Для правильного восприятия необходимо, что бы оба собеседника владели теми же артикуляционно-акустическими навыками, т.е. навыками того же языка.
Но акт речи не исчерпывается восприятием, хотя без него невозможен. Следующий этап – это понимание. Оно может быть достигнуто только в том случае, если говорящий и слушающий связывают данное артикуляционно-акустическое единство, хотя бы и при правильном восприятии, с разными значениями, - взаимопонимания не получается; так, если встретятся русский и турок, и русский скажет табак, то турок легко "подгонит" русский артикуляционный комплекс табак под свой акустический комплекс tabak, но поймет его или как "блюдо", или как "лист бумаги", так как "табак" по-турецки tütün (ср. украинское тютюн).
Следовательно, и на этом втором этапе акта речи, как и на первом, необходимо, чтобы говорящий и слушающий принадлежали коллективу, говорящему на одном и том же языке; тогда происходит новое отождествление несхожего: артикуляционно-акустической и смысловой стороны, образующих тоже единство.
Оставив в стороне первый этап акта речи и его слагаемые, рассмотрим второе соотношение.
В языке всегда обязательно наличие двух сторон: внешней, материальной, связанной с артикуляционно-акустическим комплексом, и внутренней, нематериальной, связанной со смыслом. Первое является обозначающим и гарантирующим через знаки доведения речи до органа восприятия, без чего речевое общение немыслимо; второе – обозначаемым, содержанием, связанным с мышлением.
Непосредственное выражение смысла в звуке нетипично для языка. Так обстоит дело в разного рода механических сигнализациях, например, в светофоре, где зеленый свет "прямо" значит "можно", красный – "нельзя", желтый – "приготовься". В таких системах сигнализации между смыслом и воспринимаемой материальностью ничего нет. В языке даже междометия отличаются от такого схематического устройства, так как они могут выполнять функцию целого предложения, относятся к определенной части речи, выражены не любым, а специфичным для данного языка звучанием, способны образовывать производные знаменательные слова (ох – охать, оханье и т.п.), т.е. вообще стоят не изолированно, а в связи с другими элементами языка и не могут быть произвольно придуманы как системы сигнализации.
Типичным же для языка является сложная структура взаимосвязанных разнородных элементов.
Для того, чтобы определить, какие элементы входят в структуру языка, разберем следующий пример: два римлянина поспорили, кто скажет (или напишет) короче фразу; один сказал (написал): Eo rus [эо рус] – "я еду в деревню", а другой ответил: I – "поезжай". Это самое короткое высказывание (и написание), которое можно себе представить, но вместе с тем, это вполне законченное высказывание, составляющее целую реплику в данном диалоге и, очевидно, обладающее всем тем, что свойственно любому высказыванию. Каковы же эти элементы высказывания?
1) [j] – это звук речи (точнее фонема), т.е. звуковой материальный знак, доступный восприятию ухом, или i – это буква, т.е. графический материальный знак, доступный восприятию глазом;
2) i – это корень слова (вообще: морфема), т.е. элемент, выражающий какое-то понятие;
3) i - это слово (глагол, в форме повелительного наклонения в единственном числе), называющее определенное определенное явление действительности;
4) I – это предложение, т.е. элемент, заключающий в себе сообщение.
Маленькое i , оказывается, заключает в себе все, что составляет язык вообще: 1)звуки – фонетика (или буквы – графика), 2) морфемы (корни, суффиксы окончания) – морфология, 3) слова – лексика и 4) предложения – синтаксис.
Больше в языке ничего не бывает и не может быть.
Почему для вопроса о выяснении структуры языка понадобился такой странный пример? Для того, чтобы было ясно, что, что различия элементов структуры языка не количественные, как могло бы показаться, если бы мы взяли длинное предложение, разбили его на слова, слова – на морфемы и морфемы – на фонемы. В данном примере эта опасность устранена: все ступени структуры языка представляют собой "то же" i, но взятое каждый раз в особом качестве.
Таким образом, различие элементов структуры языка – качественное, что определяется разными функциями этих элементов. Каковы же функции этих элементов?
1) Звуки (фонемы) являются материальными знаками языка, а не просто "слышимыми звуками".
Звуковые знаки языка (равно как и графические) обладают двумя функциями: 1) перцептивной – быть объектом восприятия и 2) сигнификативной – иметь способность различать вышестоящие, значимые элементы языка – морфемы, слова, предложения: пот, бот, мот, тот, дот, нот, лот, рот, кот; стал, стол, стул; сосна, сосны, сосне, сосну и т .д.
Что же касается различения букв (графических знаков) и звуков (фонетических знаков) в языке, то оно не функциональное, а метериальное; функции у них те же самые.
2) Морфемы могут выражать понятия: а) корневые – вещественные [стол-], [зем-], [окн-] и т.д. и б) некорневые двух видов: значения признаков [-ость], [-без-], [пере-] и значения отношений: [-у], [-ишь], сиж-у – сид-ишь, [-а], [-у] стол-а, стол-у и т.д.; это семасиологическая функция, функция выражения понятий. Называть морфемы не могут, но значение имеют; [красн-] выражает лишь понятие определенного цвета, а назвать что-либо можно лишь, превратив морфему в слово: краснота, красный, краснеть и т.д.
3) Слова могут называть вещи и явления действительности; это номинативная функция, функция называния; есть слова, которые в чистом виде выполняют эту функцию, - это собственные имена, обычные же, нарицательные совмещают ее с функцией семасиологической, так как они выражают понятия.
4) Предложения служат для сообщения; это самое важное в речевом общении, так как язык есть орудие общения; это функция коммуникативная, так как предложения состоят из слов, они в своих составных частях обладают и номинативной и семасиологической функцией.
Элементы данной структуры образуют в языке единство, что легко понять, если обратить внимание на их связь; каждая низшая ступень является потенциально (в возможности) следующей высшей, и, наоборот, каждая высшая ступень как минимум состоит из одной низшей; так, предложение может минимально состоять из одного слова (Светает. Мороз.); слово – из одной морфемы (тут, вот, метро, ура); морфема – из одной фонемы (щ-и, ж-а-ть).
Кроме указанных функций, язык может выражать эмоциональное состояние говорящего, волю, желания, направленные как призыв к слушающему. Выражение этих явлений охватывается экспрессивной функцией. Экспрессия может быть выражена разными элементами языка: это могут быть специально экспрессивные слова – междометия (ай! – эмоциональное, эй! – волевое), некоторые грамматические формы (слова с уменьшительно-ласкательными суффиксами: дружочек! - эмоциональные, императивы глаголов: молчи! – волевые), особо экспрессивно окрашенные слова "высокого" или "низкого" стиля и, наконец, интонация.
Следует еще отметить одну функцию, объединяющую элементы языка с жестами, - это дейктическая – "указательная" функция; такова функция личных и указательных местоимений, а также некоторых частиц: вот, эва и т.д.
В пределах каждого круга или яруса языковой структуры (фонетического, морфологического, лексического, синтаксического) имеется своя система, так как все элементы данного круга выступают как члены системы. Система – это единство однородных взаимообусловленных элементов.
Ни в коем случае нельзя подменять понятие системы понятием внешней механической упорядоченности, чем и отличается орудие общения – язык от орудий производства, при внешней упорядоченности качество каждого элемента не зависит от целого.
Члены системы, наоборот, взаимосвязаны и взаимообусловлены в целом, поэтому и число элементов и их соотношения отражаются на каждом члене данной системы. Если же остается один элемент, то данная система ликвидируется. Так, система склонения возможна при наличии хотя бы двух падежей (например, в английском местоимении he – him) , но системы склонения с одним падежом быть не может, как во французском языке; категория несовершенного вида глагола возможна только тогда, когда имеется в той же грамматической системе и категория совершенного вида и т.д. Члены системы получают свою значимость по соотношению с другими членами данной системы; поэтому, например, родительный падеж при наличии отложительного (аблатива) не то, что родительный падеж в языке, где нет аблатива; значимость [к] в языках, где есть [х], иная, чем в языках, где нет [х].
Системы отдельных ярусов языковой структуры, взаимодействуя друг с другом, образуют общую систему данного языка.
Итак:
Язык рассматривается как система знаков. Знак - можно определить как своеобразную материальную единицу, создающую язык как явление.
Применительно к языку термин знак можно определить следующими пунктами:
1. Знак должен быть материален, то есть он должен быть доступен чувственному восприятию, как и любая вещь.
2. Знак не имеет значения, но направлен на значение, для этого он и существует.
3. Содержание знака не совпадает с его материальной характеристикой, тогда как содержание вещи исчерпывается ее материальной характеристикой.
4. Содержание знака определяется его различительными признаками, аналитически выделяемыми и отделяемыми от неразличительных.
ЛЕЦИЯ № 5
ЯЗЫК И МЫСЛЬ
1 Язык и формирование сознания. Характеристика языка человека
2 Язык: Язык и мышление.
3 Речь и мозг
4 Логика и язык
5 Гипотеза лингвистической относительности. Особенности многоязычия
6 Связь языка и мышления
1 ЯЗЫК И ФОРМИРОВАНИЕ СОЗНАНИЯ
Переход от животного существования к общественной истории человека затрагивает очень существенную тему. Если поведение животного отличается тем, что животное всегда непосредственно руководствуется биологическими мотивами и не выходит за пределы непосредственно отражения тех впечатлений, которые оно получает от действительности, то психологические процессы человека характеризуются совершенно иными свойствами.
С переходом к общественной истории, к употреблению орудий и к общественным формам труда у человека возникают принципиально новые формы
| отношения к действительности, и непосредственное поведение, руководствовавшееся биологическими мотивами, заменяется сложным, опосредованным поведением, которое уже оказывается отделенным от непосредственного достижения цели и приобретает более сложный характер. | |
| При приготовлении и употреблении орудий операция изготовления их отрывается от непосредственной деятельности, изготов- |
ление орудий становится самостоятельным действием, которое в себе самом не содержит биологического мотива, но получает свой смысл только из того, что это орудие в дальнейшем будет использовано для достижения какой-либо конечной цели. При разделении функций в первобытном обществе, в процессе общественного труда это отделение деятельности от непосредственного биологического мотива становится еще более резко выраженным.
Если женщина хранит огонь, а мужчина идет на охоту, если одна группа охотников отгоняет дичь для того, чтобы другая группа охотников могла поймать дичь, то в обоих случаях – действие женщины, хранящей огонь, и действие охотника, отгоняющего дичь, приобретают свой смысл только для того действия, которое совершается другими членами группы; охотником – добытчиком дичи, в первом случае, и охотником, который подстерегает дичь, во втором случае.
Общественная организация приводит к тому, что действие начинается одним человеком, а кончается другим человеком, и это разделение сложной психологической деятельности между двумя группами людей ведет к тому, что из биологической деятельности выделяются отдельные составные части, которые приобретают свой собственный смысл и которые становятся самостоятельными действиями. Действие поддержания огня, действие отгона дичи приобретает свой смысл только в общественном завершении труда другим человеком, и социально возникающий смысл этих действий становится важнейшим условием для формирования человеческого сознания.
Поведение человека в первобытном обществе становится осознанным поведением.
Возникает сложная иерархически построенная структура деятельности, которой никогда не было у животных и которая является специфической особенностью психологической деятельности человека. Все это заставляет думать, что сложная сознательная деятельность является продуктом общественного развития и что психология является не только биологической, но и общественной наукой, наукой об общественном происхождении сознания. Все сказанное представляет, однако, лишь половину дела. Давайте остановимся на второй половине, о которой еще не было речи.
Энгельс в своей знаменитой работе "О происхождении семьи, частной собственности и государства" с полным основанием сказал, что труд и членораздельная речь сделали человека человеком. В основе человеческой психологической деятельности лежит с одной стороны, общественный труд, с другой стороны, язык, который служит средством общения людей друг с другом и важнейшим орудием формирования человеческого сознания.
Прежде всего, необходимо дать характеристику языка человека и показать, чем он отличается от любых форм общения животных, от так называемого "языка" животных.
Есть ли язык у животных? Обращаются ли животные с помощью языка или, если этого нет, чем характеризуются формы общения животных в отличие от форм общения человека, применяющего для этой цели язык?
Известно, что многие животные живут стаями и что в стае отдельные особи общаются друг с другом. Вот стая журавлей расположилась на привале; внезапно вожак замечает какую-то опасность, он испускает крик, трубит, вся стая снимается и улетает. Казалось бы, в стае журавлей есть общение с помощью языка, и звук, испускаемый журавлем-вожаком при опасности, есть знак, с помощью которого вожак подает сигнал всей стае. Или обезьяны, которые также живут стаями; одна старая обезьяна замечает опасность, она испускает крик и моментально вся стая обезьян исчезает. Казалось бы, что обезьяны, которые, как известно из наблюдений, располагают, по крайней мере, 30 – 40 различными звуками, общаются между собой с помощью этих звуков.
Третий пример, и, пожалуй, самый интересный. За последнее десятилетие было установлено, что в коллективах есть взаимная сигнализация одной пчелы другой пчеле. Ряд исследователей наблюдали такое явление, которое они пытались описать как "язык пчел".
Пчела улетает за взятком. Она находит мед на цветках, расположенных в одном направлении, скажем, на северо-запад от улья, на определенном расстоянии от улья 1,5 – 2 или 3 – 4 км. Ученые наблюдали интересный факт: если на данном участке, где есть цветы, побывала одна пчела из этого улья, то через некоторое время сюда прилетают сразу 30 – 50 – 100 пчел. Каким образом эти пчелы узнают, что есть медоносные цветы именно в данном направлении и именно на таком расстоянии? Когда стали наблюдать подробнее, оказалась удивительная вещь: пчела возвращающаяся со взяткой меда, проделывает какие-то движения, носящие разный характер, которые были названы "танцем пчел": иногда пчела кружится, иногда она проделывает колеблющиеся маятникообразные движения. После этих движений она улетает, и другие пчелы летят в определенном направлении на определенное расстояние.
Казалось бы, пчела, принесшая взяток, передает другим пчелам очень сложную сигнализацию, сигнализацию направления, сигнализацию расстояния, а, иногда, и сигнализацию качества цветка, дающего большой взяток или маленький взяток.
Все это дало основания говорить, что и у пчел есть общение с помощью какого-то языка, только это не язык звуков, а язык танца. Значит, все вместе взятое, дает, как будто бы повод говорить о том, что у совершенно разных животных есть язык, с помощью которого одно животное передает свой опыт другому, и что этот язык в каком-то отношении сходен с языком человека.
Однако ближайшее рассмотрение показало, что это утверждение не имеет больших оснований и что, если животные и обладают сигналами, которыми они передают что-то другим животным, то эти сигналы коренным образом отличаются от человеческого языка.
В чем заключается это различие? Оно заключается в том, что этот "язык" животных лишен своего основного качества, которым характеризуется язык человека. Язык человека всегда состоит из слов, которые имеют обозначающую функцию, иначе говоря, которые обозначают тот или другой предмет, то или иное действие, качество или отношение. Слово "окно" обозначает окно, слово "идти" обозначает определенное действие, слово "желтое" обозначает соответствующее качество, слово "вместе" – известное отношение. Нет слов в человеческом языке, кроме восклицания "ага" и "ах", которые бы имели то или иное, известное в широком смысле, предметное значение.
Эта функция, которую немцы называют функцией представления, функцией обозначения предметов, отсутствует у животных.
Во всех этих примерах так называемого "языка", которые были приведены, звуковые или жестовые реакции играют совсем другую роль, чем язык человека, и построены совершенно иначе.
Звук, который испускает журавль при тревоге, не обозначает вещей или предметов, а обозначает состояние, аффективное состояние. Журавль испытывает тревогу, эта тревога выражается в звуке, звук этот заражает остальную стаю, которая следует примеру встревоженного вожака.
Старая обезьяна-вожак стаи, которая чувствует опасность, испускает соответствующий звук. Звуки у обезьяны, совершено разные, всегда выражают разные состояния и никогда не отражают предмета. Они выражают, например, состояние удовлетворения, тревоги, есть звуки выражения голода, успокоения. Но все эти звуки обезьян выражают только эмоциональное состояние, и все попытки научить обезьян какому-нибудь звуку, обозначающему предметы, потерпели полный крах: эти звуки продолжали выражать известное аффективное состояние и никогда не обозначали никакого предмета.
Совершенно то же самое можно сказать и о жестах обезьян. Психологами были сделаны попытки обучить обезьян, если не звуку, то графической речи, заставить обезьян обозначить каким-то знаком ящик, в котором много пищи, и другим знаком ящик, в котором нет пищи, – ни к каким результатам эти попытки не привели; все то, что можно было наблюдать в "рисунках" обезьян, не выражало нечего, кроме аффективных состояний: обезьяны могли сделать очень много пятен на бумаге, но эти пятна абсолютно ничего, кроме общего состояния возбуждения состояния, не обозначали.
Поэтому можно было с полным основанием прийти к выводу, что так называемый "язык" обезьян не является языком, что это лишь выражение состояния, а не обозначение предметов в условных сигналах.