В своем докладе Санджорджи сообщает, что однажды утром в начале 1897 года слуги разбудили Игнацио и Франку Флорио очень рано. Игнацио пришел в ярость, обнаружив, что ночью вилла была ограблена и пропало некоторое количество произведений искусства. Однако тем, кого больше всего возмутило столь наглое ограбление, был не commendatore Игнацио Флорио-младший, а человек, которого он отругал и которому приказал исправить положение. Этого человека звали Франческо Ното – садовник семейства Флорио, крепкий, широкоплечий, с лысым черепом и закрученными вверх кончиками усов, который не позволил бы никому, кроме Флорио, устроить ему нагоняй. Игнацио прекрасно знал, что на самом деле его садовник является главарем мафиозной группировки Оливуцца. Младший брат и помощник Ното, Пьетро, тоже работал на вилле Флорио – он выполнял обязанности охранника. Столь незначительные, на первый взгляд, должности не должны вводить в заблуждение, поскольку на самом деле они имели огромное стратегическое и символическое значение, позволяя защищать виллу, принадлежавшую богатейшему сицилийскому семейству, вокруг которого вращалось все высшее общество Палермо. Фактически ограбление виллы Оливуцца было направлено против братьев Ното, и они знали, кто его осуществил.
Шеф полиции Санджорджи выяснил, что поводом для ограбления стало событие, случившееся несколько недель назад. Группа мафиози, которой руководили братья Ното, похитила десятилетнюю Одри Уитейкер. В тот день девочку вывезли на верховую прогулку в расположенный на северозападной окраине Палермо королевский парк Ла Фаворита, где богатые бездельники часто охотились на перепелов и устраивали скачки и конкуры. Четверо выскочивших из кустов бандитов напали на конюха, которому семейство Уитейкеров поручило защиту своей дочери. Конюха избили и прививали к лошади, а Одри увезли в неизвестном направлении. Ее отец Джошуа ("Джосс") Уитейкер получил письмо с вежливым требованием заплатить выкуп в 100 000 лир.
Санджорджи прекрасно знал, кто такие Уитейкеры. Эта семья принадлежала к наиболее влиятельной династии английских бизнесменов, обосновавшихся на Сицилии. (Британская колония в Палермо возникла и укрепилась еще во времена наполеоновских войн, когда Королевские вооруженные силы оккупировали остров.) Как и их друзья из семейства Флорио, Уитейкеры получали доходы от продажи марсалы. В 1901 году их, как и семейство Флорио, пригласили в Лондон на церемонию похорон королевы Виктории. Помимо прочего, разросшееся семейство Уитейкеров в значительной степени было проводником английского образа жизни, которому на их примере обучалось высшее общество Палермо. Именно они познакомили сицилийцев с обычаем проводить приемы в садах. На заднем дворе виллы ставился шатер, где гостям подавали необычные кушанья. Уитейкеры основали благотворительное общество помощи брошенным младенцам, общество по защите животных, а также открыли в Палермо футбольный и крикетный клубы. Эффи Уитейкер, мать маленькой Одри, была весьма эксцентричной особой. Она ездила по Палермо в карете, а на плече у нее сидел попугай. Птица клевала лежавшие в серебряной коробке семечки подсолнуха, а для того, чтобы убирать птичий помет, имелась специальная серебряная лопаточка. Другой страстью Эффи был лаун-теннис. В саду Уитейкеров имелось три корта, которые назывались, соответственно, Инферно (преисподняя), Пургаторио (чистилище) и Парадизо (рай). Общественное положение гостя во многом определялось тем, каким кортом ему или ей разрешалось воспользоваться. Во время игры попугай Эффи летал над игроками. Во время одного из матчей юный Винченцо, брат Игнацио Флорио, явно не разделявший сентиментального отношения англичан к животным, застрелил эту изнеженную птицу, сидевшую в тот момент на дереве.
Похищение Одри Уитейкер было далеко не первым конфликтом семейства Уитейкеров с мафией. Уитейкеры не были связаны с этой преступной организацией столь тесно, как Флорио. В молодости брат Джосса Джозеф "Пип" Уитейкер получил целый ряд писем с изображением черепа и скрещенных костей. Авторы этих писем требовали от него денег. Наставники Пипа из Харроу наверняка одобрили бы его манеру блефовать. "Я прекрасно знал, кто является главой местной мафии, – вспоминал он, – и потому отправил ему послание, в котором уведомил, что в случае моей смерти эти письма с указанием его имени будут доставлены в полицейский участок. После этого у меня не возникало никаких осложнений". Спустя несколько лет, когда невестка Джосса прогуливалась по саду семейной виллы, чья-то высунувшаяся из-под ограды грубая рука схватила ее за ногу. На этот раз реакция семьи была более взвешенной. Уитейкеры решили, что, если этот инцидент является угрозой, его лучше не предавать огласке. К тому времени часть семейной собственности уже находилась под "опекой" мафиози.
После того как похитили его дочь, Джосс Уитейкер тоже решил молчать. Он сразу же выплатил требуемую сумму и наотрез отказывался признавать факт похищения. Спустя несколько дней малютка Одри вернулась домой. Загадочные источники Санджорджи не только открыли тайну похищения Одри Уитейкер, но и сообщили о том, что огромный выкуп привел к разногласиям внутри мафиозной группировки Оливуцца. Двое ее членов, кучеры Винченцо Ло Порто и Джузеппе Карузо, остались недовольны полученной долей. Они решили пойти на рискованный шаг, sfregio. Как поясняет Санджорджи, слово sfregio является чрезвычайно употребительным в мафиозной терминологии и имеет два тесно связанных друг с другом значения. Во-первых, sfregio – это обезображивающая рана, а во-вторых, что более важно, публичное оскорбление, в результате которого человек теряет лицо. Поскольку мафия стремится к безраздельному владению конкретной территорией, самым страшным sfregio является ущерб, нанесенный собственности, "охраняемой" другими мафиози. Как выразился Санджорджи, "одним из канонов мафии является признание сфер деятельности ее членов. Отрицание права исключительности на закрепленной территории представляет собой личное оскорбление".
Именно Ло Порто и Карузо украли произведения искусства, находившиеся на вилле Флорио. Это ограбление и было sfregio, дабы опорочить руководителей клана Оливуццы. Нагоняй, который Игнацио младший устроил Франческо Ното, вызвал у всех тревогу. Вновь цитирую Санджорджи: "Эти два кучера достигли поставленной цели, которая заключалась в том, чтобы унизить своего босса и его помощника".
Впрочем, братья Ното отреагировали на sfregio с удивительным спокойствием. Во-первых, они сделали все, чтобы восстановить свою репутацию, которую потеряли в глазах Игнацио Флорио. Они пообещали двум похитителям большую часть денег, полученных за возвращение Одри Уитейкер, и даже вознаграждение за возврат награбленного на вилле Флорио. Таким образом, спустя всего несколько дней проснувшихся Флорио ожидал еще один, но на сей раз более приятный сюрприз: пропавшие вещи, все до единой, были возвращены и лежали на тех самых местах, откуда их похитили.
После возвращения имущества Флорио садовник и охранник взялись за Ло Порто и Карузо. Убийство любого "человека чести" – событие, вызывающее обеспокоенность всей преступной организации. Но в данном случае были затронуты интересы семейства Флорио, "кормившего" мафию, поэтому требовались решительные меры. После того как братья Ното тайно сообщили главарям других группировок о поведении Л о Порто и Карузо, состоялось слушание дела, в котором принимали участие главари восьми мафиозных cosche. Собрание проходило на территории клана Фальде, а не на территории Оливуцца, что лишний раз говорило о причастности к решению этого вопроса всей организации. Братья Ното явно рассчитывали на большее, нежели просто обвинительный приговор. По мнению Санджорджи, они желали общего одобрения смертной казни, – и добились того, что хотели. Чтобы избежать подозрений и как следует спланировать убийства, мафии потребовалось несколько месяцев.
Исполнение приговора назначили на 24 октября 1897 года. В тот день обоих кучеров заманили на плантацию Лаганья под предлогом того, что там якобы состоится очередное ограбление. На плантации их поджидали убийцы – по одному от каждого мафиозного клана. Сначала в Ло Порто и Карузо выстрелили те, кто привел кучеров в Лаганью. Другие мафиози, дождавшись, когда приговоренные поднимутся на ноги, прикончили их. Изрешеченные пулями тела сбросили в подземелье, а сверху кинули четвертый и последний труп – тело молодого мафиозо, казненного на этой же плантации за кражу имущества своего босса. За неделю до убийства кучеров он был убит несколькими выстрелами в голову, когда сел за стол, будучи уверен в том, что сейчас начнется карточная игра.
Санджорджи предстояло не только рассказать о групповых расправах и вымогательстве и объяснить, при каких обстоятельствах четверо пропавших мужчин расстались с жизнью, но и доказать это на суде и представить подтверждение существования организации, которую он именовал "тайным братством". Ему не хватало свидетелей. Однако вскоре найтись еще два свидетеля; что примечательно, ими снова оказались женщины.
Когда жены казненных кучеров обнаружили, что стали вдовами, мафиози рассказали им вымышленную историю о героической гибели мужей, которых якобы убили люди из соперничавшей шайки за то, что они отказались участвовать в похищении брата Игнацио Флорио – подростка Винченцо, подстрелившего попугая. Другими словами, вдовам сказали, что их мужья погибли потому, что оставались верными слугами семьи Флорио, а не потому, что они обокрали их виллу.
Спустя несколько недель этот обман был раскрыт матерью Игнацио, грозной баронессой Джованной д'Ондес Тригона. Двадцать девятого ноября 1897 года, вскоре после того как запах разложившейся плоти выдал местонахождение сброшенных в колодец трупов, баронесса покинула виллу Флорио в Оливуцце и поехала в женский монастырь, на который много жертвовала. На пути ей встретилась вдова Винченцо Ло Порто, которая принялась умолять баронессу о помощи. Но ее надежды рухнули, когда баронесса изрекла: "Не отнимайте у меня время. Ваш муж был вором, который вместе с Карузо ограбил мой дом".
Когда обе вдовы решились обратиться в полицию, Санджорджи получил прямое доказательство того, что баронесса знает всю подоплеку этого ограбления. Она считала, что Ло Порто получил по заслугам и явно была осведомлена лучше, чем вдовы убитых мафиози и чем полиция, обнаружившая тела, но не слишком далеко продвинувшаяся в расследовании. Напрашивался следующий вывод: всем членам семейства Флорио осторожно намекнули, что двое воришек плохо кончили, пострадав за свою возмутительную дерзость. Поскольку порядок был восстановлен частным образом, никому из Флорио не пришло в голову сообщить об этом в полицию. Более того, их причастность к убийствам могла оказаться даже более явной. Санджорджи не знал, о чем говорил Игнацио младший со своим садовником-мафиози в то утро, когда ему сообщили о краже. Есть все основания предположить, что в ходе этого разговора Игнацио обронил некий намек, предопределивший судьбу воров.
При изложении, как всегда обстоятельном и подробном, этой истории Санджорджи пользуется заявлениями, которые сделали обе вдовы. Он также указывает, что было бы полезно для расследования допросить баронессу Флорио. Долг повелевал ему сделать это, но нетрудно представить себе исполненную горькой иронии улыбку на лице Санджорджи, когда он пишет:
"Синьора Флорио является благочестивой и знатной дамой. Трудно сказать, чем она обладает в большей мере: огромным богатством, которое находится в ее полном распоряжении, или общеизвестными достоинствами своей необычайно благородной души. Поэтому, если бы ее пригласили дать показания под присягой, вполне вероятно, что она либо отказалась бы прийти, либо сумела бы скрыть от правосудия факт своей встречи со вдовой Ло Порто".
У Санджорджи не было ни единого шанса удовлетворить свое желание: власть, которой обладали Флорио, ставила их выше закона. С другой стороны, и без баронессы Санджорджи располагал тремя свидетелями, которых готовили к даче показаний. Эти три женщины понесли по вине мафии тяжкие утраты, но увы – показания ни одной из них не могли стать решающим доводом в пользу раскрытия сути мафии.
Санджорджи составлял свой доклад на протяжении 1898 года и продолжал заниматься этим в первые месяцы 1899 года. Он постоянно сталкивался с противодействием мафии. Брат одного из кучеров, убитых за ограбление виллы Флорио, был вынужден покончить жизнь самоубийством, поскольку его подозревали в сотрудничестве с властями. Страну пришлось покинуть одному из осведомителей Санджорджи, который, по всей вероятности, был главным источником информации о трупах в колодце. Санджорджи обеспечил этому человеку безопасный выезд, а полиция снабдила его паспортом. Но все оказалось тщетно: наемный убийца настиг этого человека в Новом Орлеане и отравил его. Санджорджи признавался, что у него были сомнения относительно того, сумеет ли он довести свое расследование до суда. Он жаловался, что судья, который вел это дело, – человек, "крайне подверженный чужому влиянию и малодушный". Между тем мафия снова и снова давала знать, что она продолжает свою войну. По-прежнему совершались убийства и исчезали люди. Из преступного мира приходили вести о переговорах, о создании новых альянсов и о нарушениях перемирий.
25 октября 1899 года Санджорджи получил шанс. На месте преступления был взят с поличным "человек чести". Жертва нападения уцелела; к удивлению Санджорджи этой жертвой оказался не кто иной, как, повторяя слова шефа полиции, бывший "главарь региональной организации и один из верховных руководителей мафии". Сухопарого мужчину лет пятидесяти звали Франческо Сиино. Он был главарем клана Маласпина и успешно занимался торговлей лимонами. До недавних пор он занимал место на самой вершине мафиозной пирамиды, о которой полиции стало известно благодаря сведениям из тайных источников.
Санджорджи немедленно ухватился за этот шанс, снова поставив себе целью оказать давление на тот участок, который он считал наиболее слабым, – на женщин. Надежно спрятав Сиино, он распустил слух, что раненый главарь вот-вот умрет. Затем он устроил очную ставку между женой Сиино и арестованным за нападение на Сиино "человеком чести". Будучи не в состоянии сдерживать чувства, женщина кричала: "Infame,Infame" (Это оскорбительное слово, которым мафиози обычно называют предателей, переводится как "бесчестный подонок".) Выяснилось, что на счету Сиино и его сообщников целая серия убийств. Вскоре Франческо Сиино узнал о том, что его жена разговаривала с шефом полиции Санджорджи, и тоже перестал запираться и поведал о тех, кого он называл "компанией друзей". Теперь у Санджорджи был pentito, необходимый для того, чтобы выстроить обвинение.
Допросы перебежчика постепенно позволили Санджорджи понять сущность междоусобной войны мафии, взглянуть на нее изнутри. Санджорджи осознал, что эта война представляет собой не просто хаотическую перестрелку между отдельными бандами, а является результатом разброда в организации. При этом, даже во время войны, мафия соблюдает свои правила, говорит на своем языке, ведет свою дипломатию и даже пользуется собственным историческим опытом.
К тому времени, как полиция выяснила, что Франческо Сиино занимал пост "главаря региональной организации и является одним из верховных руководителей мафии", власть уже ускользала из его рук. Теперь власть над мафией, всегда зависевшая от денег и влияния, находилась в руках альянса, который составили главы семейств Пассо Ди Ригано, Пиана деи Колли и Перпиньяно. Верховным же главой союза был дон Антонио Джамонна, тот самый "неразговорчивый, напыщенный и подозрительный" мафиозо, который добился многого в 60-е годы XIX века, под покровительством барона Николо Турризи Колонны. В 70-е годы он подвергался судебным преследованиям в связи с делом доктора Гаспаре Галати. В 1898 году Джаммона владел большим домом на улице Каваллаччи, в том же пригороде Пассо Ди Ригано, где семьдесят восемь лет тому назад он появился на свет. Его сын был капо, руководивший повседневной деятельностью в этом районе, а сам старик, как отмечает Санджорджи, все еще оставался "мозговым центром" мафии: "Обладая огромным опытом, накопленным за долгие годы пребывания в среде преступного мира, он своими советами направлял деятельность мафии. Он давал указания, как совершать преступления и выстраивать защиту, в особенности подыскивать алиби". Тот факт, что Джаммона по-прежнему сохранял свое влияние, свидетельствовал о том, что мафиози успешно переросли статус неорганизованных головорезов. К тому времени "тайное братство" вот уже четыре десятилетия являлось неотъемлемой частью общественной жизни Палермо.
Поводом к началу междоусобной войны, которая то вспыхивая, то затихая, продолжалась в период с 1897 по 1899 годы, была полицейская облава на фальшивомонетчиков клана Фальде, та самая облава, в содействии которой в конце 1896 года обвиняли Джузеппу ди Сано. Именно дон Антонино Джаммона пытался смягчить удар, полученный в результате утраты фабрики. В январе 1897 года состоялось совещание главарей восьми cosche: Пиана деи Колли, Акуасанты, Фальде, Маласпины, Удиторе, Пассо Ди Ригано, Перпиньяно и Оли-вуццы. Как и прежде председательское место занял Фран-ческо Сиино. Поскольку утрата фабрики привела к снижению доходов, атмосфера была жаркой. Джаммона чувствовал слабость Сиино и решил воспользоваться ситуацией в своих целях. Понимая, что его авторитет поставлен под сомнение, Сиино поднялся и произнес следующую фразу: "Что ж, если меня больше не уважают, пусть каждая семья решает и действует по собственному усмотрению!" Заседание продолжили, но лишь для того, чтобы определить сферы влияния каждой группировки. Вскоре после этого совещания семейство Джаммона принялось устраивать набеги на район, находившийся под "покровительством" Сиино. Однако Сиино не поддавался на провокации. Обе стороны прекрасно знали, какому риску подвергнутся в том случае, если их сочтут зачинщиками конфликта.
Развитие противостояния ускорило появление одного молодого сумасброда, племянника Франческо Сиино и помощника главаря группировки Удиторе. Как сообщает Санджорджи, Филиппо Сиино был "весьма горячим, самонадеянным и дерзким молодым человеком". Он стал посылать старику Джаммоне письма с угрозами. В ответ на эти угрозы около сорока мафиози высших рангов собрались на сходку в строении, где у дона Антонино стоял пресс для давки маслин. Не делая никаких конкретных заявлений, старый босс тем не менее ясно дал понять, кто является автором подметных писем. Один из собравшихся предложил Франческо Сиино без лишнего шума унять своего племянника.
Вместо этого семейство Сиино срезало несколько опунций на плантациях Джаммоны. Сами по себе эти мясистые, плодоносящие кактусы не представляли интереса, но тот факт, что их срезали, был явным sfregio. Ответные действия семейства Джаммона носили ограниченный характер: они уничтожили растения на участке, который находился под охраной молодого Сиино. Тот не пожелал утихомириться и снова нанес ущерб собственности Джаммоны.