Как же формировать этот "информационный иммунитет"? Для начала, неплохо научиться владеть собственными эмоциями и развить чувство юмора. А дальше – читать сказки. В них зашифрована важнейшая идея, помогающая укреплять "информационный иммунитет": "Что бы ни случилось, вместе возможно преодолеть все!"
В этом отношении интересна сказка о Маруфе-башмачнике из цикла "Тысяча и одной ночи". Герой этой истории – Маруф, был бедным башмачником, женатом на самой сварливой и вредной женщине в мире. Она сделал так, чтобы Маруф лишился всего, что имел, и отправился в скитания. Когда он был уже на грани отчаяния, один купец посоветовал ему хитроумный способ формирования собственного мифа для одалживания денег. Купец снабдил Маруфа достойной одеждой и отправил к другим купцам за кредитом. Маруф должен был выдавать себя за очень богатого купца, чья поклажа с несметными сокровищами отстала. Он якобы поиздержался в дороге, поэтому и просит немного денег. А когда придет его поклажа, он щедро рассчитается. Стечение обстоятельств и артистический талант Маруфа, практически поверившего в свой миф, помогли ему жениться на дочери царя, польстившегося на богатую поклажу бывшего башмачника. Так миф Маруфа начал жить самостоятельной жизнью и поднял своего носителя к вершинам благосостояния. Однако ощущение собственной лжи печалило Маруфа, ведь у него не было никакой поклажи, и скоро обман мог бы раскрыться. Жена его, царевна, видя состояние мужа, о догадываясь о его причинах, говорит ему:
– О прохлада моего глаза, о плод моей души, да не заставит меня Аллах тосковать без тебя и да не разлучит время нас с тобой. Любовь к тебе поселилась в моем сердце, и огонь страсти к тебе сжег мою печень, и не будет никогда с тобой допущена крайность. Я хочу, чтобы ты рассказал мне истину, так как ухищрения лжи бесполезны и не все время удаются. До каких пор ты будешь плутовать и лгать моему отцу? Я боюсь, что твое дело будет ему ясно, и он тебя схватит прежде, чем мы придумаем для него хитрость. Расскажи мне правду, и тебе будет лишь то, что тебя радует. Когда ты расскажешь мне истину об этом деле, не бойся ничего дурного. Сколько ты еще будешь утверждать, что ты купец и обладатель денег, и у тебя есть поклажа? Прошло уже долгое время, как ты говоришь: "Моя поклажа, моя поклажа", – и нет о твоей поклаже вестей, и на твоем лице видна забота по этой причине. Если в твоих словах нет правды, расскажи мне, и я придумаю план, который тебя освободит, если захочет Аллах!
– О, госпожа, – ответил Маруф, – я расскажу тебе правду, и что желаешь, то и делай!
– Говори, и будь правдив, – сказала царевна, – ибо правда – корабль спасения, и берегись лжи, ибо ложь позорит солгавшего.
– О, госпожа, знай, что я не купец и нет у меня ни поклажи. Я был в моей стране башмачником, и у меня есть жена по имени Фатима-ведьма, и у меня с ней случилось то-тот и то-то, – и Маруф рассказал царевне всю свою историю с начала до конца.
– Ты искусен в ремесле лжи и плутовства, – засмеялась царевна.
– О госпожа, – сказал Маруф, – да сохранит тебя Аллах великий, чтобы прикрывать пороки и рассеивать горести!
– Знай, что ты сплутовал с моим отцом и обманул его своим великим бахвальством, так что он выдал меня за тебя из жадности, а затем ты пригубил его деньги, и визирь подозревает тебя из-за этого. Сколько раз он разговаривал о тебе с моим отцом и говорил ему: "Это плут и лгун". Но отец не слушался его, потому что визирь за меня посватался, но я не согласилась, чтобы был он мне мужем. Но затем время продлилось и отец сказал мне: "Допроси его". И я тебя допросила и открылось закрытое. Мой отец твердо решил повредить тебе по этой причине, но ты стал моим мужем, и я не допущу с тобой неосторожности. Если я расскажу отцу эту историю, он утвердиться во мнении, что ты плут и лгун, и сплутовал с царской дочерью, и пригубил его деньги. Твой грех у него не будет прощен, и он убьет тебя без сомнения. А потом ему понадобится выдать меня за другого, а я на это не соглашусь, хоть бы и умерла. Теперь вставай и одень одежду невольника и возьми с собой пятьдесят тысяч динаров из моих денег. Поезжай в страну, где власть моего отца не действует, и сделайся там купцом. Посылай мне письма с тайным гонцом, чтобы я могла прислать тебе все, до чего дотянется моя рука и твое благосостояние увеличивалось. Если мой отец умрет, я пошлю за тобой, и ты приедешь в славе и почете, а если умрешь ты, или я, то воскресение из мертвых соединит нас. Пока ты здоров, и я здорова, я не лишу тебя писем и денег. Поднимись же прежде, чем взойдет день и отправляйся в путь!"
Так Маруф, заручившись искренней поддержкой жены, бежал из дворца в одежде невольника. Царевна наутро рассказала отцу, что муж уехал спасать свою поклажу, так как получил письмо. Маруф же нашел клад и волшебный перстень, дух которого выполнял любые желания. Надо ли говорить, что к жене он вернулся чрезвычайно богатым человеком?
Благодаря поддержке, пониманию и хитрости жены, Маруф полностью изменился, освободившись от оков созданного им самим мифа. Далее в сказке жена еще один раз помогает ему, демонстрируя любовь, доверие и преданность. Интересно, что созданный им миф все же привел его к настоящему богатству. Его образ, мыслеформа богатого купца, проживание этого состояния, изменила реальность. Но этого бы не произошло, не будь эмоциональной поддержки жены.
Сказки Шехерезады – также форма эмоциональной поддержки Шахрияра. Ведь царь находился в тяжелом посттравматическом состоянии. Тысяча ночей понадобились дочери визиря, чтобы исцелить своего супруга. Но – это того стоило.
Уровень седьмой – духовная поддержка
"Божественное вдохновение"
Мы с вами дошли до самого высокого уровня отношений, когда вибрацию Любви уже не нужно специально удерживать, когда сама она проявляет себя в удивительном многообразии состояний взаимного притяжения любящих. Здесь мужчина и женщина могут вдохновлять друг друга, оказывая тонкую духовную поддержку.
Она – верит в Него. Он – верит – в Нее. Вместе они, являясь духовными соратниками, способны творить чудеса. Если его посещает уныние, она напоминает ему о его Предназначении, вдохновляя на новые достижения и победы. Она становится его музой и нередко символизирует для него смысл жизни. "Однажды женщина заставила меня совершить долгое странствие навстречу моей мечте. Много лет спустя та же самая женщина отправила меня в путь: на этот раз – чтобы встретиться с человеком, который заблудился", – говорит о своей жене герой романа П. Коэльо "Заир". Он называет свою жену женщиной, которая вела его по жизни и освещала ее своей любовью.
Если же Она пребывает в тоске, потеряв на время жизненную нить, Он объясняет ей ее состояние, напоминает ей о ее талантах и возможностях, показывая смысл существования. Он прокладывает для нее путь, зная, что этот путь, на самом деле – общий. Он глубоко чувствует, что нет больше разделения между ними, потому как они предназначены друг другу для чего-то намного большего, чем простые земные радости.
Об этом уровне отношений писал Ричард Бах в своей почти сказочной повести "Единое". К этому уровню отношений приходят герои повести Пауло Коэльо "На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала". Об этом уровне отношений мечтают, к нему стремятся.
В мифах героям являются богини, рассказывают им о Предназначении и вдохновляют их на подвиги. Если героиня оказалась в трудной ситуации и перестала верить в свои силы и судьбу, тут же является помощник, вдохновляющий ее и помогающий ей.
Седьмой уровень отношений в сказках символически выражен через свадьбу героев. Это подлинно духовное, а не социальное событие. Через этот символ нам передается эталон отношений седьмого уровня, к которому стоит стремиться.
Позвольте в качестве иллюстрации нашего разговора о высоком без комментариев и разбора привести сказку Скайдрите Калдупе "Любовь Бурого Камня"
Скайдрите Калдупе. Любовь Бурого Камня
Был он простой Бурый Камень на берегу Даугавы. Столько раз омывал его летний ливень, столько зим закаляла его лютая стужа. И не раз оставлял на нем путник усталость свою и печаль. Вот почему ближайшие соседи Камня, серые кустики полыни, без конца твердили, что мир полон одной печали.
Бывало путник клал на Камень взятый в дорогу хлеб, а сам залпом пил благодатный воздух заречных лесов. После ухода путника Бурый Камень еще долго чуял вокруг себя душистый запах ржи. Соседи Камня, кустики полыни, этого запаха не чуяли.
Но чаще всего путник оставлял на Камне свои жалобы. Год за годом Камень слышал: от жизни в конце концов ничего не остается, кроме жалоб. Как-то раз пролетал мимо Камня Речной Ветер. Камень остановил его на минутку и спросил:
– Скажи, Ветер, почему в мире столько жалуются?
– Это разговор долгий, а мне некогда, – отвечал Ветер. – Сегодня еще надо много успеть: помочь соснам зацвести, на ржаном поле над всходами потрудиться. А ты бы хоть немножко по земле прошелся, сам бы понял, что да как. На месте сиднем-сидючи, жизни не узнаешь. – И Ветер подхватил полное лукошко сосновой пыльцы и помчал дальше. Это был самый богатый из всех Ветров, Июньский Ветер, Сеятель.
Бурый Камень смежил веки. На ресницах его, словно проблеск надежды, мелькнула крупица цветочной пыльцы, оброненная Июньским Ветром. В ту же ночь Камень шевельнулся, а поутру встал и пошел ранней росистой тропой.
В рассветной мгле, будто длинная-длинная борозда, которую прокладывал серебристый волшебный плуг, поблескивала Даугава. Камень потихоньку скатился с обрывистого берега к самой воде.
– Ты поплавать с нами захотел или только на качелях покачаться? – спросили Камня болтливые Кувшинки, легонько покачиваясь на мелкой зыби. Они очень насмешливо косились на кафтан Бурого Камня. Какие швы грубые! И весь пятнами глины заляпан!
– Какой из меня пловец, – ответил им Бурый Камень. – А для качелей ваших я слишком тяжел. Мне бы хоть так, потихоньку, немного пройтись по родной земле.
Мелкие прибрежные волны презрительно захихикали, водоросли закланялись. Привычно, угодливо, закланялись они мелким волнам. Лягушка в крикливо яркой зеленой жакетке выпучила глаза на странного путника и сказала:
– Я тоже собралась на белый свет поглядеть. Но только вприпрыжку! Вприпрыжку! Да ты бы хоть принарядился, если хочешь, чтобы тебя уважали, если хочешь, чтобы тебя вообще заметили!
– Прости, Лягушечка, я об этом как-то и не подумал, – пробормотал Камень.
– Как же! Как же! Недаром тебя зовут Каменное сердце. Ни до кого тебе нет дела! Чужое мнение в грош не ставишь.
Камень давным-давно знал свое прозвище и давным-давно перестал из-за этого огорчаться.
– Ну, как тут не жаловаться! Этакие бродяги с каменными сердцами по всем дорогам топают! – не унималась Зеленая Лягушка и весь день квакала: – Как тут не жаловаться! Как? Как? Как?
И Камень пошел дальше.
– Эй! Не свали мою чудо-башню! – с верхушки чертополоха крикнул Голубой Мотылек.
– Прости, Мотылек, – смутился Камень. – Я и не заметил, куда ты забрался.
– Еще бы! Каменное сердце! Разве ты порадуешься чужому успеху! – Мотылек усмехнулся презрительно и тут же захныкал: – Как тут не жаловаться! Вокруг сплошное равнодушие! Никто не радуется чужому успеху…
И пошел Камень дальше. Видит: кружит в воздухе ему навстречу снежно-белая Пушинка облетевшего одуванчика.
– Дурень ты, дурень, Ленивые ноги! – говорит Пушинка Камню. – Если так тяжело ковылять, ничего на свете не увидишь, ничего не поймешь.
– Ты уж прости, Пушинка, – отвечает камень, – такая у меня, неуклюжего, походка.
– Конечно! Конечно! Что тебе мой совет! Что тебе мой жизненный опыт! Каменное сердце! Как тут не пожаловаться на такие времена! Глупцы умных советов не слушают…
Пушинка долго жаловалась еще не облетевшим одуванчикам. В тот день от их полянки запахло горечью.
А Камень пошел своей дорогой. Чем дальше шагал он, тем сильней донимала его печаль. Неужто на свете и правда кроме жалоб ничего не услышишь?
Но вот, на праздник увидал Камень подводу, груженную венками и гирляндами из цветов и трав.
– Какое счастье! Какая радость! Какой почет! – Нас никогда еще не украшали так пышно! – весело тараторили Колеса яркой подводы, приветливо улыбаясь Камню: – Пойдем с нами!
– "Наконец-то я слышу радостные слова!" – подумал Камень и подбодрился. Бедняга тяжко пыхтел от натуги, стараясь поспевать за счастливой подводой. Но вскоре она, пустая, покинутая, одиноко загрустила в старом сарае. Камень задумчиво смотрел вслед людям, унесшим гирлянды и венки.
– Можно ли так забывать, можно ли так покидать? – горько жалобились Колеса.
– Но ведь всю эту зелень и венки привезли не для вас, – сказал Колесам Камень, стараясь их успокоить. Есть ли смысл жаловаться?
– Каменное сердце! Разве ты утешишь? Разве ты посочувствуешь? – заскрипели Колеса, озираясь по сторонам: вдруг да кто-нибудь вместе с ними поохает. Но в ответ им только жалобно скрипнули стены ветхого сарая.
Тут Камень поднялся и пошел дальше.
Однажды, когда начался сенокос, промчались мимо путника Пчелы. Целый хор, голосистый, звонкий.
– Погодите! – крикнул им Камень. – К чему так спешить?
– Спешим на работу. Неужто не чуешь, Каменное сердце, ведь липы цветут! – на лету ответили Пчелы. Глянул Камень, а их уже и след простыл.
"Ишь, как ретиво на работу спешат, надо бы и мне какое-нибудь дело подыскать", – подумал Камень и прибавил шагу.
Пчелы сказали правду: каждый взгорок вокруг, каждая долинка, будто в золотом венке красуется. Вон та липа над самой пашней цветущие ветви клонит, а другая волну Даугавы по лицу гладит. А вон та пышная, раскидистая липа, вся в цвету, над рекой высится, на краю обрыва. Подле нее Камень и остановился.
Вокруг Липы неугомонные пчелы гудят, поют песню за песней. И про кувшин с медом, и про спорую работу, и про давнюю-давнюю их клятву хранить добро Липы и в зимние холода.
А Липа знай подставляет пчелам самые пышные свои ветви. Медовым духом весь берег затопило.
Послушал Камень пение пчел и спрашивает:
– Похоже, сестрицы, вы жалобных песен вовсе не знаете? Разве никто вас никогда не обижал?
– Жжжалобных? Обижжжал? – зажужжала Пчела. – Сестрицы! Вы только послушайте! Жжжжалобиться! Делать нам, что ли, нечего?
– Нашел, о чем спрашивать, – подхватила другая. – Да еще в самое горячее времечко, когда и по ночам работы хватает.
– Не сердитесь, сестрицы. Я же только спросил. Ведь мне день-деньской одни жалобы доводилось слышать. – Ответил Камень, и вдруг у него как-то странно дрогнуло сердце.
Запыхавшись, обдавая Липу знойным дыханием, примчался Ветер. То был другой Ветер, не тот, Июньский, трудолюбивый, а один из сыновей Грома.
– Каждый день буду прилетать, тобой любоваться. Славу о красе твоей разнесу по дальним далям, – пылко зашептал он Липе, раскачивая ее пышные ветви, но в следующее мгновение уже улетел без оглядки. На краю неба рокотал Гром, должно быть, отец звал сына домой.
Камень молча глядел на цветущую Липу и вдруг спросил:
– Отчего ты не жалуешься? Ведь эти пчелы не прилетят к тебе на будущий год. А ветер развеет твой душистый запах и больше, наверно, сюда не заглянет…
– Знаю, – спокойно молвила Липа. – Что ж… Не прилетят эти пчелы, прилетят другие. Я и не прошу их навсегда со мной остаться. Хочу только, чтобы попусту не растратили то, что им дарю. Я верю труженицам пчелам, а не этому пустозвону Ветру.
И снова у Камня как-то странно дрогнуло сердце. И тут он заметил, что несколько корней Липы торчат из земли. Словно жилистые, потрескавшиеся от солнца смуглые руки свесились с обрыва: то ли паводок здесь с берегом сражался, то ли Северный Ветер буйствовал?
– Почему ты не жалуешься? – опять спросил Камень. – Да тут и камень заплачет, глядя на твои корни.
– Кто ты? Откуда у тебя такой зоркий глаз? – едва слышно прошептала Липа и сбросила охапку желтых цветов на свои обнаженные корни.
– Я Камень с берега Даугавы. Обычно меня называют "Каменное сердце". Захотел я узнать, почему все время одни жалобы слышал, – ответил Камень и рассказал Липе про встречу с Зеленой Лягушкой, с Голубым Мотыльком, с Пушинкой одуванчика. Помянул и скрипучие Колеса, что хныкали в старом сарае, жалуясь на мнимые обиды.
– Так ты еще не понял, Камень? Ведь прозвище "Каменное сердце" подчас дают тому, кто сам не любит жалобиться и другим жалобщикам не подпевает? – сказала Липа и обронила подле Камня охапку самых пышных своих соцветий. – Когда пойдешь дальше, возьми мои цветы с собой. Пусть напоминают тебе о пчелах.
Но ни в тот день, ни на другой Камень никуда не пошел. Он улегся под обрывом близ голых корней Липы и крепко-крепко прижался к земле.
– Если кто-нибудь вздумает причинить зло корням моей Липы, – сказал себе Камень, – я буду ее охранять. Пожалуй, это самое полезное, что я могу делать на этом берегу.
– Нигде не видано, нигде не слыхано! Вот это необычайная любовь! – дивились на другое лето пчелы. – Прибрежную Липу полюбил Бурый Камень и теперь охраняет ее корни, а сама Липа цветет пышным цветом, как еще никогда не цвела.
Это были другие пчелы, не те, что прилетали к Липе прошлым летом.
В июне около Липы на миг задержался Ветер Сеятель.
– Чего замешкался! Поторапливайся! – нетерпеливо звали его всходы ржи на полях за рекой.
– А я всегда останавливаюсь возле Бурого Камня, – отвечал им Июньский ветер. – Он никогда не подпевал пустым жалобам и нашел свое счастье, нашел настоящую любовь.