В подходе А.П. Евгеньевой к проблеме фольклора на первый план выдвигается не момент традиционности, но, наоборот, актуальность фольклора как искусства для каждой эпохи его бытования. "Произведения, созданные в древнейшую пору в соответствии с идеями и художественными представлениями своей эпохи, переходят в другую эпоху не в качестве окаменелости, а как живые произведения, выражающие мысли и чувства сказителей, певцов и их слушателей на языке творческого искусства, и изменения в текстах устных произведений происходят непрерывно". Это положение бесспорно имеет существенное значение для понимания социальных функций фольклора как народного искусства.
А.П. Евгеньева считает, что былина в каждую эпоху живет на языке именно этой эпохи, захватывая более или менее широко предшествующие. При этом количество архаизмов (лексических, синтаксических, морфологических, фонетических), по ее мнению, в былине очень незначительно, и они не так стары, как сама былина.
Вопрос о соотношении языка фольклора с диалектом А.П. Евгеньева решает исходя из понятий актуальности и народности как определяющих признаков фольклора в его историческом существовании. Поскольку создателем и исполнителем фольклора является народ, говорящий на диалекте, постольку и языком фольклора является диалект. "Язык устной поэзии – это живой язык для творцов и носителей ее, а не пришедший извне или "спустившийся сверху" и механически усвоенный и усвояемый. Диалектные черты в нем – не внешняя, позднейшая оболочка, а органическая неотъемлемая сторона устного произведения, пронизывающая все его стороны. "Система" языка (грамматическая, лексическая) устного произведения – это "система" того говора, в области распространения которого она живет, но в то же время это в основных и определяющих чертах и "система" русского языка в его целом, а диалектные отклонения в ней незначительны".
Устойчивость языка былинных текстов, проявившуюся в записях XVII–XX вв., А.П. Евгеньева объясняет тем, что устная поэзия, будучи высокохудожественной, "опирается на основной и важнейший лексический состав языка, являющийся также основным и важнейшим для всех говоров языка, а поэтому и наиболее стойким".
Положив, таким образом, в основу решения проблемы языка фольклора понятие диалекта как единственной живой реальности, составляющей условия существования и развития фольклора, А,П. Евгеньева рассматривает специфическое соотношение между устно-поэтической речью и речью обиходно-бытовой как внутридиалектное. В связи с этим она возражает против сведения понятия "диалект" к совокупности явления только обиходно-бытовой речи и понимает под "диалектом" речевую деятельность представителя говора (в дореволюционной России) во всем разнообразии ее функций, "Это не только различные виды общения, а следовательно – различные формы речи (в городе, в деревне, с начальством, на мирской сходке, в дружеской среде, в семье, на работе и т. д. и т. п.), но и обязательно – словесное искусство". С этой точки зрения "говор населения, живущего на определенной территории, наряду с различными и разнообразными формами речи заключает в себе обязательно отработанную "литературную" речь этого говора, находящую выражение в устном творчестве, которое живет в области распространения этого говора: в прозе (сказке, побывальщине) – более свободную, менее выработанную, в поэзи – более совершенную и связанную традицией".
Иначе говоря, язык фольклора – это "литературная" форма существования говора. Тем самым понятие устно-поэтической речи по самой своей сущности оказывается связанным с понятием диалекта, а черты общности языка, обнаруживаемые в фольклоре различных областей, должны объясняться спецификой художественного метода устного народного творчества, определяющей отбор и обобщение наиболее существенных элементов общенародного языка.
Эта точка зрения заметно отличается от соображений о наддиалектном характере устно-поэтического языка, разделяемых многими исследователями. Вряд ли можно согласиться с предлагаемой Л.П. Евгеньевой оценкой своеобразного "модернизма" языка русских былин в свете развиваемой ею концепции актуального соотношения "литературных" и нелитературных форм речи внутри системы современного говора. Хотя язык былинного эпоса не может быть непосредственно возводим к языку древнерусской эпической поэзии, его преемственная связь с последним вряд ли подлежит сомнению. Язык фольклора – это историческая категория. Исторична также категория диалекта. Для современной эпохи диалект – это пережиток языковых отношений предшествующей социально-исторической формации. Но в свое время диалекты явились новым типом лингвистических единиц, возникновение которых было связано с процессами социально-языкового обособления в конкретных исторических и этнографических условиях. Обобщенность и до некоторой степени наддиалектный характер языка русского фольклора в известной мере могли быть унаследованы от единства устно-поэтического языка древнерусской народности. С развитием диалектных различий и язык фольклора не мог не оказаться в определенных соотношениях с говорами той среды, в которой фольклор продолжал бытовать как живая и актуальная форма народного искусства. Накапливавшиеся на протяжении столетий в повседневно-бытовой разговорной речи крестьянского населения диалектные явления (особенно фонетические и морфологические) заметно окрасили и унаследованный от дофеодального и раннефеодального периодов общерусский язык былинной поэзии. Существенный для проблемы в целом момент составляет также различие степеней близости к диалекту, проявляющиеся в языке различных фольклорных жанров [36-41].
Вопрос о соотношении народно-поэтического языка с живыми территориальными говорами затрагивается также в специальном исследовании Л.И, Баранниковой, посвященном состоянию русской диалектной речи в советский период. Позиция автора кажется несколько двойственной и во всяком случае менее категоричной в утверждении тезиса о внутридиалектном характере указанного соотношения… [41].
Наблюдения Л.И. Баранниковой говорят скорее в поддержку тезиса о наддиалектных чертах, характерных для языка устной народной поэзии.
Несомненная сложность вопроса о соотношении языка фольклора с речью диалектной среды, в которой фольклор бытует, заключается в необходимости учитывать не только исторически обусловленную актуальность этого соотношения в настоящем или в недавнем прошлом, но также и историю этого соотношения, которая не ограничивается периодом сложения территориально-лингвистических единиц в условиях феодального строя, но восходит к лингвистическим единствам более отдаленного времени [42].
П.Г. Богатырёв
Язык фольклора // Вопросы языкознания. 1973. № 5. С. 106-116
Язык является первоосновой поэзии как письменной, так и устной. Нельзя изучать особенности как литературного, так и фольклорного произведения, не зная того первоэлемента, из которого создаются эти произведения. Изучая ритмический строй, тропы, художественно обработанные общие места, наконец, композицию фольклорных произведений, нам необходимо знать различия, какие встречаются в языке фольклора – в отличие от языка, на котором творится фольклор, в его коммуникативной функции.
В основе языка литературы лежит литературный язык, в основе языка фольклора лежит диалект. Язык литературы – это литературный язык в его эстетической функции, язык фольклора – это диалект в его эстетической функции. Анализ литературного языка в его эстетической функции невозможен, если мы не знаем литературного языка в его коммуникативной функции, как невозможно выявить специфику языка фольклорного произведения того или иного жанра, не зная диалекта, на котором исполняется это произведение, диалекта в его коммуникативной функции. Диалектологи не раз отмечали ошибки, которые делались при анализе художественных средств языка. Эти ошибки часто объяснялись тем, что исследователи принимали отдельные формы, слова и синтаксические формы за специфические черты только фольклорных произведений, в то время как все эти черты были широко распространены в диалекте, в разговорной речи и отнюдь не только в фольклорных произведениях: в песне, сказке и т. п.
С другой стороны, диалектологи уже давно отмечали, что язык фольклора значительно отличается от диалекта в его коммуникативной функции. Поэтому при своих записях диалектологи обычно отмечали, что та или иная форма, то или иное слово, синтаксический оборот и т. п. были зафиксированы в былине, лирической песне, сказке, пословице и т. п., и тем самым подчеркивали, что эти формы могут и не встречаться в диалекте в его коммуникативной функции. И, действительно, уже предварительная работа по сравнительному изучению языка фольклора и диалекта в его коммуникативной функции показывает значительное расхождение в фонетике, морфологии и синтаксисе языка фольклора и диалекта в его коммуни\, что такое сравнительное изучение языка фольклора и диалекта только начинается и, естественно, некоторые выводы являются предварительными, они требуют дальнейшей проверки и более углубленного изучения.
Уже вышедшие работы указывают на большое значение при изучении фольклора того или другого славянского народа привлечения материалов, добытых на основе фольклора другого славянского народа.
Мы наблюдаем известный разнобой в статьях, посвященных языку фольклора: в одних статьях анализируется язык всех народных песен в их жанровом разнообразии, в других – только язык эпических песен (былин), наконец, отдельные работы рассматривают язык в разнообразных жанрах фольклора. Разнобой проявляется и в другом: в одних статьях большее внимание отводится фонетике, в других – синтаксису, одни статьи подробно рассматривают вопрос о том, как изменяется форма разговорного языка, подчиняясь ритму и рифмам песни, другие подробно рассматривают изменение языка под влиянием литературного языка и т. п. И всё же, несмотря на указанный разнобой, мы считаем необходимым сопоставить общие, хотя, может быть, и предварительные выводы о различиях языка фольклора и разговорного языка, сделанные на материале различных славянских песен.
Славянские песни настолько близки между собой, что отдельные отличия, например, языка болгарской песни от диалектов в их коммуникативной функции совпадают с подобными же отличиями языка словацкой и русской песни от диалектов, на которых они исполняются. Отдельные вопросы, которые трудно уяснить при анализе фольклора одного из славянских народов в сравнении с диалектом в его коммуникативной функции, уясняются в том случае, если мы привлекаем тождественные или сходные различия фольклора и диалекта у других славянских народов. Так, Л. Андрейчин при анализе языка болгарской песни и И.А. Оссовецкий при изучении языка русского фольклора свои выводы строят на основании наблюдений над песнями из разных мест с болгарским и русским населением. Работы Е.Б. Артеменко построены на сравнительном анализе языка русских песен из мест России и русских диалектов в их коммуникативной функции. Статья И.К. Зайцевой построена на сопоставлении языка песен различных мест Воронежской области с говорами этих же мест.
Особого внимания заслуживает методика исследования словацкого учёного Яна Оравца, который устанавливает отличительные черты диалекта своего родного села Розбеги в Синицком округе с песнями этого же села. Сравнение это он ведет, с одной стороны, на основании материала, собранного им в монографии, посвященной описанию диалекта села Розбеги, с другой стороны, на основании собранного им же сборника народных песен села Розбеги. Сборник состоит из 534 песен, и, по утверждению Яна Оравца, эти 534 песни, пожалуй, исчерпывают репертуар песен села Розбеги. Подробное описание диалекта в его коммуникативной функции и исчерпывающие сведения о песенном репертуаре данного села позволяют Яну Оравцу сделать надежные выводы. При этом не следует забывать все же и того, как это отмечает Ян Оравец, что песенный язык имеет свои специфические черты, которые не всегда можно объяснить только на основе даже весьма подробного описания диалекта в его коммуникативной функции. Нельзя также забывать, что язык песен отражает не только язык того периода, когда песня была записана, но и язык диалекта данной местности в прошлые времена, иногда очень далекие; кроме того, в репертуар песен данной местности входят и песни, заимствованные из других мест, которые содержат свои диалектные особенности.
Язык фольклора в отличие от языка в его коммуникативной функции, точно так же, как и язык литературы в отличие от литературного языка, иногда имеет более узкий запас языковых средств, а именно, в него не входят отдельные фонетические, морфологические, лексические и синтаксические формы, которые входят в диалект в его коммуникативной функции. Но, с другой стороны, язык песен значительно богаче, чем разговорный язык диалекта. В язык песен входят архаизмы, уже отсутствующие в разговорном языке, входят отдельные черты из других диалектов, не свойственные разговорному языку, но употребляющиеся в песне. Лингвистический запас, которым располагает песня, во многом значительно больше, чем лингвистический запас разговорного языка, и творцы и исполнители фольклора свободнее пользуются лингвистическим материалом по сравнению с языком разговорным. И действительно, если рифма или ритм песни этого требуют, то исполнитель и создатель песни может ввести форму или слово из другого диалекта, может ввести архаизмы и т. п.
Изучение языка фольклора сравнительно с разговорной речью диалекта встречается с большими затруднениями из-за неточности записи фольклорных текстов. Однако записи песен, даже неточные в фонетическом отношении, все же обычно сохраняют точную фиксацию и суффиксов, и лексики. Ведь и применительно к литературному языку было бы трудно изменять суффиксы, так как этим легко можно было бы нарушить ритмическую структуру песни.
Другое дело отражение в фольклорных записях фонетической стороны песни. Здесь придется признать, что большая часть сборников не представляет вполне доброкачественный материал. Приходится с сожалением констатировать, что как раз записи последнего времени стали значительно менее точными, чем записи, производимые в начале XX в. – например, записи фольклорных произведений Григорьева, Ончукова, братьев Соколовых, не говоря уже о записях лингвистов – А.А. Шахматова, Н.Н. Дурново и др. Несомненно, на неточность записи фольклорных произведений влияет тот факт, что точные записи трудны для публикации и обычно при публикации теряют свою точность; особенно это следует сказать о периферийных издательствах, где прямо калечат фольклорный текст. Если подобный искалеченный текст может дать известный материал для анализа содержания фольклорных произведений, то для анализа художественных средств фольклора такой материал мало пригоден. Многие издательства, боясь того, что их издание будет недостаточно популярно, массово, отказываются печатать точную запись фольклора. Задачи научного издания смешиваются с задачами популяризации фольклора, при этом основными часто считаются издания для детей. Никто не будет возражать против того, что издательству для детей нельзя печатать фольклорные тексты в фонетической транскрипции. Это могло бы содействовать понижению грамотности. Но, с другой стороны, нельзя по изданию, рассчитанному для детей, анализировать художественную форму фольклора.
В частности, в фольклорных записях очень редко отмечалась йотация гласных в песенном тексте.