Глава десятая
Индивидуальные отношения с другими людьми
Взгляни: вокруг тебя живые существа – к какому бы из них ты ни приблизился, ты приблизишься к сущему.
Мартин Бубер
Предшествующее противодействие
Отношение с другим человеком – это, к сожалению, по большей части всегда какая-то борьба. А любить "дальних", как известно, значительно легче, чем "ближних"; с "ближними" мы уживаемся лишь через боль. Избавляясь от идеалистических определений человеческой природы, мы вынуждены признать, что принцип "человек человеку – волк" куда чаще соответствует действительности, нежели "человек человеку – друг, товарищ и брат". Не случайно поэтому процесс нашего становления как личностей (процесс формирования нашей личности) сложен и сопряжен со множеством психологических тягот.
При этом, всякое феноменологическое описание этого процесса будет грешить допущениями, ведь мы смотрим на него через призму зрелой личности. Нам не пережить вновь то, что переживает младенец или трехлетний ребенок, а для истинного исследования ценен только такой, актуальный психологический опыт. Поэтому заключения здесь умозрительны и зиждутся на "здравом смысле". Впрочем, это все-таки не лишает нас возможности приблизиться к решению многих важных вопросов, если мы заставим себя жестко придерживаться методологии и не отбрасывать возникающие на этом пути находки, даже если в какой-то части они противоречат устоявшемуся мнению и формальной логике.
Сейчас, однако, нас интересует не сам процесс формирования личности, а его основная линия, мы должны понять истинное отношение между личностью и социумом, точнее – положение личности в социуме. Прежде всего, имеем точку отсчета – существо, появившееся на свет, которое не имеет никакого представления о социальности и вообще о мире. То есть, в каком-то смысле – это чистый лист бумаги, с другой стороны, перед нами итог процесса социализации – это человек, способный на целый спектр эмоций и переживаний, человек, исповедующий свою правоту и готовый даже навязывать ее другим.
Он научен испытывать презрение, ненависть, вражду, даже если для этих чувств нет достаточных оснований. Он способен и, например, на чувство мести, хотя повод к ней находится в невозвращаемом прошлом, то есть восстановить уже ничего нельзя, а зачастую и просто нечего восстанавливать, поскольку вся "причина" заключается в простом, неаргументированном чувстве неприязни. Вообще говоря, феномен "врага" – один из самых поразительных в социальной практике. По странному стечению обстоятельств одна нация может "просто так" ненавидеть другую, а одно какое-нибудь едкое, но в целом ничего не стоящее замечание какого-то человека может стать причиной его убийства (на дуэли, как это случалось в прошлом, или в "пьяной разборке", как это случается сейчас).
Все это не что иное, как указание на неадекватность современного человека его же собственной реальности. Его личность адекватна социальной практике, но последняя, будучи сотканной из мира идей, порочна сама по себе, и поэтому цена этой личностной социальной адекватности – мягко говоря, не лучшее психологическое здоровье человека. Одиночество – способ существования личности, она практически не может его преодолеть, если же личность преодолеет одиночество – она перестанет быть личностью, потому как в этом случае устраняются все те неисчислимые требования, которые и составляют, на поверку, сам костяк социальных отношений.
В подавляющем большинстве случаев мы живем в ситуации "третьего лица": рядом с нами не равноценные нам "Ты", а иные – "они". Причем, это тягостное ощущение, когда ты поставлен в положение "третьего лица", знакомо каждому. В этом мы чувствуем пренебрежение к нам, к нашей личности. "Он как будто меня не замечает", "она говорит это так, будто бы меня нет", "мое мнение никого не интересует" – это стандартные жалобы на психотерапевтическом приеме. Среди правил этикета на этот случай даже предусмотрено специальное императивное требование: нельзя в присутствии человека говорить о нем в третьем лице, а ведь это происходит на каждом шагу, нас словно бы что-то тянет сказать про "ты" – "он". "Он" – своего рода мальчик для битья, которому достаются тумаки, заработанные кем-то другим в нашем повседневном общении. Когда жена рассказывает о муже, жалуется на него, слово "он" оказывается почти что словом-паразитом: "он такой-то…, он поступает так-то…, он ко мне относится так-то…" И при необходимости это "спокойный" рассказ легко можно вывести на крик, плач и отчетливое ощущение безысходности.
Мы боимся "ты". В нашей культуре использование обращения "ты" сопряжено со множеством сложностей. "Ты" или "вы" определяет некое поле дозволенности, разрешение обращаться на "ты" – это как уступка, как ограничение собственной свободы, это незащищенность, которую многие боятся. "Вы" – не просто проявление чувства уважения, это определенного рода "неприкосновенность". Желая ударить обидчика, никто не станет думать: "Ну, вы и подлец!", чтобы развязать себе руки, "вы" необходимо заменить на "ты". Вместе с тем, спросить о чем-то, что связано с интимной сферой, легче спросить как раз на "вы", увеличивая тем самым дистанцию: "У вас нет проблем с потенцией?", "Вы регулярно переживаете оргазм?", "Вас посещали гомосексуальные фантазии?" или "Вы меня любите?" Все это легче сходит с уст, нежели те же самые вопросы, но с использованием местоимения "ты". Вопрос, заданный на "вы", не только обращен к "он", это еще и вопрос "ни-от-кого". Это вопрос ниоткуда и в никуда, он как бы повисает между двумя, не задевая ни того, ни другого. Именно поэтому он менее эмоционально окрашен и менее тягостен. Но чего мы боимся? Почему выход на "ты", который должен был бы, напротив, сделать ситуацию легче, а отношение более доверительными, не приносит нам радости?
Смотреть другому глаза в глаза тоже считается дурным тоном, а в ряде случаев – прямым проявлением агрессии (хотя этот феномен имеет и эволюционную природу). Одна из самых болезненных и эмоционально окрашенных детских игр – "гляделки", победа в ней сопровождается неимоверным агрессивным торжеством, а поражение вызывает слезы и затаенную обиду. Случайно пойманный взгляд – это повод для раздумий, точнее, для озадаченности. А еще это смущение – явное или скрытое за наглостью или безразличием. Оба в этот момент, словно дети, уличенные в рассматривании гениталий, смущаются сами не зная чего, словно бы случилось что-то страшное, но в чем ужас – непонятно.
Вот таким приходит человек на психотерапию. И пока мы не поймем – откуда это, все наши действия тщетны. Так что, нам совершенно необходимо найти ответы на множество вопросов. Какова природа агрессии между двумя людьми? Что за странные перипетии формирования личности привели к такой ситуации в отношениях между людьми? Почему мы смущаемся чужого взора? Почему человеческая близость – такое редкое явление? Почему миф Платона об Андрогине так популярен и с такой настойчивостью ошибочно трактуется как возможность найти одну единственную половину? Впрочем, все эти вопросы можно свести к одному – каков генез обычных межличностых отношений?
Отчасти мы уже говорили об этом, когда рассказывали о процессе формирования личности. С самого раннего возраста мы испытывали на себе давление со стороны взрослых, узнавали на своем опыте о том, что такое "плохие человеческие качества" в коллективе сверстников. Подчас, подвергались откровенной агрессии. "Другой" стал для нас настоящей загадкой, и загадкой, надо признать, далеко не самой приятной. Того, что нам непонятно, мы инстинктивно избегаем, а подобная тактика не способствует пониманию, скорее, напротив – порождает иллюзии. Поэтому мы перестали играть в "гляделки" и начали интерпретировать взгляды, поступки, высказывания, отношения… Где мы оказались после этого? Исторгнутыми из непосредственной социальной коммуникации в пространство собственной индивидуальной реальности, по большому счету, отделенной от жизни.
И здесь мы снова вспоминаем об этом, сделанном нами выше, наблюдении – ребенок оказывается не в мире с "ты", а в мире с "они". Отсюда и пресловутая детская жестокость, и эгоцентризм ребенка, давно миновавшего стадию обязательного и естественного для всякого ребенка эгоцентризма. Ребенок существует в социальном мире, который он, к сожалению, воспринимает враждебным себе, в мире, от которого он считает нужным защищаться, в мире, где ему постоянно приходится вести сложные и по большей части лживые дипломатические переговоры. Стоит ли затем удивляться той странной социальной неадекватности, которую мы обнаруживаем уже у взрослых людей? Вряд ли.
Преодоление препятствий
Когда мы говорили об индивидуальных отношениях с самим собой, мы видели, что на определенном этапе развития личности у человека возникает глубокая, искренняя потребность быть в индивидуальных отношениях с другим человеком. Нас мучает одиночество, но после того как мы ощутили собственную сущность, оно перестало быть агрессивным, оно стало принимающим (тогда как раньше оно было отвергающим, чем всегда себя же и усиливало). Формально, на уровне сознательных установок, мы почти всегда ощущаем это желание найти близость и понимание, но на определенных этапах это невозможно. Мы отвергаем от себя всякого, и сами потом удивляемся, почему у нас "не складываются отношения". К индивидуальным отношениям с другим человеком нужно быть готовым не только сознательно, но и структурно, организацией своей собственной личности – преодолеть барьер формальности в отношениях и предоставить рождающимся отношениям с другим собственную сущность.
Для того, чтобы войти в реальность индивидуальных отношений с другим, мы должны перешагнуть через свое ролевое поведение, однако, этот шаг непрост, потому что фактически противоречит нашему личностному устройству. Быть с другим и не быть при этом в какой-то роли – в этом есть что-то странное и даже противоестественное. Двигаться по жизни, не ощущая сцены, – возможно ли это? "Весь мир – театр, в нем женщины, мужчины – все актеры, и каждый здесь свою играет роль" – один из самых "ходовых" афоризмов шекспировского наследия. Вот почему для того, чтобы войти в реальность индивидуальных отношений, мы должны открыться другому человеку всем своим существом, справившись со страхом осуждения, осуждения за то, что мы такие, какие мы есть. Впрочем, мы же первые и готовы осудить себя за это, что уж говорить о других?
Учитывая эти сложности, понятно, что движение к индивидуальным отношениям всегда идет поэтапно. Нам предстоит пробираться сквозь толстую завесу своих собственных отождествлений и тех естественных препятствий, которые выставляет перед нами тот, с кем мы сближаемся. Сходя на нет в одном месте, они вырастают в другом, и только ощущение своей собственной индивидуальности, которая, движимая потребностью реализоваться, помогает нам преодолевать эти препятствия. В преддверии реальности индивидуальных отношений человек испытывает страх, нерешительность, неловкость, его одолевают сомнения. С одной стороны, это страх неизвестности, с другой – страх нарушения формальной целостности, ведь индивидуальные отношения требуют от человека изменить себя, разрушить то здание личности, мировоззрения, которым мы, в каком-то смысле, сами для себя являемся.
Тревога усиливается от непонятности, необъяснимости поведения человека, который предлагает тебе индивидуальные отношения. Согласитесь, трудно найти логическое объяснение хорошему к себе отношению, особенно если мы не чувствуем себя заслужившими такого отношения. Так что, если кто-то хорошо к нам расположен "просто так", то это, с большой долей вероятности, "не просто так". Если же к нам положительно расположен терапевт, то есть другое удобное объяснение: "у него работа такая" и так далее. В жизни, как известно, всегда есть место интерпретации… В любом случае, возникает своеобразная неловкость. Движимый страхом перед индивидуальными отношениями человек способен на странные и подчас даже экстравагантные поступки – он то начинает играться, дурачиться, а то и вовсе пытается как-то задеть, уязвить другого человека, создать ему какую-то проблему. Он словно бы проверяет тебя – действительно ли ты "такой хороший", каким "пытаешься казаться"? Разумеется, для психотерапевта такое – провоцирующее – поведение человека не будет удивительным, и он найдет способ справиться с возникшим сопротивлением. Если же эта сложная коллизия чувств разворачивается в отношениях между двумя людьми, не отягощенными специальными знаниями и не понимающими природы этого странного напряжения между ними, то подобные защитные реакции могут оказаться разрушительными для зарождающихся отношений.
Впрочем, главной преградой для достижения индивидуальных отношений является и продолжает оставаться содержательность. Мы боимся собственной открытости, боимся сами себя, когда хотим довериться, боимся того, что хотим доверять. В этом страхе мы цепляемся за содержательность. Страх же всегда с легкостью находит новые поводы для тревоги, создает катастрофические прогнозы будущего, подыскивает обоснование для любой панической идеи.
Впрочем, если возникающие индивидуальные отношения не были просто транзиторными, то чувство уверенности, подлинное ощущение доверия появляется. Вероятно, это связано с ощущением некого восстановления собственной утраченной целостности. Подлинное неодиночество – это состояние, которое трудно подделать. Если же описывать ситуацию феноменологически, то следует сказать, что между двумя рождается что-то неразделимо "общее" – само это пространство индивидуальных отношений, – к чему оба испытывают принадлежность. Кроме прочего, это "общее" приносит им ощущение радости, дает чувство защищенности, поддержки, понятости, принятости.
"Встреча двух пар глаз, – пишет С.Л. Франк, – скрещение двух взоров – то, с чего начинается всякая любовь и дружба, но и всякая вражда, всякое вообще, хотя бы самое беглое и поверхностное "общение", – это самое обычное, повседневное явление есть, однако, для того, кто хоть раз над ним задумался, вместе с тем одно из самых таинственных явлений человеческой жизни – вернее, наиболее конкретное обнаружение вечной тайны, образующей самое существо человеческой жизни. В этом явлении совершается подлинное чудо: чудо трансцендирования непосредственного самобытия за пределы себя самого, взаимного самораскрытия друг для друга двух – в иных отношениях замкнутых в себе и только для самих себя сущих – носителей бытия. И это есть еще иное чудо: через откровение "ты" и соотносительное ему самораскрытие меня непосредственное самобытие в этом трансцендировании как бы встречает и узнаёт свое собственное существо – в известном смысле себя самого – за пределами себя самого – именно в "другом" – в динамически-живой реальности непосредственного самобытия, которое идет, однако, в противоположном обычному направлении – в направлении извне во-внутрь". "Динамическое исхождение из себя самого, – продолжает С.Л. Франк чуть дальше, – здесь совпадает с опытом вхождения извне в меня чего-то мне подобного, мне однородного – чего-то или, точнее, кого-то, сущностно со мной связанного на тот лад, что он есть нечто я-подобное за пределами меня, и в этом смысле могущее быть названным – на неадекватном конкретному соотношению отвлеченном языке – противоестественным именем "другого" или "второго" "я"".
Двое, встретившиеся в индивидуальных отношениях, постепенно избавляются от содержательности, которая, впрочем, не забывает напоминать о себе. Мы слишком привыкли к содержательному поведению, вести себя "как-то", с какой-то целью, с умыслом. Поэтому, если мы преодолеваем содержание, то неизменной возникает вопрос – "что делать?" И хотя здесь нет общих рецептов, необходимо помнить о том, что человек – это процесс, а поэтому необходимо ощущать движение, быть в движении, создавать движение. Кроме того, увеличение количества людей, с которыми мы состоим в индивидуальных отношениях, приводит к более серьезным внутренним изменениям. Индивидуальные отношения с другими людьми, за счет специфичности этих отношений для нашей сущности (в отличие, например, от индивидуальных отношений с миром), способствуют проявлению возможностей, заложенных в нашей индивидуальности. И чем больше таких отношений, тем большее число наших возможностей реализуется. Как пишет С.Л. Франк: "Завершенная актуализация непосредственного самобытия, именно его раскрытие или развитие в "я", совершается лишь в его отношении к таинственно-загадочному, в известном смысле чудесному моменту "ты"".
"Другой"
Как в индивидуальных отношениях ощущается "Другой"? Он не идеален, он, что называется, "внутренне абсолютно "хорош"". Доверие и радость – это те чувства, которые возникают в отношениях с ним спонтанно, сразу. Без-требовательность и уверенность в нем – это то, как мы к нему относимся. При этом, нам доставляет радость быть ему полезным, однако же, мы боимся помешать ему, быть навязчивыми – мы, как правило, не отдаем себе отчет в том, насколько мы сами для него значимы и необходимы. Еще мы видим его красивым – не с эстетической точки зрения, а как бы изнутри.
"Другой", будучи для нас источником радости и постоянного немотивированного интереса, становится точкой притяжения всей нашей внутренней интенции, так же, впрочем, и мы для него. Поэтому совместное времяпрепровождение наполняется другим, он есть "фигура", выполняющая собою "фон". По этому поводу М. Бубер писал: "Хотя Ты и является в пространстве, но в пространстве исключительного в-отношении-пред-стоящего, в котором все остальное может быть лишь фоном, из которого Ты выступает, но не может быть его границей или мерой; Ты является во времени, но во времени в себе протекающего процесса, который проживается не как звено некой непрерывной и строго организованной последовательности, но в некоем особом "длении", чье чисто интенсивное измерение определимо лишь из него самого; Ты является одновременно как действующее и как восприемлющее воздействие, но не включенное в цепь причинности, а в своем взаимодействии с Я выступающее как начало и конец происходящего".
Как же определить, является ли другой "Другим"? Хочется надеяться, что понять это помогут приведенные нами критерии индивидуальных отношений. Кроме того, сами эти отношения и переживание "Другого" должны быть взаимны.
Глава одиннадцатая
Индивидуальные отношения с миром
"Мир здесь, Бог там" – это речь Оно; "Бог в мире" – тоже речь Оно; но ничего не исключать, ничего не оставлять за собой, но все, весь мир охватить в Ты, дать миру его право и истину, чтобы ничего не было рядом с Богом, но все простиралось в Нем, это – совершенное отношение.