Но никому так не досталось, как мосье JIa-Косте: его уверили, что после того надобно выпить воды (которой его величество тут же и приказал Василию принести большой стакан), и лишь только он это сделал, как не только почувствовал в горле жжение, в десять раз сильнейшее, но и разом отдал назад все, что съел, может быть, в продолжение целого дня, после чего ужасно ослабел и начал кричать, что должен умереть".
Однако д’Акоста не умер, во всяком случае тогда. Смерть его последовала гораздо позднее, но в котором именно году – того не знаем.
Сын д’Акосты, Яков-Христиан, в 1737–1739 годах, служил в полевой артиллерии капралом, каптенармусом и сержантом, а в 1740 г. пожалован в армейские полки подпоручиком.
Существует ли ныне знаменитый род д’Акостов, сего утвердить не можем.
Михаил Хмуров.
Анекдоты д’Акосты
Шестидесятилетний возраст женщины
Один молодец, женясь на дочери д’Акосты, нашел ее весьма непостоянною, и узнав то, всячески старался ее исправить. Но усмотрев в том худой успех, жаловался ее отцу, намекая, что хочет развестись с женой. Д’Акоста, в утешение зятю, сказал:
"Должно тебе, друг, потерпеть. Ибо мать ее была такова же, и я также не мог найти никакого средства; да после, на 60-м году, сама исправилась. И так, думаю, что и дочь ее, в таких летах, будет честною, и рекомендую тебе в том быть благонадежну".
Двойной обед
Декабря 11 числа, в день преп. Даниила Столпника, д’Акоста был приглашен к кн. Александру Даниловичу Меншикову, на поминки его отца. Изрядно пообедав в этот день, д’Акоста явился к князю и на другой.
– Кто тебя звал, шут? – спросил князь.
– Да вы сами, ваша светлость.
– Врешь, я тебя звал только вчерашний день.
– Нынче дни так коротки, что и два-то не стоют одного порядочного, – отвечал д’Акоста.
Этот ответ так понравился князю, что он оставил у себя пообедать назойливого шута.
Мозги астрологов
Д’Акосте случилось обедать у одного вельможи, за столом которого много говорили об астрологах и соглашались, что они многое предсказывают, а ничего не сбывается. Сам хозяин, вельможа, при этом заметил: "Неложно, господа, таких угадчиков почитают за безмозглых скотов".
Позвав того же вельможу, с другими гостями, к себе на обед, д’Акоста велел приготовить телячью голову, из которой сам предварительно съел мозг. Когда эту голову подали на стол, вельможа, осмотря ее, спросил:
– Чья была эта безмозглая голова?
– Телячья, сударь, но сей теленок был астролог, – отвечал д’Акоста.
Считай с меня
Однажды д’Акоста пришел на обед к графу Апраксину вовсе без зова.
Дворецкий графа сказал шуту, что ему не будет места, ибо обед изготовлен по числу приглашенных персон и что д’Акоста против этого счета лишний.
– Неправда, – отвечал шут, – пересчитай сызнова, начиная с меня, и увидишь, что лишним будет кто-нибудь другой, только уж никак не я.
Две свечки
Д’Акоста, будучи в церкви, купил две свечки, из которых одну поставил перед образом Михаила-архангела, а другую, ошибкой, перед демоном, изображенным под стопами архангела.
Дьячек, увидя это, сказал д’Акосте:
– Ах, сударь! что вы делаете? Ведь эту свечку ставите вы дьяволу!
– Не замай, – отвечал д’Акоста. – Не худо иметь друзей везде, в раю и в аду. Не знаем ведь, где будем.
Силач
Известный силач весьма осердился за грубое слово, сказанное ему д’Акостою.
"Удивляюсь, – сказал шут, – как ты, будучи в состоянии подымать одною рукою до шести пудов и переносить такую тяжесть через весь Летний сад, не можешь перенести одного тяжелого слова?"
Государи и философы
Царь Петр спросил однажды д’Акосту:
– Для чего философы прибегают иногда к государям, но не видно, чтоб государи искали когда-нибудь философов?
– Для того, – отвечал умный тут, – что философы знают свои нужды; но государи не всегда признают свои, то есть, – недостаток в добродетели, мудрости и добром совете а потому – не думают искать тех, кто бы их в том исправил.
Толстое брюхо
Некоторый откупшик, недальнего ума, будучи на пирушке, стал кичиться толщиною своего брюха и, ударяя по нем, хвалился, что оно многого стоило обществу.
Тогда д’Акоста сказал:
– Гораздо б было полезнее, когда бы такое иждивение потрачено было, вместо брюха, для головы этого урода.
Корабли и постели
Когда д’Акоста отправлялся из Португалии, морем, в Россию, один из провожавших его знакомцев, сказал:
– Как не боишься ты садиться на корабль, зная, что твой отец, дед и прадед погибли в море!
– А твои предки каким образом умерли? – спросил, в свою очередь, д’Акоста.
– Преставились блаженною кончиною на своих постелях.
– Так как же ты, друг мой, не боишься еженочно ложиться на постель? – возразил д’Акоста.
д’Акоста и вор
Д’Акоста некоторого известного плута назвал вором, а доказывать того на суде, по тогдашней диффамации, не мог против поставленных тем вором свидетелей. Судья присудил, чтоб д’Акоста признал того честным человеком и перед ним бы повинился. Но д’Акоста выдумал избежать неправды двойным обиняком: "Это правда; он честный человек, я солгал".
Плата тою же монетою
На одной вечеринке, где присутствовал и д’Акоста, все гости слушали музыканта, которого обещали вознаградить за его труд. Когда дело дошло до расплаты, один д’Акоста, известный своею скупостью, ничего не дал. Музыкант громко на это жаловался.
– Мы с тобою квиты, – отвечал шут, – ибо ты утешал мой слух приятными звуками; а я твой – приятными же обещаниями.
Кушанья и дела
На обеде у барона С*все кушанья хозяину казалися невкусными и он очень сердился на повара, грозясь его наказать.
Д’Акоста знал, что в это время дела бароновы пришли в крайнее расстройство, а потому и сказал ему: "Кушанья-то хороши, но дела ваши не вкусны".
Брюхо и повитуха
В бытность свою в Португалии, д’Акоста шел по улице с одним иезутским монахом, который был весьма толстобрюх.
Какая-то насмешница, встретив их, обратилась к монаху с глупым вопросом: "Отче святый, когда вы родите?"
Монах сконфузился и, по своему смирению, не нашел, что возразить на такую нескромность. Но д’Акоста поспешил выручить приятеля и, за него, отвечал насмешнице: "Отец, конечно, не замедлит родить, как только найдет себе повитуху; не желаешь ли, голубушка, взять на себя эту обязанность?"
Насмешница сконфузилась еше более монаха.
Исповедь с линьком
Однажды д’Акоста с женою пришли на исповедь к ксендзу, вследствие которой духовник нашел нужным пожурить д’Акосту линьком. Жена д’Акосты, расстроганная исповедью, сказала духовнику: "Батюшка! муж мой весьма нежного сложения и, ежели угодно, то я вытерплю за него налагаемую вами эпитимью".
Духовник, согласившись с этим, начал бить жену д’Акосты линьком, а сам д’Акоста, радуясь происходившему, только покрикивал: "Бей ее, голубушку, крепче, ради меня, окаянного многогрешника!"
Известно, что д’Акоста жил со своей женой весьма дурно.
Который час
В Португалии же д’Акоста спросил одного вельможу: "Который час?"
– Тот, в который купаются ослы, – отвечал вельможа.
– Что же вы еще не в воде – подхватил д’Акоста.
Верное средство
Однажды, в отсутствие царя Петра, петербургские рабочие взволновались и, приступая к дому генерал-полицмейстера Дивиера, требовали, что им следовало. Д’Акоста, случившийся тогда у Дивиера, своего земляка, вышел по его просьбе к народу, который хорошо знал шута. И действительно, народ, увидев толстого д’Акосту, прежде всего – расхохотался.
"Друзья, – сказал д’Акоста. – Вижу, что вы смеетесь моему дородству, но жена моя еше толше меня. Однако, когда мы в согласии, то с нас довольно одной постели, а когда побранимся, то нам и целого дома мало".
Народ, продолжая хохотать, разошелся, а Дивиер, благодарный земляку за услугу, тут же поднес д’Акосте кубок романеи, до которой д’Акоста был великий охотник.
Ноги и окорока
Один насмешник спросил д’Акосту:
– Сколько у свиньи ног?
– У живой или у мертвой? – спросил шут.
– А разве это не одно и тоже?
– Совсем не одно, – отвечал д’Акоста, – потому что у живой четыре ноги, а у мертвой только две, да два окорока.
Полугодовой младенец
Пожив в Петербурге, д’Акоста принял православие, – разумеется, из расчетов. Через шесть месяцев после этого, духовнику д’Акосты сказали, что новообращенный не выполняет никаких обрядов православия. Духовник, призвав к себе д’Акосту, спрашивал тому причину.
– Батюшка! – сказал шут. – Когда я сделался православным, не вы ли сами мне говорили, что я стал чист, словно переродился?
– Правда, правда, говорил, не отрицаюсь.
– А так как тому не больше шести месяцев, как я переродился, то можно ли требовать чего-нибудь от полугодового младенца?
Духовник, при всей своей серьезности, не мог не рассмеяться.
Поездка в москву
Д’Акоста собирался ехать в Москву и заботился об экипаже. Случайно он узнал, что голштинский камер-юнкер Берхгольц собирается туда же и поедет в собственной карете. Д’Акоста попросил его: не возьмется ли отвести в Москву его шинель? Тот согласился, но спрашивал: кому ее там отдать?
– Не беспокойтесь, – отвечал д’Акоста, – я ее надену на себя и как только приеду в Москву, тотчас же и избавлю вас от нее, удалившися вместе с нею.
Сумасшедшие
В Москве д’Акоста столкнулся на Страстном Бульваре с двумя сумасшедшими, которые считали себя за одного человека и требовали, чтобы д’Акоста их разделил, угрожая в противном случае сделать с ним то же. К счастию, д’Акоста вспомнил, что в кармане у него было несколько дроби, почему, вынув ее, разделил между сумасшедшими поровну и сказал: "Теперь вы уже не составляете одного целого, а каждый из вас есть целое с дробью", – чем и избавился от угрожавшей опасности.
Нос гвардейцу
Один гвардейский офицер, заведомо побочный сын, но неизвестно чей, вздумав посмеяться над жидовским происхождением д’Акосты, спросил шута:
– А скажи-ка, д’Акоста, кто такой был твой отец?
Но шут, нисколько не смутившись, отвечал:
– Если б ты спросил твою мать: чей ты сын? то и она не могла бы отвечать на это.
Небольшая разница
Один весьма глупый камергер спросил как-то д’Акосту: зачем он разыгрывает дурака?
– Конечно, не по одной с вами причине, – отвечал шут, – ибо у меня недостаток в деньгах, а у вас недостаток в уме.
Разумный младенец
Кто-то спросил д’Акосту:
– Правда ли, что когда дети бывают остроумны в юности, то под старость делаются великими глупцами?
– Не могу сказать наверное, – отвечал шут. – Но ежели правда, то ты был в младенчестве превосходный разумник.
Овцы и пастух
Когда в Петербурге получилось известие, что один русский отряд, оплошав, был где-то разбит шведами, то многие русские с неудовольствием говорили:
– Удивительно! как будто это не те же шведские овцы, которых мы неоднократно прогоняли!
– Овцы-то те же, да видно, пастух был у них другой, – возразил д’Акоста.
Господа и госпожи
Однажды, в присутствии госпожи, которая, величаясь своею знатностью, старалась отличиться высокоречием, шут д’Акоста отдал своему слуге такое приказание:
– Господин лакей, доложи моему господину кучеру, чтоб он изволил господ моих лошадей заложить в госпожу мою карету.
Стряпчий и лекарь
Эти два господина спорили однажды: кому из них идти наперед? и пригласили д’Акосту решить их спор.
– Вору надобно идти наперед, а палачу за ним! – отвечал шут.
Женщины, болтуны и грецкие губки
Некоторые иноземные посланники, быв на аудиенции императора Петра Первого, весьма хвалили этого государя и отзывались о нем, что он пригож, велеречив и, как говорят, много может пить. Д’Акоста, случившийся при этом, заметил посланникам:
– Ну, господа! от ваших похвал не поздоровится; потому что пригожество прилично только женщинам, велеречие болтунам, а третье дарование – грецким губкам.
Опаснейшее судно
Контр-адмирал Вильбоа, эскадр-майор его величества Петра Первого, спросил однажды д’Акосту:
– Ты, шут, человек, на море бывалый. А знаешь ли, какое судно безопаснейшее?
– То, – отвечал шуг, – которое стоит в гавани и назначено в сломку.
Глупый камер-юнкер
Один из молодых камер-юнкеров, желая поглумиться над пожилым д’Акостою, спросил его, в присутствии одной девицы: как он стар?
– Этого не помню, – отвечал д’Акоста, – знаю только, что двадцатилетний осел гораздо старее шестидесятилетнего человека.
Дешевый стряпчий
Один стряпчий, споря с д’Акостою об остроте своего разума и проворстве, сказал:
– Я скорее могу продать тебя 100 раз, нежели ты меня однажды.
– Это совершенная правда; ибо ты ничего не стоишь, – отвечал шут.
Подешевеет или подорожает вино?
Д’Акосте, который, по своей скупости, пил весьма умеренно, кто-то заметил:
– Ежели все будут пить, как ты, то вино подешевеет.
– Но оно подорожает, если всякий будет пить, как захочет, а это я и делаю: пью, как хочу.
Карты и пилюли
"Как от пилюль очищаются желудок и кишки, так карты опустошают карманы и сундуки", – говорил д’Акоста, по скупости своей никогда не игравший в карты.
Военные и статские
Один из генералов, в присутствии государя, выхвалял чины военные, а статские хулил.
– Ты, шут, как об этом думаешь, – спросил Петр, обратясь к д’Акосте.
– Думаю, государь, что ежели бы статские хорошо отправляли свои должности, то в военных людях не имелось бы никакой надобности, – отвечал шут.