Сам себе рад. Поговорка Он сам себе рад, "т. е. негостеприимен" (ПРН, с. 790, и СВРЯ, ст. Сам), может быть получена по правилу "Если никто, то сам" из *Он никому (чужому) не рад. И наоборот, поскольку "сам" есть "не кто другой", "никто", из поговорки получается исходная фраза. То, что кто-то рад самому себе, нельзя понимать буквально, принимать за правду, ведь "Сам на себя никто не нарадуется", "Сам себе на радость никто не живет", "Моя радость хоть во пне, да не во мне", "Друг на друга глядючи, улыбнешься; на себя глядючи, только всплачешься" (ПРН, с. 778, у Мельникова-Печерского "Живучи вдвоем, друг на дружку взглянешь да улыбнешься, а живучи в одиночестве, на себя глядя, только всплачешься…" - В лесах, 3.16); так уже в Бриха-дараньяка-упанишаде (1.4.3): "тот, кто одинок, не знает радости". Так и М. Бахтин в работе об авторе и герое (ЭСТ1 с. 93 и 120): "моя жизнь-пребывание не есть радостное пребывание с самим собою как качественно определенною и любимою личностью", "Другость моя радуется во мне, но не я для себя." Даже дурак рад не "сам себе", "Рад дурак своей масти" (ПРН, с. 443). Поговорка фигурально и потому усиленно отрицает, что негостеприимный, нелюдимый, одинокий человек хоть кому-нибудь да рад, эта замена никто на сам и делает правду, голую речь ("Голая речь не пословица" - с. 859 и 972) пословицей, поэзией. Ср. У него гостят четыре угла - "никого", только с богами своими - "с образáми" - и знается или У него один замок гостит, да и тот на пробое висит (с. 791).
Гость это чужой в доме: "Чужой человек в доме - колокол (на воротах)" (ПРН, с. 791, и Старин, посл., с. 126) - этим основанным на пословице определением гостя поделился со мной А. Григорян году в 1974. Ср. "Неверная жена - чужой человек в доме" (РПП, с. 181), а еще ирландское прозвище англичан "чужаки в доме". О госте и гостеприимстве см. Э. Бенвенист, Индоевр. установл. 1,1.7; Т. Агапкина и Л. Невская в Слав. др. 1, с. 531-33.
К радости о себе. Пословица Сам на себя никто не нарадуется по остроумному возражению В. Бибихина (5.5.1992) не может не быть двусмысленной, если уж говорит ее двойственный Иван-дурак. Ср. "На чужой горбок не насмеюся, на свой не нагляжуся" (РПП, с. 260) - но виден ли мне мой горбок? И вижу ли я себя, "на себя глядючи" ("Друг на друга глядючи, улыбнешься; на себя глядючи, только всплачешься")? Всяк сам себе загляденье (ПРН, с. 607) недвусмысленно ироничная пословица, Сам на себя никто не нарадуется тоже. Иронична и поговорка рад другу, да не как себе (СВРЯ, ст. Друг), это сравнение с невозможным образцом, с радостью о себе, делает ее похожей на библейскую заповедь (Левит, 19.18) "Люби ближнего твоего как самого себя"; усилительное сравнение с любовью к себе предполагает что-то вроде "если ты матушкин сынок", а кто бабке не внук? Всё это двуголосые слова по Бахтину. Сюда же из давней записи самого Бибихина: "Я не тот, который себя сознаю--, а тот странный, которого нет. Я не могу себя видеть, и нравственность так же парадоксальна как евангельские притчи." - Узнай себя, с. 476.
"Я" - никто. Я сам - безымянный никто, отсюда псевдоним Анненского Ник. Т - о, к нему см. А. Аникин, Псевд. Анн. Часто у Бродского: Нарисуй на бумаге простой кружок. | Это буду я: ничего внутри. (То не Муза воды набирает в рот--),
Ты - никто, и я - никто.
Вместе мы - почти пейзаж.…
Ты - никто, и я - никто:
дыма мертвая петля.…
Мы с тобой - никто, ничто.
Мы с тобой никто, ничто.(В горах, 1, 3, 5 и 16)
И если кто-нибудь спросит: "кто ты?", ответь: "кто, я? | я - никто", как Улисс некогда Полифему. (Новая жизнь, концовка), - | я, иначе - никто, всечеловек, один | из-- (В кафе), еще ср. Келломяки (13), Посвящение, Вертумн (3).
Переосмысление пословицы про гречневую кашу. Но вот происходит переоценка этой простой пищи ("Горе наше - ржаная/гречневая каша, а поел бы и такой, да нет никакой" - ПРН, с. 87; каша, манная каша "простак, простофиля" - СРНГ 13, с. 148, ср. размазня) и буквализация фигуры самохваления, и пословица переиначивается: Овсяная каша сама себя хвалит, а гречневую люди (Мудрое сл., с. 90) - здесь гречневая каша в противоположность овсяной достойна похвалы, ср. в Записках блокадного человека (1) Лидии Гинзбург:
- Мои-то раньше были не дай бог. Вдруг гречневой каши не хотят. Свари им овсянку. И суп овсяный, и кашу.--
Семья так хорошо жила, что дети в порядке чудачества (с жиру, как прежде господа ели ржаной хлеб) требовали не лучшего, а того, что похуже, - вот подводная тема рассказа о гречневой и овсянке.
- но ведь раньше она была выше похвал; пословица переосмысляется: Грешнева каша сама себя хвалит: я-де с маслом хороша (Р. посл, погов., с. 80, ср. Овсяная каша хвалилась, будто с коровьим маслом родúлась - РПП, с. 102, или Калина сама себя хвалила: я с медом хороша - Ленингр. обл., 1443) - вслед за овсяной кашей гречневая становится самохвалкой и попадает в один ряд со всякой харей или жабой ("Всякая харя/жаба (сама) себя хвалит" - ПРН, с. 735, ср. у Достоевского о Фоме Опискине: "Его не хвалили - так он сам себя начал хвалить." - Село Степанчиково--, 1.1). Так же переосмыслено, принято за правду ходячее сам(а) себя высек(ла), злорадно применяемое к тому, чьи козни обернулись против него самого, хотя смешная фраза городничего (Ревизор, 4.15: "Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-Богу врет. Она сама себя высекла.") доводит до нелепости ответ "Это само сломалось" провинившегося ребенка, а унтер - офицерская вдова ничего не злоумышляла.
"Закон тождества". Под действием "Если никто, то сам" возник и испорченный буквализацией "закон/принцип тождества" А = А, он имеет смысл только как фигуральный, усиленный вариант принципа индивидуации А ≠ Б; так и берет закон тождества Мандельштам в Утре акмеизма, ср. его же упрек русскому символизму "Никто не хочет быть самим собой." Пословица "Всяк человек равен самому себе" (Север, с. 110), т. е. никому не равен, "кроме самого себя", и пословицы "Бог и лесу не сравнял" и "Бог и пальцев на руке не уравнял" (ПРН, с. 856), использующие фольклорную связь человек - дерево или ребенок - палец, говорят об одном: все люди разные, двух одинаковых не найдешь. Сюда же, конечно, английское identity "тождество" и "личность, своеобразие, неповторимость". Ср. Николай Бахтин о "рационально пустой формуле" А = А по изложению его лекций Современность и наследие эллинства: "Но в этой формуле вскрывается самая сущность подлинного выбора: избрать в вещи можно только ее самое, единственное в ней и неповторимое." (ЖИ, с. 139); и "Тавтология - предельный допускаемый языком способ обозначения предмета как единичного, непохожего." - В. Просцевичус, Прямое знач. (с. 18). А когда Флоренский в Столпе, с. 25–29, протестовал против А = А или когда Михаил Бахтин в Поэт. Дост. сказал "Человек никогда не совпадает с самим собой. К нему нельзя применить формулу тождества: А есть А." (с. 100), они отвергали уже обессмысленную окаменелость. К критике выражений тождества см. в Трактате Витгенштейна, 4.241–243, 5.53-5352, и Тождество Я. Хинтикки.
К критике закона тождества - из "Я это ты" Карла Моррисона (с. 354 сл.):
Предложения "Я это я" и "Ты это ты" грамматически правильны, но логически они никуда не ведут из-за своего повтора. А предложение "Я это ты" правильно и грамматически и логически. Тем не менее оно создает трудности, если вообразить, что личностное - то, что составляет некое "я" и отличает его от всякого возможного "ты", - единично и потому несообщимо. Если принять, что личное своеобразие (identity) несообщимо (что некое лицо способно быть или "я" или "ты", но не обоими вместе), "я" и "ты" как отдельные сущности останутся навсегда далеки одно от другого. Понятый так обособленный симметричный эгоизм этих "Я есмь я" и "Ты еси ты" непреодолим.
Еще примеры на "Если никто, то сам". У Гончарова (Обломов, 1.1 и 4.5): "- Вот спинка-то у дивана до сих пор не починена; что б тебе призвать столяра да починить? Ведь ты же изломал. - Я не ломал, - отвечал Захар, - она сама изломалась; не век же ей быть: надо когда-нибудь и изломаться." "--Мальчишки, должно быть, разорвали: дрался - признавайся? - Нет, маменька, это само разорвалось! - сказал Ваня." У Пришвина (Кащеева цепь, 1): "- Борону ты сломал? - Я? Лопни мои глаза, провалиться на месте, ежели я. - Кто же сломал? - Сама сломалась." Снова Достоевский:
- Кто тебе показывал? Кто смел показать?
- Я сама видела, - отвечала Катя решительно.
- Ну, хорошо! Ты не скажешь на других, я тебя знаю.
Кто у нас тогда первый начал?
Никто. Само началось с первого шага.
(Неточна Незванова, 5, и Кроткая, 1.4). А вот грамматический пример: страдательное значение возвратного - ся или датского - s: sig "себя" возникло по тому же правилу - действие совершает над собой сам объект действия, если деятель отсутствует в кругозоре говорящего. Подтвердить это может искусственность и вторичность трехчленной страдательной конструкции сравнительно с двучленной.
К возвратно-страдательному - ся. Возвратному - ся соответствует в санскрите или греческом средний залог, о значении которого Ян Гонда высказался так:
"Полупервобытный" - и архаичный человек явно испытывал желание избежать по разным соображениям активной формы и предпочитал употребить более или менее "эвентивное" выражение. Вместо того чтобы отнести совершение действия (process) к субъекту, который во многих случаях не был или же лишь смутно был ему известен, он делал субъектом лицо (или предмет), бывшее "седалищем" действия, связывая того с медиальным глаголом. Ничего не скажешь, это даже для нас во многих случаях более легкое и очевидное дело - утверждать нечто о том, кто (или том, что) подвергается действию и кто как правило хорошо известен, чем о силе, существе, сущности или явлении, которое, говоря с научной объективностью, есть автор или инициатор этого действия.
- Индоевр. медий (с. 180 сл. / 150 сл., дальше среди примеров польское mnie się chce в отличие от ja chcę). К страдательным оборотам с агентом и без агента см. Санскр. пассив Гонды, с. 4–6 и 77 сл. Агентивное дополнение трехчленной страдательной конструкции, вторичной по сравнению с двучленом без такого дополнения, вероятно, бывшее инструментальное. Ср. в Санскр. пассиве "--я бы предпочел считать, что индоиранский твор. деятеля развился из твор., обозначающего karaņa", т. е. средство, орудие (с. 81, дальше Гонда сравнивает со славянским творительным по Миклошичу); о происхождении категории субъекта из "инструментального" локуса - В. Топоров, Др. - греч. SΣM-, с. 13 сл. = Случай *ĜEN-, с. 139 сл.
Все как один
Задача на узнание. В сказочной задаче на узнание - все как один или одна. Герою волшебной сказки Морской царь и Василиса Премудрая надо узнать, то есть от-личить, Василису Премудрую, одну из 12 дочерей водяного царя, выполнившую за героя трудные задачи, которые задавал ему ее отец (НРС, 219, ср. в 220 и 227): "Спасибо, царевич! Сослужил ты мне службу верой-правдою; выбирай себе за то невесту из двенадцати моих дочерей. Все они лицо в лицо, волос в волос, платье в платье; угадаешь до трех раз одну и ту же - будет она твоею женою, не угадаешь - велю тебя казнить." И царевич узнаёт Василису Премудрую по условной примете ("В первый раз я платком махну, в другой платье поправлю, в третий над моей головой станет муха летать"). Водяной царь "больно сердит" на героя, молодые убегают и спасаются, а злой царь гонится за ними и гибнет. В другой сказке с тем же сюжетом (НРС, 224, тип АТ 313) Василиса Премудрая "и умом и красой взяла", выделяется среди 3 царских дочерей и наружностью, поэтому задача на узнание здесь с превращением: герой "выбирает", тоже по условной примете, невесту из 3 кобылиц, голубиц и "девиц - одна в одну и лицом и ростом и волосом". Число дочерей 3 или 12 или же 77 (НРС, 225) - устойчиво круглое (К), полное, число всех. А вот вариант, где у морского царя 13 дочерей, 12 + 1 (НРС, 222), Василиса Премудрая 13-я, "всех пригожее, всех красивее", - иная. 13 устойчиво сверхполное число (К + 1), число иного, недюжинного, поэтому задачи на узнание здесь нет, морской царь просто говорит герою: "выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены"; герой выбирает, конечно, Василису Премудрую. Правда, из-за этой находки сказочника у морского царя оказывается без Василисы Премудрой круглое число дочерей вместо положенного "вредителю" неполного (К-1). В сказке с былинным началом про Балдака Борисьевича (НРС, 315) герой тоже иной, особенный: его, семилетку, надо искать по кабакам, его, млада Балдака, предпочли Илье Муромцу. Но он просит у Владимира-царя для похода на салтана турецкого "силы только двадцать девять молодцев, а сам я тридцатый буду". (Этого 30-ого нет среди татарских богатырей в предании про Мамая - НРС, 317 - их "тридцать человек без одного", неполное число, и русский посол их побивает.) Оказывается, дочери салтана должны узнать-отличить героя среди 30 молодцев, которые "все на один лик, словно братцы родные, волос в волос, голос в голос". Три дочери салтана тайно метят Балдака, а он дважды находит знáчку и такой же значкой перемечивает остальных молодцев, то есть делает из отличия родовой признак, чтобы снова не выделяться; хотя меньшой дочери удалось узнать меченого Балдака, он побеждает (ср. в НРС, 240, где молодцев 12). А задача на узнание с превращением есть еще в сюжете Хитрая наука (АТ 325): отец или мать героя трижды или на третий раз узнаёт сына по условной примете среди 12 или 30 учеников злого колдуна, превращенных им в белых голубей - "перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны", жеребцов - "все одной масти, гривы на одну сторону, и собой ровны" и добрых молодцев - "рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо и одежей ровны" (НРС, 249), или в жеребцов, девиц и ясных соколов - "все как один/одна" (250), или в скворцов, голубей и жеребцов (251), или в молодцев, коней и сизокрылых голубей (252). Этим герой спасается, а колдун, пытаясь его вернуть, гибнет.
Круглое число и тождество. Сказочный герой забирает у морского царя К-тую дочь или не становится К-той жертвой колдуна, а сам остается К-тым среди своих молодцев, герой замыкает собою круглое число как носитель полноты, а неполное число у вредителя выражает его лишенность, ущербность, предзнаменует его поражение и гибель. Без круглого числа (3, 12, 30, 77) задачи на узнание нет, неразличимые все как один или одна предполагают различающихся, но однородных всех. При отождествлении сохраняется количество членов ряда, но не их порядок; номер - порядковое число - узнаваемого условен: "я буду третий с правой руки" (НРС, 250). Одинаковость превращенных в задаче с превращением это почти что одинаковость инородцев, "всех на одно лицо". Неверно о Хитрой науке В. Пропп: "Ученики колдуна мыслятся в состоянии смерти, и все они равны." - Историч. корни, 9.18 (Узнать искомого), "состояние смерти" лишь частный случай иного состояния. А близнецы и двойники оттого так притягательно-отталкивающи (двойственность иного), что являют собой умозрительное тождество - совпадение лиц или вещей во всём (волос в волос, голос в голос), кроме их мест.
Отождествление и обобщение. Члены рода или ряда, части целого отличны друг от друга, согласно принципу индивидуации, например пословице "В лесу лес не ровен, в миру люди" (ПРН, с. 308), но в силу своего вхождения в один род, в одно целое все они имеют общее и могут мысленно отождествляться; так уже Прокл в Первоосновах теологии (1 и 66): "Всякое множество тем или иным образом причастно единому." "Если же многие причастны единому, они тождественны в отношении этого одного." Равные, тождественные все как один - иные относительно различающихся всех, одинаковые инаковы (праслав. *еd-in-: *jьп-). Отождествление делает разное одинаковым, а обобщение делает разное одним. Ср. о связи одного и иного-чужого А. Пеньковский, Семант. катег. чужд. К обороту все как один: все до одного, все на одного, Все за одного и один за всех, все на одно лицо, всё одно/равно, все и каждый, (не) как все, один к одному, один в одного, заодно/заедино, жить душа в душу; к разнице между единым целым и множественным всем см. В. Топоров, Цел. расчлен., с. 218, сюда же противозначные всего и целых.