Петропавел – тоже смешком, правда нервным, – поддержал странную шутку, но, как говорится, делу дать хотя законный вид и толк… в общем, он разъяснил Блудному Сону следующее:
– Видите ли, тут все очень серьезно. В соответствии с легендой, издавна бытующей в этих краях, должен прийти "бесстрашный и глупый человек, чтобы поцеловать Спящую Уродину как свою возлюбленную" …
– И кто же этот бесстрашный и глупый человек? – перебил Блудный Сон.
– Я, хоть это и нескромно звучит, – скромно сказал Петропавел и очутился просто-таки в кольце смеха.
– Вы серьезно? – прорвалось сквозь смех.
– Более чем, – обиделся Петропавел.
– Ну и ну! Да Вы еще удивительней, чем о Вас рассказывают. В первый раз вижу перед собой человека, который с такой охотой соглашается с тем, что он бесстрашен и глуп. И даже испытывает от этого гордость. Эко Вас заморочили…
Петропавел почувствовал, что весь Белый Свет уходит у него из-под ног.
– Вы хотите сказать… Вы хотите сказать, – он явно не находил слов, этот бедный Петропавел, – что меня разыгрывали… разыграли? Что мне элементарно морочили голову?
– Ну уж элементарно! – чуть ли не разгневался Блудный Сон. – Тут элементарно ничего не делается: тут мастера высшего класса. Они достигли совершенства в своем искусстве.
– Искусстве морочить голову! Значит, весь этот спектакль… такой долгий и подробный…
– Инсценировка, я бы сказал. Спектакля на сей раз не ставили – обошлись инсценировкой. Спектакль требует очень больших затрат энергии и обстоятельной проработки.
Петропавел почувствовал себя вправе оскорбиться, что и сделал тотчас же.
– Получается, – раздельно сказал он, – я такой дурак, что… – Продолжать не стал: оставил как есть.
– Получается, – сочувственно согласился Блудный Сон.
– Ну, все ясно. – Петропавел поднялся и побрел по Белому Свету, не думая больше об утраченном Слономоське.
Действительно, если все это только инсценировка… Может быть, обратной дороги вообще нет? Может быть, пора уже как-нибудь обживаться тут, обзаводиться хозяйством – или чем они здесь обзаводятся? Похоже, что ничем не обзаводятся… вот тоска! Нет, но как же так получилось? Взорвался пирог с миной… А потом сразу же начала происходить вся эта чушь. Или с тех самых пор мне просто снится сон?
– Вот-вот, в высшей степени продуктивная мысль!
Петропавел не отвечал. Петропавел влачился по Белому Свету. Но тогда выходит, что он просто заснул во время званого ужина, чего решительно никак быть не могло. С какой это стати – взять и заснуть! Кроме того, значит, он и сейчас спит, а это уж вовсе, извините, абсурд. Все-таки по большому счету человек ведь отдает себе отчет в том, спит он в данный момент или не спит. Но даже если человек не отдает себе в этом отчета…
– Вот-вот, вторая в высшей степени продуктивная мысль…
…отчета, то и тогда есть способ стряхнуть сон усилием воли по мере того как он превращается в кошмар! И человеку это обычно удается. Если… если же не удается, стало быть, это не сон. Догадка вызвала у Петропавла озноб. Стало быть, это смерть!
– Вот-вот, третья…
– Хватит считать! – рявкнул он и – испугался.
Если теперь он все-таки на Том Свете – правда, опять же странно, что он не заметил, когда умер, – вряд ли следует так орать на его обитателей. Какой-то и впрямь он подозрительный, Белый этот Свет вокруг него.
– Я прошу извинить меня, – начал он как мог вежливо, – но я вот еще не собрался тут у кого-нибудь спросить… мы, что же, на Том Свете?
– На Том – это, простите, на каком? – с изысканным любопытством поинтересовался Блудный Сон.
– Ну, на лучшем, – польстил Петропавел.
– В известном смысле – на лучшем, – лаконично поддержал его Блудный Сон.
Петропавел решил, что комментариев не будет, но комментарии были, и странные:
– Если мы с Вами, дорогой Вы мой, сумеем действительно договориться, что считать лучшим, что худшим.
"А он провокатор, Блудный этот Сон! – подумал Петропавел. – Вот скажи я сейчас, что лучший – это тот свет, то есть этот свет… нет, именно, конечно, тот – не тот вообще, а тот, на котором мы сейчас находимся, то есть этот…" Петропавел запутался окончательно и спросил в лоб (улучив момент, когда, по его представлениям, лоб Блудного Сона промелькивал мимо):
– Я, простите, жив или умер?
– Ну, это как посмотреть… и откуда посмотреть.
– Меня вообще-то интересует не философская сторона этого вопроса, а… как бы это сказать, практическая. Физиологическая то есть.
– Что Вам сказать? – Кружение Блудного Сона, кажется, несколько замедлилось. – Практически Вы живы. Но вообще-то Вы не по адресу обращаетесь. Я отвечаю только за философскую сторону бытия. И в этом плане мог бы сказать, что одно существо в Вас уже умерло, другое все еще живо, но скоро умрет, третье спит, однако вот-вот проснется, четвертое думает, что спит, а на самом деле бодрствует, пятое наблюдает за этим бодрствующим и думает, что само бодрствует, а между тем спит и это ему снится…
– Благодарю Вас, я все понял.
– Вы прямо как Еж! – восхитился Блудный Сон. – И все же… еще минутку! Я очень рекомендовал бы Вам поразмышлять о том из Ваших существ, которое вознамерилось на полном серьезе целовать мифическую и Спящую Уродину, считая себя бесстрашным глупым человеком и, по-видимому, таковым являясь во исполнение одной допотопной легенды… И о другом Вашем существе, которое догадывается, что все допотопные легенды сомнительны, и, кроме того, вообще склонно оспорить тезис о своем бесстрашии и глупости, считая себя скорее трусливым и умным!
– Я не хочу и не буду размышлять обо всем этом. – Петропавел держался руками за голову. – Мне тут навязали чужую легенду, убедили в необходимости ей следовать, я следовал… а теперь говорят: "Не следуй ей, это чепуха, тебя разыгрывают!" Я просто теряюсь…
– Но ведь вопрос не в том, разыгрывают – не разыгрывают…
– А в чем?
– Ну, в том, насколько сами Вы позволяете себя разыгрывать…
– Я не позволяю! Не позволяю! – дважды сделал заявление Петропавел.
– Вот и пеняйте на себя. Хозяин барин!
– Но… получается, тут вообще верить никому нельзя! Между прочим, и Вам в том числе.
– Я Сон, с меня взятки гладки. Снам хочешь верь, хочешь нет, знаете ли…
– Так мне не целовать Спящую Уродину? Не устраивать всего этого… с Бон Жуаном и прочими? Инсценировка, значит… Да где же Вы?
– Я, как бы это сказать, блуждаю поодаль, – такой ответ услышал Петропавел. Но это был ответ на последний его вопрос – вопрос, для него, кстати, не очень важный. А о Спящей Уродине – ни слова.
Петропавел подождал сколько вытерпел и, не дождавшись, пристальным взглядом исследовал пустоватые окрестности Белого Света, чтобы… Ничего давно уже не осталось от всех его "чтобы" – и от этого последнего "чтобы" тоже ничего не осталось.
– Зачем я живу? – с отчаяньем почти крикнул он.
– Вот хорошая постановка вопроса, – одобрил издали Блудный Сон. – Теперь бы только не ответить на него – и тогда Вы само совершенство.
– Можете считать меня совершенством прямо сейчас, – грустно пошутил Петропавел. – Я не отвечу. – Он вздохнул. – Выработали мы замечательный план со Слономоськой, чтобы я мог в конце концов поцеловать эту пресловутую Спящую Уродину, если она, конечно, предпочтет меня…
– Чтобы? – Блудный Сон даже задержался на мгновение – впрочем, виден не стал все равно.
– Чтобы она пробудилась от сна…
– Чтобы?
– Чтобы, пробудившись от сна, встала и освободила мне дорогу!
– Чтобы?
– Да что ж Вы заладили-то, ей-Богу!.. Чтобы по этой дороге мне уйти домой и – жить дальше! Но всех этих "чтобы" уже не существует.
– Жить дальше – и только-то? Живите дальше здесь… где это тоже не возбраняется!
Петропавел усмехнулся:
– Интересное дело! Чего ради мне здесь жить, если у меня вообще-то дом есть? И потом, другие у меня планы, понимаете?
– Понимаю, чего ж тут не понять! Человек предполагает, а Бог…
– Вы думаете, это… Бог вмешался?
– Экий Вы, однако! Что за формулировки – "вмешался"? Вы бы хоть понимали, что Бог не может вмешаться, потому как вмешиваются обычно в чужие дела. А для Бога нет "чужих дел", ибо все в руках Божьих, – о каком, извините, "вмешательстве" идет речь? Стало быть, просто-напросто Ваши прежние планы не соответствовали Божьему промыслу. Вы ошиблись… ошибались – и только.
– Все время ошибался?
– Все время.
– И как же мне теперь? – Петропавел пристально вгляделся в пространство: на секунду ему показалось даже, что он увидел Блудного Сона.
– Вернуться к началу, дорогой мой! Что там было в начале, ну-ка?
– В начале было… слово!
– Вот к слову и вернитесь.
– К какому-то определенному слову?
…М-да, такого продолжительного периода чужого смеха Петропавлу еще не приходилось переживать. Но переживал он его, к чести сказать, мужественно. И дождался-таки исхода. Исход был таков:
– Вне всякого сомнения, дорогой мой, Вы все еще спите, – сказал Блудный Сон. – Вы спите, и я Вам снюсь.
– А другие? Другие тоже приснились?
– Ну, это Вы уж у других и спросите.
– А вот… что касается Вас, долго Вы еще будете мне сниться?
– Не знаю, а что?
– Да нет, просто… Просто все совсем иллюзорно стало.
– Иллюзорно и было, только Вы не замечали. А теперь… теперь я Вас поздравляю.
– С чем?
– Ну, как же, заметили все-таки! Многие вообще ничего не замечают. Так и живут, думая, что правда живут.
– А на самом деле?
– А на самом деле, теле, тили-тили, тили-бом!
– Поконкретнее, прошу Вас! – взмолился Петропавел. Раз взмолился, два взмолился… Но никого больше ни рядом, ни поодаль не мелькало. Зато упал на одну из протянутых ладоней Петропавла невесомый какой-то предмет. Оказалось, живой. Мошка. Тля. Чепуха на палочке. На четырех палочках.
От килограмма к килограмму и так далее
– Привет, – кисло сказал Петропавел, ничего в ответ не ожидая. И зря.
– Привет, – еле слышно пискнула чепуха. – Не узнал?
– Как-то… не очень, – сэтикетничал Петропавел.
Чепуха тонюсенько рассмеялась:
– Да и как узнаешь! Пустяк живого веса, ничтожество, блудный сор…
– Блудный сор? – Петропавел насторожился.
– Это я так… образно выражаясь. Вообще-то мы уже встречались – я еще обещал следить за тобой. Ладно, не мучайся, я Грамм Небесный.
– Я с Гномом знаком Небесным, – внес ясность Петропавел.
– Раз ты с Гномом знаком, то и со мной, выходит, тоже: я часть того Гнома. Грамм, если быть точным.
Петропавел чуть не застонал.
– Нечего застанывать. Эка невидаль – Грамм Небесный! Не Килограмм ведь – Килограммом бы тебе руку-то отшибло!.. Да и не узнал бы ты меня, предстань я тут как Килограмм Небесный.
Петропавел сознался, что действительно не узнал бы.
– Ну вот! А я между тем… и этим честно за тобой следил.
– Между чем и чем?
– Между Сциллой и Харибдой, между молотом и наковальней, между городом и деревней, между умственным и физическим трудом! – с горячностью выкрикнул Грамм.
Петропавел чуть было не зааплодировал, но в последний миг опомнился:
– Вот прихлопнул бы я Вас – и поминай как звали! Кстати, получается, звали-то – как? Гном, Грамм?
Поймать Грамма Небесного врасплох не удалось.
– Да как только не звали! – вздохнул он. – Просто как хотели, так и звали. Но это их проблемы.
– Кого – "их"?
– Да тех которые звали. А ко мне их представления обо мне отношения не имеют.
– Знакомые мотивы! – Петропавел подозрительно вгляделся в ладонь.
– Ах! – беспечно пропищал Грамм Небесный. – Все уже кем-нибудь сказано – и по многу раз.
– Лучше бы Вам все-таки Гномом быть, – некстати озаботился Петропавел. – А то, – он легонько потряс ладонью, – как-то очень уж… ненадежно.
– Не-на-деж-но, не-вы-год-но, не-у-доб-но! – отсканировал Грамм Небесный, явно в антирекламных целях.
Петропавел тончайшим образом улыбнулся. Грамм был, конечно, тот же Гном, только в малых дозах.
– Значит, что же… Эволюция такова: от Грамма через Килограмм к Гному?
– Ну, если даже так, то потом к Центнеру, Тонне и далее. – Писк Грамма сделался гордым.
– Куда ж далее-то? – затосковал Петропавел, вспомнив о массивной Спящей Уродине.
Грамм Небесный не ответил.
– Куда ж далее-то? – повторил Петропавел.
– В ответ на твой вопрос я пожал плечами, – объяснился Грамм, – но ты этого, конечно, мог и не заметить.
Петропавел извинился, а потом взял и спросил, причем как бы безразлично:
– Говорят, Спящую Уродину целовать уже не обязательно?
Вопрос получился как нельзя более светским,
– Ну, если говорят… – уважительно отозвался Грамм Небесный. – Тогда, может быть, и не стоит целовать. Надо верить тому, что говорят.
Петропавел, еще несколько минут назад призванный к прямо противоположному, даже осунулся:
– Но как же в таком случае освободить дорогу к дому?
– К чьему дому?
– К моему! ("Опять пошло-поехало!" – загрустил Петропавел).
– А где твой дом?
– Трудно сказать…
– Ну вот! – выразительно пискнул Грамм Небесный. – Сначала надо выяснить, где дом, а потом, может, и дорогу освобождать не придется. Если дорога, например, и так свободна.
– Но на ней же лежала Спящая Уродина!
– Вот то-то и оно, лежала!. Это когда-а-а еще было… Однако тебе никто не поручится в том, что она там до сих пор лежит. Могла ведь встать и уйти…
– Как это… когда она Спящая?!
– А если она лунатик? Лунатики ведь ходят во сне.
Петропавел зарычал как зверь:
– Меня не предупреждали, что она лунатик!
– Ты прямо как зверь зарычал, – адекватно отреагировал Грамм Небесный. – Ну, а когда ты хотел бы, чтобы тебя предупредили? Ты ведь не проявил интереса к этому аспекту проблемы. Хотя с твоей стороны было бы вполне естественно, услышав о Спящей Уродине впервые, задать вопрос типа: "А она случайно не лунатик, та Спящая Уродина?" И тебе, я уверен, точно ответили бы: "Да кто ж ее знает? Может, лунатик, а может, и нет". – Грамм Небесный без труда выдержал непосильно долгую паузу. – А потом, с чего ты вообще взял, что она спящая?
– Ну, знаете ли! Если она называется "Спящей Уродиной", то вполне нормально предположить…
– Тебе бы в передачах "Живое слово" выступать! – саркастически пропищал Грамм Небесный. – "Называется"!.. Вот Мертвое море называется "мертвым" – так что ж, хоронить его теперь? Или ты уже участвовал в похоронах?
– Не участвовал, – буркнул Петропавел.
– Надеюсь, что также не был и не состоял, – походя понадеялся Грамм Небесный. – Ты еще, чего доброго, скажешь, что она и Уродина, эта Спящая Уродина!
– Разве нет? – тоже чуть ли не пискнул Петропавел.
– То есть… я не знаю! Но очень может быть, что и нет. В крайнем случае, она, скажем так, не красавица, но ведь и ты не красавец!
– При чем тут я? – Петропавел разозлился.
– Ну подумай сам, – примирительно продолжал Грамм Небесный, – если она так велика, что взгляд не охватывает ее целиком, мыслимо ли вообще сказать что-нибудь определенное о ее внешних данных? Может статься, она неземной красоты, да поди обозри ее! И потом… смотря на чей вкус! Кроме того, она дама… А о дамах, как о мертвых, – либо хорошо, либо ничего.
– Я домой хочу! – прорвало вдруг Петропавла.
– Эко тебя прорвало… – Грамм Небесный снова продемонстрировал поразительную точность реакций. – Хочешь – так иди, никто не держит.
– Не держит! Когда у вас тут на дорогах черт знает что валяется…
– Не только у нас – вообще на всех дорогах черт знает что валяется, – прибегнул к обобщению Грамм Небесный.
– Да, но нигде тебя не заставляют целовать то, что валяется.
– И тут не заставляют, успокойся. У тебя какие-то… левые сведения обо всем!
– "Левые"! – горько усмехнулся Петропавел, а Грамм Небесный с внезапным азартом предложил:
– Поохотимся?
– На кого смотря, – гуманистично уклонился Петропавел.
– Да на Ежа, которому все понятно. Знаешь Ежа? Так вот… Я вообще-то в данную минуту гонец, меня за тобой послали: слетай, говорят, пригласи на охоту. Никому ведь в голову не могло прийти, что тебе прямо сейчас как раз и приспичит целовать Спящую Уродину.
– Что это значит – мне приспичит? У меня задание такое… ее целовать!
– А-а… ну, если, конечно, задание, то дело другое, – толерантно пропищал Грамм. – Правда, никто не знает точно, где она и существует ли вообще, но это так… детали.
– Слономоська все знает точно. Спящая Уродина – невеста Слономоськи.
– А Слономоську-то ты где нашел? Он же не в доступе: его ведь, кажется, водили до последнего времени!
– Водили! Напоказ. Вот я случайно и набрел на то место, где водят.
– Вот уж не повезло тебе! Гм… Спящая Уродина – невеста Слономоськи, забавный поворот! Все-таки он был поэт, тот Слономоська.
– Почему "был", почему "тот"? – встревожился Петропавел.
– Неважно! – Грамм Небесный резко зашевелился на его онемевшей ладони. – Нам пора, если ты согласен гонять Ежа. Согласен?
– Не знаю… А зачем?
– Противный, вот зачем. Все всегда ему понятно… Чтобы впредь не выпендривался!
– И действительно не будет выпендриваться?
– Будет! Он ведь выпендривается принципиально, – с пониманием дела объяснил Грамм Небесный.
– Чего ж тогда гонять зря?
– Ты напоминаешь мне человека, который спрашивает: зачем руки мыть, если все равно испачкаются? – Грамм Небесный затих, потом встрепенулся и сказал сурово: – Для гигиены гонять будем. Гигиену уважаешь?
– О да! – горячо отозвался Петропавел, немытый несколько дней… или лет… или веков…
– А уважаешь гигиену – так гоняй Ежа, – афористично закончил Грамм и тонко взревел.
На его рев начали появляться… начали появляться – Петропавел не узнавал никого.
– Что это за люди?
– Ну, если это люди… – Повозившись на ладони, Грамм начал быстро перечислять: – Ой ли-с-Двумя-Головами, Королева Цаца, Безмозглое-без-Глаза, Всадник Лукой ли, Шармоська, Воще Таинственный, Остов Мира, Смежное Дитя, Летучий Жуан, Пластилин Бессмертный, Тридевятый Нидерландец, Бон Слонопут… все, я утомился, я же Грамм – не Тонна! Соразмеряй задания!..
Мироздание рухнуло. Петропавел сел на землю в предобморочном состоянии. Голова кружилась в разные стороны… в абсолютно разные стороны. Его стошнило – прямо на ладонь с Граммом Небесным.
– Фу! – сказал тот, отряхнулся и улетел с ладони.
– Вот Вам и "фу"… – вяло присоединился зеленый Петропавел, теряя-таки сознание от стыда и совести.