"Приди, взгляни, – читаем в Зогаре. – Есть одежда, которая видна всем. И глупцы, глядя на человека, рассматривают лишь одежду, которая хорошо видна им. Одежда эта предназначена для тела. Тело предназначено для души. Точно так же и Тора: у нее есть тело, и это заповеди Торы, называемые вещественностью Учения. И это тело одевается в одеяния – те самые сказания о делах этого мира. Глупцы, обитающие на земле, разглядывают лишь эту одежду, то есть повествования Торы. И ни о чем больше не ведают и не задумываются о том, что находится под этой одеждой. Мудрые слуги вышнего Царя, те, кто стоял на горе Синай, вгляделись именно в душу, то есть в суть всей Торы, а в грядущем удостоятся того, что вглядятся в душу души Торы"*.
Этот пассаж прекрасно иллюстрирует то, что в действительности имеется в виду под якобы заложенным в тексте Писания дополнительным глубинным смыслом, который Каббала неустанно стремится вычитывать в Библии, и что, по крайней мере, иногда ей удается сделать. На мой взгляд, он, кроме того, может служить примером интеллектуального смирения великих раввинов Изгнания, которые не стесняются со всей искренностью признавать, что подчас смысл Писания превосходит их разумение при всей их проницательности и любви, и потому, несмотря на тончайший экзегетический анализ, несмотря на все глубочайшие рассуждения мудрецов, Слово Божие пребывает в тайне, и ключ от этой тайны – награда, ожидающая праведного и мудрого мужа в мире грядущем.
Неизбежность многоуровневого прочтения текста вытекает из недостаточности буквы. "Простые сказания" и "обыкновенные слова" в Законе дань человеческой природе законодателя; "а если суть дела (Торы) в изображении мирских событий – то в исторических сочинениях найдутся вещи более значительные"*. Кроме того, высказывания Исава, Агари, Лавана, Валаама и Валаамовой ослицы не могут быть "Законом истины, совершенным Законом, верным свидетельством Божиим". А потому скрытый смысл, в котором таится истинный Закон, должен был спасти Израиль от скептицизма, и на несколько столетий эта концепция затормозила развитие рационалистической критики в кругах еврейства. Разумеется, она вела ко многим экстравагантностям; второй смысл обнаруживал свою неадекватность, что влекло за собой предположение о наличии еще одного скрытого смысла. К тому же, помимо общего эзотерического смысла, применялся особый экзегетический метод троякого прочтения каждого словосочетания. А поскольку подобный метод открывает по сути неограниченное поле действий, не приходится говорить, что эти смыслы не были систематизированы и что Зогар не представляет собой некое методологическое пособие по трактовке текста в строго последовательном аллегорическом или мистическом ключе. Он дает лишь вспышки прозрений, и не исключено, что именно в этом смысле надо понимать предание о том, что подлинный объем Зогара столь велик, что его с трудом можно было бы погрузить на верблюда. То есть суть в том, что оригинал хранился в умах раввинов-каббалистов и никогда не был перенесен на бумагу.
Поскольку Зогар видит причину неизбежности скрытого смысла в недостаточности внешнего и поскольку осмысление этой недостаточности, несомненно, есть позднее событие в истории священных документов, это для нас является решающим свидетельством в пользу принятия ценности встречающегося в разных местах Зогара утверждения об исключительной древности такой интерпретации. Если бы еврей никогда не вступил в контакт с внешним миром за пределами Иудеи, он бы никогда не осмыслил Традицию, и ту культуру, которая помогла ему постичь идею недостаточности, следует искать не в Древнем Египте или в Вавилоне, а в эллинизированной мысли поздней Римской империи, как она варилась в космополитическом котле Александрии.
Поскольку доктринальное, теософское и мистическое содержание Зогара будет рассматриваться в ряде последующих разделов этого исследования, вполне понятно, что по всем ключевым темам основного корпуса великого текста и его additamenta (добавлений) мы будем отсылать к ним. Все, что остается за пределами, можно считать неглавным и случайным, и в духе этого описания мы можем взглянуть на Толкования в попытке найти косвенные свидетельства, проливающие дополнительный свет на наш предмет. Здесь и речи не может быть об обобщении или анализе: их мы оставим для объяснения космологии, мифов о Рае, Творении и грехопадении человека – этих и непосредственно связанных с ними тем, которые более или менее подробно будут рассмотрены дальше. Цель же данной главы – сделать беглый обзор сведений и иллюстративных примеров, выбранных из массива Зогара.
В Прологе Зогара, предваряющем толкование на Книгу Бытия, говорится о традиции, суть которой сводится к тому, что, когда праведники предпринимают совместное путешествие и по дороге обсуждают вещи, относящиеся к сокровенному учению, их посещают святые, обитающие в горнем мире. Когда рабби Элеазар и рабби Абба отправились навестить рабби Йосе, к ним присоединился неизвестный погонщик осла, который вез их пожитки. Однако, стоило им начать обсуждать друг с другом тайны Торы и Учения, погонщик немедленно вмешался и стал задавать сложные вопросы и, по сути, направлять ход беседы. Вскоре открылось, что он явно обладает знанием; но как только он заговорил о Субботе и ее соблюдении, о дне Субботнем и ночи, о литургии Субботы, о Божественных Ипостасях и Семидесяти Именах Божиих, стало ясно, что его знания превосходят знания рабби Элеазара и рабби Аббы. Ученые мудрецы сошли со своих лошадей, чтобы обнять его и усадить на одну из своих лошадей, поскольку он ехал на осле. Погонщик отказался и продолжил углубляться в тайны Мудрости, разъясняя скрытое влияние, производимое Именами на людей, рассказывая неведомые им вещи и много нового о Иерусалимском Храме, но более всего о мистическом единении Моисея с той, кого он называл Шхина. Далее говорится, как ученые мужи вновь остановились, сошли с лошадей и пали ниц перед погонщиком. Когда же они подняли лица, он исчез. Кто был этот Учитель Израиля и Хранитель Тайного Учения, неведомый им и облаченный в рубища смиренного погонщика? Много раз вопрошали они, но он не дал им ответа; однако становится понятно, что это великий Старец рав Хамнуна (Гемнуна Саба) сошел с небес, чтобы просветить их.
Я привожу этот очаровательный рассказ, чтобы показать, что с самых первых страниц Зогар вводит нас в мир возвышенных вещей, изобилующий источниками живой воды и потоками света. Я мог бы начать раньше, как это делает сам Зогар, и рассказать, как на первой же странице речь идет о розе Саронской, о том, как этому образу и далее всей Песни песней дается мистическое толкование необычайной глубины. "Она означает общину Израиля"; "роза среди терниев подцвечена красным и белым. Так и община Израилева иногда судится по справедливости, иногда по благодати"*. "Роза символизирует чашу благодати", она же Чаша Искупления. Величайшие учителя христианской церкви написали многочисленные комментарии на бессмертную Песнь, ее и по сей день толкуют мистики, но Роза и Лилия – flos campi et lilium canvallium** – Зогара и толкования Зогара на Песнь песней не были известны ни христианским толкователям былых времен, ни комментаторам наших дней.
Один из самых привлекательных служителей англиканской церкви не так давно порадовал нас пространными тезисами о мистическом пути. И это есть путь Песни песней. Этот трактат – истинный духовный пир, и путешествие в обществе такого автора сущее наслаждение; но этот путь подобен прогулке при луне с бокалом ключевой воды в руке; тот же, кто идет тропами Зогара, идет под палящим солнцем, и в бокале у него крепкое вино.
Есть в конце раздела, посвященного толкованию на Книгу Бытия, и рассказ о путешественниках, подытоживающий все темы, связанные с кругом вопросов, касающихся толкования и того, каким образом должны они рассматриваться посвященными. В нем речь идет о двух других учителях, отправившихся в Каппадокию, чтобы навестить рабби Шимона, по дороге они обсуждают священную Традицию, которой человек наставляется на мысль о Славе Божией перед тем, как приступить к молитве. Им ведомо, вероятно, как и тем, кто жил до них и будет жить после, что существует безмолвная молитва, не нуждающаяся в словесном выражении, и что она есть сама по себе созерцание в сердце. Иными словами, они, несомненно, знали, что изучение Святого Учения и общение друг с другом в нем рождает молитву дел; и мы видим, как она – ex hypothesi – приподнимает завесу между двумя мирами. Но то, что они раскрывали друг другу, иного порядка, а именно что молитва заменяет жертву, очевидное, хотя и не выраженное обоснование того, что истинная молитва есть любовь. И, видя, как она открывает изобильные источники живой воды сверху и снизу, с прохладными колодезями там и тут, мы находим по крайней мере одно совершенное изречение в высказываниях времени. Оно гласит, что Святой Благословенный рассеял Израиль по лицу земли с одной-единственной целью, чтобы все племена мира насладились присутствием избранного Народа, низводящего в дольний мир благословения мира горнего. В некоем ослепительном видении раскрывается, что Израиль претерпел распятие, дабы ускорить спасение мира.
В самом начале толкования на Книгу Исход мы вновь прикасаемся к сокровищнице изобильных цветников Песни песней, и то, что извлекается на поверхность, принадлежит Тайне единства Голоса и Слова. Отдельные намеки на сей счет уже мелькали в Зогаре раньше: о мысли как истоке всего сущего, о внутреннем созерцании Святого Благословенного до того, как Он сотворил миры, о Голосе, изрекшем или явившем мысль, и о творении как следствии изреченного Слова. Завершается толкование также темой Мысли (Замысла) в Святом Благословенном, неизреченной радости, заключенной в ней, и свете, изливающемся из нее. В ней сводятся воедино сорок две буквы, содержащиеся в одном из пространных Святых Имен, из этого предвечного порядка исходит мир. Они путешествовали с определенной целью в те дни, эти Учителя сокровенного Закона, на лошадях или на ослах, потому что в этих словах, кратких и прозрачных, во всей полноте заложена доктрина Божественной имманентности, Присутствия Всемогущего Отца – в Слове и Словом – во всем живом и сущем.
С первых же строк Толкования на Книгу Левит говорится, что Святое Имя завершает вера, а чуть дальше – что из мысли Святого Благословенного берут начало те пути и стези, что ведут к знанию Имени и к совершенству в нем и им. Еще говорится, что лучше бы человеку не рождаться, чем влачить жалкое существование без единства букв Святого Имени на земле. Тайна этого единства в изучении Торы, в чем и заключается дело человека на земле, причем здесь имеется в виду не явленный Закон (Тора), преподанный людям во всеуслышание, – coram populo, – а Скрытое Учение, которое в другом месте отождествляется с Именем Святого Царя и его, как утверждается, конституирует. Еще говорится, что молитва и благие дела способствуют этому единству Имени Божьего и в этом цель деяний священника, когда он приступает к жертвоприношению. В дальнейшем мы узнаем, что произошло разделение четырех священных букв, составляющих древнееврейское Имя, которое у нас принято передавать как Йегова, или Яхве, и уделом человека является работа по преодолению этого разделения. На поверхности, однако, символика этого мифа далеко не однозначна, что же касается толкования на Левит, мы встречаемся с другой, в высшей степени символической Тайной. Полное имя – Яхве Элохим, и миссия, которой облечены все Сыны Учения, состоит в том, чтобы сделать на земле явным, что Яхве есть Элохим, хотя эти Божественные Ипостаси в высшем мире суть Одно. Далее мы убедимся, что это единство аналогично соединению мужчины и женщины. Еще декларируется в другом месте, что цель всех наших усилий – это слава Божьего Имени, она же есть слава единства. Участие в Божьем Имени – это привилегия обладающих знанием Скрытого Закона на том основании, что, приобщаясь тайному знанию, они приобщаются Богу, пребывающему в нем. То есть смысл в том, что только живущие Учением обладают им и Бог есть их жизнь. Это позволяет нам понять смысл того, как это учение раскрывает себя в реальной жизни, и уяснить себе, что Святое Имя являет себя по ступеням. Оно открывается в той мере, в какой проживается и живет внутри нас, – как бы простое возрастание, но при том предельно глубинное. Таким же образом мы поймем в дальнейшем утверждение, что Имя скрыто и мгновенно открывает себя, поскольку есть "глубокое глубже глубокого и высокое выше высокого" в его познании, те же, кто подвизаются в изучении этого Учения, оно же есть вместе Имя и Закон, и сами олицетворяют его, неизменно возрастают в нем. Далее со всей определенностью утверждается, что тот, кто совершает дела милосердия, ежедневно возглашает во всеуслышание Святое Имя. Объяснение этому не в том только, что проявления любви суть каналы благодати и силы, а также модусы и аспекты Божьего Имени, но и в том еще, что деяния любви – это и есть изречение Имени, и в земной жизни у человека нет иной возможности произносить его.
А теперь об этой правдоподобной притче в целом, как удается реконструировать ее послание из всей книги. Отчасти, по крайней мере, имплицитно – поскольку Тайное Учение вспыхивает внезапными яркими вспышками, пробиваясь сквозь дымку сумеречного света, – отчасти иносказательно в зогарической теософии устанавливается соответствие между четырьмя буквами Святого Имени – יהוה – и определенными частями или аспектами души в человеке, о чем мы полногласно услышим в надлежащем разделе. Буква י = Йод имеет аналогию с йехида, духовное состояние или модус в восходящей шкале уровней внутреннего бытия, и со всем тем, что постулировалось выше, духовная singularitas, сингулярность, уникальность, единственность, высшая стадия души в христианском понимании и Божественная Сущность. ה = Хе верховная откликается на нешама, суверенный разум в нас, выше материального ума; ו = Вав соответствует руах, нормальной разумности, рациональному началу; а ה нижняя (последняя) – нефеш, той стороне души, которой человек соединяется с животным миром. Это, собственно, изначальная витальность, хотя в качестве таковой не одно и то же, что физическое тело, которое является ее носителем, сосудом. Когда человек живет в свете и законе Его Высшей Сущности, он обустраивает в себе Божественное Имя и сам становится им в меру своей человеческой природы. Вот теософский символизм в его, вероятно, высочайшем проявлении, но он освещает толкование на Книгу Левит лишь при условии, что мы способны заглянуть глубже смысла, лежащего на поверхности, и понять, что там имеет место соединение мужского и женского, возвещаемое согласными, образующими четырехбуквенное Святое Имя,יהוה , откуда следует, что возглашающий Яхве возглашает и Элохима; что устрояющий в себе одного устрояет и второго, самой своей личностью свидетельствуя, что Яхве есть Элохим, и завершая их единство. По мере раскрытия нашей Theosophia Magna мы поймем также, что есть некая верховная часть нашей сущности, не нисходящая на землю, а пребывающая на небесах и в Боге; что согласно тайной мудрости с ней можно соединиться; и что, если это осуществится, из этого следует, что то, что в высшей части нашего существа соответствует Богу в его ипостаси Яхве, вступает в брачный союз с Его ипостасью Элохим. В свете этой гипотезы и ее символики мы поймем, что имеется в виду в толковании на Левита, когда там утверждается, что Божье Имя завершается на земле, как на Небе, и на Небе, как на земле. Это свершается истинным сыном Учения в собственной личности; но когда это свершается в нем, для него и для его собратьев, которым открывается исходящий из него свет, очам веры открывается – как у врат и порога знания, – что Имя совершенно на всех уровнях бытия.
В толковании на Книгу Исход множество неожиданных вспышек света освещает великие вопросы. Нам известно, что в пустыне израильтяне утоляли голод манной, посылаемой Богом с небес; но пришло время, и жестоковыйное поколение возроптало и вместо небесной пищи стало требовать котлы с мясом. Напрашивающийся притчевый поворот не упускается в Зогаре при рассмотрении темы Исхода; но только в этом месте мы слышим о сверхприродном хлебе, который в грядущем веке будет насыщать и наполнять избранных. Тайна этого panis vivus et vitalis сокрыта в Древе Жизни, которое, как указано, наверху, тогда как противоположная тайна, тайна мяса, требуемого Израилем, пребывает в Древе Смерти, которое внизу.
Неоднократно в Зогаре мы слышим о том, что архангел Михаил приносит в жертву души праведников на Верховном жертвеннике всесожжений; но лишь однажды и именно в этом толковании говорится, что некоторые души восходят вверх по собственной воле и внутреннему согласию, чтобы принести себя в жертву в средоточии радости в Высшем Свете, который исходит от Святого Царя. Для нас, во всяком случае, это звучит как притча о единстве в его окончательном и высшем проявлении, когда Бог открывается индивидуальной душе как все во всем. Это было открыто определенным Учителям Израиля неким неизвестным, кто просил и получил воду, чтобы утолить жажду. Такова награда праведным, и приходит она непреложно и быстро; об этом свидетельствуют многочисленные рассказы на блистающих страницах. Звезда уготована и тому, кто дает хлеб алчущим во Имя Божие. В этом сладость Закона, о котором несколькими страницами далее сказано, что дела его дела святости и небесной милости. Он жизнь и благословение жизни тех, кто посвящен служению ему, как если бы каждый лично получил его на Синае. В другом месте говорится, что Сокрытый Закон есть Древо Жизни и это Древо есть Знание, понимая под этим знание Единства, а не разделения и расторжения подобно Древу Смерти. Как на земле есть Школа (или Училище) Учения, где культивируется это знание, так на небесах есть небесная Школа, где это знание имеется во всей полноте, и потому утверждается, что оно вскармливается Древом Жизни. Время от времени мы слышим о тех, кто пребывает в этой школе; однако в толковании на Книгу Чисел говорится, что некоторые умершие в нежном возрасте дети допускаются туда в тот или иной из классов – например, сын рабби Иуды (Йегуды), которого два Столпа Учения ввели в Святое Собрание, представив ее Главе, или Наставнику.