Туринская плащаница - Этьен Кассе 5 стр.

Немного истории хозяев символа

Наука не знает, каким образом бесценная реликвия - плащаница Иисуса - могла оказаться в Лирее в руках семейства де Шарне. Науке кажется, что "владельцы попросту нашли реликвию на чердаке или же создали ее благодаря трудам не слишком щепетильного в средствах художника, вероятность чего время от времени высказывалась в последующие века".

Не следует забывать, что семейство де Шар­не, причастное к Лирейской плащанице, - Жоффруа де Шарне, его сын Жоффруа II, внучка Маргарет и их супруги - тесно связа­но с орденом тамплиеров. Так, исследователь Ян Вильсон утверждал, что именно тамплиеры представляли собой промежуточное звено ме­жду исчезновением в 1204 году мандилиона из разоренного Константинополя и его пред­полагаемым появлением в начале 1350-х годов уже в качестве Лирейской плащаницы. Жоф­фруа де Шарне был связан с одним из самых высокопоставленных тамплиеров, казненных в 1314 году, - своим дядей, звавшимся также Жоффруа де Шарне.

Племянник был одним из главных сторон­ников создания нового рыцарского ордена. Его имя часто мелькает на страницах историче­ских романов А. Дюма-отца, Мориса Дрюона, А. Конан-Дойла. Еще в XIV веке о его жиз­ни был написан рыцарский роман. Он хотел возродить "репрессированную" организацию храмовников. Совместно с собором Нотр-Дам в Лирее Жоффруа де Шарне основал новый орден, идеалы, устав и церемонии которого напоминали тамплиерские. Называлась оче­редная рыцарская организация орденом Звез­ды. Впрочем, просуществовал орден Звезды недолго: сам Жоффруа и остальные рыцари-основатели погибли в битве при Пуатье в 1356 году. Есть в этом "семейном плащаничном де­ле" еще одна поразительная деталь: именно дядюшка-тамплиер, тоже Жоффруа де Шар­не, на допросе инквизиторов признался, что во владении ордена храма есть идол: "голова с четырьмя ногами". Исследователь истории ордена Ноэль Каррер-Бриггс считает, что это довольно наглядное описание... плащаницы, если допустить, что когда-то ее вывешивали на шесте. Тогда края свешивались, зримой была только голова, а ноги оказывались вид­ны и спереди, и сзади (на просвет). Отсюда якобы и появились "четыре ноги".Столь же загадочной кажется еще одна ве­щица тамплиеров, о которой много пишется в специальной литературе, - деревянная панель (доска) с написанным на ней изображением головы мужчины. Эта панель была найдена в 1940-е годы под обшивкой потолка небольшого старинного коттеджа в Темплкомбе в Девоне. Некогда Темплкомб был владением тамплиеров. Изображение с деревянной панели отдаленно напоминает лик на плащанице. Исследователи ордена тамплиеров выдвинули предположение, что это копия, снятая тамплиерами непосред­ственно с плащаницы.Наука подвергает сомнению, что плащаница Христа могла быть отдана в руки пусть и знатного, но все равно не королевского рода.

Но вернемся к семейству де Шарне. Вот ведь что странно, оказывается, сеньоры де Шарне были также известны как Мон-Сен-Жан, по названию деревушки неподалеку от Шарне. Жоффруа де Шарне был женат на представительнице рода Верги. Последний же великий магистр ордена тамплиеров - Жак де Моле - был сыном Анри де Верги, прадеда супруги владельца Лирея. Дедом Жоффруа де Шарне был сенешаль Жан де Жуанвиль, автор "Жизнеописания Людовика Святого", восхваляющего набожность и благочестие короля Людовика IX. Именно этому самому сенешалю король Филипп IV Красивый за две недели до начала повальных арестов тамплиеров отдал секретный приказ взять под наблюдение всех храмовников. И именно те, кто оказался в Шампани, под юрисдикцией сенешаля Жуанвиля, сумели благополучно избежать ареста.

Не менее странно и то, что за полтора столетия до появления плащаницы в Лирее предки Жоффруа де Шарне занимали ключевые посты в руководстве Четвертым крестовым походом, результатом которого стало разорение Константинополя.

Наука подвергает сомнению, что плащаница Христа могла быть отдана в руки пусть и знатного, но все равно не королевского рода.

С родом Жоффруа де Шарне связано еще одно знатное семейство из Шампани - дом де Бриен. Именно дом де Бриен в начале XIII сто­летия был обладателем титула короля Иеруса­лимского. Этот титул считался в ту пору одним из самых заманчивых наследственных титулов в истории. И кому как не "наместникам Гроба Господня" владеть священным символом - пла­щаницей Христа?

Наука может возразить: тогда отчего же "наследники" королей Иерусалимских все же отдали плащаницу из Лирея в чужие руки? Или почувствовали, что символ - подделка, которым владеть недостойно?

Действительно, в 1398 году реликвию уна­следовала внучка Жоффруа де Шарне, Марга­рет. Женщина уже дважды выходила замуж и уже дважды оставалась вдовой. Причем вдо­вой бездетной. Ее последний муж скончался в 1438 году, и через одиннадцать лет после его смерти Маргарет перевезла святыню из лирейской церкви в Льеж. Принято считать, что на перевозке реликвии настояла сама Маргарет, которая, несмотря на свои семьдесят лет и бо­лезни, беспокоилась не о собственном здоровье, а о более надежном прибежище для святыни. Надежное прибежище нашлось - дом герцогов Савойских, Турин. Нет ничего удивительного в данной переда­че символа. Семья Маргарет была родственна с Савойским домом. Больше всего данной пе­редачей были возмущены клирики лирейской церкви. Они начали судебное разбирательство против Маргарет де Шарне, требуя от нее воз­вращения плащаницы. И в 1467 году Людовик Савойский выплатил клиру Лирея за свою род­ственницу требуемую компенсацию - пятьде­сят франков золотом.

Герцоги Савойские были надежными хра­нителями реликвий христианского мира. У них уже имелись священные регалии святого Мав­рикия, обладателя копья Лонгина, которым был пронзен на кресте Иисус Христос. Среди этих священных регалий значились меч святого, перстень с печаткой и копье. Именно герцоги Савойские основали орден святого Маврикия, члены которого охраняли плащаницу во время ее публичных демонстраций на протяжении нескольких веков.

Среди родственников герцогов Савойских и Маргарет де Шарне был Амадей III Савойский, покровитель всевозможных искусств, воин и миротворец, прославившийся на всю Европу. В 1434 году он удалился в монастырь Сен-Морис в Капайле, чтобы через пять лет явиться миру папой римским Феликсом V, несмотря на то что Амадей Савойский никогда не приносил священных обетов. Хотя, возможно, такому ро­ду приносить священные обеты было и не так уж обязательно, - у них хранилась величайшая святыня - плащаница Христа.

Есть еще одна тонкость: все эти семейства хранителей плащаницы были потомками ко­ролей Меровингов. Согласно многочисленным легендам (как старинным, так и современным), род Меровингов считался потомком крови Ии­суса Христа. Так кому как не им хранить по­гребальные пелены Спасителя?

Во всем этом есть еще одна загадка. Хотя Жоффруа де Шарне жил на севере Франции, он владел обширными землями в так называе­мых "землях Реды", крупном центре державы Меровингов, в том числе Тулузой и Каркассо­ном, а также Ренн-ле-Шато. Эти места были центром пресловутой катарской веры, и имен­но здесь тамплиеры попытались было создать свое собственное государство. Именно против "катарских земель" римские понтифики упрямо устраивали не менее кровавые Крестовые по­ходы. И именно про катар говорили, что они обладают неким величайшим сокровищем хри­стианского мира.

Простые совпадения?

Продолжение легенды о плащанице

...Для юного Жана-Пьера де Вуази кресто­вый поход закончился невольничьим рынком Туниса. Он сидел в узилище вместе с паломни­ками, попавшими в руки морских разбойников, и мучительно ждал разрешения собственной участи. Дверь в узилище распахнулась, и во­шел молодой араб. За его спиной стояли два бородатых стража угрожающего вида.

Араб быстро оглядел невольников-христиан. Большинство пленных, истощенные оборванцы, казались столь слабыми и измученными, что не вызывали никакого интереса. У всех гноились ра­ны от железных оков на ногах. Некоторые лежа­ли неподвижно, словно мертвые. Те из христиан, которые хоть немного были в силах, испуганно смотрели сейчас на молодого араба.

Внезапно его взгляд задержался на одном из пленных. Осанка, поворот головы двадца­тилетнего пленника понравились арабу. Он дал знак Жану-Пьеру де Вуази подняться и подойти к нему. Тот с трудом попытался встать. Нестерпимая боль от раны пронзила плечо столь остро, что он едва не потерял сознание. Осторожно, неуверенными шагами Жан-Пьер де Вуази двинулся к незнакомцу. Словно звездочет, глядящий в небо, в ожидании смотрел Жан-Пъер на араба: сейчас его жизнь сделает новый поворот.

Незнакомец внимательно оглядывал плен­ника с ног до головы. Волосы у того свисали грязными прядями, лицо исхудало. Черные кру­ги залегли под глазами, песок и соль въелись в обожженную солнцем пустыни кожу. И тут араб схватил Жана-Пьера за руку. Потянул за кольцо на пальце. Внимательно осмотрел со всех сторон. Кольцо было золотым, но не стоимость драгоценной вещицы заинтересова­ла сейчас незнакомца. Он потер кольцо о рукав своей одежды, очищая камень в оправе. Под кристаллом находился светло-зеленый овал с гербом.

Араб улыбнулся, к немалому удивлению Жана-Пьера заговорив на правильном французском языке:

- Значит, ты рыцарь, французский дворя­нин... Салям алейкум!

Жан-Пъер напряженно кивнул головой.

А незнакомец продолжил:

- Я - Ахмад ибн Измаил аз-Зайджан. Пер­вый советник эмира Тунисского, Абу Абдаллаха Мохаммеда Аль-Мустанзира Биллаха. Как зовут тебя?

Жан-Пьер был поражен приветливым обра­щением. Почему? Ведь он же враг этому не­верному?

- Жан-Пьер де Вуази. Я из Рэде на юге Фран­ции, в тех землях правит мой отец, Пьер III де Вуази.

- И ты единственный из рыцарей, уцелев­ших в бою с пиратами?- спросил советник эмира.

- Да... - голос Жана-Пьера дрогнул.- Мой род, конечно, не королевский, но я все рав­но молю тебя смилостивиться над этими людьми...

Араб успокаивающе вскинул руку:

- Не беспокойся о своих собратьях по не­счастью. С ними обойдутся человечно и даже подлечат.

- Чтобы потом продать в рабство?

- Торговля рабами-христианами в этих зем­лях строго запрещена,- с улыбкой возразил ибн Измаил аз-Зайджан.- Эмир считает, что сейчас, когда французские крестоносцы с ва­шим королем Людовиком высадились у берегов нашего государства, мудрее взять тебя и тво­их спутников в заложники.

Зайджан повернулся к стражам и произнес что-то по-арабски. Сарацины поклонились и поспешили исполнить его приказания.

Значит, король Людовик с верными ему людьми достиг Туниса, подумал Жан-Пьер, все больше поражаясь откровенности, демонстрируемой советником эмира Аль-Мустанзира.

Все больше юный рыцарь уверялся в том, что открытость эта как ловушка. Жан-Пьер ре­шил вести себя осторожнее.

Тем временем советник эмира вновь повер­нулся к нему:

- Жан-Пьер де Вуази, тебе не подобает ос­таваться здесь. Рыцаря следует привести ко двору...

Ибн Измаил аз-Зайджан доставил Жана-Пье­ра в небольшой домик на территории дворца эмира. В центре двора бил фонтан, в его мраморной чаше была прозрачнейшая вода.

К ним навстречу уже шел старик. Темные умные глаза его оглядели пришедших из-под бе­лого платка на голове, который удерживался синей лентой, прошитой блестящими сереб­ряными нитями. Лицо старика было белым, как мрамор.

- Салям алейкум!- поприветствовал его советник эмира и продолжил по-французски:- Этот юноша, Жан-Пьер де Вуази, - рыцарь из Франции. Морские разбойники напали на его корабль и взяли в неволю вместе с товарища­ми по оружию. Эмир Аль-Мустанзир выкупил юного рыцаря и его спутников из рук пиратов, и теперь они его личные заложники. Судя по всему, Жан-Пьер ранен, и я вверяю его твоему искусству...- Повернувшись к де Вуази, совет­ник эмира объяснил:- Кади Гамаль ад-Дин ибн Вазилъ - придворный лекарь нашего эмира. Лучшего присмотра для тебя не найти. Следуй всем его указаниям! И не думай о глупостях, из дворца эмира сбежать не удастся. На всякий случай я оставлю двух этих воинов,- ибн Из­маил аз-Зайджан указал на стражников,- для твоей защиты и безопасности...

Ибн Вазиль провел Жана-Пьера в поме­щение с высокими потолками. У окна сто­ял скромный письменный стол, заваленный всевозможными свитками. Справа у стены располагались полки из темного дерева, на которых также лежало множество фолиан­тов и пергаментов. У противоположной сте­ны стояла массивная кровать, рядом с ней маленький столик. Чего на нем только не было: сосуды из глины и дерева, тоненькие трубочки из стекла и металла, маленькие медные плошечки и самые разные инструмен­ты - молоточки, скальпели, ножи и зажимы. Кроме того, на столике находилась небольшая чугунная жаровня, в которой лежали пучки трав и тоненький фитилек. Лекарь проверил травы, залил их горячей водой, затем вставил меж пучками лекарственных растений фити­лек и зажег его. Странный сладковато-горький аромат пополз по покоям.

Ибн Вазилъ приказал Жану-Пьеру лечь на кровать. Внимательно осмотрел раны юноши на запястьях и ногах. Затем расстегнул кам­зол и осторожно приподнял грязную повязку на раненом плече. Но более всего не понравилась ибн Вазилю рана на груди Жана-Пьера, подоб­ная темно-красному острову в центре беловато-желтого озера гноя.

- Разве ж не сказано в вашей Библии: "Кто с мечом придет, от меча и погибнет"? - спро­сил лекарь. Жан-Пьер молчал, но ибн Вазиль и не ждал ответа. Он осторожно дотронулся до гнойной коросты: - Сама по себе рана не изле­чится, и края ее вновь не затянутся. Придется зашивать ее. Только надо рану очистить.

Лекарь достал два маленьких пузырька из ящика, наполненных целебными эссенциями. Одну такую эссенцию он и вылил на рану юно­го барона. Жана-Пьера ожгло, как огнем. Но боль утихла, когда лекарь смазал края раны чистейшим маслом. Арабский врач протянул льняную повязку рыцарю.

- Придерживай ее на ране. - Он вымыл ру­ки в плоской чаше. - Лежи спокойно. Скоро я вернусь и зашью твои раны. Да съешь немно­го фиников, вон они в чаше рядом, - и лекарь подмигнул юному крестоносцу, - они тебе по­нравятся. Знаешь ведь, наверное: после того как Аллах создал людей, у него осталось еще два кусочка глины. Из одного он создал верблю­да, из другого - финиковую пальму. Оба стали истинными друзьями людям, а плоды пальмы есть эссенция человеческого здоровья и благо­получия. - С этими словами лекарь покинул покои.

Мягкая перина, оставленная на далекой ро­дине, была бы Жану-Пьеру де Вуази куда лю­безней, чем жесткое ложе лекаря. Но лежал он, несмотря на это, все равно удобно. Един­ственное, что печалило юношу сейчас, было то, что он как беспомощное дитя, пред врагом веры своей, полностью отданный ему в руки. Отчего мусульмане столь человечно обраща­ются с ним? И можно ли им доверять? Но ведь владыка Туниса уже отправлял к Людовику гонцов с известием, что охотно принял бы хри­стианство, если не увидит в этом для себя никакого урона. И что ждет его, Жана-Пьера, оказавшегося в заложниках? Одно ясно: сопро­тивляться не имеет смысла. Чем поможет его королю героическая смерть глупца?

В этот момент в покои вернулся лекарь с помощником. Тот нес тонкий серебряный под­нос с двумя стаканами и бутылью зеленого стекла.

- Что это? - настороженно спросил Жан-Пьер.

- Настойка из опия, - отвечал арабский лекарь. - Она необходима тебе, чтобы ты не чувствовал боли, когда я начну зашивать раны. Кроме того, в настойку входят и другие порош­ки - старый тайный рецепт. Он помогает от горячки, иногда даже справляется с чумой, но лучше всего действует против дурной крови. А то я опасаюсь, что твои загноившиеся ра­ны могут отравить кровь. Пот будет лить изо всех пор твоего тела, но так и должно быть - он принесет исцеление и изгонит яд из крови.

С этими словами лекарь ибн Вазиль поднес стаканчик к губам своего пациента. Лекарство оказалось горьким.

- Три тысячи чертей, что это? - закри­чал Жан-Пьер. - Отдает желчью! Ты меня от­равить собрался?

Лекарь спокойно заметил:

- Я не собираюсь отравить тебя. Я стал врачом, чтобы исцелять людей и охранять жизнь. Ибо жизнь - это дар Аллаха, создав­шего все сущее. До тех пор пока живет чело­век, живет в нем и дыхание Аллаха. А потому будь благоразумен... - и лекарь капнул на губы Жан-Пьера еще одной настойки из серебряной ложечки, - прими без сопротивления... - Он говорил с юношей, как с неразумным каприз­ным ребенком. - Средство сие избавит тебя от боли и позволит уснуть...

- Мне не нужно ничего от боли, и спать я не собираюсь... - упрямо возразил Жан-Пьер.

- Конечно, нет, - легко согласился ибн Ва­зиль. - Но как быть с другими обитателями этого дома, когда посреди ночи их разбудят твои стоны? - И Жан-Пьер послушно принял снадобье.

И через несколько минут все поплыло перед глазами Жана-Пьера. Словно издалека доносил­ся до него голос лекаря, что-то говорившего своему помощнику. А потом Жана-Пьера заво­локло туманом.

Катарская рапсодия и спекуляции с плащаницей Христа

Давайте перенесемся в эпоху ХП-ХШ веков. На юге сегодняшней Франции, в Провансе и Лангедоке, появилось новое религиозное дви­жение, захватившее большую часть страны, а также Италию, Каталонию и Германию. Ката­ры, или альбигойцы (то есть "чистые", "совер­шенные"), представляли собой нечто абсолютно необычное. Основной идеей их учения было то, что Бог является Духом и абсолютной любо­вью, совершенной, неизменной, справедливой и вечной. Злое, дурное начало не коснется такой любви уже никогда. Логическим выводом из этого было то, что и все творения Божьи могут быть лишь совершенны, неизменны, справедли­вы и добры, как и источник, из которого они произошли.

Наш же мир, наоборот, казался катарам чем-то преходящим, несправедливым и несо­вершенным. Принцип смерти действовал все­гда и повсюду. Земной мир, следовательно, являлся не божьим, а дьявольским творением. Только незримое - человеческая душа - име­ло божественное происхождение. И эта точка зрения была очень близка идеям ордена там­плиеров.

Тамплиеры действительно тесно пересека­лись с катарами. Более того, огромное множе­ство владений храмовников находилось как раз на территории Лангедока.

А еще все мирские и церковные деяния были для катаров делом рук самого дьявола, сатаны. Кстати, Рим ежедневно давал им возможность все более увериться в справедливости подоб­ного предположения. Папа римский, называв­ший себя наместником Христа на земле, срав­нивался катарами - из-за безнравственного поведения, постоянных интриг и убийств - с наместником дьявола. В целом ряде стран все это привело к движению "прочь-от-Рима".