про­пасти, - что же, я не могу предостеречь своих подданных?

Бальб. Это наш долг - предостерегать их, а не ваш.

Магнус. Но, предположим, вы не выполняете своего дол­га? Предположим, вы сами не замечаете опасности? Бывали та­кие случаи. И, наверно, будут еще.

Красс (вкрадчиво). Мне кажется, мы, как демократы, должны исходить из предположения, что таких случаев быть не может.

Боэнерджес. Чушь! Они были и будут, пока не най­дется человек, у которого хватит пороху положить это­му конец.

Красс. Да, да, я понимаю. Но как же демократия?

Боэнерджес. Подите вы с вашей демократией... (Не до­говаривает.) Я тридцать лет имею дело с демократией, как и большинство из вас. Этим все сказано.

Бальб. Если вы хотите знать мое мнение - вся беда в том, что заработная плата слишком высока. Сейчас у нас каж­дый может заработать от пяти до двадцати фунтов в неделю, а если он безработный, то получает солидное пособие. А какой англичанин станет интересоваться политикой, пока он в состо­янии иметь свой автомобиль?

Никобар. Сколько избирателей участвовало в последних выборах? Не больше семи процентов.

Бальб. Да и эти семь процентов - горстка простачков, которых выборы занимали как игра. Для демократии, о кото­рой хлопочет Красс, нужны лишения, нищета.

Протей (с пафосом). А мы покончили с лишениями и ни­щетой. Именно поэтому мы пользуемся доверием народа. (Ко­ролю.) И именно поэтому вам придется уступить нашим требо­ваниям. Мы опираемся на английский народ - народ, который живет в довольстве, спокойной, обеспеченной буржуазной жиз­нью.

Магнус. Неправда; вовсе не мы покончили с лишениями и нищетой. Это сделали наши дельцы, представители крупного капитала. Но как им это удалось? А вот как: они стали выво­зить капитал за границу, туда, где еще существуют нищета и лишения, - иными словами, туда, где дешев труд. За счет при­былей с этого капитала мы и живем в довольстве. Все мы те­перь - леди и джентльмены.

Никобар. И прекрасно. Чего ж вам еще надо?

Плиний. Вы словно попрекаете нас, сэр, тем, что страна процветает!

Магнус. Я не хочу, чтобы это процветание оказалось кратковременным.

Никобар. А почему оно должно оказаться кратковремен­ным? (Встает.) Скажите лучше прямо: вам было бы приятнее знать, что народ бедствует, и разыгрывать из себя его защитни­ка и спасителя, чем быть вынужденным признать, что народу живется лучше при нашем правительстве - правительстве склочников и головотяпов, как вы изволили выразиться.

Магнус. Это не я так выразился, это премьер-министр.

Никобар. Не передергивайте: он только цитировал под­купленную вами прессу. Суть дела в том, что мы стоим за вы­сокую заработную плату, а вы постоянно нападаете на тех, из чьего кармана она идет. Ну, а избирателям нравится получать высокую заработную плату. Они отлично понимают, что для них хорошо; а вот чем вы недовольны, они не понимают, и по­тому все ваши попытки натравить их на нас ни к чему не при­ведут. (Садится на место.)

Плиний. Ну, ну, Ник, зачем так напирать на это? Все мы тут добрые друзья. Никто не возражает против того, чтобы страна процветала.

Магнус. А вы уверены, что она будет процветать и впредь?

Никобар. Еще бы!

Плиний. Помилуйте, сэр! Что это вы?

Бальб. Уверены ли мы! Да возьмите хоть мой изби­рательный округ - северо-восточный Бирмингам. Четыре ква­дратных мили одних кондитерских фабрик! Известно ли вам, что по производству рождественских конфет-хлопушек Бирмин­гам может считаться кузницей мира?

Красс. А Гейтсхед и Миддлсборо! Известно ли вам, что за последние пять лет в тех местах забыли, что такое безрабо­тица, и что выпуск шоколадной помадки достигает там двадца­ти тысяч тонн в день?

Магнус. Приятно, конечно, сознавать, что, в случае мир­ной блокады со стороны Лиги наций, мы целых три недели мо­жем продержаться, питаясь шоколадной помадкой отечествен­ного производства.

Никобар. Тут нет ничего смешного. Мы не одни конфе­ты выпускаем, но и более солидную продукцию. Где вы найде­те клюшки для гольфа лучше английских?

Бальб. А производство фарфора! Посуда марки Дер­би, марки Челси! А ковровоткацкая промышленность! Ведь из­делия гринвичских фабрик совсем вытеснили с рынка француз­ские гобелены.

Красс. Не забывайте о наших гоночных яхтах и авто­мобилях, сэр, - лучшие модели на свете, и притом выпуск толь­ко по особому заказу. Дешевой серийной продукцией не зани­маемся!

Плиний. А наше животноводство! Английские пони для игры в поло - лучшие в мире!

Аманда. А английские горничные? На всех международ­ных конкурсах красоты они выходят победительницами.

Плиний. Ах, Манди, Манди! Нельзя ли без пошлостей?

Магнус. Боюсь, что английские горничные - единствен­ная реальная статья в активе вашего баланса.

Аманда (торжественно). Ага! (Плинию.) Шли бы вы до­мой спать, дедушка, да перед сном подумали бы над тем, что сказал его величество.

Протей. Так как же, сэр? Убедились вы, что на нашей стороне - самый высокооплачиваемый пролетариат в мире?

Магнус (серьезно). Я опасаюсь революции.

Все мужчины встречают эти слова оглушительным хохотом.

Боэнерджес. Ну, тут уж я должен присоединиться к ос­тальным, сэр. Насчет шоколадных помадок я вполне согласен с вами: у меня от них желудок портится. Но революция - в Англии!!! Выкиньте это из головы, сэр. Этого не будет, хотя бы вы изорвали в клочья "Великую хартию вольностей" на гла­зах у всего Лондона или вздумали сжечь на костре всех до од­ного членов палаты общин, как в старину сжигали еретиков.