Любой образ в художественном тексте может входить в группу близких ему по значению образов и развивать общий для них смысл. Образные средства вступают в тексте в системные связи: они образуют ряды (поля), для единиц которых характерны отношения эквивалентности или со- и противопоставления. Группировка этих рядов и их расположение в тексте - одно из проявлений его семантической композиции. Так, в тексте романа И.А.Гончарова "Обломов" контрастируют образы света (огня) и "потухания", сна; при этом метафора "луч", повторяясь, сближает сферы деятельной мысли и страсти и распространяется на изображение разных героев в моменты душевного подъема, ср.: луч страсти, розовый луч любви, луч мысли, в лучах ее бодрых сил, Ольга - "луч света". Одновременно в тексте романа противопоставляются разные образы жизни: жизни - (бурной) реки и жизни - плавного течения, ср., например: Он [Обломов] ...все доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы и исполнено содержания, и текло бы тихо, день за днем, капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях семейной, мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся рекой, с кипучими волнами, как воображал ее Штольц. Оппозиция "интенсивность" (бурность) - плавность" - частная реализация оппозиции "динамика-статика", пронизывающей весь текст и характерной, например, для тропов и сравнений, изображающих жизнь мысли. Большинство из них варьирует образные параллели "мысль - птица", "мысль - волна", включает глаголы движения: Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах...; Она не успевает ловить мыслей, точно стая птиц, порхнули они; Мысли неслись ровно, как волны. Изображение жизни мысли при этом вновь коррелирует с описанием чувств, ср.: Чувство садится, как птица на ветку.
Противопоставления и сближения рядов тропов в тексте романа "Обломов" выявляют "норму" жизни, отличительными признаками которой выступают "свет", "огонь", "динамика". Образы же, развивающие мотив "плавного течения", в финале романа сменяются метафорой "гроб существования"... В ней нейтрализуется противопоставление "жизнь - смерть", существование-сон оборачивается духовной гибелью.
Повторяющиеся образные средства связывают разные сюжетные линии текста, различных персонажей, изображение предметного мира и внутреннего мира человека. Так, в рассказе И.А. Бунина "Последнее свидание" эпитеты мертвый и мертвенный используются и в описаниях природы, и в портрете главного героя, в образной форме воплощая один из мотивов текста - мотив гибели любви, молодости, жизни, ср.: Дорога вошла в мелкий лес, мертвый, холодный от луны и росы; белый рыхлый туман стоял под скатом полей, мертвенно синея...; Сухое, жесткое лицо Стрешнев было мертвенно.
Образные средства текста, как мы видим, располагаются в нем не хаотично, а в соответствии с авторскими интенциями. "В языке, подчиненном художественному заданию, в произведении словесного искусства композиция становится законом расположения: словесного материала, как художественно расчлененного и организованногопо эстетическим принципам целого". Для образного строя художественного текста характерны различные композиционные приемы: повтор, контраст, параллелизм, монтаж и др.
4. Образные средства одного художественного текста могут вызывать ассоциации с другим текстом или прямо отсылать к нему,в результате смысл художественного произведения обогащается полностью или частично формируется посредством обращения к образной системе иного текста, который относится к творчеству) того же автора, к предшествующей литературе или мифологии. Обратимся, например, к последнему четверостишию стихотворения А. Ахматовой "Надпись на книге" (1940), посвященного М. Лозинскому:
И сада Летнего решетка,
И оснеженный Ленинград
Возникли, словно в книге этой
Из мглы магических зеркал,
И над задумчивою Летой
Тростник оживший зазвучал.
Образ "магических зеркал" отсылает к образу "магического кристалла" в романе А.С. Пушкина "Евгений Онегин", посвящение к которому перекликается со стихотворением Ахматовой. Образ же "ожившего тростника" соотносится с образным рядом в стихотворении Пушкина "Муза" (ср.: Тростник был оживлен божественным дыханьем), в свою очередь опирающимся на цепочку мифологических образов (превращение нимфы Сиринги в тростник, из которого Пан сделал свирель). Образ тростника трансформируется в символ, предлагающий открытый ряд смыслов: звуки "ожившего тростника" - и знак возвращения к творчеству, и знак нового обретения поэтического вдохновения, щ знак бессмертия искусства, преодолевающего забвение и побеждающего смерть (см. образ "задумчивой Леты" - реки забвения исмерти, с одной стороны, отсылающий к переводу М.Лозинского, с другой - соотносящийся с Невой). В то же время образ тростника восходит и к мифу об ослиных ушах царя Мидаса, наказанного Аполлоном. Тайну о них цирюльник поведал только ямке, выкопанной в земле. Именно на этом месте, согласно мифу, и появился тростник, который поведал миру правду. С учетом этого мифологического подтекста образ тростника приобретает еще один смысл: это знак хранимого в тайне слова, которое призвано возвестить истину. "Миф о тростнике... проецируется у Ахматовой на ее собственные потаенные стихи "реквиемной" тематики... "Тростник" для нее стал символом запрещенной поэзии, крамольной истины".
Итак, в процессе филологического анализа текста необходимо учитывать системность образных средств, их соотнесенность с сюжетом, изображаемым миром и друг с другом, устанавливать их межтекстовые связи, выявляющие дополнительные смыслы.
Рассмотрим систему словесных образов на материале рассказа И.С.Тургенева "Бежин луг".
"Бежин луг" И.С.Тургенева: образный строй текста
Рассказ И.С. Тургенева "Бежин луг" занимает особое место в композиции "Записок охотника", однако именно он "наиболее подвергался искажению в критике". Интерпретации этого рассказа различны и часто противопоставлены друг другу. Так, с точки зрения В. Стоюнина, это рассказ о крестьянских детях, живущих "в невежественной среде", "которые сделались несчастными от своего ложного отношения к "природе"; по мнению же современных исследователей, это произведение, в котором "русский крестьянский мир - крестьянские дети - показан не только в его обездоленности, но также в его одаренности и духовной красоте". Восприятие текста углубляет обращение к его образному строю.
Особенностью композиции текста является прием обрамления: он начинается картиной прекрасного июльского дня, в описании которого концентрируются слова с семой 'свет', и завершается образом утреннего "молодого горячего света". Образ света - сквозной образ рассказа. В семантической композиции текста ему противопоставлены 'мрак', 'темнота' (мрак боролся со светом). Пейзаж, открывающий рассказ, насыщен тропами:
С самого раннего утра небо ясно; утренняя заря не пылает пожаром: она разливается кротким румянцем. Солнце - не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно лучезарное, - мирно всплывает под узкой и длинной тучкой...
Троп всегда создает "принципиально новую и парадоксальную семантическую ситуацию", творит особую художественную реальность. Словесные образы, открывающие рассказ "Бежин луг", во-первых, переносят на мир природы антропоморфные признаки, во-вторых, неоднородны: они представляют собой серию образов, противопоставленных друг другу (ср. буря, пожар, засуха - кроткий румянец, приветно лучезарное солнце). Одни и те же предметы речи (солнце, заря) имеют разные образные соответствия. В тексте формируется семантическая оппозиция 'грозное, враждебное' - 'тихое, мирное'. В природе обнаруживаются не только антропоморфные признаки, но и признаки, грозящие человеку. Образ солнца и, шире, огня оказывается амбивалентным: с одной стороны, это грозная стихия, с другой - стихия, несущая свет, тепло и очищение. Мотив единства человека и природы, развиваемый в начале рассказа олицетворениями, сменяется мотивом наступления мрака, ночи, в описании которой актуализируются смыслы 'таинственность', 'тревога', 'опасность'. Первоначальная гармония в отношениях человека и природы оказывается разрушенной. Именно ночной пейзаж играет особую роль в создании образно-символического плана текста.
Состав речевых средств, передающих наступление темноты, динамичен. Первые сравнения носят подчеркнуто бытовой характер: Меня тотчас охватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в погреб; густая высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью.
Постепенно в тексте возрастает роль образных средств, передающих эмоциональную напряженность рассказчика и подчеркивающих таинственность окружающего (как-то жутко, таинственно кружась, оксюморон смутно-ясное небо и т.п.). Метафорическое словоупотребление при этом выступает как ведущий принцип лексико-семантической организации текстового фрагмента, см., например, взаимодействие сравнения и метафоры:
Между тем ночь приближалась и росла, как грозовая туча; казалось, вместе с вечерними парами отовсюду поднималась и даже с вышины лилась темнота.
Метафоры и сравнения создают определенный эмоционально-экспрессивный ореол вокруг нейтральных единиц контекста. Не случайно В.М. Жирмунский считал "единство эмоционального тона" отличительным признаком пейзажа в прозе И.С. Тургенева. Оно создается "возвращением некоторых слов", "обильным употреблением эмоциональных прилагательных-эпитетов и глаголов", использованием "сказочных эпитетов" типа странный, таинственный, неясный, "синтаксическим параллелизмом словесных групп", повторами. Ночной пейзаж в рассказе "Бежин луг" обладает всеми этими признаками, но вместе с тем он характеризуется особым изображением реалий, которое постепенно приобретает отчасти гиперболический характер. Это не столько описание леса средней полосы России, сколько обобщенная передача наиболее характерных природных элементов расширяющегося пространства. Ср.:
С каждым мгновением надвигаясь, громадными клубами вздымался угрюмый мрак.
Я быстро отдернул занесенную ногу и, сквозь едва прозрачный сумрак ночи, увидел далеко под собою огромную равнину. Широкая река огибала ее уходящим от меня полукругом... Холм, на котором я находился, спускался вдруг почти отвесным обрывом...
В описании ночного пейзажа регулярно повторяются слова одной лексико-семантической группы: мрак, темнота, мгла, сумрак, которые характеризуются устойчивым символическим ореолом. Описание завершается образом "страшной бездны". Такое движение речевых средств не случайно - в данном фрагменте текста это форма выражения образно-символического плана текста: внешний (дневной) мир скрывает "безымянную бездну" ночи, перед которой неожиданно оказывается повествователь. Человеческое "я" противопоставляется природе - "вечной Изиде". Ср.:
"Мне нет до тебя дела, - говорит природа человеку, - я царствую, а ты хлопочи о том, как бы не умереть"... Трудно человеку, существу единого дня, вчера рожденному и уже сегодня обреченному смерти, - трудно ему выносить холодный, безучастно устремленный на него взгляд вечной Изиды... он чувствует свое одиночество, свою слабость, свою случайность.
(И.С.Тургенев. Поездка в Полесье)
Встретившись с крестьянскими детьми, повествователь оказывается не только в другом пространственном измерении, но и в другом времени. Образ ребенка в рассказе многомерен и вызывает у читателя ряд ассоциаций: детство характеризуется особой чистотой и поэтичностью мировосприятия, это не только будущее народа, но и взгляд в прошлое человечества.
Мировосприятие крестьянских детей в рассказе характеризуется поэтичностью, слитностью с природой, осмысливаемой ими вне законов логики, строгих причинно-следственных связей. "Темное" и непонятное объясняется ими на основе поверий и примет. "Примета... есть развитие отдельного слова, - заметил А.А. Потебня, - видоизменение сравнения... От приметы - ближайший; переход к причинной зависимости".
Текст приобретает форму, близкую к драматизованной: активность повествователя проявляется в комментариях, отступлениях - своеобразных репликах в сторону; в центре же внимания - речь героев. Контекстуально-стилистическое членение текста становится более дробным. "Разноречивость, расслоенность; языка у Тургенева служит существеннейшим стилистическим фактором, и он оркеструет свою авторскую правду, и его языковое сознание, сознание прозаика, релятивизовано".
В текст включено тринадцать историй, рассказанных мальчиками. Все они ориентируются на жанр былички - небольшого по объему рассказа об одном случае, включающего изображение фантастического существа. Рассказы детей связаны с ночным миром. В речи мальчиков широко используются образные средства, существенно отличающиеся от тропов в речи повествователя, это преимущественно сравнения, в основу которых положены: наглядно-чувственные, прежде всего зрительные, ассоциации. Сравнение - основной способ познания мира крестьянскими детьми, которые сближают разнородные явления, субъективно открывая в них общее: Вот зовет его, и такая вся сама светленькая, беленькая сидит на ветке, словно плотичка какая или пескарь… Плачет она... глаза волосами утирает, а волосы у нее зеленые, что твоя конопля.
Объекты сравнения представляются хорошо известными, но их конкретный характер подчеркивает незакрепленность, неопределенность отличительных признаков фольклорно-мифологических; образов. "Сравнение зачеркивает значение константности признака или категоричности, безапелляционности утверждения, и это вполне согласуется с его прямым смыслом: подобие есть нечто субъективное и иллюзорное". Таким образом, сравнения не только выступают в тексте как эмоционально-экспрессивное характерологическое средство, но и служат средством усиления модальности недостоверности, важной для автора.
Речь мальчиков слабо индивидуализирована: тенденция к некоторой индивидуализации проявляется лишь в последовательности применения отдельных речевых сигналов (например, обращения братцы мои в речи Кости). Интересно, что в рассказах мальчиков отсутствуют и яркие приметы детской речи. "Самое верное замечание, - писал И.С. Тургенев, - сделал мне Дудышкин, сказав, что "мальчики у меня говорят как взрослые люди"". Общее, а не особенное, частное в их речи важно для автора. Этим общим является особое отношение к слову, присущее персонажам "Бежина луга", и отразившаяся в их историях картина мира.
Слово во многом воспринимается героями как миф. "В мифе образ и значение различны, иносказательность образа существует, но самим субъектом не сознается, образ целиком... переносится в значение", - писал А.А. Потебня. Показательна следующая сцена:
Вдруг откуда ни возьмись белый голубок, - налетел прямо в это отражение, пугливо повертелся на одном месте, весь обливаясь горячим блеском, и исчез, звеня крылами.
- Знать, от дому отбился, - заметил Павел. - Теперь будет лететь, покуда на что наткнется, и где ткнет, там и ночует до зари.
- А что, Павлуша, - промолвил Костя, - не праведная ли это душа летела на небо, ась?
Словесный образ сопоставляет природное и духовное, трудноуловимое и конкретное, причем "конкретное одновременно искони метафорично, символично". Нерасчлененность образа и значения в слове определяет и особое внимание к звуковой изобразительности в рассказах детей. В речи крестьянских мальчиков отразились, таким образом, элементы мифопоэтического мышления: "очеловечивание" окружающей природы, неотчетливое разделение части и целого, предмета и знака; отсутствие строгой иерархии причин и следствий.
Истории, рассказанные мальчиками, представляют собой внутренне цельное явление, близкое к "тексту в тексте". На лексико-семантическом уровне единство его подчеркивается движением двух сквозных семантических комплексов, которые характерны для всех рассказов, - это семантические ряды "гибель" (утопился, в реку кинулась, очередь помирать и др.) и "страх" (напужа-лись, обмер, перетрусился и т.п.). "Бездне", открывшейся в рассказах мальчиков, семантически противопоставлено "небо", "мраку" - "свет". Семантическая композиция "текста в тексте", таким образом, соотносится с семантической композицией основного текста. Ср.:
- Гляньте-ка, гляньте-ка, ребятки, - раздался вдруг голос Вани, - гляньте на божьи звездочки, - что пчелки роятся!