Общественно-историческая проблема судьбы России и русского дворянства тесно связана с судьбой главных героев – Лизы Калитиной и Фёдора Ивановича Лаврецкого. Их любовь, надежды на личное счастье, которые становятся осуществимы с известием о смерти жены Лаврецкого Варвары Павловны, оказываются тщетными. Опять любовь предстает у Тургенева своей трагической стороной, снова автор и герои обращаются к мысли о долге.
Лаврецкий и Лиза в романе много об этом рассуждают. О долге и предназначении каждого человека говорит с Лаврецким и его давний приятель Михалевич. Этот герой словно и "придуман" Тургеневым для того, чтобы разбудить Лаврецкого от "байбаческого" сна. Он единожды появится в романе, но его разговор с Лаврецким будет иметь решающее значение для определения жизненной позиции последнего. Замученный личными невзгодами, потерянный и душевно опустошённый, Лаврецкий олицетворяет собою всё российское общество, находившееся в те годы словно в состоянии сна. И слова Михалевича о долге перед своим народом и самим собою, о добре "неотразимо вошли в душу" Лаврецкого. "Религия, прогресс, человечность" – последнее, что прокричал Лаврецкому на прощание уезжающий Михалевич. Такой видится автору формула будущего пути России.
Лаврецкий вскоре придет к мысли, не без влияния просьб Лизы о необходимости примирения и прощения, а также и идей Михалевича, что самое главное дело теперь в России – "пахать землю… и стараться как можно лучше её пахать". В конце романа автор покажет героя претворившим в жизнь свои убеждения. Читатель встретится с Лаврецким через восемь лет. За это время "совершился, наконец, перелом в его жизни, тот перелом, которого многие не испытывают, но без которого невозможно остаться порядочным человеком до конца; он действительно перестал думать о собственном счастье, о своекорыстных целях". Герой выбирает путь долга, и этот путь приводит его к своеобразному счастью, не личному эгоистическому счастью, которое, по убеждению писателя, всегда "основано на несчастье другого", а счастью в его глубоком гуманистическом и христианском понимании. Лаврецкий в конце романа предстает покойным и "довольным": он "трудился не для одного себя; <…> упрочил жизнь и быт своих крестьян", он внутренне свободен и потому счастлив. Да, личное счастье не далось, ускользнуло из рук, но обрелось другое, едва ли не более значимое и полное.
Размышления героя в эпилоге о своей "бесполезной жизни" и "одинокой старости", краткая встреча с Лизой в монастыре акцентируют трагическую личную тему. Но личная трагедия преодолевается донкихотской идеей радостного жертвенного служения. Не случайно в финале романа подчеркиваются мотивы радости, счастья, молодости – дом Калитиных оказывается не разорён, в нем появились молодые обитатели. И Лаврецкий в своём прощальном монологе благословляет эти молодые силы.
Однако для счастливого будущего России необходим был и путь покаяния Лизы. В её решении нет стремительности отчаявшегося человека, а ощутима осознанность выбора. Она, в отличие от многих героинь тургеневских повестей, не замыкается в себе, не кончает жизнь самоубийством. Её уход в монастырь связан с мыслью о ближних, о грехах, которые нужно отмолить. Ведь с бездной в душе идти в новую жизнь нельзя; покаяние и прощение – это единственный путь спасения. "Религия, прогресс, человечность" – гениальная формула Михалевича вспоминается здесь вновь.
Таким образом, во втором своем романе Тургенев вновь изобразил героя внутренне перерождающегося, сумевшего открыть в себе добрые и светлые силы, обращённые к людям. О "преображении" и "перерождении" такого рода Тургенев размышлял в одном из своих писем: "Я чувствую себя как бы давно умершим, как бы принадлежащим к давно минувшему, существом – но существом, сохранившим живую любовь к Добру и Красоте. Только в этой любви уже нет ничего личного… Возможность пережить в самом себе смерть самого себя – есть, быть может, одно из самых несомненных доказательств бессмертия души. Вот – я умер – и всё-таки жив – и даже, быть может, лучше стал и чище. Чего же ещё?". Мысль о долге как счастливом и радостном служении ближнему будет увлекать Тургенева и в его последующих романах.
Роман "Накануне" (1859) затрагивает, в сущности, тот же круг проблем, что и предыдущие два романа, хотя на первый план в нем выдвигается новый герой – разночинец. Однако в разночинце, болгарине Инсарове, как и в русском дворянине Лаврецком, подчёркивается общечеловеческое – борьба противоречивых начал, самопожертвования и стремления к личному счастью. Тургенев вовсе не желал замыкаться на так называемом дворянском герое. Ему важно было увидеть в представителях разного социального плана "деятельное стремление к совершенству", одержимость идеей добра, путь к воплощению которой чрезвычайно сложен. Более того, ни новые социальные предпочтения при создании героя, ни его весьма условно выраженная национальность (скорее важен сам факт, что Инсаров нерусский) вовсе не меняют проблематики произведения. "Накануне" – роман о любви, счастье и долге. Перед дилеммой любви, эгоистического счастья (которое всегда, однако, мимолетно) и долга стоят герои романа "Накануне" Дмитрий Инсаров и Елена Стахова, олицетворяющая молодую, ожидающую перемен Россию.
Роман не случайно открывается рассуждением-спором Шубина и Берсенева о двух видах любви: "любви-наслаждении" и "любви-жертве". Первая, как считает Берсенев, даёт "воспламеняющее" счастье, но быстро гаснет и не способна соединять людей, а вторая – способна. "Мне кажется, – говорит герой, – поставить себя номером вторым – всё назначение нашей жизни". Так и Рудин когда-то призывал "надломить упорный эгоизм своей личности, чтобы дать ей право себя высказывать". Простить и принять другого человека таким, каков он есть, призывает и Лиза Калягина. Слова Берсенева как бы намечают линию развития характера главной героини романа "Накануне" Елены Стаховой, которая после смерти Инсарова отправилась исполнять дело мужа. Автор, размышляя в эпилоге о затерявшемся следе Елены, прибавляет, что "по другим, более достоверным сведениям", её "видели потом в Герцеговине при войске, которое тогда собиралось; описывали даже её наряд, черный с головы до ног". Почти монашеский, жертвенный подвиг.
С романом "Накануне" в жизни Тургенева будут связаны два испытания. Осложнился начавшийся еще после публикации романа "Дворянское гнездо" конфликт с И.А. Гончаровым, обвинявшим Тургенева в плагиате, в присвоении ключевых тем, художественных образов его романа "Обрыв", о котором оба писателя много разговаривали еще в начале 1850-х годов. Вскоре с помощью критиков П.В. Анненкова, А.В. Дружинина и С.С. Дудышкина этот конфликт был погашен, но не разрешён окончательно. Гончаров впоследствии опишет эти события в автобиографической "Необыкновенной истории"; Тургенев в предисловии к своим романам в издании 1880 г. подробно расскажет о создании "Дворянского гнезда" и прототипах героев, о самом сюжете, который стал известен писателю от его соседа по имению. Хотя, конечно, нужно признать, что идеи и замыслы Гончарова не могли не повлиять на Тургенева, да и российская действительность давала обоим писателям близкие темы и сюжеты.
Второе испытание – это история со статьей Н.А. Добролюбова "Когда же придёт настоящий день?", где анализировались последние романы Тургенева – "Рудин", "Дворянское гнездо" и "Накануне", – и фактический разрыв с редакцией журнала "Современник". Тургенев был против публикации статьи Добролюбова в "Современнике", где должен был увидеть свет и его роман. Он обратился к редактору Н.А. Некрасову с "убедительной просьбой <…> не печатать этой статьи", потому что считал, что она "несправедлива и резка", иначе он прекратит свое сотрудничество с "Современником". Некрасов выбрал Добролюбова. Тургенев публиковал "Накануне" уже в "Русском вестнике".
Творчество 1860-х годов
В 1860-е годы в творчестве Тургенева скажутся общественные потрясения, связанные с реформой 1861 г., неустроенность личной жизни. Сохранятся прежние жанровые предпочтения. Тургенев напишет два романа: "Отцы и дети" (1862) и "Дым" (1867), а также повести "Призраки" (1863) и "Довольно" (1864).
Роман "Отцы и дети" создавался как бы "на гребне волны". Тургенев начал работу летом 1860 г., накануне ожидаемой обществом отмены крепостного права, а закончил летом 1861 г., после знаменитого февральского манифеста. Роман создавался в эпоху перелома, таким же переломным оказался он и в творчестве самого писателя. Многие современники и критики считают его вершинным достижением тургеневской романистики – по стройности и целостности идейного и художественного выражения, социальной злободневности и универсальности, философичности. Этот роман положит начало спорам и диалогам в русской литературе и среди читателей о нигилизме. Он станет "питательной почвой для возникновения революционно-демократической героики романа "Что делать?"" (А.И. Батюто), но также будет способствовать зарождению антинигилистического романа.
В "Отцах и детях" писатель несколько отступает от традиционной поэтики своих предыдущих романов. Любовный конфликт был там основным, сюжетообразующим. В "Отцах и детях" любовная интрига обнаруживает себя не сразу (только лишь в XIV главе) и во многом нужна для своего рода художественной реализации некоторых убеждений героя – его взглядов на любовь. Конфликт, вокруг которого организуется романное действие в "Отцах и детях", диалогичен. Он представлен, однако, не столько спором двух героев, имеющих противоположные взгляды на жизнь (Александр и Петр Адуевы из "Обыкновенной истории" Гончарова), сколько спором двух мировоззрений и политических программ, выраженным еще в заглавии романа, – спором "отцов" и "детей". Убеждения отцов исповедуют и Павел Кирсанов, и его брат Николаи, и, отчасти, Аркадий, и родители Базарова (в романе возникает даже параллель: "старички Кирсановы" и "старички Базаровы"). Дети в романе – это тоже не один Евгений Базаров. Современного нигилистического взгляда одно время склонен был придерживаться и Аркадий Кирсанов; убежденными нигилистами являются Ситников с Кукшиной. Тургенев еще не предлагает читателю услышать полифонизм мнений, как это будет у Достоевского, он разделяет героев на два лагеря, делает их приверженцами двух разных идей и показывает эти идеи с разных сторон.
Центральное место в большом диалогическом споре между отцами и детьми в романе Тургенева занимает коллизия: Базаров – Павел Кирсанов. Знаменательна первая встреча героев, которая открывает собой роман и сразу же обнаруживает их антагонизм. Даже в социальном плане: "плебей" Базаров (хотя плебейство его весьма относительно – родители героя добропорядочные провинциальные помещики: отец, правда, разночинец, но мать – "настоящая русская дворяночка прежнего времени") вызывает взаимную неприязнь у аристократа Кирсанова. Но в дальнейшем конфликт получает более глубокое и не только социальное звучание. Противостояние Базарова и Кирсанова – это противостояние культуры традиционной и приходящей ей на смену культуры нигилистической. В основе каждой из них лежит свое мировидение. Для первой при всем различии ее представителей – важна вера (Павел Кирсанов ценит в русском народе то, что он "жить не может без веры", матушка Базарова верует простодушно и искренно), самоуважение, честь, красота, искусство, любовь. Для культуры новой, нигилистической – важен позитивный опыт, практическое знание и сила фактов. Именно это определяет отношение нигилистов к искусству, любви, человеческой индивидуальности. Не случайно Базарова Тургенев изображает именно врачом, естествоиспытателем.
О чем бы ни спорили Павел Кирсанов и Базаров: об аристократии и нигилизме, о художестве и искусстве, о русском народе – везде в основе этих столкновений лежат разные концепции мира. Отсюда и абсолютное непонимание ими друг друга. Так, для Павла Кирсанова аристократия – это гуманная организация общества, институт свободы и права человека: "аристократия дала свободу Англии и поддерживает её", аристократы "не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других". Базарову же его позитивный опыт говорит о том, что "аристократ" и "аристократия" не более чем бранные слова, синонимичные слову "дрянь". Аналогичны причины и известного негативного отношения Базарова к искусству. Поскольку искусство и художество не имеют конкретной практической пользы, они тоже относятся к категории "вздора". Причем, что характерно, любое искусство, даже новое, демократическое, противопоставляющее себя классическим образцам. Отсюда знаменитая базаровская фраза: "Рафаэль гроша медного не стоит, да и они (новые художники. – И.Б.) не лучше его". В одном и том же факте – религиозности русского народа, – что признается и Павлом Кирсановым, и Базаровым, герои видят соответственно положительное и отрицательное качества. Кирсанов – духовность, Базаров – косность и необразованность: не знает русский мужик законов естествознания. "Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья пророк в колеснице по небу разъезжает, – говорит Базаров. – Что ж? Мне соглашаться с ним?"
Исключительно важной в споре отцов и детей является концепция человека, своеобразия его личности. Она проявляется в полемике Базарова и Павла Кирсанова, прежде всего в понимании героями сущности любви, а также представлена в диалогах Базарова и Одинцовой. Высказанное Базаровым утверждение об усреднённости отдельного человека ("люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой") имеет много общего с убеждениями Н.Г. Чернышевского, высказанными им в статье "Русский человек на rendez-vous". Человек в системе Базарова-Чернышевского – это такой же элемент природы, как дерево или лягушка; в человеке важна его физиологическая, естественная сторона; метафизического, таинственного не существует и существовать не может. А потому нет и любви в её высоком, метафизическом значении.
Один из самых серьезных споров отцов и детей в романе – это спор по поводу различного понимания любви. Для Павла Петровича и, во многом, для Аркадия любовь – это тайна, загадка, символом которой является кольцо со сфинксом (история любви Кирсанова к княгине Р.), извечно непостижимая и потому прекрасная сущность и смысл человеческого бытия. Для Базарова, "великого охотника до женщин и до женской красоты", любовь поначалу – простое физиологическое отношение полов. Любовь в смысле "идеальном" или "романтическом" он называл "белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни". Чувственная, почти животная страсть к Одинцовой, "страсть, похожая на злобу" (она высказалась в его неожиданном и быстром признании Анне Сергеевне), начинает соседствовать с неведомым и глубоким чувством, и Базаров, пусть и с "негодованием", но постепенно начинает сознавать "романтика в себе самом". Он вступает в спор со своим представлением и пониманием любви. Если изначально его ведущим оппонентом в этом вопросе являлся Павел Кирсанов с его историей рыцарственно-таинственной любви, то затем этот спор усиливается, переходит как бы внутрь самого героя по мере того, как в нем пробуждается мучительно непостижимое чувство. Умирающий Базаров, правда, не отказывается от своих прежних мыслей. "Любовь – форма, а моя собственная форма уже разлагается", – говорит он. Но уходит из жизни он с сомнением на устах, с вопросом перед вечностью. Да и метаморфозы, которые происходят с ним после встречи с Одинцовой (участие в дуэли, идею которой он относил ранее к категории "вздора", перемирие с Павлом Петровичем, знаменитые философские беседы с Аркадием под стогом сена, хотя философствования Базаров прежде не любил), говорят о том, что герой становится немножко метафизиком, побеждает в себе позитивиста.
Как упоминалось, нигилистическое мировидение "детей" в романе представляет не только Базаров. У него есть "единомышленники": Аркадий, который его поначалу боготворит, но постепенно отдаляется, emancipee Кукшина, "передовая женщина" и "старинный знакомый" и "ученик" Базарова Ситников. Кукшина считает себя человеком практическим, интересуется женским вопросом, как и Базаров, исповедует свободную любовь: с мужем своим она живёт в разъезде, благодарит Бога, что свободна и у неё нет детей. Во время единственной в романе встречи сторонников новых взглядов герои обсуждают вопросы, по поводу которых Базаров не раз спорит со своими оппонентами. "Много толковали они о том, что такое брак – предрассудок или преступление, и какие родятся люди – одинаковые или нет? и в чем собственно состоит индивидуальность?". Тургенев дистанцирует своего героя от его учеников и последователей – Базаров осторожно и почти с презрением относится к ним ("Не Боги горшки обжигают".). Но именно они – реальная, массовая сторона идеи: Аркадий – случайный гость среди "детей", Ситников и Кукшина – недалекие и увлеченные её популяризаторы.
Тургенев в "Отцах и детях" сумел верно изобразить не только ситуацию мировоззренческого конфликта эпохи, но всю сложность и противоречивость нового воззрения на мир, когда нигилистическая идея шла в массы и становилась угрожающе опасной в руках ситниковых и кукшиных. Тургенев в этом смысле предугадал проблематику поздних романов Достоевского, а его "Отцы и дети" стали формальной причиной "раскола в нигилистах" (Ф.М. Достоевский), который произошел в середине 1860-х годов в России. Наиболее явственно проявился этот раскол в длительной литературно-критической полемике вокруг романа, развернувшейся прежде всего на страницах демократической печати, в журналах "Современник" и "Русское слово". Позиция "Современника" была представлена статьями М.А. Антоновича "Асмодей нашего времени", "Промахи", "Лжереалисты", а "Русского слова" – статьями Д.И. Писарева "Базаров", "Реалисты", "Новый тип" ("Мыслящий пролетариат").