Доналд Барр пишет, что немногие романы имеют такое количество идиоматических выражений как "Ловец во ржи". Юмор в романе вводится постепенно. Холден Колфилд озабочен, растерян, но обладает чувством собственного достоинства. Он осуждает и сострадает, обобщает и абстрагирует постоянно. Даже гневаясь на кого-либо, он ему сочувствует. Несправедливость по отношению к другим "он воспринимает как несправедливость к самому себе" (31, с. 172). Вот почему Холден хочет быть "ловцом во ржи", спасать детишек от падения в овраг. Да и сам стиль Сэлинджера, его манера выражения мыслей своего героя характеризует чувствительность Холдена Колфилда. Герой рассказывает свою историю с юмором, хотя этот юмор и трагичен. Ведь в начале романа Холден находится в больничной палате психоневрологического санатория, а заканчивает рассказ, все еще оставаясь там же.
Юмор Сэлинджера, считают Артур Хейзерман и Джеймс Миллер, усиливают бесчисленные ситуации повторения одних и тех же выражений, избитых метафор и банальных шуток (54, с. 203). Многие вещи в мире Холдена Колфилда то и дело ни с того, ни с сего падают и разбиваются, а автомобили "подпрыгивают". Бесконечные абсурдные ситуации заставляют героя романа повторять "it killed me", т. е. "это поразило меня, это рассмешило меня".
Значительная часть романа "Ловец во ржи" содержит множество историй, не относящихся к рассказу об отчаянном побеге Холдена из школы. Если в первых же строках романа Холден говорит, что он не собирается излагать свою биографию, то, заканчивая читать "Ловца во ржи", обнаруживаешь, что знаешь весь жизненный путь подростка едва ли не со дня его рождения (54, с. 204).
А. Хейзерман и Дж. Миллер пишут, что Холден вовсе не страдает от невозможности любить, но он в отчаянии от того, что ему некуда направить свою любовь. Впрочем, и настоящая ненависть не свойственна Холдену, ибо о тех, кто ему не нравится, т. е. о Стрэдлейтере или Экли, прыщеватом малом, чьи зубы были как бы "покрыты мхом", в конце романа он говорит с сожалением, ибо теперь ему их не хватает (77, с. 214). Ведь Холден, хоть и критикует Экли, но в глубине его осуждения спрятано сострадание, поскольку ни одна школьная группировка не принимает Экли в свой состав, отмечает Кристофер Паркер (70, с. 254).
Когда в 1946 г. умер от белокровия младший брат героя Алли, он в отчаянии разбил все окна в гараже, где в это время ночевал, и родители даже собирались показать его психоаналитику. К. Паркер считает такое поведение Холдена, которому тогда было 13 лет, вполне естественным, человеческим, и полагает, что именно так думал Сэлинджер, рассказывая об этом (70, с. 256).
Оценивая образ Холдена Колфилда в романе, К. Паркер подчеркивает, что Сэлинджеру удалось изобразить отчаянную попытку героя быть искренним в неискреннем мире. Сэлинджер не позволяет своему герою идти на компромиссы и относится к нему честно, давая читателю достаточно оснований самому определить характер Холдена Колфилда, приводя доводы "за" и "против" (70, с. 257).
Сэлинджер – абсолютный профессионал в литературном творчестве, он относится к своему искусству очень серьезно, отмечает Дэвид Л. Стивенсон (83, с. 36). Преданный высокому стилю в литературе, Сэлинджер блестяще использует иронию при разработке сюжета романа "Ловец во ржи". Он обращается к неоднородной по своему составу аудитории, т. е. к образованным читателям высшего и среднего класса, и амбициозно предлагает им различные аспекты современного отчуждения в обществе. Чувствительный и восприимчивый Холден Колфилд слишком хорошо осведомлен о разногласиях между явными намерениями и скрытыми мотивами как своих поступков, так и поведения знакомых людей, желая чувствовать себя свободным в любом окружении (83, с. 40).
Основная лингвостилистическая характеристика романа "Ловец во ржи", по мнению Д. Л. Стивенсона, – правдоподобие диалогов, а также соответствующих жестов и телодвижений персонажей. Диалоги всегда наполовину забавные и наполовину отчаянные, поэтому текст постоянно находится между комедией и трагедией. "Однако ни один из эпизодов романа не демонстрирует полностью особую наклонность Сэлинджера к стилю комедии, хотя почти каждый эпизод до какой-то степени комичен" (83, с. 40).
Преподаватель английского языка Гарвардского университета Уильям Вигенд убежден, что Холден Колфилд, как и другие персонажи прозы Сэлинджера, не является критиком общественной жизни. У него проблемы внутренние, собственные, а не общественные. Словом, "банановая лихорадка", как называет это состояние У. Вигенд, совершенно личное дело героя "Ловца во ржи". Холден Колфилд – жертва своего постоянного духовного несовершенства, а писатель во всех произведениях ищет конкретное спасение от этого недуга (88, с. 123).
"Банановая лихорадка" – это ощущение нехватки чего-то нужного, что и вызывает страдание. Холден Колфилд болен этой лихорадкой не потому, что он кого-то ненавидит или кого-то боится, а вследствие того, что он не может избавиться от своих воспоминаний обо всех тех, кого он встречал и знал в своей жизни. Именно их ему и не хватает.
Холден Колфилд огорчен не тем, как люди относятся к нему, а тем, как они относятся друг к другу. Дэн Вейкфилд начинает свою статью цитатой из Достоевского о том, что ад – это страдание от невозможности любить. Холден Колфилд в "Ловце во ржи" считает отвратительными ситуации отсутствия любви, а еще более мерзким – притворство под видом любви (86, с. 180).
Таким притворством он называет речь бывшего ученика школы Пэнси, некоего Оссенбергера, который стал предпринимателем и заработал кучу денег на дешевых похоронных бюро. Оссенбергер рассказывает ученикам о том, как он любит молиться за покойников Христу. Но Холден уверен, что он просто заталкивает покойников в мешок и швыряет в речку, а Христу молится, чтобы тот послал ему побольше покойников (77, с. 17).
Холден способен найти подлинную любовь в мире детей, которые еще не научились омерзительным ритуалам притворства. Мир любви Холден находит также и в своем воображении, в своей мечте о спасении детей от падения с обрыва на краю ржаного поля или в мечте о хижине, которую он построит далеко на Западе, на опушке леса, как уголок для любви и убежище от лжи (86, с. 182).
Творчество Сэлинджера возникло не на пустом месте. Если верить свидетельству его друга и редактора, сотрудника журнала "Нью-Йоркер" Уильяма Шона, которому посвящена книга "Фрэнни и Зуи", Сэлинджер об этом сказал так: "Когда писателя просят рассказать о своей профессии, он должен подняться и громко прокричать имена авторов, которых он любит. Я люблю Кафку, Флобера, Толстого, Чехова, Достоевского, Пруста, О’Кейси, Рильке, Лорку, Китса, Рембо, Бернса, Э. Бронте, Джейн Остин, Генри Джеймса, Блейка, Кольриджа. Я не называю имен ныне живущих писателей, ибо считаю это неэтичным" (48, с. 21).
О русских переводах "Ловца во ржи"
Роман Дж. Д. Сэлинджера переводили на русский язык Р. Я. Райт-Ковалева, С. А. Махов и М. Немцов. В 1960 г. Р. Райт-Ковалева, переводя роман, дала ему название "Над пропастью во ржи". Л. С. Кустова в 1964 г. отметила, что "все критики признали перевод прекрасным", а К. И. Чуковский в одной из своих последних статей даже поставил Р. Райт-Ковалеву "в первые ряды мастеров перевода" (10, с. 72).
Произведение Сэлинджера "Ловец во ржи" весьма трудно для перевода, поскольку в нем есть особая интонация, которую Л. С. Кустова называет лирически взволнованной и доверительной. Герой романа Холден Колфилд непосредственно обращается к читателю, и Р. Райт-Ковалевой удалось передать ритм этих обращений, который обычно создается "порядком слов, композицией целого отрывка текста, логическими ударениями, пунктуацией", а не только лексикой и синтаксисом (10, с. 72). Переводчица при этом строит короткие фразы с совершенно четкими логическими ударениями. А ритм перевода в соединении с интонацией как раз и воспроизводит особый сэлинджеровский стиль.
Колорит романа "Ловец во ржи" – то радостный, то грустный и мрачный и т. д. Р. Райт-Ковалева воссоздает колорит оригинала, но иногда добавляет и свой текст. У Сэлинджера сказано, что номер, в котором поселился Холден Колфилд, был "унылый" ("crumby"), а Р. Райт-Ковалева добавляет еще, что "он тоску нагонял", чего в английском тексте нет (10, с. 73).
Л. С. Кустова очень ценит литературный вкус переводчицы. Так, она замечает, что английское выражение "на каждого" ("apiece") Райт-Ковалева переводит по-разному: "с носа", "на брата", т. е. передает не только смысл, но и эмоциональное состояние рассказчика Холдена.
Английские идиомы, фразеологизмы и образные выражения Р. Райт-Ковалева переводит при помощи разговорных русских оборотов, которые, конечно, не соответствуют американской жизни. Это и "как паровоз", и "собаку съел", и "ума палата", и "пьян как стелька", и "хлебом не корми", и "в глаза не видел", и "завел волынку" и проч.
Автор статьи о переводе "Ловца во ржи" на русский язык Кустова считает, что такие выражения до какой-то степени нарушают сэлинджеровский стиль. Правда, она полагает, что если вместо "shake hands", т. е. "пожимать руки", написано "протягивать два пальца", то это "точно характеризует персонаж и ситуацию" (10, с. 74).
Р. Райт-Ковалева любит русские презрительно-уменьшительные слова и суффиксы – ишк-, -ашк-, -яч-к– и часто употребляет их: "старикашка", "чемоданишко", "толстячки". Выражения с числительными даются в русском клишированном варианте. Если в оригинале "в девяностый раз", то в переводе это звучит как "в сотый раз", английское "прошла вечность" превращается в "сто лет не виделись", а "миллион причин" – в "по тысяче причин" и т. д. Английское "three cartons that day" ("три пачки в тот день") в романе точно указывает, сколько именно папирос в день было выкурено, а в переводе получилось некорректное "сто пачек в день".
Особое внимание автор статьи о переводе Райт-Ковалевой "Ловца во ржи" уделяет "живописному жаргону", на котором изъясняется Холден Колфилд. Жаргонных словечек у него не столь уж много, не более десятка. А "творческая палитра" переводчицы значительно шире, пишет Кустова. Так, слово "terrific", имеющее значение "ужасающий, страшный" в переводе получило 14 вариантов (10, с. 75). Вульгарное проклятие "goddam" либо вообще не переводится, либо передается подбором других слов. Кустова приводит около 20 вариантов такого "перевода" (10, с. 75–76).
Слова "crazy" ("сумасшедший") и "phony" ("подлый, притворство, лицемерие"), выражения "it killed me, it knocked me" ("с ума сойти") в переводе имеют также множество вариантов. Кустовой не нравится употребление переводчицей слова "свинство", аналогичного которому в лексиконе Холдена в английском тексте нет. Для слова "bastard" ("ублюдок") переводчица нашла более 20 различных вариантов. То же касается и ругательства "ass" ("зад"), перевод которого во многих случаях Кустова считает редактированием.
Подробный анализ лексики героя романа "Ловец во ржи" показывает, что в его речи не столь уж много слэнговых словечек, замечает Кустова. Она добавляет, что, судя по переводу, их должно было бы быть гораздо больше. В связи с этим манера сэлинджеровского письма в переводе несколько изменилась, причем еще и потому, что в русский текст то и дело вкраплены небольшие добавления. И, напротив, в эпизоде с мистером Антолини, когда тот гладит по голове спящего Холдена, не переведена та часть фразы, в которой говорится, что Холдену то и дело приходилось встречать гомосексуалистов.
Вообще, собственная манера письма Райт-Ковалевой очень сильно ощущается в переводе, считает Кустова, отчего Сэлинджер порой перестает быть Сэлинджером. Переводчица внесла в перевод много своего, но, так как она – мастер талантливый и искусный, обнаружить это не так просто (10, с. 79). Порой она употребляет более сильное слово, чем в оригинале, вставляет в предложение слово, которого вообще нет у Сэлинджера. Речь, в частности, идет о слове "пропасть" из эпизода с ловлей детей во ржи. Оно появилось и в названии русского перевода романа – "Над пропастью во ржи". Автор статьи Кустова считает, что у Райт-Ковалевой абсолютно не было никакого основания вставлять слово "пропасть" там, где писатель имеет в виду лишь "страшный овраг", да еще выносить это слово в название произведения (10, с. 81).
Каламбур "Бизоны из Барбизона" (21, с. 160) придуман Райт-Ковалевой, у Сэлинджера его нет. В эпизоде с мистером и миссис Антолини говорится о "Buffalo friends of Mrs. Antolini’s… Some buffaloes" (77, c. 182). Имеются в виду жители американского города Буффало, а не французского города Барбизон, местечка под Парижем. А в США города Барбизон нет. Можно найти в переводе и другие мелкие неточности, но в целом Кустова считает, что перевод талантливый и выполнен на высоком художественном уровне. Переводчица сумела донести до читателя эмоциональность и поэтичность романа Сэлинджера (10, с. 81).
Спустя десять лет после кончины Р. Я. Райт-Ковалевой (1898–1988) в 1998 г. в московском издательстве "Аякс Лтд." вышел новый перевод произведений Сэлинджера (переведен не только роман "Ловец во ржи", но и сборник "Девять рассказов") (22). В этом издании привычная фамилия Сэлинджер изменена: "Салинджер". В аннотации сказано, что книга выпущена в оригинальной редакции переводчика С. А. Махова. В предисловии Сергей Махов замечает, что многогранность произведения американского писателя (Махов называет роман "повестью") отражена в названии, которое он дал роману "Ловец во ржи": "Обрыв на краю ржаного поля детства". Переводчик Махов считает положительным фактом то, что он "напичкал языковой поток словечками и выраженьицами ученическими, тусовочными и даже блатными и матерными" (22, с. 4). При этом он объясняет, что стремился, чтобы воздействие его перевода на современное российское юношество совпало с тем, какое в начале 50-х годов прошлого века производил на американскую молодежь подлинник романа "Ловец во ржи".
Текст Риты Райт-Ковалевой переводчик Сергей Махов оценивает отрицательно, именует его "женским", "совковым", "поднадзорным", называет этот текст вовсе не той книгой, "которую написал Салинджер" (22, с. 4). Как видим, изменение буквы в фамилии американского писателя в русском издании отнюдь не является у переводчика С. А. Махова случайным.
Известная советская переводчица и литературный критик Нора Галь (1912–1991), которая читала перевод в рукописи, полагала, что само название, которое дал роману С. Махов, вопиет о совершенном его непрофессионализме. Такое тяжеловесное разжевывание образа Холдена Колфилда, считала Н. Галь, уместно лишь в комментариях, но не в переводе названия художественного произведения. Помимо всего, в придуманном С. Маховым названии "Обрыв на краю ржаного поля детства" встречается недопустимое нагромождение родительных падежей.
Александра Борисенко тоже называет перевод Махова неудачным. Это была первая попытка заново перевести роман. По словам А. Борисенко, реакция на этот перевод "оказалась необычайно бурной" (3, с. 1). Когда вышла статья А. Борисенко (2009 г.), в Ставрополе уже была опубликована книга Дениса Петренко о переводах на русский язык знаменитого романа Сэлинджера. В монографии анализируются не только переводы Райт-Ковалевой и Махова, но и особенности повествования в романе Сэлинджера "The Catcher in the Rye". Петренко считает, что язык романа обусловлен эпистемологической ситуацией середины XX в., т. е. ситуацией в теории познания.
В тексте романа отражаются основные идеи науки, философии и литературы середины прошлого века. Во-первых, это теория относительности и принцип дополнительности. Когда А. Эйнштейн создал теорию относительности, он "разрушил существовавшие в картине мира Нового времени представления об абсолютном пространстве и времени" (17, с. 21). Принцип дополнительности, сформулированный Нильсом Бором, требовал описания физического объекта во взаимоисключающих, дополнительных характеристиках, т. е. дополнительного способа описания в самых различных сферах познания.
Во-вторых, это экзистенциализм, который пришел на смену позитивизму. Ж.-П. Сартр считал, что экзистенциализм главным образом оперировал такими понятиями, как "тревога", "заброшенность" и "отчаяние". Наконец, в художественной литературе (причем особенно в американской прозе) "возникает образ изолированного от общества человека", идея отчуждения (17, с. 22). Холден Колфилд у Сэлинджера напоминает экзистенциального "постороннего человека", который испытывает "желание одновременно и отделиться, уйти от людей, и найти понимание среди окружающих" (17, с. 23). Холден Колфилд, наподобие "абсурдного человека у экзистенциалистов", обретает силы жить не столько без надежды, сколько с поисками духовной и нравственной опоры (17, с. 33).
Говоря о переводе на русский язык романа Сэлинджера Р. Я. Райт-Ковалевой, Петренко прежде всего отмечает, что текст романа передан на нормативном русском языке. Американский текст перегружен ругательствами, и переводчица стала искать "русские слова" на замену (17, с. 50). Так, для вульгарнейшего американского выражения, означающего совокупление, Райт-Ковалева отыскала русское просторечное слово "похабщина". Английское выражение "to give someone the time", связанное с представлениями о половом акте, Р. Райт-Ковалева переводит словом "спутаться", которое, согласно "Словарю русского языка", только в четвертом словарном значении содержит намек на интимную связь (17, с. 51).
В русской интерпретации Холден Колфилд "обладает нравственной чистотой, проявляющейся в том, что в описании тем, касающихся отношений между полами и отклонений в сексуальном поведении, он уходит от подробностей, способных смутить читателя" (17, с. 53).
К. И. Чуковский писал, определяя творческий метод переводчицы Р. Райт-Ковалевой, что точности перевода она добивается не путем воспроизведения слов, а посредством воспроизведения "психологической сущности каждой фразы" (цит. по: 17, с. 177).
В главе 15 Холден Колфилд говорит о своей подруге Салли, что она хорошо начитанна, что много знает о театре, пьесах, литературе и "all that stuff", т. е. дряни, чепухе. Р. Райт-Ковалевой эту часть предложения не переводит. Фраза звучит: "Она ужасно много знала про театры, про пьесы, вообще про всякую литературу" (21, с. 101). Петренко замечает, что слово "всякий" обычно имеет в русском языке нейтральный характер. Лишь только в выражении "ходят тут всякие" оно приобретает неодобрительный смысл. А слово "всякий" как местоимение не может быть использовано с "окраской неодобрения" (17, с. 177).
В главе 18 Холден говорит о романе Хемингуэя "Прощай, оружие!", что это "a phony book", т. е. "фальшивая книга". Но в переводе Райт-Ковалевой Холден говорит не о книге Хемингуэя, а о герое книги лейтенанте Генри. При этом ценность произведения "Прощай, оружие!" в целом сомнению не подвергается.
По мнению Петренко, переводчица весьма часто сокращает сниженную лексику, редуцирует её, пересказывает. Так в главе 19 репетитор-старшеклассник Холдена задает неприличный вопрос, Райт-Ковалева не переводит его, а просто говорит: "трепался бог знает о чем" (17, с. 181).