Элла подошла к зданию, опять поднялась по лестнице и вошла в уже знакомую комнату. "Ну вот, успела как раз вовремя, – подумала она, – все уже в сборе, но встреча еще не началась".
Нири уже сидит, и матери потихоньку рассаживаются по местам. Элла садится там же, где сидела в прошлый раз: между Клодин и Орной. Рут, одетая опять во все белое, и Анна в сером спортивном костюме и кроссовках, оживленно беседуя, продвигаются к своим стульям. Сев, Рут обращается к Нири:
– Я как раз рассказала Анне, что вчера наш приятель сказал моему мужу: "А ведь ты спишь с бабушкой", на что Ицик, мой муж, ему ответил: "Нет, я сплю со студенткой"…
Рут заливается довольным смехом, вызывая улыбки у окружающих.
Мики выключает свой серебристый телефон, небрежно кидает его в сумку и спрашивает:
– Что именно вы изучаете?
– Альтернативные методы психотерапии, – отвечает Рут, машинально потирая большой зеленый камень на кольце, – и делаю это с огромным удовольствием. Во-первых, то, что я приезжаю раз в неделю из Иерусалима в Тель-Авив. Я уж заодно использую этот день, чтобы погулять по городу, обязательно встретиться с подругами, ну а теперь еще и наша группа. Кроме того, я самая старшая в классе, все там в возрасте моих детей. Я возвращаюсь на тридцать лет назад, разве это не кайф?! Если вы меня спросите, что меня больше радует – то, что я студентка, или то, что я бабушка – честное слово, я не знаю, что вам ответить. И к тому и к другому мне тяжело привыкнуть. Хотя учеба для меня – дело более знакомое: начав однажды, я уже больше не прекращала; все время были какие-то курсы, семинары. Но вот бабушка? Я?
Рут, улыбаясь, качает головой и разводит руками.
– Вы прямо читаете мои мысли! – присоединяется к ней Това, выпрямляясь на стуле и приглаживая за ухом непослушную прядку волос. – Я абсолютно не вижу себя бабушкой, это не укладывается у меня в голове. У меня такое чувство, будто я сама только недавно родила!
– Это действительно непостижимо, – энергично кивая головой, соглашается с ней Рут. – Прошло уже три месяца, как родился Гайчик, а мне все еще странно, что я – бабушка. Мне не совсем понятно, как это объяснить; ведь вот я сделала мою маму бабушкой, когда ей было сорок три, а мне уже пятьдесят семь, вроде вполне нормальный возраст, не так ли? И все равно мне тяжело с этим свыкнуться. Может, потому, что я полна сил и планов и у меня масса дел…
Она замолкает и переводит взгляд на Клодин.
– Как у вас дела? Как вы себя чувствуете?
– Я, слава богу, в полном порядке, – отвечает ей Клодин, широко улыбаясь, – успокоилась. Не знаю, что это напало на меня в прошлый раз, как будто навалилось все разом. Это бывает.
Наступает короткая пауза, во время которой женщины, словно заново здороваясь, обмениваются взглядами и улыбками.
Элла поднимает глаза на Маргалит, и та замечает, обращаясь ко всей группе:
– Как мы сегодня быстро начали.
– Да, – отвечает Нири, – вам даже не понадобилась моя помощь, чтобы начать встречу. Ваше состояние сегодня напоминает мне реку перед половодьем: если не открыть вовремя шлюзы, она выйдет из берегов и затопит всю округу. У меня такое впечатление, что вы уже определили и тему, которой мы коснемся сегодня, – это ваше отношение к новой графе, появившейся в вашем титульном списке.
В комнате вновь воцарилась тишина – никто не спешит быть первой – но на этот раз она не давит. Волнение, которое испытывала Элла в течение всего дня, думая о группе, исчезло без следа; она абсолютно спокойна.
– Интересно, – вступает Маргалит, – как раз на этой неделе я думала о том же, о чем только что рассказала Рут. Несколько месяцев тому назад у меня на работе я записалась на короткий семинар под названием "Этапы в нашей жизни"; записалась и – забыла. Он состоялся на этой неделе; если бы моя подруга мне не напомнила, я бы его пропустила. Так что получается, что на этой неделе я участвую в двух похожих группах. Маргалит привычным жестом поправляет шляпку.
– Ведущая группы попросила каждого участника рассказать об одном событии, которое резко изменило его жизнь. И я не могла выбрать между тем днем, когда я осиротела, и "днем рождения бабушки" – как я называю мое последнее превращение – двумя событиями, казалось бы, несравнимыми. В обоих, на мой взгляд, есть парадокс. С одной стороны, эти перемены очень резкие и происходят мгновенно, с другой – они тянутся долгое время. Моя мама внезапно скончалась два года назад, а моему внуку чуть больше месяца, но в обоих случаях я все еще в процессе привыкания, перехода из одного состояния в другое. Поэтому я не могу сказать, которое из них потрясло меня больше; ни с одним из них я еще окончательно не свыклась.
– Я тоже это пережила, – еле слышно произносит Элла, слегка откашлявшись.
– Я потеряла родителей уже давно. Моя мама умерла, когда мне было тринадцать, а папа – двадцать четыре. И вот сейчас – я вдруг бабушка. Мне потребовалось много времени, чтобы свыкнуться с тем, что я сирота, но к мысли, что я бабушка, я привыкла чик-чак.
Элла замолкает на миг, прежде чем продолжает с полуулыбкой:
– Иногда я подхожу к зеркалу и сама к себе обращаюсь: "Баба, бабуля…"
В комнате раздается смех; Элла продолжает улыбаться, машинально перебирая бахрому все той же зеленоватой шали.
Това ободряюще смотрит на нее, понимая, как тяжело она переносит всеобщее внимание.
– Мои родители еще по-прежнему со мной, – говорит она, обращаясь к Элле. – Правда, папа уже нуждается в постоянном уходе, но мама еще полна сил. Она необыкновенная женщина, моя мама… Всю свою жизнь, еще совсем маленькой, я думала о том дне, когда их не станет. Я готовлю себя к этому уже долгие годы, то есть думаю об этом, боюсь этого. И с годами это происходит со всеми вокруг меня, но не со мной…
Она смеется, но затем резко осекается и серьезно продолжает:
– И о том, что когда-нибудь стану бабушкой, я думаю уже давно. Мне кажется, что первый раз я подумала об этом в мою первую беременность. Как-то у меня появилась мысль, а что будет, когда я окажусь в положении моей мамы; что я буду чуствовать, когда моя дочь будет беременна? Длительное время я к этому не возвращалась, и эта тема начала занимать меня вновь, когда, повзрослев, я почувствовала, что уже готова стать бабушкой, что уже пора; когда у всех подруг, одной за другой, рождались внуки, а у меня все – нет… Я не могу объяснить до конца, но у меня появилось такое чувство, что должна быть причина, оправдание тому, что я все еще существую. Мне кажется, мы можем прожить долгое время, вообще не задумываясь о подобных вещах, как вдруг, в один прекрасный день, в нас начинает зреть неясное чувство, что "что-то надвигается"; и в голове начинают крутиться мысли, от которых невозможно избавиться. Словно в нас вселилось сознание, что что-то обязательно должно произойти; что так предусмотрено природой, и мы начинаем думать об этом беспрерывно. Страх потерять родителей сопровождает меня всю жизнь; иногда я думала об этом больше, иногда – меньше. Но мысли о внуках начали появляться только в последнее время, когда это уже вроде как стало напрашиваться. Будто в нас заложен специальный часовой механизм, который сверяет свой режим с жизненным циклом в природе, и подготавливает человека к плавному переходу в следующий этап.
– Я в точности знаю, о чем вы говорите, – соглашается с ней Рут. – Я тоже несколько лет назад начала вдруг чувствовать, что во мне просыпаются "гормоны бабушки". Эдакое внутреннее состояние, что уже пора, что это мне сейчас очень подходит… Возможно, и на меня повлияло то, что большинство моих подруг уже нянчат своих внуков.
– А я ничего подобного не испытывала, – говорит Анна как будто сама себе и поднимает глаза на Нири. – Не то что заранее, но даже, когда Наама позвонила мне сообщить, что она беременна, это прозвучало для меня как гром среди ясного неба. Мало того что она беременна, так еще в первый раз и – двойня! Это было так неожиданно! И первое, что мне пришло в голову, что она, Наама, будет матерью и какой именно матерью она будет. О себе, о том, что я стану бабушкой, я вообще не думала; да и сейчас эта тема меня не особо занимает.
Элла смотрит на Анну и думает про себя, что она действительно совершенно не похожа на бабушку. У нее стройная тонкая фигура, блестящие густые волосы и гладкое ненакрашенное лицо. "Хотя и я тоже не выгляжу бабушкой, и никто не верит, что у меня такая взрослая дочь", – невесело заключает она.
Клодин, слушавшая всех с большим вниманием, замечает:
– Я тоже никогда не думала о том, как стану бабушкой, – у меня были другие заботы. Когда у тебя семеро детей, тебе некогда мечтать. Но как только Лиат объявила, что она выходит замуж, я только об этом и стала думать. Я не предполагала, что у нее это займет столько времени; они женаты уже четыре года. Я была готова к этому намного раньше, хотя мне сейчас только сорок пять.
Я не могла себе представить, что мой муж не разделит со мной эту радость, но, к сожалению, это случилось слишком поздно.
Голос Клодин становится еле слышным, она смотрит в пол. После короткой паузы она продолжает уже более уверенно:
– В тот день, когда я узнала об этом, я была самым счастливым человеком на земле.
Ее лицо розовеет, в глазах появляется блеск; она выпрямляется, и от этого движения еле различимо звенят ее многочисленные браслеты.
– Я начала прыгать от радости – прыгать, плакать, – я не могу вам описать, что я чувствовала, когда она сообщила, что беременна. Вы не можете себе представить, что дома творилось… Все мне говорили: "Подожди, вот ты узнаешь, что это! Это совсем иначе, чем с ребенком!" Так что я уже давно ждала, когда у меня в доме, наконец-то, появится внук или внучка. Я вообще не думаю о том, что буду бабушкой, я думаю о том, что у меня будет внук. И уже сейчас, хотя он еще не родился, я только подумаю об этом, а у меня в сердце уже что-то екает. И это, когда я его еще не видела! Я себе представляю, что будет, когда я его увижу! – Клодин от возбуждения хлопает в ладоши. – Все меня предупреждают: "Ты даже не представляешь, как это, когда ты берешь его на руки". И я… я больше не могу терпеть! Я уже хочу его видеть! Я его обожаю!
Она счастливо улыбается, приглашая всех разделить с ней ее огромную радость.
Маргалит подается вперед и открывает рот, но Мики останавливает ее нетерпеливым движением руки:
– Я очень хорошо помню это "подожди, подожди", как я это ненавидела! Откуда они знают, как это будет у меня? Может, у меня это будет иначе? Но сегодня я точно знаю, что все они были правы. Если я не увижу его хотя бы один день, я сойду с ума! Я вам говорю, у меня налицо все признаки влюбленности, я себя чувствую, как в старые добрые времена! Я смотрю на часы, когда же, наконец, будет пять, и я увижу мою лапочку. А самый кайф я ловлю, когда остаюсь с ним: я могу с ним делать все, что хочу; он не сопротивляется и не огрызается.
Все в группе смеются, только Това остается по-прежнему серьезной.
– У меня такое впечатление, что из-за рассказов все тех же подружек, которые говорят: "Ты не понимаешь, что это, и не представляешь, как в одно мгновение изменится твоя жизнь", я не могу понять, что я чувствую по правде, а что – потому, что мне говорят, что это то, что я должна чувствовать.
– Это точно, – соглашается с ней Мики. – У меня, правда, все в порядке, можно сказать, отлично; я, что называется, счастливая бабушка, но я вижу, что творится вокруг. Я недавно слышала об одной с моей работы, очень известной, но я не буду называть ее имени, неважно, так вот, ее невестка не дает ей видеть внука. Они не ладят, и таким образом она ей мстит. Далеко не во всех семьях существуют такие хорошие отношения между всеми, как у меня, но никто не бежит об этом рассказывать, большинство держат это в секрете. Вот и эту историю я услышала через кого-то, из вторых рук.
– Я начинаю понимать, откуда взялось выражение "бабушкины сказки", – улыбаясь, добавляет Анна, а затем, перейдя на серьезный тон, продолжает. – Я думаю, что действительно к "бабушкиным сказкам" надо относиться снисходительно: они не всегда отражают настоящую картину. По-моему, можно их слушать, но не принимать на веру каждое слово. Мы сами увидим, как это будет у нас. По-моему, всему свое время: вот когда мы испытаем это на себе, тогда мы по-настоящему поймем, что это значит – быть бабушкой.
Она переводит взгляд на одну из картин на стене, но тут же поворачивается в сторону Клодин, которая резко вскакивает со своего места то ли от волнения, то ли из страха, что ее кто-нибудь опередит.
– Вы знаете, почему я записалась в группу? – говорит она взволнованно. – Потому что я чувствую, что скоро лопну, а поговорить мне не с кем. Иногда я пытаюсь заговорить с моими подругами; но стоит мне заикнуться о том, что Лиат беременна, как они сразу начинают рассказывать о своих внуках и о том, как изменилась их жизнь. Ну и что мне остается? Как только я открываю рот, чтобы рассказать, что я чувствую и с каким нетерпением жду, как они опять за свое: "Подожди, подожди, вот он родится!" – и вновь начинаются истории, которые я уже знаю наизусть. Их не особенно волнуют мои сегодняшние переживания; вот и получается, что мне не с кем поделиться. Поэтому, наверное, на прошлой неделе меня как будто прорвало: просто у меня нет другого места, где бы я могла говорить о себе.
"И у меня тоже нет такого места", – отмечает про себя Элла, погружаясь в уже ставшее привычным чувство одиночества, которое окутывает ее, скрывая от непрошенных глаз, как накинутая на плечи любимая зеленоватая шаль.
"Но ведь я и не пыталась его найти, – обрывает она себя, но сразу добавляет с надеждой. – А может, здесь, в группе, меня наконец-то услышат?"
– Вы правы, – вступает в беседу Това.
Она снимает с себя легкую вязаную кофточку и тщательно складывает ее на коленях.
– И вокруг меня тоже никто не интересуется тем, что происходит со мной; все меня спрашивают только, как моя дочка, а после родов, наверное, будут спрашивать, как мой внук. Я вместе с Мики уверена, что есть бабушки, которые мне сейчас рассказывают, как у них все замечательно, только потому, что знают, что иначе быть не должно. Вне всякого сомнения, и это вполне логично, что существуют женщины, которые не испытывают огромного удовольствия от своего нового положения, но и они надевают на себя маски счастливых и гордых, обожаемых всеми бабуль. Что касается меня, то на сегодняшний день, до того как Ширли родила, я не особо вникаю в проблемы бабушек и не задумываюсь над тем, какой именно бабушкой стану. И у меня нет никакого желания следовать общепринятым правилам – такой я должна быть, так я должна себя вести. Есть бабушки такие, и есть бабушки другие: есть, которые переживают больше, а есть, которые – меньше. Откуда мне знать, какой из них я стану. Я постараюсь принять себя такой, какой я буду, и не заниматься самобичеванием. Я постараюсь почувствовать. Покамест я абсолютно ничего не чувствую по отношению к внуку, который будет. Ничего. Только по отношению к дочке. Я боюсь за нее еще больше, чем это было на нашей прошлой встрече. Может, со мной что-то не в порядке, если меня совершенно не занимает мое скорое превращение в бабушку? – обращается она к Нири. – Но что меня, да, волнует, так это, буду ли я, что называется, настоящей бабушкой.
– Настоящей бабушкой? – переспрашивает Нири.
– Ну да, – поясняет Това, – настоящая бабушка, как мать моей невестки, жены брата. Которая все время что-то варит, все время рассказывает о своих детях и внуках – в них вся ее жизнь. У нее, как у вас, Клодин, их семеро, чтоб не сглазить. А я не такая и никогда не была такой. Я, кстати, считаю это моим плюсом, а вот моя дочка меня иногда этим попрекает.
– У меня была "настоящая" бабушка, – взволнованно вступает Орна, – всем бабушкам – бабушка! Мы так любили друг друга! Я любила ее совсем иначе, чем маму; и связь между нами тоже была иной. В отношениях с бабушкой меня ничто не напрягало: бабушка есть бабушка, это не мама. Даже когда она на меня сердилась (а она умела сердиться), я всегда знала, что все закончится объятиями и поцелуями. С мамой было не так: когда она сердилась, она наказывала. Правда, она ни разу не подняла на меня руки, не дай бог, но с ней все было совершенно иначе. Бабушке я могла рассказать все, абсолютно все. Но это зависит еще и от человека; я, к примеру, на нее не похожа. И моя мама, когда уже стала бабушкой, не была такой. Моя бабушка действительно была особенной, я таких больше не встречала. Я бы очень хотела, чтобы мои внуки смогли это сказать обо мне, – грустно заключает она, задумчиво поглаживая себя по плечам.
Маргалит тяжело вздыхает.
– Если говорить о бабушке, которая может служить примером, так у меня была потрясающая бабушка, не похожая ни на кого. Я просто преклонялась перед ней. Она пережила катастрофу, потеряла во время войны все, но самое страшное – она потеряла двух дочерей. Меня назвали в честь одной из них, а мою сестру – в честь другой. Им было семнадцать и восемнадцать, когда их забрали. Они были старшими, за ними были еще пятеро сыновей и дочка. По своему поведению она была настоящая аристократка. Я уверена, что адские муки пережитого не оставляли ее до последнего дня, но я никогда не видела ее подавленной, желчной или озлобленной. Удивительно! Что я видела в ней? Благородство и красоту. Она всегда была очень эстетична и ухожена, я не помню ее неопрятной, как бабушки моих… Всегда чистая, аккуратная; мне всегда хотелось к ней прижаться. Особенно я любила трогать мизинец на ее ноге, он был таким гладким. Она была такая чистая, аккуратная, мягкая и приятная.
Маргалит останавливается. Она сидит неподвижно, устремив взгляд поверх голов, затем, сделав еще один глубокий вдох, продолжает, по-прежнему не отводя глаз от стены напротив:
– Она меня называла "моя Маргушечка". Из двадцати пяти внуков я была "ее внучкой", и я всегда об этом знала.
Наклонившись вперед и обведя всех взглядом, Маргалит продолжает с грустной улыбкой:
– Я обожала бывать у нее. Когда я приходила туда, меня всегда ждали книги, приготовленные специально для меня. Но ей было очень важно, чтобы никто не был обижен; этому я учусь у нее. Каждую субботу она приготавливала мешочки с подарками для всех внуков, раскладывая: две конфетки – две конфетки, жвачку – жвачку… Не дай бог, чтобы в одном мешочке было на конфетку больше. Только чтобы не было обид. Вместо подарков она придумала еще кое-что интересное: мы получали от нее деньги соответственно возрасту. Когда мне было десять лет, я получила десять лир. И это очень мудро, потому что один внук хотел часы, другой – что-то другое… Главное, чтобы не было обид. Это великая вещь! А как она готовила! Я научилась у нее всем законам кашрута; я была еще девочкой, но она научила меня всему. И она шила, и вышивала, и вязала; и этому я тоже научилась у нее. Поразительно! Это была моя школа жизни, до сегодняшнего дня я пользуюсь этими знаниями. Она была необыкновенная женщина. И когда она умерла, она умерла на мне. Она попрощалась со мной, – добавляет Маргалит трясущимися губами.
– То есть, как это – на вас? – удивленно переспрашивает Клодин.