Основной идеей этого произведения была идея антикрепостническая. У России в те годы, как писал Тургенев позже в "Литературных и житейских воспоминаниях", было одно главное зло, один главный враг, который "имел определённый образ, носил известное имя: враг этот был – крепостное право". Само обращение в "Записках охотника" к жизни крестьянина, его быту, духовному миру, представлениям о жизни было ударом по институту крепостничества, который как бы изначально предполагал неравенство двух культур: дворянской и крестьянской. Однако у Тургенева и помещик, и крепостной, и разночинец в каком-то смысле уравнены, вовлечены в единый поток жизни русской деревни. Их нравственно-эстетические качества измеряются единой мерой – природой, её красотой, величием. Социальная принадлежность героев важна, но в "Записках охотника" образы и русского мужика, и барина работают на создание единого национального образа русского народа.
В рассказе "Бежин луг" проницательный рассказчик-наблюдатель поначалу замечает социальное неравенство между деревенскими мальчиками. Он видит, что Федя из богатой семьи и что в поле пасти лошадей он пошёл "для забавы", а вот Павел "одеждой своей <…> щеголять не мог: вся она состояла из простой замашной рубахи да из заплатанных портов". И сам рассказчик – помещик, принадлежавший к другому социальному кругу, чувствует вначале свою "инородность" рядом с мальчиками. Однако вскоре каждый из ребят начинает его интересовать как индивидуальность, как человеческая загадка, а сам он – ощущать своё родство с ними: ему интересны их таинственные истории про домовых и русалок, их чувство природы. Поэтическая натура рассказчика-охотника близка поэтическому миру деревенского мальчика.
Рисует Тургенев и картины социальной несправедливости и жестокости, как, например, в рассказах "Контора" или "Бурмистр". Имя одного из героев последнего рассказа, "гуманного" помещика Пеночкина, стало нарицательным для обозначения человеческого бездушия и "просвещённого" невежества. И все же центральной в книге Тургенева является мысль не о разделении людей и непреодолимых границах между ними, а о ценности и красоте каждого отдельного человека и непременном родстве человеческих душ. Так, например, рассказчику в "Записках охотника", образ которого объединяет и скрепляет все части цикла, открыта удивительная "способность приобщения" к окружающему миру и людям (Ю.В. Лебедев). Он внимательный слушатель и наблюдатель, ценящий и понимающий своего собеседника Он, а вместе с ним и автор, видит в Хоре Петра I и Сократа, а в Калиныче – поэта, Шиллера (такое сравнение было в первоначальной редакции "Хоря и Калиныча"). Мученица Лукерья из "Живых мощей" напоминает ему лик с иконы ("ни дать ни взять икона старинного письма"), а странный приживал из рассказа "Гамлет Щигровского уезда" – самого Гамлета, пусть и не без некоторой горькой иронии (Гамлет-то свой, уездный!).
Иногда чувства и мысли рассказчика по поводу таких талантливых характеров, индивидуальностей, каких довелось ему встретить, окрашиваются горечью. Например, в рассказе "Певцы" поэтическое "вознесение" Якова-Турка во время песенного соревнования с рядчиком, поразившее всех слушателей, сменяется его падением – почти в буквальном смысле слова: "всё было пьяно, – отмечает рассказчик, – всё, начиная с Якова", который "напевал осиплым голосом какую-то плясовую". Мысль о нереализованных человеческих возможностях и талантах, о "невытанцевавшейся" любви и жизни проходит лейтмотивом в рассказах "Певцы", "Уездный лекарь", "Петр Петрович Каратаев", "Гамлет Щигровского уезда" и многих других, не разделяя героев на помещиков и крестьян. Как пишет Ю.В. Лебедев, "при всех различиях, при всём антагонизме между мужиком и барином книгой Тургенева захватывается их общая, русская судьба", в этом и состоит духовное ядро "Записок охотника".
Тургенев вовсе не идеализировал русского человека. Он видел как его духовную красоту, мудрость, поэтичность, так и стихийность, непредсказуемость – от покорного смирения до бунтарства. И появляются в его "Записках охотника" такие противоречивые характеры, как Чертопханов ("Чертопханов и Недопюскин"), Бирюк ("Бирюк") и др. Эта же тема будет продолжена в более поздних произведениях: в примыкающем к циклу рассказе "Муму" (1852), повести "Степной король Лир" (1870), вошедших в "Записки охотника" рассказах "Конец Чертопханова" (1872), "Стучит!" (1874).
Особой темой, также объединяющей собой все части цикла "Записок охотника", является тема природы. Как отмечал Тургенев в рецензии на "Записки ружейного охотника" С.Т. Аксакова, природа составляет "одно великое стройное целое", в котором "каждая точка соединена со всеми другими". "Всё, что существует, – пишет Тургенев, – существует для другого, в другом только достигает своего примирения или разрешения – и все жизни сливаются в одну мировую жизнь". Тургенев изображает родство всего живого: и человека, и природы. Великолепны тургеневские пейзажи, автор предпочитает весенние, осенние и особенно летние картины, совсем не изображает зиму. Только в заключающей цикл миниатюре "Лес и степь" мелькнёт в конце зимний пейзаж, за которым, однако, последует мысль о весне: "…весной легко расставаться, весной и счастливых тянет вдаль…".
Природа и жизнь всего живого представляется автору как вечное, непрерывное циклическое движение, где зима, временное умирание, сменяется рождением – весной. Однако нередко Тургенева смущало равнодушие Природы к человеку, рождение и смерть которого ей были абсолютно безразличны. В рассказе "Поездка в Полесье" (1857), который изначально Тургенев планировал включить в "Записки охотника", эта мысль выражена определённо: "Трудно человеку, существу единого дня? вчера рождённому и уже сегодня обречённому смерти, – трудно ему выносить холодный, безучастно устремлённый на него взгляд вечной Изиды…". Писателя, с одной стороны, восхищала способность русского человека сливаться с природной жизнью, чувствовать и понимать её язык, как понимал его, например, Калиныч, а с другой – его пугала опасность забвения человеком личностного начала, потеря индивидуальности. Это – неразрешимое противоречие в тургеневской философии природы.
"Записки охотника" были высоко оценены современниками. Но выход книги отдельным изданием в 1852 г. принес Тургеневу и неприятности. Собранные вместе, рассказы представляли собой гневный протест против бесчеловечного института крепостничества. Писателя арестовали, хотя формально арест был связан с публикацией в Москве написанного Тургеневым некролога Гоголю, и сослали в Спасское-Лутовиново.
Творчество 1850-х годов
В 1852 г. Тургенев признаётся в письме к П.В. Анненкову: "Надобно пойти другой дорогой – надобно найти её – и раскланяться навсегда с старой манерой". В сознании писателя "старая манера" ассоциировалась с "Записками охотника", в которых Тургеневу удалось создать яркие и незабываемые характеры. Но раскрыть тайну и сложность движения человеческой души, понять процесс формирования личности в человеке в жанровых рамках рассказа и очерка, из которых состояли "Записки охотника", ему представлялось невозможным. Тургенев обратится к повести и роману, в которых будет преобладать интерес к исследованию человеческой личности.
В 1850-е годы Тургеневым написаны повести "Дневник лишнего человека" (1850), "Затишье" (1854), "Переписка" (1854), "Яков Пасынков" (1855), "Фауст" (1856), "Ася" (1858), романы "Рудин" (1856), "Дворянское гнездо" (1858), "Накануне" (1859). Размышляя в них о человеке, его сложной и двойственной натуре, писатель поднимает и возникающий в связи с этими размышлениями круг проблем, прежде всего проблему любви.
Ключом к разгадке характеров многих тургеневских героев является его статья-эссе "Гамлет и Дон Кихот" (1860), задуманная писателем ещё в конце 1840-х годов. В типических образах Гамлета и Дон Кихота, как считает Тургенев, "воплощены две коренные, противоположные особенности человеческой природы – оба конца той оси, на которой она вертится". Особенность Дон Кихота – "вера в истину, находящуюся вне отдельного человека", "высокое начало самопожертвования". В Гамлете же выделяется "эгоизм, а потому безверье". По мнению Тургенева, в человеке эти противоречивые качества соединяются, но все же под влиянием тех или иных условий и обстоятельств либо гамлетовское, либо донкихотское начало начинает преобладать. И герои Тургенева нередко проявляют себя как гамлеты, тогда они эгоистичны и предпочитают рефлексию, самоисследование, или как донкихоты – тогда они жертвенны, их жизнь освещена мыслью о служении людям.
В прозе Тургенева рубежа 1840-1850-х годов формируется понятие "лишнего человека". Это словосочетание впервые появилось на страницах повести "Дневник лишнего человека" и стало своеобразным эквивалентом гамлетовского начала в характере героя, связанного с гипертрофированной рефлексией и эгоцентризмом. Однако есть у этого понятия и своя особенность. Тургенев в повести объяснит, что "лишний" – это значит человек "сверхштатный", случайный, "бесполезный", но в то же время чрезвычайно амбициозный. Близок он чем-то "подпольному парадоксалисту" Ф.М. Достоевского. Мироощущение Чулкатурина, героя "Дневника лишнего человека", сознающего свою ничтожность, а потому и "лишность", во многом противоположно трагическому, но при этом величественному разладу с миром пушкинского Онегина или лермонтовского Печорина. Последний, например, ощущает себя лишним в мире, которому он сам равен, он для себя – отдельная, самостоятельная вселенная. Чулкатурин же "лишний" во многом потому, что как раз не чувствует в себе внутренней силы быть наравне со вселенной, ему не дано мужественно переносить все жизненные испытания. И дело не в том, чтобы в самом себе искать спасения и противостоять миру, как это было часто с романтическим героем, а в том, чтобы ощущать в себе "силы необъятные", внутренний стержень. Такого внутреннего стержня нет у многих героев тургеневских повестей: Веретьева ("Затишье"), господина Н.Н. ("Ася"), Алексея Петровича ("Переписка"), Им как бы не на что опереться в этой жизни, потому и любовь часто кажется им мгновенной, непрочной. Они нередко не могут разобраться в своем чувстве, как герой повести "Ася", который оттого не решается связать свою судьбу с героиней, что до самого последнего свидания с Асей был не уверен в своей любви к ней.
Проблема любви и сопряжённые с ней проблемы счастья и долга в повестях тесно связаны с тургеневским пониманием природы человека и его отношением к Вечности. Любовь дается его героям как некое высшее откровение о мире. Они не быстро, не сразу угадывают в себе чувство, и потом оно становится той точкой, тем мгновением, которое заполняет всю их "лишнюю", не сложившуюся жизнь. Многие повести Тургенева 1850-х годов ("Ася", "Фауст") не случайно построены в форме воспоминаний.
Однако другой стороной любви является её трагическая сущность. Она возвышает героя, наполняет его жизнь счастьем, по при этом ничто и никто не в силах "остановить мгновение" любви (как хотел этого и гётевский Фауст), сделать её вечной. В том, что любовь преходяща по своей природе, и состоит её трагическая сторона. Тургеневский Рудин, например, скажет: "Любовь! <…> в ней всё тайна: как она приходит, как развивается, как исчезает". Автор, как и его герой, считает, что трагическое значение любви состоит не в несчастии безответного чувства, а в самой её сущности. Потому единственной, но горькой силой, способной сохранить хрупкого "лишнего" человека в огромной Вселенной, является долг. К этой мысли о необходимости абсолютного самоотречения приходит герой "Фауста" Тургенева.
Не вполне справедливой представляется по отношению к тургеневской философии любой оценка Н.Г. Чернышевским повести "Ася" в статье "Русский человек на rendez-vous (размышление по прочтении повести г. Тургенева "Ася")". Критик высказал сожаление по поводу отсутствия у героя (Чернышевский шутливо называет его Ромео) "житейского благоразумия" и его неспособности быть решительным в ответственную минуту. Слабость и нерешительность г-на Н.Н. в любовном чувстве проецировалась на все другие сферы его жизни, а. сам он признавался несостоятельным в общественной деятельности. Однако Тургенев к героям своих повестей таких требований не предъявлял и общественных вопросов напрямую не затрагивал. Его в большей степени интересовали проблемы психологического и общефилософского порядка. Это нужно учитывать и остерегаться резких суждений об общественной и социальной несостоятельности тургеневского (дворянского по преимуществу) героя.
Однако когда в 1850-е годы Тургенев заявил о себе как романист, он создал социально-философские произведения, в которых ему удалось соединить проблемы общественные, насущные, с вопросами философского порядка. В центре – неизменно проблема личности.
Первый завершённый роман Тургенева "Рудин" первоначально назывался "Гениальная натура". Однако писатель, видимо, опасался иронического прочтения этого заглавия и впоследствии заменил его более нейтральным. И все же он, по свидетельству М.Н. Толстой, чрезвычайно заботился о том, "вышел ли Рудин действительно умным среди остальных, которые умничают". Образ Рудина был исключительным, хотя отчасти напоминал тургеневского "лишнего человека" из повестей и рассказов, но при этом обнаруживалось в нём нечто, противоположное "лишнему человеку".
Один из важных моментов в постижении характера Рудина – понимание сущности его красноречия. Тургенев в письмах называл его "человеком слова", подразумевая под этим не верность сказанному и твердость характера, а особое понимание мира. Язык и слово в романе так же действенны и сильны, как и само дело, поступок. Неслучайно антагонист Рудина, его бывший студенческий друг Лежнев, в эпилоге скажет о герое: "Доброе слово – тоже дело".
Важной для понимания характера Рудина является рассказанная им легенда о греющихся у огня царе и воинах и о залетевшей на огонь птице. Герой не согласен со словами царя: "Эта птичка, как человек в мире: прилетела из темноты и улетела в темноту, и не долго побывала в тепле и свете…". Эта мысль созвучна тому, как понимается человеческая жизнь, любовь и счастье в тургеневской повести. Но в романе у легенды есть продолжение: "Царь, – возражает самый старый из воинов, – птичка и во тьме не пропадёт и гнездо свое сыщет…". "Точно, – заключает Рудин, – наша жизнь быстра и ничтожна; но все великое совершается через людей. Сознание быть орудием тех высших сил должно заменить человеку все другие радости: в самой смерти найдет он жизнь свою, своё гнездо…". Эти слова свидетельствуют о преодолении трагического противоречия жизни и смерти величием и значительностью человека, так как он живет и действует на земле, исполняя нечто высшее: "Всё великое совершается через людей". Интересно, что сама смерть, которая в повестях воспринимается как шаг человека в небытие, здесь приобретает значение, пусть даже и метафорическое, – жизни, конечно, качественно иной.
Весьма существенным для понимания романа и его главного героя является вопрос о любви и долге. Для Рудина долг – это некая высшая данность, а вовсе не тяжкая и давящая ноша; это "подпора", которая, как считает Рудин, необходима в жизни каждому, иначе можно, словно яблоня, "сломиться от тяжести и множества собственных плодов".
В любви Рудин, на первый взгляд, напоминает многих героев тургеневских повестей: он не выдерживает испытания любовью, оказывается слабее, чем более сильная духом Наталья. Однако это не совсем так. Рудин действительно "много и охотно" говорит о любви, размышляет о её "трагическом значении", но сам он в любви более энтузиаст, восторженный Дон Кихот. В этом и его сила, и его слабость. Рудин-энтузиаст любит Наталью, как он позже напишет ей, "любовью воображения" – так, как любит, по мнению Тургенева, Дон Кихот, боясь практической стороны чувства, "стыдливо и безгрешно". "Едва ли в тайной глубине своего сердца, – скажет Тургенев о Дон Кихоте, – надеется он на конечное соединение с Дульцинеей, едва ли не страшится он этого соединения!". Поэтому практическая решимость Натальи так пугает Рудина. Он пасует перед ней, видимо, точно так же, как спасовал бы и Дон Кихот. А мысли Рудина в письме к Наталье об ответственности перед любимым человеком, которые, конечно, нельзя игнорировать, но нельзя и возводить в абсолют, рождались в душе героя в момент скорбного отчаяния, что знакомо "лишним людям" и не чуждо оказывается и Рудину.
Собственно, Рудин – энтузиаст, Дон Кихот. Он не лишен и гамлетовского начала, не лишен и скорбного сомнения и самоуничижения "лишнего человека", но лишь до некоторой степени. Как пишет Тургенев, "по мудрому распоряжению природы, полных Гамлетов, точно так же, как и полных Дон Кихотов, нет: это только крайние выражения двух направлений. <…> К ним стремится жизнь, никогда их не достигая". Если перефразировать последнюю мысль писателя, то и в Рудине донкихотство является неким положительно прекрасным идеалом, который никогда не может быть достижим в жизни, но к которому стремится герой.
В 1859 г. в "Современнике" появляется один из лучших романов Тургенева, принесших писателю любовь читателей и восторженные отзывы критиков, – "Дворянское гнездо" (1858). Создавался он в период общественного подъёма. По свидетельству самого Тургенева, замысел этого произведения у него возник ещё в 1856 г., т. е. буквально сразу же после написания "Рудина", во время надежд на проведение либеральных реформ, которые связывались в русском обществе с приходом к власти императора Александра II.
Несмотря на то, что события, разворачивающиеся в романе, относятся к началу 1840-х годов, по духу они соответствуют настроению конца 1850-х. Тогда все общество понимало, что крепостнические социальные отношения тормозят его развитие и крепостное право нужно отменять. Но при этом вставал вопрос, что же будет с многочисленными дворянскими гнездами, с дворянским сословием в целом, а значит, наконец, и с русской провинцией и огромной Россией. Дворянство – это долгие века российской истории, культуры. Его исчезновение представлялось невозможным и, самое главное, неправильным с точки зрения Тургенева. Писатель задумывался, как выжить "дворянским гнездам" в этот сложный исторический момент, как измениться и какому пути следовать, как сохранить Россию. На эти вопросы он дает довольно определённый и конкретный ответ в романе "Дворянское гнездо".