Не стоит забывать о том, что рассказчик в самом начале сообщает читателю: песня, которую затянули горожане, начинается оставшимися в памяти "куплетами" старинных песнопений, которые толпа, охваченная всеобщим воодушевлением, подхватила и превратила в полновесную песню. Текст, который затем получает читатель, как нельзя лучше соответствует этому описанию: песня представляет собою бурное извержение эмоций, но в этом извержении иногда мелькают чужеродные крупицы, которые, хотя и могли затесаться в пение толпы, заполнившей набережные Озерного города, совершенно с ним не созвучны. Позднее в книге высказывается предположение, что строчка "реки золотые потекут" как раз и является одной из крупиц древнего пророчества; я полагаю, что "озера запылают и засверкают" – другая такая крупица. Хотя жители Озерного города в полной мере не сознают того, старинные песни, запомнившиеся им не целиком, предрекают не только радость, но и страдания, а именно – разорение их родного города. Возвращение короля Под Горой воистину вернет здешним краям процветание и радость, и зеленая трава заколышется под солнцем там, где сейчас чернеет лишь бесплодный камень. Однако радость, которая суждена горожанам, будет ими обретена только через страдания и лишения. Те, кто видит в старинных песнях лишь картину будущего блаженства и ликования, жестоко ошибаются, и им предстоит столкнуться с неприятнейшим сюрпризом.
Впрочем, не все горожане поддались всеобщему восторгу. Бургомистр Озерного города относится к возвращению Торина совсем иначе, нежели большинство его сограждан. Бургомистр – человек сугубо практический. Он никогда "не придавал большого значения старым песням", его куда больше интересуют "торговля, пошлины, грузы, золото". К королю Под Горой он относится скептически, сомневаясь, что "таковой вообще существовал". Реакция бургомистра на то, что произошло в Озерном городе, – прагматичная и в то же время весьма хитроумная. Он вынужденно присоединяется к "гласу народа", хотя в глубине души ничуть не верит в заявления Торина. Тем не менее бургомистр благоразумно готовится к любому исходу дела, даже тому, который считает наименее вероятным: что Торин говорит чистую правду. Бургомистр Озерного города намерен при любом раскладе нажиться на этой истории.
Король лесных эльфов также рассуждает практически. Он сильно сомневается, что поход Торина завершится успехом, однако же, если Торин все же сумеет заполучить в свои руки какие бы то ни было сокровища, король лесных эльфов рассчитывает урвать долю и для себя. Он заявляет: "Без моего ведома через Черный Лес им не провезти никаких сокровищ"; его тоже, подобно бургомистру, чрезвычайно интересуют пошлины и грузы. Суждения короля лесных эльфов о замыслах Торина и его шансах на победу основаны не на скептическом складе ума – в отличие от того же бургомистра, – а на том, что он вообще крайне невысокого мнения о гномах. Он "нисколько не верил в то, что гномы захотят сражаться и сумеют победить такого опытного дракона, как Смог". Король лесных эльфов не подозревает Торина в заурядном мошенничестве, однако считает, что тот не способен вырвать свое королевство из лап дракона, который это королевство захватил и владеет им до сих пор.
О драконе, конечно, все (или почти все) прочие благополучно забыли. В песне, с которой уже ознакомился читатель, Смог блистательно отсутствует, и даже Торин (который уж никак не мог позабыть про дракона) изо всех сил старается не вспоминать о его существовании. По словам рассказчика, Торин расхаживает по Озерному городу с таким видом, словно "уже отвоевал свое королевство и нарубил Смога на мелкие кусочки". Бургомистр подначил горожан петь под окнами гномов новые песни, и в песнях этих уверенно говорится про "близкую гибель дракона" и "про то, как по реке в Озерный город вот-вот потянутся суда с дорогими подарками". Самих гномов эти новые песни не приводят "в особый восторг". Без сомнения, неудовольствие гномов объясняется по большей части намеком на то, что жители Озерного города надеются получить свою долю сокровищ. Я, однако же, подозреваю, что, по крайней мере отчасти, гномов не радует малоприятное напоминание, что с драконом еще надлежит разделаться и что Смог вряд ли возьмет да и испустит дух сам по себе, без постороннего вмешательства.
Впрочем, как замечает рассказчик, король лесных эльфов "не совсем был прав" в своей оценке Торина и К°, да и бургомистр Озерного города ошибался. Оба не учли одного: "на что не отважится родовитый гном, когда он задумал отомстить или вернуть свою собственность". Когда Торин начал готовиться к походу на Одинокую Гору, даже бургомистр "удивился и немножко струхнул". Песни-то обернулись чистой правдой: Торин, сын Трейна, сына Трора, воистину возвращается домой.
Сам Торин в этой главе претерпевает ошеломляющее преображение. В самом начале главы он выглядит поистине жалко. Когда Бильбо выпускает Торина из бочки, того невозможно узнать. Он "со стоном повалился на песок", и вид у него был, "как у голодного пса, которого привязали в будке и забыли на неделю". Торин мог бы ожидать, что горожане отнесутся к нему с сочувствием и добросердечием, хотя по "грязному и рваному капюшону с потускневшей серебряной кистью" жители Озерного города, похоже, более склонны были счесть его самым обычным бродягой. Он, без сомнения, смотрится совершенно неуместно и на пиру у бургомистра, и, пожалуй, даже в караулке. В любом случае Торин, кажется, просто обречен выглядеть жалкой пародией на возвращающегося короля.
Однако же, когда Торин является перед жителями Озерного города, им овладевает нечто, затмевающее в глазах людей его потрепанный внешний вид. Когда он смело заявляет остолбеневшим стражникам, что он "Торин сын Трейна, внук Трора, король Под Горой", рассказчик прибавляет: "И в эту минуту он и выглядел как король, несмотря на порванную одежду и выпачканный капюшон". Совсем незадолго до того Торин "еле удержался на ногах… побрел по мелкой воде к берегу и там сразу же со стоном повалился на песок", но сейчас держится так властно, что побудил некоторых стражников выбежать из караулки и посмотреть, не потекло ли и впрямь по Горе золото.
Торин вполне осознанно входит в почти мессианскую роль вернувшегося короля. "Я вернулся!" – провозглашает он на входе в пиршественную залу бургомистра, прекрасно понимая, какие чувства вызовет это театральное заявление. Когда стражники велят ему положить оружие, Торин отвечает: "У нас его нет… К чему оружие нам, кто воротился в свое королевство, как было предсказано встарь". Возвращению короля, утверждает он, не в силах помешать никто и ничто, в том числе король лесных эльфов. "Никакие замки и никакие засовы не воспрепятствуют возвращению короля, предсказанному встарь", – заявляет Торин. Вне сомнений, именно эта манера речи побуждает циничного бургомистра счесть, что Торин попросту жулик, обманщик, которого "рано или поздно разоблачат и прогонят". Между тем Торин не просто подлинный потомок Трора – он уверен (или, по крайней мере, предпочитает быть уверенным), что его возвращение на трон предначертано судьбой. Когда он горделиво шествует по Озерному городу в окружении поющей и славословящей толпы, читателю не составит труда вместе с ним поверить, что так оно и есть.
Натура Бильбо. Трезвый взгляд
Бильбо – единственный (если не считать бургомистра) во всем Озерном городе, на кого не подействовало ликование, обуявшее равно и гномов, и жителей Озерного города. Читатель мог бы ожидать, что хоббита приведет в восторг то, чем обернулось их прибытие в Озерный город. Хотя Бильбо и прежде выпадало понаслаждаться удобствами и уютом – вначале в гостях у Элронда, затем в доме Беорна, – на сей раз благ ему досталось более чем изрядно. Его чествуют как героя и обходятся с ним как с весьма важной персоной, он окружен всем почтением, о каком только мог бы мечтать, не говоря уж о более земных утехах – обильной пище и полноценном отдыхе. Если что и могло бы убедить Бильбо в том, что от приключений бывают не только беспокойство и неприятности, – так это его пребывание в Озерном городе.
И однако же, несмотря на роскошную обстановку, хоббит погружен, похоже, в то же мрачное настроение, в которое шнырял невидимкой по чертогам короля лесных эльфов. Тогда, в пещерах, одинокий, испуганный и измученный тем, что спутники, все как один, полагаются только на него, Бильбо отстранялся от жизни искателя приключений, несмотря на то, что добился в ней успеха. Теперь обстоятельства в корне изменились, однако его взгляд на вещи остался прежним. Жители Озерного города ликуют, гномы уверенно и с приятным возбуждением помышляют о своей судьбе, но Бильбо остается единственным, кто был "удручен и несчастлив". Это различие в восприятии действительности отражается даже в физическом состоянии Бильбо: одолевший его заурядный насморк вносит фальшивую ноту в хор всеобщего ликования и фантастических мечтаний, порожденных таким внезапным возвращением гномов.
Бильбо вовсе не циник и уж тем более не нытик. Хотя в песнях древности о нем нет ни "самого отдаленного намека", он – возможно, даже лучше, чем Торин, – осознает чудесную цепь событий, которая привела к невероятному финалу – прибытию отряда в Озерный город. В конце концов, именно Бильбо, прислушиваясь к болтовне эльфов-плотовщиков, узнал о том, в какую негодность пришли все иные дороги к Одинокой Горе, обнаружил, что "ему повезло куда больше, чем он рассчитывал" (перевод мой. – Т. К .). Однако же Бильбо, в отличие от гномов, не забыл также и "зловещий вид Горы, не переставал думать о драконе". Когда Бильбо впервые увидел Гору, она ему совершенно не понравилась, и пребывание в Озерном городе нисколько не изменило его отношения. Пусть жители Озерного города распевают ликующие песни, злоупотребляя страдательным залогом, словно бы королевство гномов возродится благодаря неведомо чьим усилиям. Пусть Торин с такой уверенностью ожидает скорого исполнения древних пророчеств, что позволяет себе позабыть о решительно неприятном факте: в его обетованном королевстве пока что распоряжается дракон. Бильбо ничего подобного позволить себе не может – и в этом проявляет куда больше прозорливости, чем все окружающие.
Трезвое состояние духа, которое владеет хоббитом в Озерном городе, порождено, на мой взгляд, взаимодействием бэггинсовской и туковской сторон его натуры. С одной стороны, положение Бильбо настолько диковинно, что дальше некуда. Совсем недавно он освободил своих друзей из темницы в волшебном краю, а теперь собирается проникнуть в логово дракона, чтобы завладеть его сокровищами и возродить – как предсказано в песнях древности – легендарное королевство. Респектабельные соседи Бильбо Бэггинса, без сомнений, сочли бы такой "список неотложных дел" в высшей степени невразумительным и неподобающим. Бильбо не только погрузился с головой в жизнь искателя приключений – жизнь в туковском духе, – но даже более чем освоился в ней. И однако же, с другой стороны, он по-прежнему рассматривает ситуацию с откровенно прозаической и деловой точки зрения Бэггинсов. Торин, гномы и жители Озерного города всецело захвачены оптимистическими мечтами своих песен – точно так же как некогда в Бэг-Энде Под Холмом Бильбо оказался на краткий миг захвачен песней гномов. Сейчас он не поддается всеобщим восторгам, оставаясь заурядным мистером Бэггинсом, хоббитом, который целиком и полностью сознает, что ему предстоит пробраться в логово самого натурального дракона – причем не в мечтах, а в суровой реальности. В главе девятой читатель наблюдал за тем, как приключения Бильбо корректируют его бэггинсовскую систему ценностей. Теперь же мы видим, как Бильбо применяет основательную бэггинсовскую мерку к своим приключениям.
11. Когда прострекочет дрозд. На пороге
Драконово Запустение. Истерзанная земля
До сих пор по ходу книги гномы старательно избегали мысли о том, что ожидает их в конце путешествия. Занимала их главным образом награда за труды – в особенности несметные богатства Трора, которые они надеялись вернуть. Бомбур, если помните, как-то назвал все путешествие гномов "охотой за сокровищами" (перевод мой. – Т. К .). Поддавшись влиянию восторженных песен, которыми встретил их Озерный город, гномы увлеченно размышляли о том, как возродят легендарное Королевство Под Горой, по праву унаследованное Торином от отца и деда. О чем они практически не думали, так это о драконе.
В безлюдной пустоши, которая окружает Одинокую Гору, гномы окончательно и бесповоротно уперлись в неопровержимый факт: дракон существует, и существует именно здесь, в Запустении, которое сам же и сотворил. Край, по которому они едут, становится "унылым и бесплодным, хотя прежде, по словам Торина, блистал красотой и зеленью" (перевод мой. – Т. К .). Земли, некогда изобильные растительностью и животными, теперь стали "пусты и безжизненны" (перевод мой. – Т. К .). Весьма выразительно и описание Главных ворот, увиденное глазами Бильбо. Из ворот "выбегала река Быстротечная, и оттуда же вырывались пар и черный дым". Река, которая даровала жизнь всей округе, по-прежнему сбегает с Горы, но ее исток забит черным дымом дракона и даже частично испарился в раскаленном дыхании Смога. "Путники достигли Драконова Запустения, – комментирует рассказчик, – и достигли на исходе года". У гномов больше нет никакой возможности и дальше отгонять от себя мысли о чудовищной твари, с которой им предстоит сразиться.
Таким образом, поход гномов приобретает куда более серьезное нравственное значение. Дракон – не просто в высшей степени опасный страж сокровищ. Он – порождение зла, и его владычество над этим краем – великое зло, которое надлежит исправить. Балин, стоящий рядом с Бильбо под "серыми молчаливыми утесами", делится с хоббитом своими воспоминаниями, которые составляют разительный контраст с тем, что сейчас окружает путников: "Склоны горы когда-то зеленели лесами, долина была изобильна и отрадна для глаз, в городе раздавался звон колоколов". Воспоминания Балина о былой мирной красоте одновременно "печальны и мрачны", ибо Смог не только убил многие сотни людей и гномов, но и умертвил жизнь целого края. Здесь, в Запустении, читатель начинает понимать, что истинная цель, которая стоит перед Торином, гномами и Бильбо, – не обретение сокровищ и даже не месть, но исцеление самой земли.
Гномы. Без надежды, без руля и без ветрил
Когда гномы пересекают Драконово Запустение и перед ними, "темная и жуткая", высится Одинокая Гора, преждевременное ликование жителей Озерного города очень скоро исчезает в туманной дымке прошлого. В пустоши, к северу от Озера, "кончились смех, звуки арфы и пение; гордые надежды, зашевелившиеся было у них в душе, пока они внимали на озере старинным песням, угасли, место их заступил безысходный мрак". Люди, которые доставили путников на северный берег Озера, помнят старинные песни и по-прежнему надеются, что пророчество сбудется, но при том обнаруживают, что "в этой дикой глуши куда проще поверить в дракона и гораздо труднее поверить в Торина" (перевод мой. – Т. К .). Всякий, похоже, сейчас признает то, над чем никому не хотелось задуматься в безопасности Озерного города: конец похода, который стремительно приближается, может "оказаться ужасным".
Драконово Запустение изрядно повыветрило надежды и боевой дух гномов, подтвердив тем самым то, что читатель мог заподозрить еще при описании торжеств в Озерном городе: уверенность гномов в своем успехе никогда не имела под собой прочных оснований. Прибыв на склоны Одинокой Горы, к цели, которой они так долго и усердно стремились достичь, гномы столкнулись с неприятной иронией: "путешествие их закончилось, но до конца приключения было по-прежнему далеко". Рассказчик тут же прибавляет замечание, в котором практически нет нужды: "…а мужества и выдержки могло хватить лишь ненадолго". То же самое непостоянство настроений гномы проявляют на протяжении всей главы. Отыскав тайную дверь, они "было воспрянули духом", но потом снова "приуныли". Уверенность гномов в успехе, которая в Озерном городе казалась непоколебимой, на деле оказывается весьма поверхностной; стоит только гномам столкнуться с настоящими трудностями, уверенность эта испаряется, и они становятся "все угрюмей" (перевод мой. – Т. К .).
Бильбо оказался так же устойчив к унынию гномов, как прежде был устойчив к их безудержному ликованию. Все тот же бэггинсовский деловой взгляд на вещи, прочно вросший в обыденную реальность и неподвластный прихотям воображения, который в Озерном городе помешал Бильбо заразиться всеобщим воодушевлением, сейчас не дает ему погрузиться в уныние, которое все сильнее одолевает гномов по мере приближения к Горе. У гномов, судя по всему, опускаются руки при одной мысли о том, что они "очутились в безлюдном, заброшенном месте, без всякой надежды на помощь", но Бильбо – существо более практичное. Нынешнее их положение – для него задача, почти головоломка, решение которой надо попросту отыскать. Он "часто брал у Торина карту и рассматривал ее, вдумываясь в значение рун и лунных букв". Гномы слишком упрямы и целеустремленны, чтобы сдаться, однако практичность им не свойственна – и порой кажется, что им недостает способности работать головой. Именно Бильбо принуждает гномов "начать опасные поиски потайной двери на западных склонах". Несмотря на то что единственный способ проникнуть в Гору, не потревожив Смога, – это отыскать тайный вход, обозначенный на карте Трора, гномы явно не могут обойтись без понуканий Бильбо, чтобы наконец приступить к поискам. Основательный и прозаичный подход мистера Бэггинса, по сути, единственное, что на этом этапе продвигает участников похода к намеченной цели. В Черном Лесу Бильбо стал подлинным предводителем отряда; сейчас же, на склонах самой Горы, экспедиция грозит превратиться в спектакль одного актера.