В начале был… смех. Нет, автор этой книги не дерзает перефразировать Евангелие. Тем не менее, он решительно утверждает, что смех имеет место быть в начале, в основе национального характера россиян. Склонность и умение "все обратить в балаган" - это удивительная, феноменальная черта русского образа жизни, стиль поведения, манера мыслить и чувствовать. Секрет этого феномена прост: безжалостной тотальной самоиронией мы ополчаемся на самого коварного врага всех времен и народов. Который не где-то во внешнем мире, а внутри каждого из нас. Мы воюем против своей человеческой гордыни, она же - тщеславие, самодовольство, фальшь, пустота. Воюем, будучи, увы, не всегда поняты и одобряемы. По-настоящему, может быть, в этом и состоит особая мировая миссия и особый бескорыстный подвиг "загадочной" русской души. Такова версия, которая составляет как бы энергетический центр романа "Русская комедия". Разумеется, автор стремится выразить ее не публицистически, а в художественных образах, в оригинальном сюжете, в смеховом, то есть озорном, забавном, парадоксальном и неповторимо острословном исполнении.
Содержание:
Русская комедия - (Роман-балаган) 1
Как бы от столичного издателя 1
Часть первая 2
Часть вторая 14
Часть третья 43
Часть четвертая 68
Как бы от столичного издателя 91
Другой ревизор, - или - Сказ про золотой унитаз - (Повесть-спектакль) 93
Время и место действия 93
Часть первая 93
Часть вторая 100
Часть третья 105
Эпилог, - или - Продолжение следует 108
Владислав Князев
РУССКАЯ КОМЕДИЯ
(сборник)
Русская комедия
(Роман-балаган)
"Божественная комедия".
Придумал Данте Алигьери
XIV век
"Человеческая комедия".
Придумал Оноре де Бальзак
XIX век
Нарочно не придумаешь
Из века в век
Как бы от столичного издателя
Рабочий день был в разгаре, а я - в ударе. Одной рукой крепко сжимал тонкую талию рюмки, другой, почти так же крепко, - талию своей помощницы, почти такую же тонкую. Намерения у меня были самые серьезные.
Надеюсь, вы поняли меня правильно. Я намеревался издать что-нибудь необычное. Коньяк и талия сотрудницы были у меня для вдохновения. Но если откровенно - вдохновение не приходило. Оно и понятно. Ведь для современного читателя даже перевод Полного собрания сочинений А. С. Пушкина, включая письма к любимым женщинам, на сплошной нецензурный язык - уже не сенсация.
И в этот ответственный творческий момент дверь кабинета вдруг распахнулась, и на пороге появился нежданный-негаданный посетитель глубоко провинциального вида. Он по-прокурорски простер в мою сторону длань:
- Вот вы тут в столице живете только ради своего удовольствия, а на календаре, между прочим, - две тысячи первый год. Начало третьего тысячелетия! Внуки и правнуки попросят вас рассказать что-нибудь удивительное об этом знаменательном времени и о себе, а вам рассказать абсолютно нечего.
От неожиданности я так растерялся, что выпустил на свободу не только талию помощницы, но даже и рюмку. И вместо того, чтобы по-московски рявкнуть: "Пошел вон!" - тихо и вежливо спросил, имея в виду громкое заявление посетителя:
- Ну и как тут быть… или не быть?
- Ясное дело, - не задумываясь, ответил тот. - Надо прославить родную эпоху удивительными, легендарными делами и подвигами.
- Вы думаете, это возможно в наше время?
- Учитесь! - коротко возразил провинциал и положил на стол груду какой-то макулатуры, очевидно, рукопись. - Удивительные легенды и былины, а равно еще более удивительные были про то, как мы с нашим предводителем Лукой Самарычем взяли да и превзошли аж самого Геракла.
Такого бреда я не слышал даже на модных литературных сборищах. Поэтому не бросил сразу эту макулатуру куда подальше, а тихо и вежливо попросил:
- Представьтесь, пожалуйста.
- Никанор Лещев-Водолеев, - с герцогской важностью объявил провинциал. - Очевидец, участник и летописец судьбоносных событий, имевших место в городе Колдыбан, что на великой реке Волге, в отрогах седых Жигулей.
- О! - отделался я междометием. - С вашего позволения хотел бы на всякий случай уточнить, какой Геракл имеется в виду?
- Тот самый. Сын Зевса. Стало быть, Геракл Зевсович. Герой всех времен и всех народов.
- Извините, а кто такой Лука Самарыч? Где я мог видеть его?
- Да если бы и увидели, то, наверняка, проглядели бы, - усмехнулся Лещев-Водолеев. - Какой с вас, москвича, спрос, если даже сам Геракл поначалу опростоволосился и не признал в нашем Луке Самарыче своего собрата-героя.
Он ткнул пальцем в рукопись. Я прочел:
"Увидев впервые Луку Самарыча с Самарской Луки, Геракл вскричал:
- Да как смеешь ты, задрипанный мужичишка из ка-ко го-то занюханного городишка с удивительно кондовым названием… как смеешь ты равняться со мной!
Могучего эллина, наверное, смутили малые габариты волжанина-колдыбанца. Ростом наш земляк не очень. До вершин Жигулевских гор не дотянется. Метр шестьдесят пять, не выше. Да и то вместе с каблуком. Но зато живот, живот-то у Луки Самарыча каков! Ничуть не меньше знаменитого Молодецкого кургана. А надо заметить, что вся сила истинного колдыбанца - не в бицепсах и трицепсах. Вся сила - именно в животе, ибо Лука Самарыч - герой нового типа. Но Гераклу этого пока не понять, потому что он абсолютно старомоден.
- Ты подивись на меня, а потом ткнись в зеркало, чучело! - орет Геракл и сучит кулачищами прямо перед носом соперника. А кулачищи - во! Каждый - с валун, под которым волжские атаманы свои клады прятали. Заденет нечаянно - и нет носа. Да и головы - тоже.
Но Лука Самарыч и бровью не повел. Хотя бровь у него лохматая, как ветка жигулевской елки, и подобно ей трепетно дрожит при легком волжском бризе. Однако перед грозным эллином не стала трепетать. Как будто не гроза тут бушует, а комар пищит.
- Я вас очень уважаю, Геракл Зевсович, - тактично и сдержанно ответствовал Лука Самарыч, - но плохой вы аналитик, и слушать вас невозможно скучно. Рассуждаете вы совсем по-столичному.
- Это как? - растерялся полубог.
- То есть очень прямолинейно, мелко и как-то не совсем художественно.
- Ты хочешь сказать, у вас в столице живут одни балбесы и болваны? - предположил великий эллин.
- Скорее, наоборот: слишком умники, - возразил Лука Самарыч. - Но умничать надо к месту, а главное - на нужном месте. Попробую пояснить образно. Не знаю, как в ваше время, а сейчас все столицы стоят на мелком месте. Наша, например, первопрестольная - на Москве-реке, которая и воробью-то по колено. Да еще и течет прямо, как по линейке. Вот так же столица и мыслит.
- А теперь взгляните, пожалуйста, на нашу родную матушку Волгу. Широка, глубока. А в районе Самарской Луки еще вон и изгиб какой неожиданный делает! Будто в пляс пошла и коронное коленце выкидывает. Озорное и вместе с тем чрезвычайно изящное.
- Такова и наша колдыбанская мысль: гораздо шире столичной, гораздо глубже, а главное - с неожиданным поворотом, с изящным изгибом. Так загнем, что и сами не знаем, где выплывем.
- Ну загни, загни, - не найдя аргумента в пользу своего столичного образа мышления, огрызнулся великий сын Зевса.
Брови Луки Самарыча слегка приподнялись и стали совсем подобны жигулевским елкам, только поколючее.
- Конечно, Геракл Зевсович, вы, как принято у нас говорить, - геркулес. Однако если мыслить по-колдыбански, то мне, пожалуй, и в подметки не годитесь. Хотя по московским понятиям вы - подметка люкс. Потому как заграничная.
- О боги Олимпа! - взревел, словно мотор "Жигулей", гневный Геракл. - Вы слышали, как оскорбил вашего любимца этот самарский колхозан, этот колдыбанский жлоб, эта волжская селедка! Я убью его, и, с вашего позволения, сделаю это с особой жестокостью.
- К барьеру, волжская килька! Сражаться! И не на толстый на живот, а на лютую на смерть!
- Всегда пожалуйста, - спокойно отвечал Лука Самарыч. - Вот только подтяну штаны, и начнем.
- Как будем биться? - сгорая от желания расправиться с наглым колдыбанцем, спросил Геракл. - Предлагаю стреляться из лука. Или драться на палицах. А можно сразу приступить к кулачному бою.
Древний афинянин или современный москвич от страха бухнулись бы в обморок. Но Лука Самарыч даже не глянул, куда соломы постелить, чтобы не ушибиться при падении.
- До чего у вас заскорузлые взгляды, Геракл Зевсович, - укорил он противника. - Вы бы еще каратэ предложили. Или стреляться из гранатометов. Детский сад! Кому это в наше время интересно? Мы будем биться по моде. То есть… анкетами.
- В каком смысле? - раскрыл рот Геракл.
- И в прямом, и в переносном. Начнем с вашего социального происхождения. Кто отец? И Лука Самарыч жестом прожженного дуэлянта ткнул в противника указательным пальцем.
- Мой отец - бог! - высокомерно отвечал Геракл. - Верховный олимпийский бог.
- Мать?
- Одна из древнегреческих цариц! - все так же важничал Геракл.
К его удивлению, Лука Самарыч не упал раболепно на колени и даже не отвесил поклон до земли. Напротив, уставил руки в боки и непочтительно хмыкнул.
- Н-да, в cоциологических опросах ваш рейтинг будет весьма невысок, - резюмировал колдыбанец. - По-нашему, вы - сын мэра и директрисы универсама. Пока что ваша анкета не греет широкие массы.
- А твоя греет? - сделал свой, прямо скажем, неуклюжий выпад Геракл.
- Слабый вы аналитик, - усмехнулся Лука Самарыч. - Мое происхождение с вашим даже нелепо сравнивать. Отец - прочерк. Мать - аналогично. Можно сказать, подкидыш. Социально неблагополучный тип, группа риска номер один. Как и каждый десятый или даже пятый, а может, и каждый второй мой современник.
- Нашел чем гордиться! - удивился великий эллин. - Да с такой родословной стыдно и на свет белый появляться.
- Скептик вы, Геракл Зевсович. Но попробуйте рассуждать шире и глубже. Выбиться в гераклы светит только отпрыскам большого начальства. Значит, вы не можете служить вдохновляющим примером для широких масс. А вот стать таким, как Лука Самарыч, может любой.
- Ну ладно, - вздохнул Геракл. - По вопросу о происхождении сдаюсь. Второй раунд!
- Перейдем к автобио, - учтиво согласился колдыбанский подкидыш. - Чем можете козырнуть по этой линии?
- Я, Геракл Зевсович, родился в сорочке, - хвастливо заявил эллин и приготовился любоваться произведенным эффектом.
- Ловко, - заметил Лука Самарыч. - Синтетика или хабэ?
- Не понял, - удивился Геракл.
- Ну где вам нас понять! Вы небось нейлон и даже хлопок носить не станете. Только китайский шелк. А отделка небось - голландские кружева. Люкс. Сразу видно: блатной сынок. Однако представляю, как бы ахнул весь ваш древнегреческий мир, увидев, в чем появился на свет колдыбанский герой Лука Самарыч. Даже вообразить себе не можете.
- Не могу, - признался Геракл. - Загибай.
- В плаще, - весомо отчеканил Лука Самарыч. - Если точно, в плащ-палатке, пошитой колдыбанской швейной фабрикой "Большевичка". Из прорезиненного брезента. Не китайский шелк, конечно. Зато не промокает и не воспламеняется. Никакие громы и молнии с небесного Олимпа не страшны.
- Родиться в плащ-палатке? Каков же здесь переносный смысл? - сделал большие глаза полубог.
- А таков, уважаемый блатной товарищ, что на прилавках нашего универмага "Приволжский" больше ничего подходящего и днем с огнем не сыщешь.
- О деревенщина! - завелся с полуоборота Геракл. - При чем тут прилавки вашего замызганного универмага?
- А где же нашему герою барахло доставать? В супермаркете, что ли? - рассердился и Лука Самарыч. - У меня папа - не мэр, мама - не директриса, дядя - не рэкетир… Кстати, если уж вы такой блатной, почему под свой день рождения только сорочку отхватили? Про штаны забыли? Зря. Хорошие штаны тоже сейчас на зарплату не купишь. Вот я, к примеру, в шароварах хожу. К тому же они на три размера больше. А куда деваться? Не разгуливать же полуголым, как в Древней Греции?
- О великий Зевс и мудрейшая Афина! - опять завелся без бензина невыдержанный супергерой. - Дайте мне силы не убить этого жлоба одним ударом. Его надо убивать медленно, чтобы он прозрел хотя бы перед смертью…
Родиться в сорочке, волжский карась, - это значит быть счастливчиком! Все равно что родиться с серебряной ложкой во рту и так далее. Прозрел?
- Так уж и с серебряной? Небось нержавейка, - не поверил Лука Самарыч.
- Жлоб! Из нержавейки у нас корыта для свиней делали. А у меня все было из серебра. И ложки, и тарелки - вся посуда.
- Люкс! - позавидовал Лука Самарыч. - С серебра, говорят, любое кушанье само в рот просится, только успевай слюнки глотать.
Но тут же встряхнулся:
- Однако и мы не лыком шиты. Я, например, родился с сигаретой в зубах. Оно, конечно, слюноотделения не вызывает, а если и вызывает, то только для того, чтобы отплюнуться. Зато сигареты "Махорочные" местного производства обладают другими замечательными свойствами. Пыхнешь раз-другой - сам вулкан Везувий закашляет и зачихает. Продемонстрировать? Только заранее предупреждаю: за Везувий ответственность не несу. Потому как в нашей аптеке да за наши деньги ни от кашля, ни от насморка - ничего…
- Стоп, селедка! - прервал божественный эллин. - Ты что мне мозги пудришь? У кого же ты сосунком закурить стрельнул? У своей кормилицы, что ли? Ха-ха-ха…
- Какой еще кормилицы? - в свою очередь не понял колдыбанец.
- Той самой, у которой грудь сосал! - возликовал Геракл: вот и припер к стенке колдыбанского трепача.
Но Лука Самарыч аж руками на него замахал:
- Да вы, оказывается, еще и циник! Зевс с вами! Кто бы меня к женской груди близко подпустил! Да я и сам правила приличия понимаю. Так что аморалку вы мне не шейте.
- При чем тут приличия? - возмутился Геракл. - Я, например, трех кормилиц в порядке живой очереди сосал и ничуть не стеснялся. Что тут такого?
- Так это же вы. Вам, несмышленышу, на момент рождения сколько было? Всего девять месяцев от момента зачатия.
- А тебе все десять, да? - попытался съязвить Геракл.
- Да нет, не десять, - спокойно возразил Лука Самарыч. - Считай, уже пятьдесят. И не месяцев, а годков. Как родился, так сразу и золотой юбилей справил.
- О боги Олимпа! - взревел вечно неисправным "Москвичом" несравненный Геракл. - Чтоб мне с тумбочки убиться, если вы когда-нибудь слышали такую ахинею и видели таких болванов! Как прикажете прихлопнуть этого подкидыша-подлещика? Предлагаю - самым садистским образом.
Полубог уже было взмахнул кулачищами, но, видимо, команда с Олимпа последовала не такая, какую он ожидал. Физиономия Геракла изобразила глубокое удивление, потом поверхностное прозрение и наконец - искреннее удовлетворение.
- Эй, подлещик, - заулыбался супергерой всех времен. - Боги Олимпа приказали мне прихлопнуть тебя как-нибудь в другой раз. А пока живи и загибай дальше. Уж очень богам забавно. Да и я, если по-честному, прямо заслушался…
И он облапил своего нового знакомого, да так душевно, что вековые дубы и ели на отрогах Жигулей застонали, будто завидели передовую бригаду местных лесорубов".
* * *
Я оторвался от рукописи и дипломатично поиронизировал:
- Это удивительная колдыбанская быль?
- Это удивительная колдыбанская легенда, - уточнил летописец-любитель. - Былины наши - еще удивительнее. А колдыбанские были - уже и сил не хватит удивляться.
Тогда я сказал без всяких дипломатий:
- А вам не кажется, что все это балаган?
- Весь этот земной мир - балаган, тайный и злорадный режиссер которого навязывает всем нам роль шутов, - высоким философским слогом парировал мою колкость Лещев-Водолеев. - Но… почему бы в ответ не сыграть другой балаган? Наш! Где мы уже - сами себе режиссеры. Тогда еще посмотрим, кто под занавес окажется в смешном положении. Ну?
Он поднялся:
- Гонорар можете оставить себе. За это попрошу дать моим особо правдивым и совершенно достоверным писаниям заголовок и подзаголовок. Чтобы как у Гомера и Гюго. Затем, пожалуйста, исправьте орфографические ошибки, расставьте, где нужно, запятые. Ах да, чуть не забыл! Надо еще сделать перевод. На английский, китайский, арабский - короче, на языки всех народов мира.
- Это обязательно? - не выдержал я.
- Само собой, - заверил меня колдыбанец. - Мы же с Лукой Самарычем не для себя старались. Старались, чтобы явить вдохновляющий пример всем современникам. Нам есть что порассказать своим внукам и правнукам. Теперь дерзайте вы.
Странно, но, вместо того чтобы сказать ему все-таки: "Пошел вон!" - и взяться за самые неотложные дела, то есть за рюмку коньяка и за талию помощницы, я придвинул к себе "особо правдивый и совершенно достоверный" шедевр колдыбанской мысли.
Часть первая
Глава первая
Удивительные колдыбанские легенды и былины о Геракле и Луке Самарыче утверждают, что эти непримиримые соперники и вместе с тем закадычные дружки часто беседовали и спорили на всякие значительные философские темы. Так сказать, искали "философский камень".
- Почему у тебя такой огромный живот? - подбрасывает камешек Геракл в огород колдыбанца.
- Потому что герой нового типа служит прежде всего истине, а истину надо чувствовать нутром, - поясняет Самарыч. - Чем больше нутро, тем глубже постигаешь истину.
У Геракла совсем нет живота. Получается, что камешек отфутболен прямым попаданием в него. Обидно.
- А знаешь ли ты, захолустный колхозан, - хватается Геракл сразу за пудовый камень, - что родиться великим героем - это тебе не лежа на диване потолок пузом подпирать! Великий герой может родиться только в исключительно замечательное время и только в исключительно замечательном месте. Я появился на свет в то время, которое называют золотым веком человечества. В той земле, которую именуют не иначе как колыбелью европейской цивилизации.
- О, какая любопытная философия! Неужели вы сами всё это придумали, Геракл Зевсович? - удивляется Лука Самарыч.
- Нет, конечно, где уж мне, - честно признается Геракл. - Так пел наш великий Гомер.
- Вы бы еще Виктора Гюго сюда приплели, - снисходительно усмехается Лука Самарыч. - Кто их сейчас читает? Разве что аспиранты, да и то из-под палки. Но это я так, к слову. А по существу скажу вот что. Если речь идет о герое, которого сотворяют олимпийские боги или земные божки, то есть верхи, - тогда действительно подавай специальные, по-нашему блатные, условия. Но совсем другой коленкор, если за дело берутся низы. По воле низового коллектива герой может родиться в любое время и в каком угодно месте.