Поэзия (Учебник) - Наталья Азарова 3 стр.

Но если, строчки не дописав,
Бессильно падет рука,
И взгляд остановится, и губа
Отвалится к бороде,
И наши товарищи, поплевав
На руки, стащат нас
В клуб, чтоб мы прокисали там
Средь лампочек и цветов, -
Пусть юноша (вузовец, иль поэт,
Иль слесарь - мне все равно)
Придет и встанет на караул,
Не вытирая слезы́. [29]

<1932>

Федор Сваровский, 1971

НА ПЛАНЕТЕ РОГОНДА

1. на планете Рогонда
горит
костер
можно
расслабиться
можно снять скафандры
пожевать буннут

опять же лошади отдохнут

2. под бесконечными звездами
под туманным покровом туманности VX2

проводники
заваривают свой особый чай
который пьянит и отгоняет печаль

выпиваешь
и твоя голова
улетает
в зенит

и одна среди звезд
звенит
и
тает

3. на привале в пустыне
снайпер не должен спать

но белый
теплый песок
напоминает чистые простыни
и каждый бархан - кровать

опираясь подбородком на ствол
человек в кислородной маске
держит голову прямо

в темноте
вспоминает
маму
прошлогодний праздник отцовского клана
обильный стол
блестящий, натертый соком дерева мааххи пол
в доме двоюродного деда
и еще, честно говоря, внучку соседа

4. враг появляется резко

из-за южных холмов
они выходят большие
прозрачные
как воспоминания
как страхи
из детских снов

в студенистых руках - как бы обрезки труб
из обрезков бежит огонь
вокруг
они распространяют странную сладкую вонь

5. Маарт Каальба
с пробитым боком
остался теперь один

закрывая глаза
он видит космос
и хаотическое столкновение другом с другом
каких-то абстрактных льдин

лейтенанты все разбежались
сгорели
ушли с головой в песок

обгорелый кусок
шлема
свисает сбоку
щекочет ему висок

под огнем
он прижимается к шее раненого коня
говорит ему: нарчикоде а калохибохи
что значит: лишь ты не предашь меня

думает также:
будь проклят юг
дурацкая эта земля
которой никогда не касался плуг

вдруг
неожиданно
бой стихает

вокруг -
тишина, покой

слюна выступает
на черной морде

он проводит
стирает ее рукой

и говорит животному: ну у меаямувеа
что означает
примерно -
ты это, не бойся, друг [278]

Афанасий Фет, 1820-1892

***
Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!
Опять и опять я люблю тебя,
Тихая, теплая,
Серебром окаймленная!
Робко, свечу потушив, подхожу я к окну…
Меня не видать, зато сам я все вижу…
Дождусь, непременно дождусь:
Калитка вздрогнет, растворяясь,
Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго,
Долго при месяце будет мелькать покрывало. [324]

1842

Сергей Есенин, 1895-1925

***
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,
Сердце, тронутое холодком,
И страна березового ситца
Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже
Расшевеливаешь пламень уст.
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,
Жизнь моя! иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть. [126]

1921

Бахыт Кенжеев, 1950

***
От райской музыки и адской простоты,
от гари заводской, от жизни идиотской
к концу апреля вдруг переживаешь ты
припадок нежности и гордости сиротской -

Бог знает, чем гордясь, Бог знает, что любя -
дурное, да свое. Для воронья, для вора,
для равноденствия, поймавшего тебя
и одолевшего, для говора и взора -

дворами бродит тень, оставившая крест,
кричит во сне пастух, ворочается конюх,
и мать-и-мачеха, отрада здешних мест,
еще теплеет в холодеющих ладонях.

Ты слышишь: говори. Не спрашивай, о чем.
Виолончельным скручена ключом,

так речь напряжена, надсажена, изъята
из теплого гнезда, из следствий и тревог,
что ей уже не рай, а кровный бег, рывок
потребен, не заплата и расплата -

так калачом булыжным пахнет печь
остывшая, и за оградой сада
ночь, словно пестрый пес, оставленный стеречь
деревьев сумрачных стреноженное стадо… [160]

Лев Оборин, 1987

***
Я тебе не винт и не соринка
кровь моя не смазка и не ржа
место мне не жакт и не сорренто
и не острие ножа.

Что ты знаешь обо мне помимо
синих денег у меня в мошне
все ли это что необходимо
для решений обо мне?

Стыдно повторять такое - или
не прошел за этим век
или мы и книг не выносили
из родительских библиотек? [233]

2.2. Поэмы, длинные и короткие стихотворения

Любой читатель знает, что длина стихотворения может говорить о многом: скорее всего, если текст занимает много страниц, он будет нарративным (описание всех поворотов сюжета требует довольно много места), а если умещается на одной или в крайнем случае на двух страницах, то лирическим (часто потому, что в лирике поэт стремится к точности и сжатости, к предельной концентрации эмоций и смысла). Но никаких правил, которые ограничивают длину стихов, не существует: нарративное стихотворение вполне может быть сравнительно коротким, а лирическое - длинным и даже очень длинным. Некоторые поэты сознательно экспериментируют с длиной текста - стремятся уместить все повороты сюжета в небольшое количество строк или, напротив, пишут пространные лирические стихи (первое бывает реже, а второе - чаще).

В более коротком нарративном стихотворении происходит предельная схематизация сюжета: поэт отказывается от подробностей и сосредоточивается на тех событиях, которые он хочет описать. Благодаря этому возникает значительный эффект остранения: читатель ожидает, что сюжет будет разворачиваться долго и последовательно, но все происходит стремительно.

Например, в "Балладе о синем пакете" Николая Тихонова (18.2.3. Баллада) происходящих событий хватило бы на большую поэму или роман, однако все они умещаются в пятьдесят строк: в центре этой баллады судьба важного документа ("синего пакета"), который пытаются как можно быстрее доставить по месту назначения, пока содержащаяся в нем информация еще важна для адресата:

***
Локти резали ветер, за полем лог,
Человек добежал, почернел, лег.

Лег у огня, прохрипел: "Коня!" -
И стало холодно у огня.

А конь ударил, закусил мундштук,
Четыре копыта и пара рук.

Два шага - прыжок, и шаг хромал,
Человек один пришел на вокзал,

Он дышал, как дырявый мешок.
Вокзал сказал ему: "Хорошо".

"Хорошо", - проревел ему паровоз
И синий пакет на север повез. [313]

Персонажи прилагают героические усилия, чтобы доставить синий пакет в срок, однако все оказывается бесполезно - письмо приходит слишком поздно, и его получатель говорит в конце:

"Оно опоздало на полчаса,
Не нужно - я все уже знаю сам". [313]

Такая развязка может производить большое впечатление на читателя именно за счет того, что предшествующие ей события излагаются очень сжато: поэт стремится показать, что действие развивается очень быстро - герои баллады изо всех сил спешат, чтобы доставить синий пакет адресату.

Длинный лирический текст может возникать за счет стремления к детализации, прояснению мельчайших нюансов душевного состояния и внутреннего мира или за счет перефокусировки внимания. Именно так устроены поэмы Марины Цветаевой - "Поэма воздуха", "Поэма конца" и другие:

***
Полная срифмованность.
Ритм, впервые мой!
Как Колумб здороваюсь
С новою землей -

Воздухом. Ходячие
Истины забудь!
С сильною отдачею
Грунт, как будто грудь

Женщины под стоптанным
Вое-сапогом.
(Матери под стопками
Детскими…)
В тугом -

Шаг. Противу - мнения:
Неудобохож
Путь. Сопротивлением
Сферы, как сквозь рожь

Русскую, сквозь отроду -
Рис, - тобой, Китай!
Словно моря противу
(Противу: читай -

По́ сердцу!) - сплечением
Толп. - Гераклом бьюсь!
- Землеизлучение.
Первый воздух - густ. [334]

("Поэма воздуха")

Ни в этом отрывке, ни во всей поэме (а ее общая длина около 400 строк) не возникает никаких явных признаков нарратива - она вся строится как очень длинное лирическое стихотворение.

В русской традиции длинные стихотворения часто называют поэмами. Изначально считалось, что поэма может быть только нарративной и, более того, что она должна повествовать о подвигах богов и героев (или, в крайнем случае, иронически перетолковывать эти подвиги). В прошлом именно такой тип поэмы признавался центральным явлением в литературе. Поэтому в русской поэзии XVIII века неоднократно предпринимались попытки создать героическую поэму (незаконченная "Петрида" Антиоха Кантемира, "Телемахида" Василия Тредиаковского, "Россияда" Михаила Хераскова), но ни одна из них не была признана современниками удачной, и место главного произведения русской поэзии на протяжении всего XVIII века пустовало.

Несмотря на то, что главной русской поэмы так и не было создано, в XIX веке эта задача уже не казалась поэтам важной: поэмы продолжали писаться, но на первый план в них выходили не героические подвиги, а перипетии жизни отдельных людей, которые показались бы незначительными поэтам XVIII века (даже если поэма была посвящена исторически значимым событиям - как "Полтава" Пушкина, ведь Пушкина интересовали отношения персонажей, а далеко не только их подвиги).

Уменьшился и общий объем поэм: если поэмы XVIII века занимали сотни страниц, то поэмы первой половины XIX века были относительно небольшими, редко превышали тысячу строк. Все большее значение в них приобретали лирические фрагменты, которые вносили разнообразие в монотонное развитие сюжета: поэма осмыслялась не только как нарративный, но и как лирический текст. Благодаря этому грань между поэмой, длинным стихотворением и циклом стихов постепенно размывалась (9.4. Стихотворный цикл).

Начиная со второй половины XIX века поэмы редко привлекали внимание читателей (исключениями были только большие поэмы Николая Некрасова, например "Кому на Руси жить хорошо", в которых поэт сосредотачивался на анализе социальной ситуации, что было немыслимо в "старой" поэме). Возрождение поэмы произошло уже в ХХ веке: в 1910- 1950-е годы было написано множество поэм, занимающих важное место в истории поэзии. Поэмы писали Александр) Блок, Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Сергей Есенин, Илья Сельвинский, Павел Васильев, Александр Твардовский и многие другие. Эти поэмы часто обращались к поворотным событиям русской и мировой истории ХХ века: революции ("Двенадцать" Блока), гражданской войне ("Улялаевщина" Сельвинского), репрессиям ("Реквием" Ахматовой), Великой Отечественной войне ("Василий Теркин" Твардовского).

Отдельное место среди этих поэм занимает "Поэма без героя" Анны Ахматовой: эта поэма создавалась по частям на протяжении многих лет - с 1940 года до 1965-го. Она представляет собой размышление обо всем ХХ веке - времени больших исторических сдвигов и катастроф. Основное ее действие происходит в 1913 году - году, непосредственно предшествующем Первой мировой войне, с которой, по общему мнению, принято отсчитывать "настоящий" ХХ век (первое десятилетие ХХ века часто воспринимается как продолжение XIX века). Ахматова изображает расцвет культурной жизни предвоенного Санкт-Петербурга, и в том, как выглядела эта культурная жизнь, она видит корни будущих катастроф и потрясений:

Из года сорокового,
Как с башни, на все гляжу.
Как будто прощаюсь снова
С тем, с чем давно простилась,
Как будто перекрестилась
И под темные своды схожу. [27]

Несмотря на возрождение поэмы в первой половине ХХ века, постепенно интерес к ней падает, и поэты конца ХХ - начала XXI века крайне редко пишут поэмы, а если пишут, то такие поэмы трудно отличить от длинного стихотворения. Характерно, что Иосиф Бродский в юные годы, еще на подступах к собственной творческой манере, работал над несколькими крупными поэмами, но в его зрелом творчестве немало весьма длинных текстов, ни один из которых поэмой не назван.

Следует иметь в виду, что длина стихотворения в разное время воспринималось по-разному. Например, в XIX веке восьмистишие считалось очень коротким стихотворением, миниатюрой, а длинные с нашей нынешней точки зрения элегии поэтов пушкинской поры казались стихами средней длины. В ХХ веке широкое распространение получили стихотворения совсем малого объема (одна, две, пять строк), на фоне которых восьми- или двенадцатистишия перестали казаться короткими.

Некоторые поэты второй половины ХХ века сознательно ограничивали себя и писали почти только сверхкраткие стихи (таких поэтов иногда называют минималистами): они исходили из предположения, что поэтические миниатюры привлекают внимание читателя максимальной концентрацией смыслов и заострением всех художественных особенностей текста.

а светло-то

светло так
как будто там ты [223]

Всеволод Некрасов

Если есть поэты, пишущие только короткие стихи, то должны быть и поэты, пишущие только длинные, хотя про поэтов-"максималистов" (в отличие от поэтов-минималистов) говорить не принято. Стремление писать длинно обычно не становится для поэта самоцелью. Как правило, оно возникает из-за того, что поэт ставит перед собой такие задачи, которые, с его точки зрения, не могут быть выполнены в коротком тексте. Иногда это связано с тем, что поэт рассказывает сложную историю (как Федор Сваровский или Фаина Гримберг), иногда с тем, что поэт строит текст как череду ассоциаций, каждая из которых требует последовательного и долгого развития (как Аркадий Драгомощенко или Андрей Тавров).

Соотношение длинных и коротких стихотворений в разные эпохи хорошо показывает поэтический эксперимент филолога М. Л. Гаспарова, который попытался "перевести" классические русские стихи с языка "старой" поэзии на язык "новой", чтобы воссоздать то впечатление, которое эти стихи производили на их первых читателей. Для этого ему пришлось избавиться не только от специфических поэтических слов и выражений (15.2. Поэтизмы), размеров, рифм и строфики, но и значительно сократить сами стихи, которые современному читателю кажутся слишком длинными.

Например, стихотворение Константина Батюшкова "Мечта" в оригинале состояло из 211 строк, а в "переводе" М. Л. Гаспарова - из 35. Приведем начала обоих текстов, чтобы показать, как именно выполнялся такой "перевод":

Батюшков:
Подруга нежных муз, посланница небес,
Источник сладких дум и сердцу милых слез,
Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?
Где тот счастливый край, та мирная пустыня,

К которым ты стремишь таинственный полет?
Иль дебри любишь ты, сих грозных скал хребет,
Где ветр порывистый и бури шум внимаешь?
Иль в Муромских лесах задумчиво блуждаешь,

Когда на западе зари мерцает луч
И хладная луна выходит из-за туч?
Или, влекомая чудесным обаяньем
В места, где дышит всё любви очарованьем,

Под тенью яворов ты бродишь по холмам,
Студеной пеною Воклюза орошенным?
Явись, богиня, мне, и с трепетом священным
Коснуся я струнам,
Тобой одушевленным!

Явися! ждет тебя задумчивый пиит,
В безмолвии ночном сидящий у лампады;
Явись и дай вкусить сердечныя отрады!
Любимца твоего, любимца Аонид,

И горесть сладостна бывает:
Он в горести - мечтает.
То вдруг он пренесен во Сельмские леса,
Где ветр шумит, ревет гроза,

Где тень Оскарова, одетая туманом,
По небу стелется над пенным океаном;
То, с чашей радости в руках,
Он с бардами поет: и месяц в облаках,

И Кромлы шумный лес безмолвно им внимает.
И эхо по горам песнь звучну повторяет.

Или в полночный час
Он слышит Скальдов глас,
Прерывистый и томный.
Зрит: юноши безмолвны,

Склоняся на щиты, стоят кругом костров,
Зажженных в поле брани;
И древний царь певцов
Простер на арфу длани… [38]

Гаспаров:
Где ты ищешь счастья, моя богиня?
Грозные скалы, шумные бури,
Задумчивые закаты,
Благоуханные рощи над воспетыми берегами.

Воротись, я жду
Ночью, в тишине, у лампады, горестный,
Уносясь мечтою
В дикий север, к туману и океану:

Скалы, лес, луна в облаках,
Пышущие костры,

Хриплым арфам внемлют воины над щитами,
Дух героя над тризной взлетает ввысь

В радужные раздолья храбрых. [72]