У сторонников буквальной непогрешимости есть очень сильный аргумент: Христос говорил, что Иона провел три дня во чреве китовом, и ссылался на это как на факт (Мф 12:40). Но можно вспомнить и другой пример из той же самой главы. Христос говорит фарисеям: "Разве вы не читали, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? Как он вошел в дом Божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам?" (Мф 12:3-4). Он ссылается на историю, рассказанную в 21-й главе 1-й книги Царств: Давид, спасаясь от Саула, пришел к первосвященнику Ахимелеху и рассказал ему, что царь якобы отправил его выполнять срочное задание. Под этим предлогом Давид попросил у священника пищи, и тот согласился дать ему священные "хлебы предложения". Судя по рассказу Царств, Давид был один: перед этим он тайно встречался с Ионафаном, после этого он притворялся сумасшедшим при дворе Гефского царя Анхуса, явно в полном одиночестве, и даже сам первосвященник спросил его, почему он один.
То есть на самом деле никаких "бывших с ним" не существовало, Христос ссылается здесь не на реальную историю, а на гипотетическую ситуацию: первосвященник, поверив, что с Давидом должен следовать целый отряд, дал разрешение воинам этого отряда есть священные хлебы при условии, что они ритуально чисты. Христос ссылается на это разрешение как на прецедент, потому что Ему важна в данном случае не фактическая точность рассказа Давида (ее как раз и не было), а сама позиция Ахимелеха: оказывается, в определенных ситуациях есть священные хлебы можно и простому человеку. Именно такой вывод особенно важен был в контексте полемики Христа с фарисеями.
В особенности остро стоит вопрос о неточностях библейского текста. Речь идет о двух категориях. Во-первых, существуют расхождения между различными библейскими книгами: Мф (1:1-17) и Лк (3:23-38) приводят не совсем одинаковые родословия Христа, данные переписи Давида различаются в книгах Царств и Паралипоменон (4 Цар 24:9 и 1 Пар 21:5). Кстати, в Мк 2:26 (этот отрывок параллелен только что рассмотренному нами Мф 12:3-4) приведено другое имя тогдашнего первосвященника - Авиафар, а по книге Царств Авиафар был первосвященником после Ахимелеха. Кроме того, существуют расхождения между библейским текстом и данными современной науки. Например, Книга Даниила называет Навуходоносора отцом вавилонского царя Валтасара (5:11), тогда как по вавилонским источникам мы точно знаем, что его отцом и непосредственным предшественником на троне был Набонид, а Навуходоносор II был более дальним и непрямым родственником Валтасара. Следовательно, автор Книги Даниила либо просто не знал этих деталей, либо назвал Навуходносора "отцом" в том смысле, что он был славным предком и предшественником Валтасара.
Фундаменталисты склонны видеть в любом указании на подобные неточности текста подрыв авторитета Священного Писания. При этом они допускают возможную порчу текста в ходе его переписывания (так можно объяснить часть расхождений между библейскими книгами), но изначальный текст, по их мнению, был полностью свободен от ошибок, в т.ч. и в плане естественнонаучных и исторических фактов. Следовательно, для наиболее последовательных фундаменталистов любые научные данные, которые противоречат библейскому тексту, должны быть отвергнуты. Однако вопрос о том, насколько хорошо согласовываются данные науки с тем, что говорит Библия по тому или иному поводу, актуален не только для них, и разрешить его бывает непросто.
1.3.3. Библия как Священная История
Есть и еще одна черта Библии, которая часто упоминается христианами. Библия для них - прежде всего Священная История. К этому определению все привыкли, но все не так уж часто задумываются, что оно означает. Со словом "священный" мы постарались разобраться выше, но что означает слово "история"?
Во-первых, это текст, говорящий об истории. В Библии есть множество самых разных текстов: и гимны, и законы, и послания, и речи - но все они поставлены в исторический контекст. Моисеев Закон - не просто абстрактный свод правил, но Закон, установленный Богом для Его народа сразу после Исхода, Притчи - это изречения царя Соломона, многие псалмы привязаны к конкретным эпизодам из жизни Давида или израильского народа, и Послания Павла тоже обращены к конкретным людям и общинам в их конкретной ситуации.
Но вот систематического богословия в Библии практически нет - в ней приведены самые разные воззрения и утверждения, которых придерживались разные люди в разные исторические периоды. Сегодня среди богословов популярен такой жанр, как трактат по схеме "библейское учение о таком-то предмете". Строятся такого рода трактаты примерно так: берется готовое церковное учение об этом предмете, а потом подбираются соответствующие цитаты. Классическим примером может служить недавно переизданный труд П.А. Юнгерова "Учение Ветхого Завета о бессмертии души и загробной жизни"[35]. На самом деле совершенно невозможно найти в канонических книгах Ветхого Завета не сколько-нибудь связанного и целостного учения о бессмертии души. Более того, те места неканонических книг, где ясно говорится о надеждах на жизнь после смерти (например, 2 Мак 7), ничего не говорят о "бессмертии души" отдельно от тела: скорее, в их словах звучит надежда на последующее воскресение человека во всей его целостности.
Но Ветхий Завет дает нам другое: он показывает историю израильского народа, в том числе и историю его идей. Уже пророческие книги во многом переосмысливают и расширяют то, что было сказано в Пятикнижии. Точно так же и представление о смерти как о конечном пределе постепенно сменяется сначала робкой надеждой, а затем, в Новом Завете, и твердой уверенностью, что физическая смерть - не последний предел, что человека после нее ждет встреча с Богом.
Наконец, если мы говорим, что Писание - это Священная История, мы тем самым подразумеваем, что это не просто стенографическая запись каких-то событий и речей, но осмысленная и соответствующим образом рассказанная история. А значит, рассказчик мог быть озабочен не столько фактической точностью того, о чем он повествует, сколько осмыслением своего материала: он может его отбирать, обобщать, перегруппировывать таким образом, чтобы лучше и полнее донести свою мысль до читателя. Кроме того, одна из его задач - сделать текст литературно изящным, эстетически привлекательным, что тоже многое определяет в его манере письма.
Во-вторых, Библия - это текст, созидающийся и развивающийся в истории. Мы знаем, что на самом деле это не одна книга, но собрание книг, написанных разными людьми в разные времена по разным поводам и даже на разных языках. Более того, даже одна и та же книга не всегда была написана сразу. Вот как начинается Книга пророка Осии: "Слово Господне, которое было к Осии, сыну Беериину, во дни Озии, Иоафама, Ахаза, Езекии, царей Иудейских, и во дни Иеровоама, сына Иоасова, царя Израильского" (1:1). Итак, это собрание пророчеств, которые прозвучали по разным поводам в правление целых четырех царей! Вполне естественно, что в нее могли войти достаточно разные отрывки, вступающие друг с другом в сложные отношения.
В-третьих, это текст, порождающий историю. Речь может идти здесь о многом, но нас в данном случае интересует прежде всего история интерпрегации. Если Библия остается Священным Писанием общины верующих, значит, каждое новое поколение заново приступает к этому тексту. Новый читатель будет обязательно опираться на толкования предшественников, но совершенно не обязательно он с ними полностью согласиться. Поэтому нет и не может быть никаких абсолютных, раз и навсегда для всех заданных истолкований - хотя, разумеется, могут и должны быть разумные границы, выход за которые будет означать отказ от верности толкуемому тексту. А всякое толкование, всякий экзегетический метод принадлежит определенному этапу развития человеческой мысли, о чем и пойдет у нас речь во второй главе.
В нашей современности мы, в свою очередь, тоже можем увидеть, как библейский текст изменяет окружающий мир - медленно, но верно. Сейчас все чаще говорится о том, как само появление библейского текста на том или ином языке меняет историю этого народа[36].
В-четвертых, Библия - это текст, придающий истории смысл. Наша жизнь с точки зрения Библии перестает быть бессмысленным круговоротом событий, поглощающим людей и события, чтобы все повторялось вновь и вновь, она обретает свою отправную и конечную точку, обретает направление движения, а значит - смысл и оправдаиие. Человек, живущий в плену природных циклов, не видящий отправной точки и цели своего развития (именно это характерно для языческих культов), неизбежно будет возвращаться к прежним бедам и проблемам. Священная История избавляет нас от такой дурной бесконечности.
С этим связана и кажущаяся свобода, с которой апостолы и евангелисты обращались с ветхозаветными цитатами, вырывая их из исторического контекста. Они не просто добавляли к своей аргументации слова и выражения, которые случайным образом оказывались подходящими, а смотрели на вектор исторического и духовного развития, стоявший за этими пророческими словами, и указывали точку, к которой был направлен этот вектор (см. подробнее раздел 2.1.2). Разумеется, не всякому толкователю Библии такое может быть позволено.
1.3.4. Экзегетика ж богословие: что раньше?
Подойдя к полкам хорошей библиотеки или большого книжного магазина, где стоят книги "по религии", мы обязательно обнаружим там труды, посвященные Библии и посвященные богословию, и граница между ними будет не слишком четкой: так, одни книги будут посвящены библейскому, а другие - систематическому или догматическому богословию (не говоря уже о всех прочих его разновидностях). Так что раньше, Библия или богословие? Если богословие, то какое именно?
Как отмечает Г. Осборн[37], у библейского и систематического (или догматического) богословия несколько разные задачи: библейское просто описывает то, что встречается в Библии, а систематическое скорее определяет значение этих находок для жизни Церкви и отдельных верующих сегодня, актуализирует их, помещая в современный контекст. Систематическое богословие, как напоминает Осборн, часто называют "королевой библейских наук", но если быть точными, то это все-таки не библейская и не наука, а некая система представлений, которая опирается на библейский материал.
Д. Карсон напоминает[38], что в представлении многих людей взаимодействие разных дисциплин выглядит линейно: от экзегезы мы нереходим к библейскому богословию, а от него - к систематическому. То есть сначала мы интерпретируем некоторое количество библейских текстов, потом на их основании выстраиваем стройную схему вероучения, изложенного в Библии, а потом уже прилагаем это к вероучению нашей собственной церкви. На самом деле, экзегеза никогда не совершается в пустоте, и все три элемента этой схемы: экзегеза, библейское богословие, систематическое богословие - ас ними и история богословия - постоянно взаимодействуют и влияют друг на друга. Это еще одна модель того самого герменевтического круга, о котором мы уже говорили[39].
Далее Осборн говорит[40], что в последнее время можно постоянно слышать о "кризисе библейского богословия". В самом деле, появляется все больше работ, носящих такие названия ("Богословие Нового Завета", "Богословие Ветхого Завета"), но между ними не просто нет согласия - буквально каждая из них предлагает собственную схему.
Во многом причиной тому служит разнообразие библейских текстов, отсутствие неких универсальных схем. Например, Павел подчеркиваег, что человек спасается не делами, а верой (Ефес 2:8-9), а Иаков утверждает, что "вера без дел мертва" (Иак 2:14-16) - оба выоказывания истинны, они не противоречат друг другу, но они явно подходят к вопросу о роли благих дел в спасении человека с разных сторон, и в самой Библии никакой третий текст не устанавливает определенного соотношения между ними. В то же время любая попытка создать "богословие Нового Завета" обязательно должна будет сосредоточиться на вопросе об отношении веры и добрых дел. И решение, как и предполагает принцип герменевтического круга, будет во многом определяться взглядами самого автора и той традиции, к которой он принадлежит: он будет выбирать именно те отрывки и цитаты, которые созвучны его собственной догматике.
Канон НЗ у всех христиан (за исключением Эфиопской Церкви) один и тот же, различия в ВЗ каноне тоже касаются не самых важных книг. Но у разных христианских сообществ может быть свой "канон внутри канона", т. е. собрание наиболее авторитетных текстов, которые кладутся в основу их вероучения. Упрощенно говоря, протестанты будут настаивать на оправдании верой и только верой, католики будут напоминать о значении добрых дел как признака веры - хотя ни одна из сторон не отвергнет другую цитату полностью.
Как формулирует Карсон[41], "Новый Завет полон противоречий, он включает многие богословские точки зрения, которые не могут быть выстроены в единую систему, и разница здесь не только в словах, но и в понятиях, и состоит он из документов, написанных на протяжении такого длительного периода, что богословские положения более ранних текстов оказались устаревшими в ходе дальнейшего развития". Эта фраза может показаться экстремистской, но, в самом деле, в одном и том же Евангелии мы встречаем Иоанна Крестителя, учеников до Воскресения и учеников после Воскресения - нельзя не признать, что их представление о том, кто такой Иисус, не вполне одинаково. Тем большую разницу мы увидим, если включим в этот ряд апостола Павла, особенно в начале и в конце его миссионерской деятельности.
Вообще, все живое достаточно неоднозначно и переменчиво. В одном и том же тексте Иоанн Креститель указывает на Иисуса как на Того, Кого возвещали пророки (Мф 3:3) - и через некоторое время обращает к Нему через учеников вопрос "Ты ли Тот, Который должен прийти" (Мф 11:3); апостол Петр обещает последовать за Христом до конца (Мф 26:33) - и в ту же ночь отрекается от Него (Мф 26:75). Абсолютно последовательными бывают машины, но не люди.
Более того, в одном и том же Евангелии от Иоанна Христос говорит вещи, которые кажутся противоположными: "Я и Отец - одно" (10:30) и "Отец Мой более Меня" (14:28). Одно из этих выражений можно понять только через призму другого. Церковь подсказывает, что главное здесь: "Я и Отец - одно"; второе высказывание не отменяет первое, но говорит о добровольном подчинении Сына Отцу, о том, как Он умалился в воплощении. Есть, разумеется, и другая трактовка. В древности ариане, а в наши дни свидетели Иеговы настаивали, что Христос вовсе не был равен Богу и что за основу надо брать высказывание "Отец мой более Меня".
Где же критерии выбора? Если истолковывать Библию исключительно изнутри самой Библии, его нет: можно понять так, можно эдак. Но есть коллективный опыт прочтения этого текста общиной верующих, которая его и породила - вот что обычно называют церковным Преданием (отметим, что сегодня у всех христиан без различия конфессий одно и то же учение о единстве Отца и Сына, что и отличает их от ариан и свидетелей Иеговы).
Можно ли тогда сказать, что церковное учение определяет наше понимание библейского текста? До некоторой степени так оно и есть. Как пишет Карсон[42]: "Важно понимать, что практически всякий, кто не является атеистом [или агностиком -А. Д.], придерживается того или иного вида систематического богословия. Это вовсе не значит, что всякое систематическое богословие хорошо, полезно, взвешено, разумно, основано на Библии; это всего лишь значит, что большинство людей придерживаются какого-то систематического богословия. Представим, к примеру, человека, который говорит, что не признает в Библии Слова Божьего.... Но если он не атеист, он все же верит во что-то касательно Бога (или богов, но для удобства мы сочтем его монотеистом). Он принимает в свое сознание верования, которые он считает последовательными".
И вместе с тем, конечно, любое церковное учение проходит своеобразную проверку текстами Священного Писания, и как только человек приходит к выводу, что проверка провалена, он, если захочет оставаться честным перед самим собой и перед Богом, должен будет сформулировать новое учение, или принять иное, уже существующее. Собственно, так и возникают со времен Реформации новые христианские конфессии.
Осборн пишет: "Слишком часто мы полагаем, что наше толкование и есть то, что сказано в Библии, не понимая при этом многих других факторов, которые определяют значение. В результате богословская схема строится на ожерелье цитат, в раввинистической манере нанизанных друг на друга, и они якобы "доказывают" справедливость тех или иных богословских формулировок. Но проблема в том, что оппонент приводит свой набор цитат (часто это совсем другие тексты, говорящие о том же предмете, при этом каждая сторона игнорирует цитаты другой стороны!), и оба спорщика разговаривают сами с собой, а не друг с другом"[43].
Осборн приводит показательный пример: "Один из моих студентов в семинарии несколько лет назад подошел к навещавшему нас ученому- кальвинисту (сам он принадлежал к умеренно арминианскому крылу) и спросил: "В чем основное различие между Вашими взглядами и моими?. Профессор несколько театрально воскликнул: "Мои - библейские!" Но как мы проверим, чьи взгляды больше соответствуют Библии?"[44]
Здесь может потребоваться небольшое пояснение. И классическое кальвинистское, и арминианское богословие (оба, разумеется, относятся к протестантизму) основаны на Библии и вполне согласны, что падший человек в своем нынешнем состоянии не способен принять призыв Святого Духа и обратиться к Богу. Но, говоря упрощенно, для кальвинистов человечество делится на избранных, которые предопределены ко спасению и призваны благодатью Божией, причем человеческая природа уже не может ей воспрепятствовать, и всех остальных. Те, кто избран, призван и уверовал, пребывают в избранном и спасенном состоянии навсегда и уже не могут отпасть. Но с этим не согласны последователи Я. Арминия и Дж. Уэсли, которые говорят, что человек сам способен сделать выбор по своей воле и уверовать при содействии Святого Духа. Те, кто единожды уверовал, могут в дальнейшем отпасть. Разумеется, обе стороны приводят многочисленные цитаты в доказательство своей правоты.
О подобном споре подробно рассуждает У. Кляйн[45]. Кто спасен - на этот вопрос Библия дает, на первый взгляд, разные ответы. Некоторые цитаты звучат так, что Христос спас все человечество, ибо такова и была воля Божья. Например: "...Это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины. Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший Себя для искупления всех" (1 Тим 2:3-6). "Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают то медленней; но долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию" (2 Петр 3:9).