В силу живости характера Апполинарий Матвеевич не мог пройти равнодушно мимо любой красивой женщины, что, кстати, теми воспринималось вполне благосклонно. Любовные похождения учителя астрономии и всяческих смежных наук, что было нередкостью в школе по причине дефицита преподавателей как таковых, вносили немало оживления в однообразную жизнь нашего городка. Они были любимой темой для гневных, но таких захватывающих разговоров в женских компаниях. Как я узнал позже, с немалым для себя удивлением, на войне отец Дэна был снайпером и боевые действия окончил в звании майора.
Так состоялось моё знакомство с Дэном, которое продолжалось довольно долго, лет десять, наверное, не меньше. Нас объединяло многое: книги, которые мы читали, лёгкое отношение к жизни, чувство юмора, общая компания пацанов и многое другое. А потом мы вдруг окончили школу и поступили в университеты, находящиеся в разных городах. Время и расстояние постепенно нивелировали нашу дружбу, а ошеломившее меня впоследствии известие о том, что он изменил свою сексуальную ориентацию на противоположную, и вовсе вычеркнуло его из моей жизни.
Впрочем, не судите, да не судимы будете. Я ведь так и не знаю, как сложилась его жизнь.
Днепропетровск, 15 января 2011 года
Федот
Я хорошо помню его: средний рост, квадратный подбородок, чётко очерченная линия губ, красивый разрез глаз цвета чая, прямой нос, прямые русые волосы, изящная походка тренированного человека. В местной футбольной команде он был одним из лучших нападающих. Его левая рука, сломанная при падении, срослась неправильно и не до конца разгибалась в локте. Ею он в драке наносил коронный боковой удар, выдержать который мог далеко не каждый. А боец он был отменный, и об этом знали все, кому это было положено знать.
Федота всегда выручала просто невероятная реакция и хладнокровие. Я не помню, чтобы он когда-либо выходил из себя, нервничал, повышал голос. Чувство страха, как таковое, ему было неведомо. Наверное, с такими людьми хорошо ходить в разведку, за линию фронта. Им можно доверить защищать свою спину.
Его любили девушки и не только потому, что он был хорош собой и начитан. Он обладал лёгким характером, с ним просто было хорошо. Я ещё учился в школе, а он, закончив пэтэу, уже работал на стекольном заводе слесарем, неплохо зарабатывал и по этой причине мог позволить себе хорошо одеваться. Жил он почему-то один в большом доме. Я уже не помню почему, наверное, его родители умерли. В его доме мы иногда собирались в ненастное время послушать музыку, попить вино и поболтать о наших текущих делах.
Федоту я в какой-то степени обязан жизнью. Драки, в которых мы участвовали, возникали по разным причинам. Одними из наиболее массовых, носящих ежегодный и, я бы сказал, сезонный характер, были потасовки, которыми заканчивались проводы в армию. Это происходило ранней осенью, почему-то под утро, часа в три-четыре. В одной из таких драк, отличившейся особой жестокостью, мне пришлось схлестнуться одновременно с двумя парнями. Одного я довольно легко отправил в нокаут и внезапно боковым зрением заметил, как другой противник выхватил нож. Я почему-то сразу понял, что не успею уйти от удара: тот был слишком близко. И в этот момент, оттолкнув меня в сторону, Федот играючи перехватил руку с ножом, вплотную приблизился к нему и резко, как мяч в футболе, боднул головой. Парень вырубился мгновенно, я видел, как погасли его глаза. В тот вечер порезали троих, одного спасти не удалось.
А потом случилась большая неприятность. После того, как порезали наших молодых пацанов из секции бокса, Федот и Володя обзавелись обрезами. Оружие обладает той особенностью, что рано или поздно оно выстрелит. Так и произошло. Однажды вечером, напоровшись на большую банду пацанов с Рубежанки, они выстрелили в упор из трёх стволов. Уже через час их повязали. Потом был суд, им дали в силу разных смягчающих обстоятельств по пять лет. Вышли они через два года условно-досрочно за примерное поведение на зоне. Федот стал снова работать на заводе.
За это время я поступил в университет. В короткие приезды домой, которые случались всё реже, я с тревогой наблюдал за тем, как часто прикладывается к бутылке мой друг, как всё запущеннее становится его дом, в котором так и не появилась своя женщина. Он ушел из жизни совсем молодым. Ему не было и тридцати, когда он, забыв открыть заслонку в печи, уснул и не проснулся, отравившись угарным газом.
О его смерти я узнал намного позже, в те дни, когда и сам переживал не лучшие дни в своей жизни. С большим трудом мне удалось отыскать его могилу. Она была не ухожена, земля на ней просела и заросла бурьяном. Деревянный крест покосился, а на поржавевшей табличке с трудом угадывалась надпись: "Федотов А. В. 1946 г. – 1976 г.". Я достал из багажника машины бутылку водки, хлеб, два стакана. Полный стакан с ломтем хлеба на нём поставил на холмик для Федота, в другой плеснул себе, выпил, ощутив горечь водки. Прощай, и спи спокойно, мой друг… Надеюсь, когда-то в далёком будущем мы свидимся с тобой в том, параллельном, мире. По крайней мере, в это очень верила одна женщина, которую я когда-то любил.
Каждый раз, когда я вспоминаю о нём, мне становится бесконечно жаль, что такому огромному потенциалу, какой был заложен в этом человеке, так и не суждено было реализоваться. И ещё я думаю о том, как далеко бы он мог пойти, сложись его жизнь иначе. Но, к сожалению, никому ещё не удалось обмануть свою судьбу.
Славянск, 16 августа 2011 года
Валет и Светка Хиврич
Я познакомился с ним случайно. Валет шёл на работу, а я в спортзал. Мы жили на одной улице, наши дома стояли метрах в трёхстах один от другого. Мне приходилось видеть его и раньше, мы здоровались, но близких отношений не имели. Валет был старше меня года на три, держался, по причине разницы в возрасте и небольшого роста, солидно. Внешне он был похож на галчонка: смуглый брюнет с типичным французским, чуточку горбатым, носом, карими глазами и твёрдым рукопожатием. В футбольной команде был правым полузащитником, причём, довольно жестким. Всегда подчеркнуто спокойный, в драке Валет впадал в состояние неописуемой ярости, работая руками, ногами, головой. Сейчас бы его, наверное, назвали берсерком. По этой причине парни, которые были гораздо выше и крупнее его, старались не держать Валета в числе своих врагов. Из печатной продукции читал только колонку спортивных новостей, но в минуты откровенности, выпив слегка, признавался, что слушая наши обмены цитатами из О. Генри, "Двенадцати стульев" или "Золотого телёнка", втайне сожалеет, что так и не выработал в себе привычки к чтению.
Да, впрочем, это было и не удивительно: он рос с матерью, которая работала нянечкой в больнице, без отца. Детство было, мягко говоря, небогатым, потом пэтэу и работа слесарем на нашем стекольном заводе. Причём, работал он в цехе производства стекловаты, где стекольная пыль висела в воздухе и ею дышали, несмотря на респираторы и иные меры защиты. По этой причине на пенсию работники цеха уходили в пятьдесят, а женщины в сорок пять лет. Многие впоследствии умирали от рака лёгких, но кто об этом думает, когда тебе чуть за двадцать, да ещё и при повышенной зарплате. Поговорки о том, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, мы тогда ещё не знали.
Валет по какой-то внутренней причине любил девушек исключительно выше его ростом. Справедливости ради стоит заметить, что и они его любили до той поры, пока рыжая Светка Хиврич из нашего класса как-то не отмела их всех разом, затмив своей красотой и острым язычком. Из хорошей семьи заводских инженеров, более чем на полголовы выше его ростом, по нынешним меркам с внешностью фотомодели и очень расчётливым умом, она бы смотрелась неуместно рядом с любым парнем ниже себя ростом, но только не рядом с Валетом. Никому даже в голову не приходило пошутить по такому поводу, зная, какая разборка последует за этим. Валет умел поставить на место шутников.
Однако, пришло время и случилось так, что компания наша распалась по разным причинам, а Валета забрали в армию. Светка рыдала под утро у него на шее, клянясь в вечной любви и обещая ждать его возвращения. Валет в своей части служил водителем у высокого воинского чина и по этой причине домой приезжал каждые три месяца. По приезду они со Светкой закрывались у него во флигеле и выходили под конец побывки похудевшие, уставшие, но довольные друг другом. И её родители, и его мать, да и все вокруг уже смирились с тем очевидным фактом, что после его демобилизации из армии они поженятся, заведут детей, и будут жить долго и счастливо. Но не тут-то было.
Как-то через неделю после отъезда Валета в часть и всего за полгода до возвращения из армии, Светлана поехала погостить к родственникам в белорусский город Минск, куда он ездила довольно часто, и осталась там навсегда. Она вышла замуж за крупного партийного работника, который был старше её почти на двадцать лет, родила ему впоследствии троих детей, вдвое прибавила в весе и перестала быть той весёлой бесшабашной Светкой, которую мы все знали.
Мы встретились с ней на юбилейной встрече через много лет после окончания школы. Мне уже было несколько грустно и скучно от обилия не совсем узнаваемых немолодых людей, которые когда-то были моими одноклассниками, от их нетрезвых рассказов о неудавшейся жизни, от пьяных объятий и поцелуев. Внезапно меня атаковала роскошная, богато одетая женщина. Её было так много, что я чуть не задохнулся в аромате сладких духов, погрузившись по уши в необъятную грудь. Придя в себя и отдышавшись, я понял, что передо мной та самая Светка Хиврич, рядом с которой я просидел за одной партой весь десятый класс.
Мы вышли на балкон. Она закурила, и мы стали, как водится в таких случаях, рассказывать друг другу свои истории: где, когда, на ком, сколько, а ты всё ещё классно смотришься. Сама же она выглядела просто ужасно: толстая, немолодая тётка с прокуренным голосом. Её муж два года как умер, взрослые дети остались в Минске, сама она держит ресторан в Москве: будешь, непременно заходи, иначе обижусь. А ты, Серенький, кстати, очень даже ничего, как тебе это удаётся? Потом я отшучивался, затем мы неловко молчали, и, наконец, она спросила:
– Ну, а как моя детская любовь, как Валет?
– Он давно умер, – ответил я, даже не потрудившись найти более мягкую форму ответа, – нет, Света, больше твоей детской любви, он умер.
Она замерла. Потом как-то поникла, достала ещё одну сигарету, прикурила. Пламя зажигалки на миг осветило её изменившееся лицо, слезу, скользнувшую по макияжу, дрогнувшую руку.
– Ты знаешь, отчего он умер? Как это случилось?
В её голосе исчезли кокетливые нотки старающейся понравиться женщины. Это был голос той, прежней, Светки из нашей юности. Я рассказал ей всё, что знал. О том, как Валет неделю пил по-черному, когда вернувшись, узнал, что она уехала в Минск, как не мог добиться у её родителей, куда именно она уехала и где её искать, как поехал наугад в этот Минск и вернулся через месяц худой и почерневший без копейки денег в кармане. Вернувшись, он устроился на работу во всё тот же цех стекловаты, поскольку нужно было жить, лечить больную мать, ремонтировать прохудившийся дом. Потом были бесчисленные попойки и драки, калейдоскоп девиц и женщин, приводы в милицию и слёзы окончательно сдавшей матери.
Мать умерла во сне примерно через год после его возвращения из армии. Её смерть сильно повлияла на Валета. Он перестал пить, у него появилась постоянная девушка, возле дома красовался новый забор, выкрашенный в зелёный цвет. Вскоре он женился, а через год у них родилась дочь. Казалось, жизнь вошла в норму. Но это только казалось. Под пеплом, невидимый сверху, тлел огонь тоски, сжигающий душу. И через пару лет он вспыхнул черным пламенем. Он плакал у меня на плече пьяными слезами, прося объяснить, почему всё так получилось и в чём его вина. "Ты ни в чём не виноват, Валет, – сказал я ему тогда, – и никто не виноват. Пойми, это жизнь, это судьба, и не казни себя. Вспомни, у тебя семья, дочь. Валет, ты же мужик, возьми себя в руки".
Он обещал, что всё будет хорошо, что он всё изменит. Потом всё та же судьба развела нас на много лет. Вернувшись как-то домой, я узнал, что Валет умер. Рак лёгких. Мучился он не долго, всего полгода. Похоронили его на старом кладбище, на Бугре. Я был у него. Было видно, что за могилой ухаживают. Даже есть портрет на памятнике. С фотографии, улыбаясь, на посетителей смотрит Валет. Он в армейской гимнастёрке, молодой, весёлый, ведь дома его ждёт не дождётся рыжая подружка – Светка Хиврич.
Я говорил, а Светка тихо плакала. Потом мы долго молчали, а после она рассказала, как уехала и приняла в Минске решение разорвать свою любовь.
– Этот долбаный город с его скукой, убогая жизнь без перспектив, потом дети, у которых та же жизнь, только в ещё худшем варианте. И это, заметь, моя единственная жизнь. Серёжа, поверь, я сломалась неожиданно для себя: мне сделали предложение, и я дала согласие. Я всё, казалось, рассчитала правильно: дети устроены, я – богатая и свободная женщина, у меня всё есть. Да, только всё ли? Сейчас вот послушала тебя и такая тоска накатила. Был ведь огонь в моей жизни, был да сплыл. Сама загасила. И кто мне скажет, как я отмолю этот грех, и что для этого нужно сделать? Ты вот знаешь, скажи?
Мне нечего было ей сказать, я не священник и не отпускаю чужие грехи. Свои бы отмолить, да и то нет ни времени, ни решимости.
На следующий день я заехал за Светланой, и мы, купив цветы, поехали на кладбище. Могила была всё так же ухожена, как и насколько лет назад. А с портрета на нас, улыбаясь, смотрел молодой Валет. Впрочем, я неправ, не на нас. Он смотрел на свою Светку, которая, после стольких лет разлуки, наконец-то, опомнилась и решила вернуться к нему.
Днепропетровск, 22 марта 2011 года
Володя
Если вы в состоянии представить себе высокого стройного красавца брюнета с голубыми глазами и повадками альфа-самца, то это Володя. Последнее слово произносится с ударением на последний слог: это одновременно и имя, и уличная кличка. Жил он на соседней улице, вдоль которой красовались два десятка новеньких стандартных домов-близнецов, построенных заводом для своих рабочих. Улица так и называлась – Новая. Как и большинство сверстников, он закончил пэтэу, получил специальность электрослесаря и, как и его отец, работал на стекольном заводе. Я даже не могу вспомнить точно, как мы с ним познакомились. Скорее всего, это было после очередных соревнований по боксу, когда в компании парней, живущих в одном районе, мы возвращались домой. Так получилось, что мы остались втроём: я, Валет и Володя. Домой идти не хотелось, и мы долго болтали ни о чём, сидя на скамейке у нашего двора. Разошлись не скоро, а потом уже нередко, возвращаясь домой с тренировок, мы последние новости обсуждали у наших ворот.
Незаметно шло время, и вскоре Володя стал неизменной составляющей в моей жизни, как и другие наши пацаны. Мы вместе тренировались, вместе развлекались, вместе участвовали в разборках с окрестными плохими пацанами. Он, кстати, был первым, кто догадался отпилить стволы и приклад у двустволки своего деда. Вторым был Федот. Они вместе и применили их той самой ночью, которая в милицейских сводках получила условное название "Варфоломеевская". Вместе же они и получили срок, по пять лет каждому. Из них реально они отсидели два года, после чего за примерное поведение были отпущены домой, под надзор милиции.
Володя стал первым из нашей компании, кто решил жениться. Варенька же была моей одноклассницей, поэтому я хорошо знал её. Необычайно красивая и милая девушка, она как-то незаметно заставила его забыть об остальном женском окружении, родила сына и сумела построить семью. В период развала Союза Володя в отличие от многих не поддался панике, он всегда был бойцом в лучшем смысле этого слова. Он не позволял себе опуститься до пьянства, находил способы зарабатывать деньги, сумел вырастить сына и дать ему хорошее образование. Мне кажется, он был по-своему счастлив.
Умер довольно молодым от инфаркта.
Днепропетровск, 12 апреля 2011 года
Миха Квакин
Миха Квакин с матерью и старшим братом жили неподалёку от нас на соседней улице. Мои же родители и я ютились тогда в старой казарме дореволюционной ещё постройки. Это была квартира моей бабушки Олимпиады, матери отца. Потом отец построил наш дом, и мы переехали ближе к Озеру. Через некоторое время бабушка из-за катаракты совсем потеряла зрение, родители забрали её к нам, а старая казарма постепенно обветшала и рухнула в развивающийся рядом овраг.
В этом довольно глубоком яру прошли мои детские годы. По дну его струился полноводный ручей, который питали подземные воды. Там в изобилии росли деревья, жили одичавшие коты и собаки, и там же у нас был Штаб, где собиралась окрестная мелюзга. Разделившись на две команды – казаки и разбойники – мы сутками напролёт могли воевать друг с другом, придумывая по ходу дела довольно сложные тактические манёвры и ухищрения. Во время таких боевых действий мы с Михой однажды оказались в одной команде, да так и остались друзьями надолго.
Миха с годами вырос в коренастого крепкого парня, после восьмого класса поступил в пэтэу, где был прекрасный полноразмерный бассейн. Там он не только приобрёл профессию электрослесаря, но и стал кандидатом в мастера спорта по плаванию, освоив редкий на то время стиль баттерфляй. Миха был непритязательным парнем, но верным и ненавязчивым другом. С ним было легко и надёжно. В любой драке он был рядом, и ты знал, что твой тыл надёжно прикрыт.
После моего отъезда в университет, он вскоре женился и переехал в соседний город за рекой, где получил квартиру. Прошло несколько лет, и у него уже было двое детей – мальчик и девочка. Я не помню отчётливо его жену, но она всегда была рада принять у себя дома друзей детства своего мужа. Мне тогда казалось, что Михе было хорошо и спокойно рядом с ней.
Умер он так же неожиданно, как и Володя, по причине инфаркта.
Славянск, 20 августа 2011
Воронок
Сашка Воронов после отъезда нашего с Лёхой и Орлова как-то незаметно для всех стал во главе крупских пацанов. Довольно жёстко он застолбил свою территорию, и в центре города стало на удивление спокойно. Окрестные группировки, среди которых были свежи в памяти эпизоды, связанные с той самой Варфоломеевской ночью, с таинственной смертью Осы, причина которой так и осталась невыясненной, без его разрешения не смели даже показываться в районе стекольного завода. Так продолжалось почти два года, а потом Воронок неожиданно для всех уволился с завода, собрал самые необходимые вещи в старый рюкзак и уехал, как обещал когда-то, на восток Сибири мыть золото.
Пять лет о нём ничего не было слышно. А потом он приехал в отпуск. Приехал не один, а с женой. Я не видел её, не пришлось. Со слов же Михи, в чей дом Воронок с женой пришли в гости, Сашка круто влетел. При его внешних данных рядом с ним всегда вился рой самых симпатичных девчонок. Сибирская жена была им полной противоположностью. Для всех было совершенно непонятно, чем его взяла эта неулыбчивая бывшая зэчка с приличным стажем, с прокуренным голосом и холодными желтоватыми глазами волчицы. За всё время пребывания в гостях она вряд ли произнесла более десятка слов.