Магнус. Да, но мы всегда пьем чай в половине пятого.
Оринтия (извернувшись, как змея, хватает его за локоть). Бог с ним, с чаем! Я вас напою чаем здесь.
Магнус. Немыслимо, возлюбленная. Джемайма не любит, когда ее заставляют ждать.
Оринтия. К черту Джемайму! Вы не уйдете от меня к вашей Джемайме. (Дергает его с такой силой, что он падает на тахту рядом с ней.)
Магнус. Дорогая, я должен идти.
Оринтия. Пойдете в другой раз. А сегодня останетесь здесь. Послушайте, Магнус, у меня к вам есть очень важное дело.
Магнус. Нет у вас никакого дела. Вам просто хочется, чтобы я опоздал к чаю и Джемайма рассердилась. (Пытается встать, но она тянет его назад.) Пустите, слышите?
Оринтия (продолжая держать его). Почему вы так боитесь жены? Весь Лондон смеется над вами. Все говорят, что вы у нее под башмаком, бедненький.
Магнус. У нее под башмаком! А вот это как называется, по-вашему? Моя жена, по крайней мере, не применяет ко мне физического насилия.
Оринтия. Я не хочу, чтоб вы покидали меня ради вашей старухи.
Магнус. Ну, Оринтия, хватит глупостей. Вы же знаете, что я должен идти. Будьте благоразумны.
Оринтия. Еще десять минут, не больше.
Магнус. Уже и так половина пятого.
Он снова пытается встать, но она удерживает его.
(Переводя дух.) Вы ведь это делаете только со злости. У вас такая крепкая хватка, что я не могу вырваться, не причинив вам боли. Что же мне, позвать стражу?
Оринтия. Зовите, зовите! Завтра утром об этом будут трубить все газеты!
Магнус. Демон! (Собрав все свое королевское величие.) Оринтия! Я вам приказываю.
Оринтия хохочет.
(В бешенстве.) Ну, погоди же, дьявол, я тебя заставлю отпустить. (Снова пытается вырваться, на этот раз уже пуская в ход силу.)
Оринтия обхватывает его обеими руками за шею и держит, злорадно усмехаясь. В дверь стучат, но ни он, ни она не слышат стука. Ему удается оторвать ее руки, но в ту же минуту она обхватывает его снова, поперек туловища. Оба сваливаются с тахты и катаются по полу. Входит Семпроний. На мгновение останавливается, наблюдая эту неприличную сцену, затем торопливо выскальзывает из комнаты и, прикрыв за собой дверь, начинает шумно кашлять и сморкаться; наконец стучит снова, громко и настойчиво. Противники прекращают военные действия и поспешно вскакивают на ноги.
Магнус. Войдите.
Семпроний (на пороге). Сэр, ее величество послала меня сказать, что чай уже на столе.
Магнус. Благодарю вас. (Быстро выходит из комнаты.)
Оринтия (запыхавшаяся, но чрезвычайно довольная собой). Когда король со мной, он забывает все на свете. Да и я тоже. Мне, право, очень жаль, что он опоздал к чаю.
Семпроний (сухо). Объяснений не требуется. Я все видел. (Выходит.)
Оринтия. Скотина! Наверно, подсматривал в замочную скважину. (Вызывающе вскидывает голову и, пританцовывая, возвращается к своему письменному столу.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Несколько позже. Дворцовая терраса с низкой балюстрадой, выходящая в сад. Вдоль балюстрады ряд плетеных кресел. Посреди террасы несколько стульев, стоящих в беспорядке, - видимо, на них только что сидели. Из сада можно подняться на террасу по широким каменным ступеням в центре.
Король и королева сидят на террасе у самых ступеней: королева - справа от короля. Он читает вечернюю газету, она вяжет. Рядом с ней рабочий столик, на нем небольшой гонг.
Королева. Почему ты велел оставить стулья на террасе, а не убрать их вместе с чайным столом?
Магнус. Я буду принимать здесь министров.
Королева. Здесь? Почему?
Магнус. Надеюсь, что свежий воздух и предзакатное освещение подействуют на них умиротворяюще. Им тут трудней будет ораторствовать, чем в четырех стенах.
Королева. А ты уверен? Когда Роберт спросил Боэнерджеса, где он научился произносить такие великолепные речи, тот ответил: "В Гайд-парке".
Магнус. Да, но там его вдохновляло присутствие толпы.
Королева. Роберт говорит, что ты совершенно приручил Боэнерджеса.
Магнус. Неправда, вовсе я не приручал его. Я только преподал ему кое-какие правила поведения. Мне приходится нянчиться со всеми новичками в политике, но это совсем не значит, что я их приручаю. Я просто учу их разумно использовать свои силы, вместо того чтобы растрачивать их попусту, валяя дурака. Потом, когда приходится сталкиваться с ними, мне же от этого хуже.
Королева. Благодарности ты все равно не видишь. Им кажется, что ты морочишь их.
Магнус. Да на первых порах так оно и бывает. Но когда доходит до дела, тут уж их не заморочишь: они сами очень быстро перенимают эту науку.
Памфилий входит на террасу с той стороны, где сидит королева.
(Взглянув на часы.) Ах ты боже мой! Неужели явились? Ведь еще нет пяти.
Памфилий. Нет, сэр. Прибыл американский посол.
Королева (с оттенком неудовольствия). Разве ему назначена аудиенция?
Памфилий. Нет, ваше величество. Он, видимо, чем-то взволнован. Я ничего не мог от него добиться. Он желает немедленно видеть его величество.
Королева. Желает!! Американец желает немедленно видеть короля, не испросив предварительно аудиенции! Ну, знаете ли!
Магнус (вставая). Просите его сюда, Пам.
Памфилий выходит.
Королева. На твоем месте я предложила бы ему ходатайствовать об аудиенции в письменной форме, а потом заставила бы дожидаться недельку-другую.
Магнус. Что? Когда мы до сих пор не расплатились с Америкой по военным долгам? И когда в Белом доме сидит такой оголтелый империалист, как Боссфилд? Нет, ты бы этого не сделала, дорогая моя. Ты была бы с ним заискивающе любезна - так же как сейчас буду я, чтоб ему провалиться!
Памфилий (появляясь вновь). Его превосходительство американский посол, мистер Ванхэттен.
Памфилий скрывается. На террасу входит чрезвычайно оживленный Ванхэттен; с видом человека, не сомневающегося в том, что его приходу очень рады, он сразу же устремляется к королеве и так долго и энергично трясет ее руку, что она, озадаченная этим затяжным рукопожатием, в конце концов беспомощно оглядывается на короля.
Магнус. Что с вами такое, мистер Ванхэттен? Этак вы у ее величества все кольца стрясете.
Ванхэттен (отпуская руку королевы). Ее величество извинит меня, когда узнает, какое дело меня сюда привело. Король Магнус, мы стоим на пороге великого исторического события, быть может, величайшего во всей прошлой и будущей истории.
Магнус. Не хотите ли чаю?
Ванхэттен. Чаю! Кто в такую минуту думает о чае!
Королева (довольно холодно). Нам трудно разделить ваши восторги, поскольку мы до сих пор не знаем, чем они вызваны.
Ванхэттен. Вы совершенно правы, мэм. Действительно, нелепо, с моей стороны. Но сейчас вы всё узнаете п сможете судить сами, преувеличиваю ли я все значение, всю неслыханную важность того, что не поддается преувеличению.
Магнус. Милосердный боже! Да вы садитесь, пожалуйста.
Ванхэттен (берет стул и ставит между креслами короля и королевы). Благодарю вас, ваше величество. (Садится.)
Магнус. Вы, по-видимому, хотите сообщить нам какое-то экстраординарное известие. В официальном или в частном порядке?
Ванхэттен. В самом официальном. Будьте уверены. Можете рассматривать то, что я вам скажу, как заявление правительства Соединенных Штатов Америки правительству Британской империи.
Королева. Может быть, мне уйти?
Ванхэттен. Нет, нет, мэм! Пожалуйста, останьтесь. Как супруга царствующей особы вы, может быть, несколько ограничены в своих привилегиях, но как англичанка вы имеете полное право знать то, что я пришел сообщить.
Магнус. Черт побери, Ванхэттен, да в чем же дело, в конце концов?
Ванхэттен. Король Магнус! Ваша страна связана с нашей страной определенными долговыми отношениями.
Магнус. Стоит ли говорить об этом сейчас, когда наши английские капиталисты вложили столько денег в американские предприятия, что вам приходится ежегодно выплачивать нам два миллиарда долларов - после уплаты самим себе процентов по долгу.
Ванхэттен. Король Магнус! Забудем пока о цифрах. Итак, наши страны связаны между собой долговыми отношениями; но в то же время они разделены границей - границей, на которой не увидишь ни одной пушки и ни единого солдата и через которую американские граждане каждый день обмениваются рукопожатиями с канадскими подданными вашей державы.
Магнус. Да, но есть еще морская граница, которую за наш общий счет охраняет Лига наций, и это обходится несколько дороже.
Ванхэттен (встает, чтобы придать своим словам больше внушительности). Ваше величество, долга больше нет. Граница перестала существовать.
Королева. То есть как?
Магнус. Мистер Ванхэттен, уж не хотите ли вы сказать, что в результате какого-то грандиозного катаклизма Атлантический океан поглотил Североамериканский материк?
Ванхэттен. Нет, но произошло нечто, еще более достойное удивления. Британская империя в некотором роде поглотила Атлантический океан.
Магнус. Мистер Ванхэттен, я вас очень прошу по возможности вразумительно рассказать нам, что же все-таки произошло? Садитесь, пожалуйста.
Ванхэттен (усаживаясь на прежнее место). Как вам известно, сэр, было время, когда Соединенные Штаты Америки составляли часть Британской империи.
Магнус. Да, таково предание.
Ванхэттен. Не предание, сэр, а неоспоримый исторический факт. В восемнадцатом столетии...
Магнус. Ну, это давние дела.
Ванхэттен. Что значит какое-нибудь столетие в жизни великой державы, сэр? Позвольте напомнить вам притчу о блудном сыне.
Магнус. Ох, мистер Ванхэттен, это дела еще более давние. А тут, насколько я понимаю, что-то важное произошло не далее как вчера.
Ванхэттен. Произошло, король Магнус. Произошло, и очень важное.
Магнус. Так рассказывайте, что именно. У меня сейчас нет времени заниматься восемнадцатым столетием и блудным сыном.
Королева. У короля через десять минут заседание кабинета, мистер Ванхэттен.
Ванхэттен. Любопытно, какие лица сделаются у ваших министров, король Магнус, когда они услышат то, что я имею вам сообщить.
Магнус. Очень любопытно. Но, к сожалению, я не смогу сказать им, в чем дело, поскольку я сам этого не знаю.
Ванхэттен. Ваше величество, блудный сын возвращается домой. Но на этот раз он вернется не бедняком, изголодавшимся и одетым в рубище, как это было в древности. О нет. Теперь он принесет с собою в отчий дом все богатства земли.
Магнус (вскакивает с кресла). Послушайте, неужели...
Ванхэттен (тоже встает, наслаждаясь эффектом своих слов). Именно, сэр! Декларация независимости отменена. Договоры, скреплявшие ее, разорваны. Мы приняли решение вернуться в состав Британской империи. Разумеется, мы войдем на правах самоуправляющегося доминиона и мистер Боссфилд останется нашим президентом. Так что в скором времени я буду иметь честь посетить вас снова, но уже не в качестве посла иностранной державы, а в качестве правительственного уполномоченного по величайшему из ваших доминионов и верноподданного вашего величества.
Магнус (падая в кресло). Черта с два! (Пытается проникнуть взглядом в будущее, и впервые за все время в этом взгляде появляется растерянность.)
Королева. Какое замечательное событие, мистер Ванхэттен!
Ванхэттен. Я не сомневался, мэм, что вы именно так его оцените. Такого события еще не было в мировой истории. (Садится на прежнее место.)
Королева (тревожно поглядывая на короля). Ведь правда, Магнус?
Магнус (с видимым усилием овладевая своими чувствами). Скажите, пожалуйста, мистер Ванхэттен, кому принадлежит эта... этот... эта блестящая политическая идея? Откровенно говоря, я привык считать вашего президента одним из тех государственных деятелей, которые больше работают языком, чем головой. Не может быть, чтобы он сам удумал такую штуку. Признайтесь, кто подсказал ему?
Ванхэттен. Ваше критическое суждение о мистере Боссфилде я вправе принять лишь со всеми необходимыми оговорками; но могу сказать вам, что у нас в Америке эту приятную новость будут, вероятно, связывать с недавним посещением наших берегов президентом Ирландского свободного государства. Мне не выговорить его имя так, как оно произносится официально, по-гэлльски, - а как оно пишется, у нас во всем посольстве знает только одна машинистка, - но друзья называют его Мик О’Рафферти.
Магнус. Ах, прохвост! Джемайма, нам придется жить в Дублине. Англии пришел конец.
Ванхэттен. В известном смысле - пожалуй. Но это не означает, что Англия погибнет. Она просто сливается - да, именно сливается - с другим предприятием, более мощным и более процветающим. Я забыл упомянуть, сэр, что вы теперь будете императором; таково одно из наших условий. Этот маленький островок мог обходиться королем; но раз уж в дело вступаем мы, тут требуется нечто более грандиозное.
Магнус. Этот маленький островок! "Сей малый перл в серебряной оправе моря!" А не приходило ли вам в голову, мистер Ванхэттен, что мы можем не захотеть превратиться в какой-то довесок к мощному американскому предприятию? Что, если вместо того, чтобы согласиться на это, мы кликнем старый боевой клич синфейнеров и будем драться до последней капли крови за свою независимость?
Ванхэттен. Меня бы очень огорчило подобное возрождение варварских нравов прошлого. К счастью, это невозможно. Не-воз-мож-но! Старый боевой клич не вдохновит разноплеменный экипаж Атлантического флота Лиги наций. Этот флот подвергнет вас блокаде, сэр. Нам, пожалуй, придется объявить вам бойкот. И плакали тогда ваши два миллиарда долларов в год.
Магнус. Но континентальные державы? Неужели вы думаете, что они хоть на миг допустят подобную перемену в международной расстановке сил?
Ванхэттен. А что тут особенного? Ведь это перемена чисто номинальная.
Магнус. Номинальная! Вы называете слияние Британского содружества наций с Соединенными Штатами номинальной переменой! Хотел бы я знать, как назовут это Франция и Германия!
Ванхэттен (снисходительно покачивая головой). Франция и Германия? Эти устарелые географические названия, которыми вы пользуетесь по укоренившейся семейной привычке, нас нимало не волнуют. Под Германией вы, очевидно, подразумеваете ряд советских или почти советских республик, расположенных между Уральским хребтом и Северным морем? Но здравомыслящие политики Москвы, Берлина и Женевы стараются сейчас объединить их в федерацию, и у нас имеется полная договоренность, что, если мы не будем мешать их действиям, они не станут препятствовать нашим. А то, что вы называете Францией, - то есть, очевидно, правительство в Новом Тимгаде - чересчур занято своими африканскими делами, чтобы интересоваться событиями по ту сторону Ламаишского туннеля. Пока в Париже достаточно американцев, а у американцев достаточно денег, с французской точки зрения на Западе все спокойно. В числе развлечений, которые Париж может предложить американцам, одно из самых популярных - экскурсия в Старую Англию. И французы хотят, чтобы мы себя здесь чувствовали как дома. Что же, мы так себя и чувствуем. И это вполне естественно. В конце концов, мы же здесь действительно дома.
Магнус. То есть простите, почему же?
Ванхэттен. А потому, что нас здесь окружает все свое, привычное: американские промышленные изделия, американские книги, пьесы, спортивные игры, американские религиозные секты, американские ортопеды, американские кинофильмы. То есть, короче говоря, - американские товары и американские идеи. Политический союз между нашими странами явится лишь официальным признанием совершившегося факта. Так сказать - гармония сердец.
Королева. Мистер Ванхэттен, вы забываете, что у нас есть своя великая национальная традиция.
Ванхэттен. Соединенные Штаты, мэм, восприняли все великие национальные традиции и, сплавив их воедино с собственной славной традицией Свободы, получили в результате нечто поистине оригинальное и универсальное.
Королева. У нас есть своя самобытная английская культура. Я не хочу сказать, что она выше американской, но, во всяком случае, она иная.
Ванхэттен. Так ли? Ведь эта культура нашла себе воплощение в произведениях английского изобразительного искусства, в загородных замках вашей знати, в величественных соборах, воздвигнутых нашими общими предками для служения богу. А что вы сделали со всем этим? Продали нам, американцам. Я вырос под сенью Элийского собора - мой папочка перевез его из графства Кембридж в штат Нью-Джерси и тем положил начало своей профессиональной карьере. Сооружение, которое теперь стоит на месте этого собора в Англии, тоже очень недурно в своем роде, отличный образец железобетонной архитектуры двадцатого века. Но проект его был сделан американским архитектором, а строил Международный трест синтетических строительных материалов. Поверьте мне, истинные англичане, которые судят о жизни по реальным фактам, а не по тому, что пишется в книгах, гораздо лучше чувствуют себя среди нас, чем среди обветшалых английских традиций, искусственно поддерживаемых американскими туристами. Если вы встретите где-нибудь в сельской глуши почтенного джентльмена, свято соблюдающего все рождественские обычаи, можете быть уверены, что это - американец, недавно купивший поместье. И англичане разводят вокруг него всю эту чепуху потому, что он им за это платит деньги, а вовсе не потому, что это нужно им самим.
Королева (со вздохом). Ах, так много представителей самых лучших семейств уезжает теперь в Ирландию. Следовало бы запретить англичанам ездить в Ирландию. Они никогда оттуда не возвращаются.