Несмотря на очевидный успех, отношения Булгакова с зарубежными издательствами и агентствами складывались тяжело. Советский Союз не был членом Международной конвенции по авторскому праву, и потому защищать интересы Булгакова за рубежом было практически некому. Особенно скандальная ситуация возникла вокруг бывшего издателя журнала "Россия" З. Каганского. В 1925 году он выехал за границу, где нагло объявил себя полномочным представителем Булгакова и стал предлагать к изданию его произведения. На основании поддельной доверенности он присваивал себе 50% авторских гонораров!
С переводами тоже было не все ладно – во французский вариант "Зойкиной квартиры" без ведома Булгакова вставили имена Ленина и Сталина, разумеется, в ругательном контексте. Пришлось срочно требовать возврата к авторской редакции текста.
С драматургическим творчеством у Булгакова дела шли все хуже. Ему настойчиво предлагали написать что-нибудь на актуальную тему. Например, на антирелигиозную или о перевоспитании бандитов в трудовых коммунах ОПТУ. Не приходится удивляться, что Булгаков все активнее осваивал профессию актера – на всякий случай.
В ноябре 1934 года состоялась генеральная репетиция мхатовской инсценировки "Пиквикского клуба". Булгаков играл судью – красная мантия, белый завитой парик. Несмотря на волнение, отыграл он отлично и даже заслужил похвалы собратьев – маститых профессионалов.
К трудностям цензурного характера добавлялись чисто производственные проблемы – Станиславский представлял себе Мольера по-иному, чем Булгаков, но Станиславский был хозяином положения и мог требовать переработки отдельных эпизодов пьесы. Булгаков приходил в ярость, когда Станиславский вместо репетиции вдруг начинал обсуждать вместе с актерами недостатки пьесы. В конце концов его терпение лопнуло, и он написал письма во МХАТ с категорическим отказом от переделок.
Письмо Булгакова было зачитано актерам перед репетицией. Станиславский призвал их не падать духом, "а добиваться актерскими и режиссерскими средствами осуществления намеченной линии и победить автора, не отступая от его текста. Это труднее, но и интересней".
В начале августа 1935 года Булгаков закончил пьесу о Пушкине, которую он писал в содружестве с писателем Викентием Вересаевым. 20 сентября Репертком разрешил пьесу к постановке. Ею заинтересовался композитор Сергей Прокофьев – одно время он всерьез обдумывал идею написания на ее основе оперы.
В октябре Булгаков сдал в театр Сатиры пьесу "Иван Васильевич". В конце месяца и эту пьесу допустили к постановке, хотя и с небольшими изменениями.
14 февраля 1936 года состоялся первый закрытый показ спектакля "Мольер" – для пролетарского студенчества. Опять шумный успех, вызовы автора, занавес – 21 раз, а на следующий день – злобная статья о спектакле Осафа Литовского в "Советском искусстве".
Премьера "Мольера" состоялась 16 февраля. Зал был полон "знатными лицами", занавес давали не то 21, не то 23 раза. Газеты отреагировали вяло – всего две ругательных рецензии. Зато 21 февраля во мхатовской газете "Горьковец" появились отрицательные отзывы о "Мольере" писателей и драматургов Афиногенова и Всеволода Иванова, актера Грибкова и писателя Юрия Олеши, который с Булгаковым вообще-то дружил и любил бывать у него в доме.
Ничто не предвещало беды, но вот наступило 9 марта, которое принесло редакционную статью в "Правде", главной газете страны. Статья называлась "Внешний блеск и фальшивое содержание" и была посвящена недавней постановке "Мольера". Уже днем насмерть перепуганное руководство МХАТа сняло пьесу. Все наперебой советовали Булгакову оправдывать и спасать положение письмом в высокие инстанции.
10 марта к травле подключилась "Литературная газета" статьей Б. Алперса "Реакционные домыслы М. Булгакова". 17 марта в "Советском искусстве" появилась "чудовищная по тону" заметка о пьесе о Пушкине. Булгаков предложил Вересаеву снять его фамилию с пьесы, чтобы избавить старика от нападок; Вересаев отказался.
В середине мая в театре Сатиры прошла генеральная репетиция "Ивана Васильевича". Немедленно по окончании репетиции пьеса была запрещена.
Свои пять копеек на общее дело внес и Всеволод Мейерхольд, в прошлом неоднократно просивший у Булгакова пьесу. 26 марта он выступил перед театральными работниками Москвы и сказал о театре Сатиры следующее: "В этом театре смех превращается в зубоскальство. Этот театр начинает искать таких авторов, которые, с моей точки зрения, ни в коей мере не должны быть в него допущены. Сюда, например, пролез Булгаков".
Отчаявшись написать хоть что-нибудь, что не было бы тотчас запрещено, Булгаков решил взяться за перевод. Он взялся за "Виндзорских проказниц" для МХАТа. Однако вскоре после начала работы над переводом к нему пристал с советами Горчаков – режиссер, которому предстояло ставить пьесу.
Горчаков предупредил Булгакова, что перевод будет сделан впустую, если Булгаков не послушает его, Горчакова, установок, как именно переводить Шекспира.
– Хохмочки надо туда насовать!.. Вы чересчур целомудренны, мэтр... Хи-хи-хи...
На другой день Булгаков бросил работу и уведомил Горчакова о своем отказе от перевода. 15 сентября он отвез во МХАТ заявление об отказе от службы в театре и перевода, а 10 октября поступил на работу в Большой театр – либреттистом.
Март 1937 года принес иск от Харьковского драматического театра – театр требовал вернуть аванс, поскольку пьеса о Пушкине не была разрешена к постановке. Иск был совершенно неправомерен, но для этого потребовалось идти на суд, доказывать очевидное...
Летом Булгаков работал над инсценировкой "Дон Кихота", в начале октября пьеса была разрешена. Булгаков отдал ее в театр Вахтангова.
Осенью проходили юбилейные дни МХАТа. В число юбилейных спектаклей умудрились не включить "Дни Турбиных", которые за тринадцать лет были показаны в театре больше 800 раз. Ни в одной статье, посвященной юбилею, не упоминалась ни сама пьеса, ни фамилия автора.
Летом 1939 года Булгаков закончил "Батум", пьесу о молодом Сталине. Это была его попытка пойти на компромисс с эпохой, не поступаясь собственными нравственными принципами. Все прослушивающие принимали пьесу восторженно, с Булгаковым даже начали заигрывать некоторые издания, которые за всю свою историю не напечатали о нем доброго слова.
В августе МХАТ собрал целую экспедицию для поездки в район Батума – "для сбора и изучения архивных документов". Уже в поезде по этому поводу хорошо выпили и закусили и... Все закончилось, как и раньше, неожиданно и навсегда. На остановке в Серпухове в вагон принесли телеграмму. Пьеса не получила одобрения "наверху".
Нет, сама пьеса, судя по всему, Сталину понравилась. Просто легенду вокруг своего жизненного пути он выстраивал долго и тщательно, убирая при необходимости ненужных свидетелей вроде Камо, и потому Булгаков и МХАТ были совсем не теми людьми, которым он позволил бы копаться в этом материале. Вердикт прозвучал так: нельзя такое лицо, как Сталин, делать литературным персонажем, ставить его в вымышленные положения или вкладывать в его уста выдуманные слова. Поэтому пьесу нельзя ни ставить, ни публиковать. Во-вторых, наверху посмотрели на представление этой пьесы Булгаковым как на желание перебросить мост и наладить отношение к себе. Этот вывод убил Булгакова наповал – его снова ставили перед выбором: или живи и кланяйся, или прозябай и сохраняй достоинство.
У Булгаковых наступил траур – не по "Батуму", а по окончательно утраченным надеждам. Михаил усиленно занимался итальянским языком, а Елена – уборкой квартиры. Жить Булгакову оставалось чуть более полугода. Он так и не смог найти свою роль в этом театре марионеток...
Жизнь знаменитых писателей всегда состоит не только из широко известных фактов и "этапов большого пути", но и из мелких житейских случаев, анекдотов, забавных историй. В них мудрые классики и достойные подражания современники предстают более человечными, чудаковатыми и часто не менее интересными, чем их произведения. Приведенные ниже истории основаны на воспоминаниях людей, в разное время знавших Михаила Булгакова. Итак, однажды Булгаков...
Был когда-то писатель...
...попал в августе 1937 года на совещание в гостинице "Москва". Там к нему подошел поэт по фамилии Чуркин и спросил:
– Скажите, вот был когда-то писатель Булгаков...
– А что он писал, про кого говорите?
– Да я его книжку читал, его пресса очень ругала...
– А пьес у него не было? – насторожился Булгаков.
– Да, была у него пьеса – "Дни Турбиных".
– Это я, – скромно признался Булгаков.
Чуркин выпучил на него глаза.
– Вы ведь даже не были в попутчиках, вы были еще хуже?!..
– Ну что может быть хуже попутчиков? – усмехнулся Булгаков.
Вот что значило лет десять вообще не печататься – можно было попасть в живые ископаемые. А попутчики – это такой политико-искусствоведческий термин, обозначавший писателей, находившихся на опасной периферии советской литературы. Дальше уже шли отбросы общества, на которых рабоче-крестьянскую бумагу и типографскую краску тратить вообще не стоило.
* * *
Пьеса "Дни Турбиных" неизменно пользовалась огромным успехом у публики. Рассказывали такой характерный случай.
...Шло 3-е действие спектакля. Город в руках петлюровцев, в окне турбинского дома виднеется зарево пожара. Елена с Лариосиком с нетерпением ждут остальных. Неожиданно раздается слабый стук в дверь. Оба прислушиваются. И тут из публики раздается взволнованный женский голос:
– Да открывайте же! Это свои!
* * *
Соревнование, соперничество, конкуренция хороши, если они развиваются в рамках хоть каких-нибудь норм. Куда хуже, если борьба за обладание заветным призом превращается в схватку на выживание любой ценой.
Весной 1932 года Ленинградский Большой драматический театр (БДТ) сначала принял к постановке пьесу Булгакова "Мольер", а затем неожиданно отклонил ее и расторг договор. Когда Булгаков навел справки, наружу выплыла совершенно неприглядная и очень советская история.
На постановку в БДТ рассчитывал еще один драматург, бывший пулеметчик Первой конной Всеволод Вишневский, известный всему Союзу героико-революционной драмой "Оптимистическая трагедия". Вишневский сам выстроил себе образ этакого "братишки", рубахи-парня, человека в общении незамысловатого, но на руку тяжелого. Современникам была хорошо известна его манера всюду таскать с собой кобуру с револьвером, а перед чтением своих пьес в театре отстегивать ее и класть перед собой на стол.
Атаку на пьесу конкурирующей фирмы Вишневский начал с публикации в "Вечерней Красной газете" провокационной статьи "Кто же вы?". В статье БДТ обвинялся в идеологической неразборчивости в связи с... принятием к постановке пьесы "Мольер". Руководство театра перепугалось, и остальное было для бывалого человека уже делом техники. Все довершил личный визит Вишневского в театр. Разумеется, с собственной пьесой под мышкой.
* * *
Булгакова и МХАТ многое связывало – многолетняя работа, общие победы и поражения, а также обиды, ссоры, скандалы с режиссерами и администрацией. Осенью 1936 года Булгакову все это надоело, и он ушел из МХАТа. Позднее мхатовцы неоднократно пытались возобновить сотрудничество, но Булгаков неизменно отказывался.
К примеру, в ноябре 1938 года как-то в половине двенадцатого ночи на квартире у Булгаковых появилось двое посланцев из МХАТа. От имени всего театра Булгакова пригласили снова поработать для МХАТа. Один из гостей так аргументировал эту просьбу:
– Мне приказано стелиться как дым перед вами... Мы протягиваем вам руки... Я понимаю, что не счесть всего свинства, хамства, которое вам сделал МХАТ, но ведь они не вам одному...
(По воспоминаниям Л.Е. Белозерской-Булгаковой, Е.С. Булгаковой, В.П. Катаева, книгам М.О. Чудаковой "Жизнеописание Михаила Булгакова" и Л.М. Яновской "Творческий путь Михаила Булгакова")
Вадим ТАТАРИНОВ
Примечания
1
Автор ошибается относительно этой даты. Первое представление комедии "Шалый" состоялось в Лионе в 1655 г. (Прим. ред.)
2
Жаль! (франц.)
3
Нет, это невозможно, но все дела! (франц.)
4
С удовольствием! (франц.)
5
Он играет! (франц.)
6
Я привезу его (франц.)
7
Если это и неправда, то хорошо найдено (ит.).
8
"Кто уходит на охоту, теряет свое место" (франц.). Здесь и в дальнейшем перевод сделан автором.
9
Будьте любезны, позовите к телефону господина майора фон Дуста. Да... Да... (нем.)
10
Имеем честь приветствовать вашу светлость (нем.).
11
Я очень рад вас видеть, господа. Прошу вас, садитесь... Я только что получил известия о тяжелом положении нашей армии (нем.).
12
Мы об этом знали уже давно (нем.).
13
Это неслыханно! (нем.)
14
Ваше превосходительство, у нас нет времени. Мы должны... (нем.)
15
Тише! (нем.)
16
Родина есть родина (нем.).
17
Господин доктор, будьте так любезны... (нем.)
18
Готово (нем.).
19
Сию минуту (нем.).
20
До свидания (нем.)
21
Тысяча извинений, мадам! (франц.)
22
Греческая молитва. "На все века, владыка!"
23
"Presse du soir" – "Вечерняя газета" (франц.).
24
"Achetez pour votres enfants! – Купите для ваших детей! (франц.)
25
Сколько это стоит? (турецк.) Сколько? (франц.)
26
Cinquante piastres, madame, cinquante! – Пятьдесят пиастров, мадам! (франц.)
27
Ох, нет! Это дорого! (турецк.)
28
Gehen Sie!.. Gehen Sie!.. – Пошла ты!.. Пошла!.. (нем.)
29
Бокал пива! Бокал пива! (франц.)
30
Да здравствует (итал.)
31
Долой! Долой! (англ.)
32
Афера! Афера! (англ.)
33
Ловушка! Ловушка! (англ.)
34
I beg your pardon! – Прошу прощения! (англ.)
35
Жулик! Мошенник! Плут! (итал.)
36
Мерзавец! (итал.)
37
Хип, хип, ура! Да здравствует Пуговица! (англ.)
38
Сброд! (итал.)
39
Негодяй! (итал.)
40
Стой! Назад! (англ.)
41
Молитва магометан: "Нет бога, кроме бога".
42
Мсье Маршан сообщил, что не придет сегодня. Со стола не надо убирать. Я буду обедать позднее. Да отвечайте же! (франц.)
43
Я – дома (франц.).
44
Я хотел бы поговорить с мсье... (франц.)
45
A l'instant! – Сию минуту! (франц.)
46
Au revoir, mademoiselle. – До свиданья (франц.).
47
Adieu! – Прощайте! (франц.)
48
Для его славы уже ничего не нужно. Но он нужен для нашей славы (франц.).
49
Начало молитвы: "Хвалим, Господи, тебе, царю вечной славы" (лат.)