Книга состоит из двух смежных по теме работ. В первой рассматривается духовное бытие поэта в свете исторического христианства, во второй раскрываются причины и формы духовных и психологических концептов Лермонтова периода отрочества, ставших сердцевиной всего его творчества. Делается акцент на причинах психической и социальной изоляции поэта в высшем светском обществе.
С течением времени творчество Лермонтова становится всё более актуальным. И не только для России, но и для остального мира, поскольку затрагивает проблемы, выходящие за пределы как национального, так и культурного бытия России.
В данной книге показано значение личности и творчества поэта в контексте русской и европейской истории и культуры, исследован феномен Лермонтова как факта духовной и событийной истории.
В издании использованы репродукции картин, акварелей и гравюр М. Зибольда, М. Врубеля,А. Иванова, Н. Ге., Л. Пастернака.
Содержание:
Вектор Лермонтова 1
От автора 1
Часть I - Лермонтов и христианство 1
Часть II - Изгнанное бытие, или "царство дивное" Михаила Лермонтова 82
Творчество М. Ю. Лермонтова в изобразительном искусстве 116
Список имён 116
Примечания 120
Виктор Сиротин
Лермонтов и христианство
Вектор Лермонтова
В книге "Лермонтов и христианство" Виктор Сиротин раскрывает перед читателем широкую панораму исторической жизни, причём не только России. Зная об этом из предисловия, всё же думаешь: не слишком ли широкий охват? Но автор сам отвечает на этот вопрос. И достаточно убедительно.
Казалось бы, тема не даёт повода для столь пространного анализа. Ведь в христианстве "давно всё ясно"! Однако автор рассматривает не только доступные всем принципы христианства, но и следование им. Он считает, более того – настаивает на том, что моральным принципам учения любому исследователю, а тем более исследователю творчества Лермонтова, необходимо уделять большее внимание. Ибо что, как не эти принципы, способствовало созданию современной европейской цивилизации?
В книге Сиротина представляется актуальным его видение либеральной "болезни" (именно таковой она представляется автору) русского общества. Хотя бы потому, что рецидивы её в наши дни до странности совпадают с проявлениями "болезней" далёкого прошлого Российской империи.
На широком фоне исторической жизни России и Европы автор подробно, ярко и весьма убедительно анализирует выдающиеся произведения поэта – "Демон", "Ветка Палестины", "Три пальмы", "Дума" и ряд других. Свой анализ конкретных произведений автор "эвольвентно" (его термин) переводит в плоскость исторической жизни и наоборот. Именно в таковых переходах человеческой натуры Сиротин видит диалектику бытия.
Немалый интерес представляет теория "назавершённой дуги", которую автор прилагает к творчеству Лермонтова, но находит её параллели во всяком незавершённом творчестве. Широкий охват темы как будто отодвигает "словесный" анализ поэзии Лермонтова. Но автор делает это сознательно, поскольку "слов" до сих пор было много (считает Сиротин), – пора рассмотреть творчество великого поэта и под иным углом зрения. Полагаю, автор справился с поставленной задачей. В ряде аспектов новаторская книга Виктора Сиротина представляет интерес не только для лермонтоведов, литературоведов, филологов, но и для всякого образованного человека и гражданина, для всех, кто любит русскую литературу и не равнодушен к истории своей страны, а также к истории человечества.
И. П. Щеблыкин, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой "Журналистика" Пензенского государственного университета
От автора
Уже название книги – "Лермонтов и христианство" – говорит о месте, которое я отвожу религии в жизни и творчестве поэта. Как громадному зданию необходим мощный фундамент, так и могучие произведения Лермонтова должны "стоять" на "глубоко врытом" анализе. Посему бытие поэта я счёл нужным предварить рассмотрением начал, на которые он так или иначе опирался в своём творчестве. Это определило структуру книги, её композицию и широту охвата.
Историческое христианство, уходя в прошлое, устремляется и в будущее человечества, что понуждает осмыслить его начала. Это важно потому, что сознавание и ощущение "Мирового духа" проходило не по одному вектору и носило разнонаправленный характер, одним из которых является христианство. Однако в силу вечного конфликта духовного и материального, событийное христианство не было тогда и не является сейчас некоей очевидностью, которой можно безапеляционно поверять явления жизни.
В силу подтверждённого историей фиаско многих религиозных учений в новейшее время происходит война даже не религий, а духовных деклараций , пытающихся заменить их мумифицированный архетип. Эти проблемы обусловливают рассмотрение прикладного выражения духовных связей.
Аpriory согласимся с тем, что "процент" христианства в творчестве Лермонтова не очевиден, как не очевидна и "точная" степень вовлечения поэта в тип учения. Потому для уяснения вопроса приходится останавливаться не только на внутренней, но и на бытийно сложившейся структуре христианства, вне чего теряет смысл сопоставление религии с творчеством великого поэта, как и со всяким другим творчеством. Автор льстит себе надеждой, что анализ этих категорий может помочь подобрать ключ к пониманию духовного феномена Лермонтова. В тексте я нередко прибегаю к курсиву, подчёркиванию и выделению слов, что, на мой взгляд, помогает выявить структуру мысли, даёт варианты и "отслаивает" уровни прочтения. Называю это "смысловой графикой". Привожу два простых, не связанных между собой примера:
"Духовно помрачённые " зилоты ", в каждую историческую эпоху представая в новом сектантском обличье, может, даже и не осознают, что являются проводниками осатанелого отношения к жизни как таковой ".
"Отсюда "пределы" отведённой человеку автономии и свободы , первая характеристика которой есть необходимость действия !".
В заключение хочу выразить особую признательность Наталье Купцовой, без чьей спонсорской помощи эта книга не вышла бы в свет.
Виктор Сиротин
Часть I
Лермонтов и христианство
Идя к истине, поклонись правде
I. Судьба Лермонтова
О Лермонтове ещё почти нет слов – молчание и молчание", – писал о поэте Александр Блок. С тех пор было написано много слов – и хороших, и умных, и не очень, но "молчание" так и не было нарушено… Роковой выстрел поставил в судьбе поэта точку, которая через время обратилась в многоточие. Не вызвав ни удивления, ни раскаяния в высших слоях общества, смерть Лермонтова прошла в России незамеченной. Веком позднее писатель и мистик Даниил Андреев, выводя трагическую судьбу поэта за пределы одной страны и ставя его творчество над конкретной национальной культурой , писал: "Но когда прозвучал выстрел у подножия Машука, не могло не содрогнуться творящее сердце не только Российской, но и Западных метакультур…"
С гибелью Лермонтова, писал Андреев, "оборвалась недовершённой миссия того, кто должен был создать со временем нечто, превосходящее размерами и значением догадки нашего ума, – нечто и в самом деле титаническое". Но не "творящие сердца" стояли в ту пору у русского трона, а большей частью случайные люди – "жадная толпа" мёртвых душ, отгородившаяся от своего народа не своими законами.
И в самом деле, в затянувшееся правление (1825–1855) Николая I незавидная участь ждала тех, чьи дела, мировоззрения и помыслы не укладывались в прокрустово ложе видения им жизни как службы. Приходится признать, что на особом подозрении у "Николая-Палкина" (А. Герцен) прежде всего была мыслящая часть русского общества. Как и в любом другом обществе не очень многочисленная, она легко умещалась на карающем ложе венценосного Прокруста. Из большого числа жертв николаевского режима отмечу лишь наиболее яркие светила русской литературы, коими являются А. Грибоедов, А. Пушкин, М. Лермонтов и Н. Гоголь. Так и не успев разгореться на всю силу, русские "звёзды" ярко обозначили себя на "небесной карте" мировой литературы. Уподобясь исчезнувшим из космического пространства, но столетиями излучающим свои лучи светилам, наше "созвездье", удаляясь и вновь становясь частью бытия Вселенной, открывается людям в своих неизведанных ипостасях, заветных мыслях, идеях и образах. Между тем "звезда" Лермонтова заслуживает особого внимания.
Подобно великому Данте рождённый быть "королём поэтов", Лермонтов не был "коронован" при жизни, а после смерти долго ещё не числился в когорте мировых олимпийцев. Последнее неудивительно, поскольку лавровыми венками увенчивают героев, как правило, те, кто имеет доступ к ним – венкам… Несколько поколений "уважаемых и маститых" литераторов были преисполнены недоверия к поэту, неподотчётного страха, неизъяснимого смятения и подчас негодования. Не зная, с какой стороны подступиться к Михаилу Лермонтову, большая их часть обходила вниманием его творчество, а при "внимании" старалась проскочить мимо сущности чуждого им по духу поэта. Потому Лермонтову "не посчастливилось ни в количестве монографий, ни в истинной любви потомства: исследователи немного дичатся Лермонтова, он многим не по зубам", – говорил Блок. Что уж говорить о современниках Лермонтова… Приходя в восторг от безвкусных, исполненных пустого пафоса вирш В. Бенедиктова (одно время даже "затмившего" великого Пушкина), они, не задумываясь и не мучаясь раскаянием, отдали придворной камарилье на заклание Александра Пушкина…
При жизни Лермонтова лишь самые проницательные – и в первую очередь выдающийся критик В. Г. Белинский – были изумлены "звёздной" яркостью его творчества. Но изумление единиц терялось во враждебности и непонимании поэта. Между тем русский писатель, художник, боевой офицер и не разгаданный по сию пору мистик по силе своего гения и масштабу ума был исключительно редким явлением в истории. Однако это не только не уберегло его от драматичной судьбы, но лишь ускорило трагический финал. Когда поэт жил и творил, то был загадкой для своих современников, а когда погиб, число тайн и загадок лишь умножилось. Шлейф из пустых домыслов и "разгадок" до сих пор волочится вслед за именем великого поэта.
"Венок" Лермонтова, оклеветанного молвой при жизни и, как оно издавна повелось, после смерти, и сейчас не свободен от "шипов" ничтожных клеветников и "насмешливых невежд". Окутав поэта тяжёлой завесой, всё это питается не изжитым во мнениях "невыносимым" характером его. И в самом деле. Не оставив о себе при жизни восторженных оценок, он ушёл, не попрощавшись ни с кем…
В своё время литератор П. А. Плетнёв писал своему коллеге Д. И. Коптеву с грубостью, довольно странной для академика и ректора Петербургского университета: "О Лермонтове я не хочу говорить потому, что и без меня говорят о нём гораздо более, нежели он того стоит. Это был после Байрона и Пушкина фокусник, который гримасами своими умел толпе напомнить своих предшественников. В толпе стоял Краевский (издатель Лермонтова. – В. С.). Он раскричался в "Отечественных записках", что вот что-то новее и, следовательно, лучше Байрона и Пушкина. Толпа и пошла за ним взвизгивать то же… Придёт время, и о Лермонтове забудут…" Примечательно в этом жутком отзыве то, что написан он в годовщину смерти Лермонтова – 15 июля 1845 г. Но если Плетнёву – адепту "старой школы" – можно ещё попенять возрастом, то у И. Аксакова, представляющего новое поколение, не было такого оправдания. Более деликатная по форме оценка Аксакова свидетельствует о неясности для него сути поэзии Лермонтова, как и его самого: "Поэзия Лермонтова – это тоска души, болеющей от своей собственной пустоты (?!) вследствие безверия (?!) и отсутствия идеалов". Даже Н. В. Гоголь, по-человечески глубоко удручённый гибелью Лермонтова, в статье о русской лирике уделил ему места меньше, нежели нынче забытому "поэту радости и хмеля" Н. М. Языкову… Известный журналист А. В. Дружинин в оценке Лермонтова был не только объективен, но, в отличие от "стара и млада", отражал мнение студенческой молодёжи. В статье "Сочинения Лермонтова" он отзывается на гибель поэта с глубокой горечью: "Много поэтов в мире погибало раньше срока – все славнейшие деятели русской поэзии сошли в могилу, не исполнив и половины того, на что их соотечественники могли рассчитывать, – но никогда ещё судьба не поступала так жестоко с надеждами, ею же возбуждёнными, никогда она так безвременно не похищала существа, в такой степени украшенного присутствием гения". Довольно путаным было отношение к Лермонтову поэта и критика Аполлона Григорьева. Не отличаясь дисциплиной мысли, он характеризовал свои статьи как "статьи халатные, писанные нараспашку". В целом принимая поэта, Григорьев, как и Шевырёв, "боролся" в лице Лермонтова с "гордыней духа", занесённой с Запада. Оба они, не распознав истоки противоречий великого писателя и человека, не вняли тому, что его гений принадлежал мировому культурному пространству. Не поняли они и то, что Россия, будучи частью эволюционного становления мира, является катализатором как болезней, так и достижений всей эпохи.
Изучение Лермонтова в духе старой академической науки началось главным образом в конце XIX в., когда представители новой культурно-исторической школы стали рассматривать художественную литературу в связи с историей общественной мысли. Это был шаг вперёд в исследовании русской литературы, но не в отношении Лермонтова… И это поколение, как и предшествующие ему, прошло мимо сущности поэта.
Даже став академиками и далеко "опередив" Лермонтова по возрасту (а может, по этой причине), критикам неудобно было видеть в поэте больше, нежели крайнего индивидуалиста и скептика, – предтечу "нигилистов", романтика байроновского толка. И они, лишь касаясь религии поэта или вовсе не упоминая о ней, обозревали его бытие через линзу байронизма и демонизма, "отполированную" критикой ещё в середине XIX в.
Впрочем, в 1890 г. О. П. Герасимов пишет достойный внимания "Очерк внутренней жизни Лермонтова по его произведениям". Однако в нём он больше походит на психолога-практика, который симптомы болезни сводит к её причинам. "Психологический этюд" (подназвание очерка) Герасимова был бы очень хорош, если бы предметом исследования был поэт Н. М. Языков или даже Н. А. Некрасов, но не Лермонтов. И Герасимов, хоть и называл поэта "титаном", вряд ли ощущал его истинный масштаб. Но "социальный" подход в оценке Лермонтова характерен был для эпохи, почувствовавшей тектонические сдвиги, идущие как будто от социального неустройства России. И лишь в начале следующего столетия, когда весьма болезненно для страны заявило о себе духовное неустройство человека и общества, намечаются позывы к более серьёзному изучению внутреннего бытия Лермонтова.
Итак, прошло много времени прежде чем общество, остыв от "жара души" поэта и калёного "железа" его стихов, стало (не очень, впрочем, напрягаясь) пересматривать своё к нему отношение. "Скверный характер", высокомерие, нелюдимость и презрение Лермонтова к "пыли" мира сего уже не столь очевидно вменяются ему в вину. Впрочем, эти запоздалые послабления закономерны и легко объяснимы.
И впрямь: "несносный характер" поэта не в состоянии уже проявить себя, а разящие стрелы ума не могли никого ранить. Те же, кто имели "ранения", либо ушли в мир иной, либо старались никому не напоминать о том, за что, собственно, они их получили… Хотя, и новые имена в литературе и критике в силу разных причин не могли адекватно воспринимать величественное творчество и склад души Лермонтова. Таким образом, затянувшееся "молчание о Лермонтове" не прерывалось. Никем. Правда, Лев Толстой обронит с кем-то в беседе: проживи Лермонтов дольше, то "не нужны были бы ни я, ни Достоевский"… Но, опять же, на такое смелое высказывание мог отважиться лишь отряхнувшийся от праха земного великий старец, ибо в его жизни тщеславие не играло уже заметной роли. Были ещё пронзительные характеристики, которыми почтили Лермонтова философ Вас. Розанов, литератор С. А. Андреевский и П. П. Перцов. Скажем ещё, что даже среди них особняком стоит мистическое видение судьбы и творчества Лермонтова Д. Л. Андреевым. Но это, пожалуй, всё. Словом, и эти старания увидеть поэта в свете тяжкой доли духовного избранничества, не получив развития, не отозвались эхом в "общественном молчании". Лермонтов предвидел это: "…ни счастия, ни славы / Мне в мире не найти; настанет час кровавый, / И я паду; и хитрая вражда / С улыбкой очернит мой недоцветший гений", – писал он в год гибели Пушкина.
Инициативу учёных подхлестнул первый большой юбилей поэта. В 1914 г. профессор и богослов С. Н. Дурылин издаёт книгу "Судьба Лермонтова", Л. П. Семенов – "Лермонтов и Библия", М. Никитин – "Идеи о Боге и судьбе в творчестве М. Ю. Лермонтова", а С. В. Шувалов пишет принципиальную работу "Религия Лермонтова". В них авторы рассматривают отношение Лермонтова к Богу, Библии, судьбе; делается попытка проследить истоки навязанного ранее "богоборчества" и "демонизма" поэта.
В послереволюционном – советском – периоде литературоведения возобладал принцип исследований, акцентированных на структуре и звуковой стороне произведений. То есть последние оценивались с точки зрения строфики и размера.