Миха как-то даже признался, что в её присутствии он чувствовал себя так, словно рядом с ним находилась граната с выдернутой чекой. Но, надо полагать, всё же было в этой высокой худощавой женщине, которая была лет на восемь старше его, нечто такое, что заставило Воронка сделать свой выбор. Тот же Миха нехотя признавал, что Сашка, похоже, души не чаял в своей молчаливой спутнице. Это было видно по жестам, взглядам, по тому, как он прикасался и обращался к ней.
Они недолго пробыли в городе и вскоре уехали в Крым. Оттуда из Симферополя Воронок с женой, не заезжая домой, вернулись к себе в Сибирь.
Несколько лет его мать получала от него довольно крупные денежные переводы из разных старательских посёлков с трудно произносимыми названиями, а затем они перестали приходить так же, как и редкие письма. Все попытки матери и сестры узнать, что же с ним случилось, так ни к чему и не привели, а последовавший затем развал Союза и вовсе сделал его поиски невозможной затеей. Воронок исчез бесследно на бескрайних просторах Сибири. Не объявилась и его суровая жена.
Днепропетровск, 9 октября 2011 года
Владимир Философ
Первое письмо от Философа я получил, вернувшись домой в сентябре после студенческой поездки в колхоз на уборку урожая. Он писал, что прибыл к месту назначения в небольшой районный центр, расположенный неподалёку от алтайских гор, окаймляющих к востоку хакасские степи, среди бесконечного моря тайги, окружающей его со всех сторон. В тайге были разбросаны прииски, зоны да редкие поселения людей, связь с которыми обеспечивали, в основном, грунтовые дороги. Ему дали служебную квартиру со всеми удобствами. Население довольно необычное, места дикие, но удивительно красивые и жить здесь можно. Писал, что скучает по нашим пацанам, по украинскому теплу, фруктам и овощам.
Следующее письмо пришло к Новому году. Из него следовало, что работы у него прибавилось, поскольку к зиме старательские бригады подтягиваются к городу на отдых. Намытое золото превращалось в деньги, а деньги в незамысловатые всевозможные развлечения, которые чаще всего заканчивались пьяными разборками. Вот тут-то и начиналась работа ментов, следователей, а то и собровцев, когда кто-то из зэков совершал побег. То есть, по сути, ничего не изменилось в образе его жизни: те же трупы, те же расследования, те же запутанные человеческие судьбы. Между строк сквозило, что капитан запоздало жалеет о том романтическом поступке, который толкнул его на перемену места работы.
К лету тон писем переменился. Капитан поездил по тайге, проникся её суровой красотой, непростыми людьми, населяющими край. Рассказывал о приисках, об охотничьих заимках, о поселениях староверов, описывал их быт, отношения. Было интересно читать его рассказы о местных преданиях, которые, сидя вечером у костра и прихлёбывая крепчайший чай, передают из поколения в поколение старики из коренного местного населения, чем-то похожего внешне на монголов.
Как правило, в них фигурировали боги, в незапамятные времена сошедшие с небес на землю на огромном корабле. Они владели секретами, способными изменять суть вещей, и долгие годы управляли людьми. Потом что-то случилось, и часть их ушла в тайгу, куда-то на запад. Они унесли с собой Источник Силы, без которого корабль не мог улететь обратно в небо. Шло время, оставшиеся боги перестали вмешиваться в жизнь людей и однажды ушли внутрь рогатой горы, той, что там на юго-востоке. Вход они завалили огромными глыбами и поставили стражей, чтобы никто из смертных не мог потревожить их покой. Рассказчики длинными мундштуками своих прокуренных трубок даже указывали направление, в котором нужно идти, чтобы попасть к этому заколдованному месту.
Через какое-то время от Философа пришло очередное пространное письмо, в котором он писал, что рассказы местных жителей о прилетевших на землю богах не давали ему спокойно спать. А неделю назад он взял за свой счёт отпуск, уговорил двух местных охотников стать его проводниками, после чего и оправился в сторону горы с заснеженными вершинами. Шесть суток они не вылезали из сёдел и, наконец, перед ними ближе к ночи совершенно случайно открылась короткая плоская долина, поросшая редким кустарником. За ней на фоне всё ещё светлого неба виднелась горная гряда с необычным очертанием вершины.
Они остановились у небольшого озера с горячей водой, бурлящей от пузырьков газа, шедшего с каменистого дна, развели костёр и приготовили себе ужин. Его компаньоны вскоре уснули, а он долго ещё сидел у тлеющего костра и всматривался в громаду горы, закрывшей ночной небосвод. У людей, длительное время занимающихся сыском, развивается особое чувство самосохранения, предчувствие опасности, которое нередко спасает им жизнь. Володя не стал идти к горе ночью, которая притягивала его, словно магнит. Вместо этого он передвинул бревно, медленно перегорающее в костре, чтобы его тепла хватило до утра, и лёг спать.
Проснулись они, когда солнце уже стояло довольно высоко. Его лучи сожгли остатки утреннего тумана и сделали контрастной на фоне безукоризненно голубого неба очертания старой лиственницы, на нижних ветвях которой слабо трепетали сотни разноцветных лоскутков. Это обращение аборигенов к духам гор и леса, пояснили проводники. Скорее всего, это место у них считается священным.
Теперь затерянную в горах долину можно было рассмотреть неспеша, обстоятельно, что они и сделали. Плоское дно её посередине было перечёркнуто осыпавшимся рвом, который начинался неподалёку от их стоянки и, сужаясь, стрелой уходил в сторону горы, которая плоской стеной уходила ввысь на противоположном краю долины. В том месте, где ров упирался в стену, виднелось нагромождение огромных камней, в котором угадывался определённый порядок, нарушенный временем. Да и собственно камни имели слишком правильную форму для того, чтобы быть естественным образованием.
На расстоянии ста метров перед стеной поверхность земли оказалось девственно чистой: ни травинки, ни кустика, ни дерева. Лишь камни, да косточки мелких животных покрывали её. Это показалось странным его провожатым, которые всю свою жизнь провели в тайге. Один из них за неимением ничего лучшего снял свою шляпу, которую хранил ещё с Афгана, и швырнул её в сторону скопления камней. И в то же мгновение оттуда ударил тонкий голубоватый луч. Шляпа мгновенно вспыхнула и огненным шариком упала на землю. Они, естественно, не стали испытывать судьбу, сделали несколько снимков фотоаппаратом, который Философ предусмотрительно захватил с собой, и тронулись в обратный путь. По дороге решили пока никому не рассказывать о том, что им удалось обнаружить у подножья рогатой горы.
В конверт с письмом были вложены две черно-белые фотографии. На одной из них была видна долина, рассеченная посередине узким рвом, который заканчивался у горы с волнистым очертанием вершины на дальнем плане, на другой – отвесная стена с нагромождением крупных блоков у подножья. В очертании камней и в том, как они были сложены, действительно было что-то искусственное. И чем дольше я вглядывался в эти фотографии, тем сильнее в глубине сознания крепла мысль, что мне когда-то уже приходилось видеть и эту долину, и эти аккуратно сложенные в незапамятные времена, а теперь покосившиеся блоки. Но как такое могло быть, я так и не смог понять.
На обратной стороне одной из фотографий была набросана схема. Пунктирная линия на ней начиналась у городка, где жил и работал Философ, и заканчивалась у горы, над которой почему-то всходило солнце. Я спрятал фотографии вместе с письмом, решив, что придёт время и мне удастся найти ответ на эту загадку.
Письма Философа всегда были интересны, и я хранил их, перечитывая время от времени. Прошёл год, из последних писем я понял, что у него появилась женщина. Он довольно скупо писал о ней, но можно было понять, что была она лет на десять моложе его и жила в довольно большом таёжном селе километрах в тридцати от городка. Отец и четверо братьев были потомственными охотниками, занимались промыслом пушного зверя. Хозяйство вели мать и дочь, которая была младшей в семье.
У дочери возникла какая-то проблема с местным населением, когда она приехала с матерью в город за покупками. Философ случайно оказался рядом и по своему обыкновению жёстко наказал парней, которые пытались затащить девушку в машину. Один из них, как потом оказалось, был её односельчанином и даже безуспешно пытался ухаживать за Наташей, так звали девушку.
Парень оказался на редкость здоровым лбом, он свирепо сопротивлялся и позже устроил нешуточную драку в камере предварительного заключения. Одного из ментов, дежурившего в этот злополучный день, даже пришлось госпитализировать с серьёзной травмой головы. В итоге всё это закончилось для парня тремя годами лишения свободы. Во время оглашения приговора он, не отрывая взгляда, волком смотрел на Философа, словно тот был виноват в его беспутной жизни.
Позже в город приехал отец с сыновьями. Они нашли капитана и чисто по-человечески пригласили его в ресторан. Он согласился, понимая, что отказ по местным меркам равносилен преднамеренно нанесённой обиде. Новые его знакомые оказались людьми интересными, с хорошим юморком и острым умом. С ними было приятно расслабиться и не думать ни о чём плохом. Расстались, словно старые знакомые. Охотники приглашали в гости, обещая показать всё, чем богаты их окрестности.
Спустя месяц ему случилось проезжать через это село, он вспомнил о приглашении и заехал на огонёк. Капитана приняли, как родного. Особенно ему обрадовалась Наташа, которая часто вспоминала высокого молодого человека, так кстати пришедшего ей тогда на помощь. Это заметил не только капитан, но и все домашние, что стало основной темой для шуток. Уезжал Философ из этого дома неохотно, обещал приезжать, как только представится такая возможность. Провожали его всей большой семьёй. Уже садясь в машину, он увидел, как Наташа улыбнулась ему своими огромными синими глазами. Они обещали подарить ему сказку.
Последующие письма были проникнуты оптимизмом. Володя уже не размышлял о том, что лучше вернуться обратно. У него появился, как он говорил, свет в окошке, его Наташа.
А потом письма перестали приходить. Я упорно посылал ему свои, которые становились всё короче и тревожнее, но ответ так и не приходил. И только где-то через год я получил короткое письмо от командира местных собровцев подполковника Ярцева Александра Петровича. В нём он сообщал, что ему выделена квартира, в которой раньше жил капитан Владимир Философ. Обнаружив мои письма, он счёл своим долгом ответить на них, поскольку очень уважал своего предшественника.
Далее он писал, что капитан погиб в неравной схватке с группой сбежавших зэков, случайно оказавшись на их пути. Погиб вместе со своей невестой на лесной заимке. Он, подполковник, ещё застал его живым, но сделать уже ничего было нельзя. С местными охотниками его бойцы догнали беглых зэков, и он сам лично озаботился тем, чтобы их смерть запомнилась каждому, кто собирался поднять руку на работника милиции. Похоронили их на кладбище села Верхнее Усолье, где за могилой будет обеспечен надлежащий уход.
Личные вещи капитана он собрал в картонную коробку, они дожидаются того, кто приедет за ними. Приглашал посетить их места, где охота и рыбалка не знают себе равных.
Прочитав письмо, мы с Лёхой дали себе слово, что когда-нибудь обязательно поедем в это сибирское село и навестим нашего друга в его последнем пристанище.
Днепропетровск, 17 октября 2011 года
Анна Залевская
Меня долго беспокоил вопрос: за что я любил её? Что было в ней такое особенное, всё ещё не позволяющее забыть эту непростую девушку с черно-белой душой? Почему по прошествии стольких лет, вспомнив Анну, я чувствую, как что-то тревожное, недосказанное просыпается в моём сердце, словно нашим судьбам ещё суждено пересечься где-то там, в далёком будущем? Это уже потом, значительно позже, прожив достаточно долго, я понял, что любовь чувство иррациональное. Она не подвластна рассудку. Нельзя так просто взять и перечислить совокупность признаков, наличие которых в женщине гарантированно приводит к тому, что в сердце мужчины вдруг вспыхивает огонь любви. Мои друзья Орлов и Воронок тоже любили своих женщин, которые внешне и внутренне отличались друг от друга, словно лёд и пламень, но они их любили, как подарок судьбы.
Анна без труда стала студенткой Новочеркасского политехнического института. Она всегда хорошо училась и вступительные экзамены для неё не стали проблемой. На третьем курсе неожиданно для всех она прервала учёбу и вышла замуж за офицера-пограничника. Они уехали к месту его службы куда-то на Дальний Восток. Затем прошло ещё два года, и она вернулась продолжить обучение в институте. С мужем к тому времени она развелась, не объясняя причины такого решения. Просто однажды утром, сидя в постели и глядя перед собой на пустую стену, она сказала ему, что уезжает и требует развода. Поскольку детей у них не было, эта процедура не заняла много времени.
Прошло ещё несколько лет, и Анна на короткое время вернулась домой. Она долго стояла на кладбище у того места, что предположительно было место захоронения человека, который навсегда оставил след в её сердце, положила цветы на зелень травы и ушла, не оборачиваясь, ушла навсегда.
Затем Анна разыскала детский дом, в котором воспитывался Олег, брат погибшего Осы, и, проявив редкую изворотливость, забрала его с собой. Они уехали, и больше никогда не появлялись в нашем городе. Их следы надолго затерялись на огромных просторах агонизирующего Союза.
Днепропетровск, 16 октября 2011 года
Ирочка Лавренёва
Ирочка, как и предполагалось, поступила в Кишинёвский государственный университет, где кафедрой международной экономики заведовал родной брат её отца. Она довольно весело провела свои студенческие годы и была очень удивлена, когда вдруг оказалось, что учёба закончилась. Дядя выхлопотал ей свободный диплом, избавив от необходимости ехать на работу по распределению. Какое-то время она жила в Кишинёве, но друзья её большей частью разъехались, а те, кто остался, с головой погрузились в новые обязанности. Было невыносимо скучно, и Ирочка решила съездить домой. В родном городе тоже было скучно по той же причине: все знакомые по школе ребята жили новой, взрослой жизнью, в которой развлечения занимали далеко не первое, и даже не третьестепенное место.
Однажды от нечего делать она решила пойти вечером в местный ресторанчик. Зал был практически пуст. Она, пытаясь скрыть разочарование, заказала кофе, салат, рыбу в фольге и белое вино. Официант быстро принял заказ, принёс кофе и удалился. Ирочка, мелкими глотками отхлёбывая горячий напиток, стала размышлять о своей неудавшейся жизни.
Пять лет студенческой жизни пролетели, как один день. Практически все её подруги вышли замуж, даже те, кто на её взгляд и вовсе не подходил для этого социального статуса, некоторые уже даже обзавелись детьми, а у неё что-то не складывалась благополучная семейная жизнь. Да, что там благополучная, вообще никакая не складывалась. Господи, и что же она такая невезучая… Неужели права мама, говоря о том, что она пустышка, а таких не любят серьёзные мужчины. То есть, они на них тоже женятся, но только в случае крайней необходимости, например, в случае беременности, да и то не всегда. Какие они, всё-таки, сволочи, эти мужики! Как спать с ней, так они выстраиваются в очередь, а как жениться, так нет, она им, видите ли, не подходит.
Расстроенная Ирочка пригубила вино и в этот момент заметила высокого симпатичного парня, вошедшего а зал. Его лицо показалось ей знакомым. Она напрягла память и, вдруг, вспомнила. Это был Литовцев, Валера Литовцев. Он жил где-то в районе рынка и ходил в ту же школу, что и Ирочка, но закончил её года на три раньше. Валерий тоже заметил одиноко сидящую Ирочку, которую не видел лет восемь. За эти годы она практически не изменилась, и он сразу узнал ту самую девушку, которая очень нравилась ему в школе, и к которой он так и не посмел тогда подойти по причине её невероятной на тот момент молодости. Он улыбнулся ей, она ответила такой же располагающей улыбкой узнавания. Валерий подошёл к столику, и они радостно поприветствовали друг друга. Жизнь перестала казаться томной.
Они пили вино, потом коньяк, танцевали, снова пили и так весь вечер. Потом Валера предложил специально для неё сварить кофе у него дома. Его родители переехали в другой город и оставили сыну трёхкомнатную квартиру в центре города после того, как, окончив медицинский институт, он получил распределение в местную психиатрическую больницу. Одним словом, домой Ирочка вернулась только на следующий день к вечеру. Выслушав упрёки матери, она сказала ей, что скоро выйдет замуж. Та недоверчиво усмехнулась, но дочь была настроена серьёзно. Она изменила манеру поведения, была чрезвычайно внимательна и предупредительна по отношению к новому мужчине в её жизни, словом, вела себя крайне разумно, имея в виду поставленную перед собой цель. Примерно через месяц выяснилось, что она таки беременна. Валерий, очарованный за эти дни новой подружкой, узнав эту новость, не стал тянуть время и тут же предложил ей руку и сердце. Так Ирочка вышла замуж.
Прошло десять лет. Их дочь, которую назвали почему-то Кассандрой, пошла в третий класс. Ирочка прибавила в весе несколько килограммов в самых неподходящих местах, но всё ещё привлекала взоры мужчин на улице. За эти годы у неё было лишь несколько непродолжительных романов, о которых, как она полагала, её муж не знал. Однако, врач, да ещё такой популярный, каким стал за эти годы Валерий Павлович, принимая жителей в сущности небольшого городка, не мог не знать о романтических историях, связанных с именем его жены. Он долго думал, как ему поступить с этой информацией, и в итоге решил не давать ей ход. Дело в том, что он чрезвычайно любил свою дочь, которая была к нему привязана гораздо больше, чем к матери. В случае развода, а это могло случиться, он, зная Ирочку, просто потерял бы её. Сама мысль об этом казалась ему невыносимой. В больнице, где он уже работал главным врачом, было полным полно молодых красивых сестричек, которые постоянно строили ему глазки. Валерий Павлович плюнул на моральные препоны и вскоре приобрёл репутацию местного донжуана, обаятельного и деликатного.
Ирочка довольно быстро тоже узнала об этом: мир, слава Богу, не без добрых людей. Это её не то чтобы огорчило, но заставило быть более осторожной. Дело в том, что к этому времени она уже основательно привыкла к тем удобствам, которые ей приносило положение жены главврача. Она подумала, ещё раз подумала и решила не поднимать шум, рассчитывая, что со временем всё как-то уладится. "Никуда он не денется от своей любящей дочурки", – такой была основная её идея. Они практически перестали заниматься сексом в одной постели, каждый стал жить своей параллельной жизнью, стараясь не мешать друг другу.