Поэзия
Существенное влияние на развитие литературы по-прежнему сохраняли представители словенского модерна – течения, которое достигло расцвета в предыдущую литературную эпоху. Для его поэзии характерен глубокий лиризм, медитативность, патриотические и фольклорные мотивы, сложное переплетение элементов импрессионизма, символизма и реализма.
Отон Жупанчич (1878–1949) в начале межвоенного двадцатилетия издал сборник "На заре Видова дня" (1920), проникнутый оптимизмом, надеждами на лучшее будущее для всего словенского народа. В него вошла интимно-философская лирика 1908–1918 гг. – поэтическое осмысление бытия человека – рождения, жизни, смерти, окрашенная чувством радостного восприятия природы, гармонического слияния с ней ("Тих этот край", "Озеро", "Золотые утра"). Однако поэту был не чужд и острый социальный пафос, как, например, в стихотворении "Гвоздильщики", где, благодаря выразительной звукописи воссоздана картина изнуряющего труда рабочих:
Горячая кузница дымом одета до полдня с рассвета, до полдня с рассвета.
Вздох – взмах, вздох – взмах, вой бури в мехах, горячие гвозди в глазах.
до вечера гвозди, гвозди в глазах.(Перевод А. Суркова)
Тема рабочего класса приобрела в творчестве Жупанчича особый объем и размах, а его отточенная стихотворная техника, богатство используемых поэтических форм до сих пор остаются образцовыми в словенской поэзии. В рассматриваемый период были опубликованы также лирический цикл "Среди стогов" (1934) и историческая трагедия "Вероника Десеницкая" (1924). Новый творческий подъем в поэзии Жупанчича наступил в 1941 г., в пору борьбы с фашистской оккупацией.
Алойз Градник (1882–1967) в межвоенный период опубликовал поэтические сборники "Путь скорби" (1922), "Письма" (1924), "De profundis" (1926), "Светлые уединения" (1932), "Вечные источники" (1938), "Золотые лестницы" (1940). В первых сборниках он воспевал родные края, любовь, смерть, не был чужд социально-исторической проблематике. Сонетный цикл "Толминский бунт" (1921) привлекает внимание к героизму крестьян, проявленному в ходе восстания против итальянских феодалов в 1713 г. и жестоко подавленному властями. Поэзия Градника отчасти уходит корнями в модерн, отчасти уже окрашена в экспрессионистические тона; он – поэт ярко выраженной национальной традиции (от Ф. Прешерна до Й. Мурна). Любовь и эрос – основные ее составляющие, впоследствии приведшие поэта к размышлениям над проблемами смерти. Любовь для Градника – сильная и гибельная страсть, подобная смерти (и та, и другая – переход в незнаемое):
В пропасти твои с тревогой, с болью
всматривался и не мог смотреть,
и не ведал. Что ты стала, Смерть,
самою таинственной любовью.("Eros – Tanatos", перевод В. Корнилова)
Важное место в его лирике занимают также религиозно-христианские мотивы (сборник "Светлые уединения"). Для лирического героя характерно состояние просветления, покоя, умиротворения, он наслаждается красотой и гармонией природы, беседует с Гос подом (сонетный цикл "Разговор"). Символическая образность и мистицизм, присущие этим стихам, перекликаются с поэзией католического экспрессионизма. Позже поэт пришел к пантеистическому восприятию мира ("Вечные источники"), задумался о духовных корнях крестьянской жизни и в форме своих произведений приблизился к фольклору. Так, сельский быт и образ жизни идеализируются в цикле "Крестьянин говорит" (1937). Впоследствии, отдав дань формальным исканиям экспрессионизма и фольклору, Градник вернулся к классической форме, в частности, к сонету.
Поэт, прозаик и публицист Фран Альбрехт (1889–1963) долгое время работал на административных должностях, в 1919–1920 гг. был редактором журнала "Свобода", в 192 2–19 32 гг. – журнала "Люблянски звон". В 19 33 г. он стал одним из основателей и издателей литературно-критического журнала "Содобност". Во время Второй мировой войны был узником Дахау, после войны до 194 8 г. занимал должность мэра Любляны. Как писатель Альбрехт опирался на творчество О. Жупанчича, чешского поэта П. Безруча, на философию Ницше и социалистические идеи. Он воспевал пантеистическое мироощущение, витализм, массовые движения, любовную страсть, проклинал ужасы войны (сб. "Mysteria dolorosa", 1917; "Песня жизни", 19 2 0). Воплощая социальные мотивы, он приближался к экспрессионистам, много экспериментировал с формой стиха. Альбрехт сыграл важную роль в литературной жизни межвоенного двадцатилетия, в особенности как редактор крупных журналов. Занимаясь переводами, он познакомил словенцев со многими произведениями мировой литературы и критики (Ю. А. Стриндберг, Ф. Меринг, С. Унсет, К. Гамсун, Д. Лукач и др.).
Тонкая, ироничная любовная лирика Павла Голиа (1887–1959) тоже по-своему продолжала традиции словенского модерна. Голиа учился в кадетском училище, затем служил в австро-венгерской армии в Триесте и Любляне. Во время Первой мировой войны перешел на сторону русских и воевал в русской армии как доброволец. В 1918 г. жил в Москве, занимался журналистикой и театроведением. Вернувшись на родину в 1919 г., Голиа посвятил себя театральной деятельности, был директором разных театров по всей Югославии. В литературе он дебютировал как поэт, затем много писал и переводил для театра. Любовная лирика Голиа ("Вечерний песенник", "Стихи о златовласках", оба сборника вышли в 1921 г.) пронизана эротическими мотивами, оптимизмом, иногда – ощущением усталости. Голиа высоко ценил ясность стиля и совершенство формы, придерживался классических форм, тонко чувствовал ритм. В драмах он показывал войну, крестьянский быт; нередки в его пьесах социальные мотивы и изысканный юмор, а в пьесах для детей – сказочные сюжеты ("Вифлеемская легенда, или Король бесправных", 192 8; "Братоубийство на Метави", 1935).
В сложной, противоречивой идейной и культурной обстановке 1920-х гг. словенская литература развивалась внутри общеевропейского, общеславянского и югославянского литературного контекста. При этом каждая новая тенденция приобретала специфический национальный характер. Известное отставание словенской литературы от западноевропейской в эту эпоху сократилось до минимума, но словенским литераторам все равно приходилось преодолевать некоторый разрыв. Поэтому те течения и направления в словенской литературе, которые по названиям и ряду других характеристик соответствовали западным, ни в коей мере не являлись их прямыми аналогами.
Это в полной мере относится к такому явлению, как экспрессионизм. Возникший в Германии еще до Первой мировой войны, питавшийся обстановкой острейшего социального кризиса, а затем – мировой войны, поставивший интерпретацию общественной действительности выше описания ощущений в духе импрессионизма, экспрессионизм тяготел к абстрактности, обнаженности чувств, эмоциональности, фантастике и гротеску. Словенскому экспрессионизму, который в основном выразился в поэзии, слабее в драматургии и почти не затронул прозу, тоже были свойственны все эти черты, но при этом экспрессионистские тенденции в творчестве некоторых словенских поэтов причудливо переплелись с отголосками модерна, с импрессионистским по духу ощущением природы, с призывами к активному изменению мирового порядка. Последнее, впрочем, сближало его с левым крылом немецкого экспрессионизма. Однако немалую долю местного колорита добавлял в литературу и тот факт, что Словения оставалась страной по преимуществу аграрной, а мировосприятие крестьянина и его связь с землей не может ни смягчить и ни видоизменить социальный протест, более резко проявившийся в литературе индустриальной страны, какой была Германия.
Понятие "экспрессионизм" было введено в культурный обиход словенцев в 1912 г. Критик и прозаик Изидор Цанкар в двух статьях в журнале "Дом ин свет" описал экспрессионизм как явление исключительно изобразительного искусства, противоположное импрессионизму и тяготеющее к абстрактности, к духовному содержанию. В 1920-е гг. частота употребления термина "экспрессионизм" применительно к литературе резко возросла и в католической, и в леволиберальной печати, после чего снова упала и продолжала падать до конца десятилетия. Многие литераторы и критики считали 1926–1928 гг. завершающими годами развития словенского экспрессионизма.
В публикациях 1920-х гг. словенский экспрессионизм в основном определялся как противоположность импрессионизму, натурализму, декадансу и т. д. Отправной точкой в развитии направления неизменно считали мировую войну. Видный литературный критик Роман Томинец (1900–1991) в статье 1922 г. "Несколько мыслей о нарождающейся словенской литературе" включил лирику М. Ярца, А. Водника и В. Тауфер в словенскую разновидность экспрессионизма.
Переводы не сыграли значительной роли в становлении словенской экспрессионистской литературы, хотя поэты М. Клопчич и Б. Водушек переводили стихи Э. Толлера, Г. Тракля, Ф. Верфеля.
Диапазон словенского экспрессионизма простирался от философско-католической лирики до поэзии открытого социального протеста и конструктивистских упражнений.
Заметными представителями умеренного, философско-католического течения в экспрессионизме были поэты, принадлежавшие к кругу христианско-социалистического журнала "Криж на гори" Божо Водушек и Антон Водник. Это издание стало первым серьезным печатным органом молодых образованных католиков. "Криж на гори" (1924–1927) подчеркивал необходимость личного духовного совершенствования, которое заложит фундамент нового справедливого общества.
Художественная литература в рамках этой программы, конечно, не стояла на первом месте; тем не менее подчеркивалась необходимость тесной связи литературы с жизнью. В журнале выступали М. Ярц (некоторое время вращавшийся в католических кругах), Б. Водушек, Т. Дебеляк, Й. Погачник, Э. Коцбек. Журнал, несмотря на очевидную католическую ориентацию, оказался достаточно терпимым, чтобы принять в свой круг писателей разных взглядов и поколений.
Божо Водушек (1905–1978) получил образование на философском, а затем на юридическом факультете в Любляне. Его поэзию 1920-х гг. отличали религиозные и философские мотивы. Уход от социальной проблематики компенсировался у Водушека пристальным вниманием к внутренней жизни человека, его взаимоотношениям с силами природы и с Богом. Примечательно, что в поэзии католических экспрессионистов характерные для словенской культуры в целом региональные и национальные черты были выражены слабо: конкретное отметалось ради вечных и неизменных ценностей. В 1930-е гг. Водушек сблизился с "новым реализмом" и стал использовать классические поэтические формы, в особенности сонет. Его "Расколдованный мир" (1939) остался в истории литературы как один из лучших сборников словенской поэзии первой половины ХХ в.
Антон Водник (1901–1965) уже в студенческие годы играл важную роль в католическом молодежном движении. Он был бессменным редактором журнала "Криж на гори", в 1930–1932 гг. участвовал в редактировании журнала "Дом ин свет", где публиковался с 1920 г., а впоследствии стал главным редактором издательства "Югослованска тискарна" в Любляне (до 1941 г.). В начале творческого пути Водник выступал как экспрессионист, не чуждый интереса к декадансу и символизму; в его творчестве чувствовалось влияние М. Метерлинка, Р.-М. Рильке, О. Жупанчича). Позже стихи Водника стали более живописными, а эротическую чувственность сменила пантеистическая. В историю литературы Водник вошел как "гармоничный экспрессионист". Первый поэтический сборник "Печальные руки" (1922) стал одной из вершин словенского религиозного экспрессионизма. Стихи Водника полны видений, ярких красок, отстранения от реальности, аскезы и затаенного эротизма. В более поздних сборниках ("Вигилии", 1923; "Через сады", 19 41) Водник обра тился к теме смерти – желанного пограничного состояния между явью и небытием. В конце 1920-х – начале 1930-х гг. он полемизировал с критиком и литератором Й. Видмаром (1895–1992), который считал, что искусство не должно служить никакому мировоззрению, поскольку оно само по себе – высшая форма мировосприятия; Водник же полагал, что искусство – один из глубочайших способов выражения веры. В области языка и стиля он был консервативен, даже свободный стих у Водника сильно ритмизирован. Музыкальность его стиха, тонкость вкуса и богатство стилистической палитры оказали влияние на поколение "поздних" экспрессионистов конца 1930-х гг., разрабатывавших пессимистические мотивы (Ц. Випотник, Й. Удович).
К творчеству экспрессионистов-католиков примыкает поэзия Мирана Ярца (1900–1942), который, однако, по принципиальным соображениям не принадлежал ни к одному из кружков, так как считал подобную ограниченность недостойной художника. Тем не менее в своем отношении к экспрессионизму он в основном был близок к группе "Крижа на гори", хотя и пришел к богоискательским тенденциям "нового искусства" (его любимое выражение) собственным путем. Ярц изучал славистику и романистику в Загребе и Любляне, до фашистской оккупации работал в банке, во время войны был отправлен в концлагерь, затем освобожден партизанами. Присоединившись к ним, погиб (пропал без вести) в августе 1942 г.
Ярц писал и прозу, и пьесы, однако основных успехов достиг в лирике, в сборниках "Человек и ночь" (1927), "Ноябрьские песни" (1936) и "Лирика" (1940). В ранних стихах Ярц выражал чувство потерянности и экзистенциального ужаса человека, застигнутого "европейской ночью":
Человек умирает заброшен, один.
Где ты, где ты,
Бог, о, Бог!("Музыка на тонущем корабле")
Источник бед и страхов Ярц видел в рационализме и позитивизме (разум у него выступает как враг чувства, естественности), а "узничество" человека переходит в его поэзии из социальной категории в общечеловеческую ("Человек и ночь"):
Куда…
О странный миг – никого – среди хаоса я одинок, одинок…
Для чего же я вылез, я выполз из бездны и тьмы, для чего?
Этому же ощущению подвластна любовь:
Я руку не могу тебе отдать:
я дерево, растущее в пустыне.
При этом в ранних произведениях Ярцу не удалось вывести свой стиль, стих, язык из-под влияния рациональных, логических построений. Он стремился к словотворчеству, к максимальной абстрактности описываемых переживаний. В середине 1920-х гг. поэт испытал душевный и стилистический перелом. От эсхатологических картин и ощущения одиночества он пришел к гармонии с природой, к чувству покоя и умиротворения, да и одиночество перестало представать столь пугающим. В его лирике появились социальные мотивы, стали звучать горькие слова в адрес словенцев ("мы дети страха, мрака и молчанья"), наметилась национально-патриотическая тенденция. В своих последних стихах Ярц одновременно искал в природе спасения от разрушительной рефлексии ("В поле") и осознавал свою спаянность с собственным народом и его общественной жизнью. От тактовика и свободного стиха "Человека и ночи" Ярц пришел к мелодичному ямбу, строгим формам (в том числе сонету) и последовательной рифмовке.
Другой заметной группой поэтов-экспрессионистов были литераторы ярко выраженных левых взглядов: М. Клопчич, Т. Селишкар, А. Подбевшек. Миле Клопчич (1905–1984) даже не завершил образования, поскольку был арестован за коммунистическую деятельность. Его стихи вошли в антологию югославской социалистической лирики "Книга товарищей" (1929), за что в следующем году он подвергся судебному преследованию. Клопчич был одним из самых ярких поэтов социального протеста межвоенного периода. В сборнике "Пламенеющие оковы" (1924), написанном в память о В. И. Ленине, лирическая исповедь революционера, готового отдать жизнь ради переустройства мира, создана под влиянием идей Октябрьской революции. Стихи этой книги пронизаны духом пролетарского интернационализма (отдельные стихотворения посвящены Карлу Либкнехту и Розе Люксембург), верой в победу пролетариата, носят ярко выраженный агитационный характер – многие из них предназначались для публичной декламации перед рабочими. Для ранней поэзии Клопчича, пожалуй, наиболее характерно следование одному из принципиальных тезисов экспрессионизма, согласно которому, являясь не просто эстетическим феноменом, но и проявлением нового мироощущения, экспрессионизм базируется на разрыве со "старыми" принципами художественного творчества. В определенном смысле Клопчича можно назвать последователем лидера и теоретика немецкого экспрессионизма К. Эдшмида. В стихотворении "Удар на удар" через символику ритма, отказ от "лишних" слов и любых "красивостей" формы, подчеркнутую простоту структуры стиха поэт сублимирует революционный футурологический пафос обновления мира:
Мы куем: день за днем.
В этом горне ночи сгорят –
и проснется пролетариат.Мы куем: удар на удар.
И каждый удар – дар:
земной обновляется шар!(Перевод Г. Ефремова)
В 1930-е гг., начиная со сборника "Простые стихи" (1934), Клопчич перешел на позиции "новой реальности". Клопчич был одним из крупнейших словенских переводчиков и популяризаторов поэзии: именно в его переводах словенская молодежь знакомилась с немецкой (Г. Гейне, Б. Брехт) и русской (А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. А. Блок) поэзией.
Тоне Селишкар (1900–1969) в своих ранних стихах (сб. "Трбовле", 1923) описывал подневольный труд и страдания шахтеров в духе социально (и социалистически) ориентированного экспрессионизма, в том числе прибегая к широким, ярким мазкам, библейской образности, визионерству. Намеренно отвергая благозвучие, поэт искал контрастные резкие оттенки, его порой нерифмованный стих подчеркнуто угловат и тяжеловесен. В то же время в его поэзии чувствуется тяготение к народной поэтической традиции. Так, стихотворение "Семеро детей" из вышеназванного сборника имеет черты народной баллады, а финальное риторическое воззвание к Христу ассоциируется с элементами фольклорной адаптации библейских мотивов, присутствующих в народном творчестве словенцев на протяжении нескольких веков:
Когда явился первый сын на свет,
в саду, одетом в яблоневый цвет,
над сыном мать склонялась с колыбельной.Но время шло, и появился брат
у маленького. И отец был рад
и, пьяный, по щеке жену погладил…Когда у них заплакал третий сын,
как червь, из неизведанных глубин
печаль вошла к ней в сердце и осталась.Когда же сын четвертый был рожден,
отец, трудом безмерным изможден,
кровоточил корой своих мозолей.Когда седьмой явился в этот дом,
он проклят был пропойцею-отцом.