– Да, звонили. Всё как ты говорил: молчание или девочка умрёт, о чём ты будешь узнавать долго и тяжело… Кстати, они знают о тебе. Ты прав был в отношении того, что информация у них поставлена неплохо. Кто-то знает, что ты вернулся из Узбекистана?
– Нет, я уверен, что никто не знает. Во-первых, я вернулся на неделю раньше и никому об этом не говорил. Захотелось вдруг, понимаешь, побыть с Викой вдвоём: старею, наверное. Во-вторых, прямо из аэропорта я поехал к вам, где всё и узнал. Звонил только своим и всех предупредил, что меня пока нет в Городе. Так что обо мне никто ничего не знает, я в этом уверен.
Помолчав, он добавил:
– Кстати, Людмиле тоже звонили. Звонок был короткий, обращались, как к полной дуре. Еле привёл в чувство. Накачал её снотворным, сейчас спит. Андрюха при ней. Он знает только то, что маме плохо и ничего более. Как долго это будет продолжаться, трудно сказать. Зная Милкины нервы, думаю, что недолго. Андрею, скорее всего, придётся всё рассказать. На него ляжет непростая задача быть рядом с ней, тут уж ничего не скроешь.
– Да пожалуй, в своё время… Скажи, а голос звонившего был грубый, чуть хрипловатый?
– Да, такой нагловатый голосок.
Какое-то время в салоне висело тягостное молчание, нарушаемое лишь шелестом шин по асфальту. Переверзев вдруг спросил:
– А почему ты решил, что он обращался с Людмилой, как с дурой?
– Да, по тону было слышно, по манере говорить. Это чувствуется. Называл её только на "ты" и не иначе, как "кукла"…
– "Кукла", говоришь… Мне он тоже её так называл. Интересно, почему? Она ж не такая…
– Да, какая разница. Специально давят на психику, чтобы подавить волю к сопротивлению. Психологи, мать их… Поубивал бы уродов. Раньше бы им вышку впаяли, а теперь за мои бабки налогоплательщика я же их буду пожизненно кормить. А кто детей вернёт родителям? Кто склеит разбитые жизни? Скажи, кто? Твари, у меня они до суда не доживут…
– Да, ты прав, до суда они не доживут. Только их вначале достать нужно.
– Достанем, Серёга, нутром чувствую, достанем. Лишь бы с Машенькой всё обошлось.
В салоне снова повисло молчание. Каждый думал о чем– то своём. Затем Орлов произнёс:
– Кстати, куда едем? Может ко мне?
– Нет. Кто знает, нет ли наблюдения за твоей квартирой. Поедем к гаражам, к тем, что возле рынка.
– Хорошо, это гостиница?
– Увидишь, там и поговорим.
У Переверзевых было три машины: шестая мазда Ирины, его мерседес, и мерседесовский же вэн. Дом, в котором они жили, имел подземный гараж, где за ними были закреплены два места. Когда же по настоянию Ирины был куплен семейный автомобиль, которым пользовались редко, в основном для выезда на дачу, возникла проблема его стоянки. Сергей начал искать подходящий гараж и вскоре нашёл интересный вариант, который заинтересовал Переверзева, прежде всего, своей непомерной для такого класса недвижимости ценой.
Продавец встретил Сергея у ворот гаражного комплекса, который носил почему-то название "Пилот" и располагался очень удобно, практически в центре города. Мужчина, скорее всего, приходился ему ровесником и имел облик типичного украинского фермера: добротно одетый, крупный, с висячими черными как смоль усами и коротко остриженной с проседью головой, умным хитроватым взглядом. Он крепко пожал протянутую ему руку, оценил силу ответного рукопожатия и, улыбаясь, сказал на том суржике, который так нравился Сергею:
– Здоров будь, ты гараж будэшь куплять?
– Я, – поддаваясь его весёлому настроению, ответил Сергей, – ты что-ли его продаёшь?
– Я продаю. Срочно потрибни гроши, еду я к дочке на пеэмже аж у Швэцию. Буду помогать по месту ставыть дитэй и внуков на ногы.
– Ого, далече… И не страшно из родной и привычной нэньки?
– Та не, я ж з рукамы, робыты можу, трохы грошей маю, буду прывчаты швэдив до украинськой кухни. Вона им до вподобы, я знаю. Куплю маленькый ресторанчик, я вже знаю дэ и за скилькы. Все будэ путём.
Он по-приятельски, словно давнему знакомому, крепко хлопнул по плечу Переверзева:
– Як зваты?
– Сергей.
– А мэнэ батькы назвали Филимоном. У честь дида, якого я николы нэ бачив, царство йому нэбэснэ, удружив мэни з имэнэм. Потому я – Филя. Там, у ных, буду Филом, всэ ж якось краще, чим тут Филимоном. Пишлы, покажу тоби свий палац.
– Да, он и стоит у тебя, как хороший дворец.
– Зараз побачиш и сам поймэш, шо вин того стое.
Собственно гаражный комплекс был построен на пологом склоне довольно глубокой балки. Ряды гаражей террасами уходили вниз. Последний в верхнем ряду гараж Филимона располагался метрах в пятидесяти от домика охраны почему-то перпендикулярно к своим собратьям и примыкал к высокой ограде. В отличие от соседей, был он более чем в два раза шире и имел надстройку в виде второго этажа с красной черепичной крышей. Снизу видна была лоджия и выходившая на неё балконная дверь. Помимо широких сплошных гаражных ворот, рядом находилась ещё одна дверь нормального размера, обшитая пластиком под дерево. Всё выглядело очень добротно и солидно.
– Ну, шо, нравытся? – весело подмигнул Филимон, – а всередыни ще краще.
Он поочерёдно открыл два замка какой-то сложной конструкции и распахнул дверь:
– Заходь, будь, як дома.
Он щёлкнул выключателем, вспыхнул яркий свет. Сергей зашел внутрь и с любопытством огляделся. Перед ним был просторный ангар, в котором без труда разместились бы два, а при желании и три больших автомобиля. Пол со смотровой ямой был выложен светлой керамической плиткой. Стены гаража, облицованные ослепительно белым, чуть голубоватым в лучах ламп кафелем, сияли чистотой. В дальнем углу виднелись стеллажи, небольших размеров верстак, сверлильный и токарный станки. Здесь же стоял цвета маренго российский "Патриот" без регистрационного номера. Справа от них на второй этаж вела роскошная лестница с витыми кованными перилами.
– Нравыться? – с плохо скрываемой гордостью спросил Филимон.
– Впечатляет, – согласился Сергей, – а что на втором этаже?
– Пишлы. Да, шоб нэ забуть, бо склероз, у ями за дверцятамы е нэслабый пидвал. Прямое попадание корабэльного калибру выдэржить.
Они поднялись наверх, где Филимон ещё двумя ключами открыл прочную на вид дверь. "Металлическая, как в сейфе", – отметил про себя Сергей. Внутри он увидел жилую комнату-студию с маленькой кухней, холодильником, телевизором и открытой душевой кабиной. За матовой стеклянной дверью располагался, видимо, туалет. Занавески на окне, пустые книжные полки на стене, диван со стоящим рядом торшером, кресло и узкий встроенный платяной шкаф. На полу – толстый бежевый ковёр. Весь интерьер был выдержан в мягких, светло-коричневых тонах. Пахло чистым нежилым помещением.
– Ну, як тоби? – спросил Филимон, наблюдая за реакцией гостя.
– А что на балконе? – поинтересовался Сергей.
Филимон открыл балконную дверь:
– Дывысь и радуйся.
На балконе стояли два плетёных стула, такой же столик и открывался красивый вид на заполненную лёгким утренним туманом балку.
. – И зачем тебе всё это было нужно? – спросил Сергей. Филимон хитровато прищурился:
– С первой жинкой мав купу проблэм. Злюща була, спасу нет. Скажи, почему так: бэрэш в жинки мылу дивчыну, а потим з нэй выростае такэ стэрво, шо просты мэнэ господы?
– Не знаю, брат Филимон, – ответил Сергей, усмехнувшись про себя, – на этот вопрос многие ищут ответ и не находят.
– Да, брат, шо правда, то правда. Так я соби тут зробыв сховыще. Тилькы зробив, а вона й пишла соби за великою любовью до моего липшего прыятеля. Я, скажу тоби чесно, пэрэхрэстывся, ще й приятэлэви пляшку виднис. Вже два года пройшло и, нэ повирыш, чудни дила Господни, живуть, як голубки. Ну, то як? – спросил он без перехода, – бэрэш?
– Беру, – почему-то без колебаний ответил Сергей.
– Шо, тоже проблемы з жинкою?
– Да, нет, не до такой степени. Беру, – ещё раз повторил он.
– Так забырай заодно и "Патриота". Дэшево отдам. Классна тачка, зроблэна пид якусь хытру акцию и почти без пробега. Бэры, на охоту будэш гонять.
– Хорошо, возьму и "Патриот". Договорились.
Так неожиданно для себя Переверзев стал обладателем уникального гаража и неплохого мощного внедорожника. Будучи сторонником той философии, что у каждого человека должна быть своя, закрытая для других сторона жизни, в которой он хотя бы ненадолго может почувствовать себя свободным, он поступил в полном соответствии с этими принципами. И, как оказалось позже, поступил правильно.
В это тайное убежище сейчас они и направлялись. Через полтора часа езды по залитой водой дороге джип мягко замедлил ход перед воротами, ведущими в гаражный комплекс.
– Посигналь, – попросил Переверзев. В ответ на сигнал дружно залаяли сторожевые собаки, потом приоткрылось узкое окно:
– Ну, и кому не спится в ночь глухую?
– Переверзеву, открывай, Петрович.
Раздалось приглушенное гудение электромотора, и дверь медленно поползла в сторону. Джип въехал внутрь, свернул, повинуясь команде Переверзева, направо и остановился у гаража.
– Выходим, – сказал Сергей, открывая дверь, – погоди, я сейчас, схожу за ключами. Он быстро вернулся и пультом открыл дверь.
– Оставь машину, здесь её никто не тронет. Надёжно, как в швейцарском банке.
Орлов с любопытством оглядел ангар, который видел впервые:
– Интересно. И кто знает об этом?
– Думаю, что никто. Пошли наверх.
Они поднялись по лестнице и вошли внутрь жилой комнаты. Орлов восхищённо присвистнул:
– Ну, ты даёшь, брат. Давай махнём на мою квартиру?
– Самому нужно, Лёха. Бывший хозяин, который ныне обретается в Швеции, называл это Убежищем. От своей жены сюда сбегать собирался.
Сергей достал из шкафа постель:
– Разложи кресло, будет тебе кровать, устраивайся. Я приготовлю что-то поесть, а ты прими пока душ. Только быстро, потом я. Перекусим слегка и спать, завтра, а вернее уже сегодня, у нас будет трудный день.
– А по рюмке у тебя найдётся? Чтобы крепче спалось.
– "Хенесси" тебя устроит?
– Конечно, ещё как устроит.
– Тогда вперёд.
Они быстро приняли душ, поужинали и, пожелав друг другу спокойной ночи, легли спать.
Ночь мелким моросящим дождём накрыла огромный Город и ненадолго позволила забыться его обитателям перед лицом равнодушного провидения.
5. Женщина бальзаковского возраста
Дарья Торопцева совсем недавно перешагнула тот временной рубеж, который высоким стилем принято называть бальзаковским. Великий француз имел неосторожность написать роман под названием "Тридцатилетняя женщина". Свою главную задачу писатель видел в том, чтобы показать непростую психологию женщины, стоящей, по меркам его времени, на пороге того критического возраста, за которым приходит увядание красоты и начинаются все неприятности, связанные с этим физиологическим процессом, и которая не желает мириться с этой несправедливостью.
Прошли годы, и название этого романа стало нарицательным. Затем прошел ещё какой-то довольно долгий промежуток времени, и наступил двадцать первый век. Можно по-разному оценивать наше время, но оно хорошо, прежде всего, тем, что сильно отодвинуло границы старости. Сегодня никому и в голову не придёт обидная мысль назвать тридцатилетнюю девушку кандидаткой в старушки. В особенности же такую девушку, как Дарья, которой с натяжкой можно было дать лет, ну, разве что двадцать-двадцать пять.
Это была высокая изящная брюнетка с ярко-синими глазами, внешностью и фигурой модели. В отличие от большинства служительниц подиума Дарья была умна. С мужской точки зрения этот несерьёзный для красивой женщины недостаток как-то можно было пережить, но она при этом ещё была горда и своенравна, как избалованная породистая кошка. Дарья вследствие своего ярко выраженного сангвинического характера жила как-бы чуточку впереди текущего времени. По этой причине ей не всегда хватало выдержки промолчать в нужном месте, спустить ситуацию на тормозах, в особенности же если действия стороны противоположного пола не совпадали с её намерениями. Те немногие, кому довелось видеть её в эти минуты, говорили потом, что предпочли бы лучше встретить в глухом лесу голодную пантеру. По крайней мере, было бы не так обидно за своё мужское начало, или как там оно называется.
Эта особенность собственной натуры в немалой степени послужила причиной того, что после пяти лет замужества девушка развелась, вынеся из всей этой довольно неприятной истории сложное и неоднозначное отношение не только к мужчинам, но, справедливости ради сказать, и к женщинам тоже. С той поры прошло уже достаточно времени и девушка, сама того не замечая, подсознательно пребывала в состоянии поиска того единственного мужчины, с кем было бы весело, уютно, надёжно в жизни и горячо в постели. Хороший секс, надо сказать, Дарья любила – кто же его не любит – и каждый раз относилась к нему, как к новой книге с интригующим началом, увлекательным продолжением и соответствующим завершением. Есть такие женщины, которые поднимают эту древнюю игру до уровня искусства. Дарья, ничуть об этом не задумываясь, была из их числа.
Впрочем, партнёры, достойные внимания, встречались в её жизни, если сказать честно, до обидного редко. Мужчины быстро уходили из жизни Дарьи, причём, всегда по её инициативе, оставляя после себя пустоту и чувство очередного разочарования. Их всегда губила присущая мужской натуре торопливость, неумение создать ту прелюдию к любовной игре, которая служит катализатором последующих действий, сдирая зыбкий налёт условностей и приводя к высшей степени наслаждения, к экстазу, который невозможно сдержать ни разумом, ни чувством.
Дарья любила книги и читала много. Это стало привычкой, которая, отшлифовав с годами литературный вкус, обогатила её речь и обострила природное чувство юмора. Высшее образование девушка получила, учась заочно, справедливо рассудив, что диплом магистра экономики, этот своеобразный знак качества, дающий доступ к определённым слоям общества, ей никогда не будет в тягость.
Другим увлечением Дарьи стали путешествия. За последние годы она побывала в самых разных экзотических уголках земного шара и пришла к выводу, что он совсем маленький и неплохо было бы со стороны людей относиться к нему как-то осторожней что-ли, деликатней и с большей нежностью. Поездки за границу предполагали общение с разными людьми в различных ситуациях. Девушка со свойственной ей основательностью принялась за изучение английского и к настоящему времени изъяснялась на нём довольно бегло.
Средства, необходимые для поддержания должного уровня созданной ею жизни, Дарья зарабатывала в салоне, где работала мужским парикмахером-модельером. Работа доставляла ей удовольствие и приносила достаточно денег, чтобы чувствовать себя независимой. К клиентам, а большинство из них были её постоянными посетителями, девушка независимо от их возраста относилась дружески, рассматривая лёгкий флирт во время работы, как дополнительный тонус в быстротекущей жизни.
Клиенты, следует сказать, у Дарьи были самые разные: совсем ещё мальчишки и убелённые сединами старики, молодые и не очень мужчины, чей возраст колебался в широком диапазоне от пятнадцати до восьмидесяти лет. Мальчишки восторженно смотрели в зеркало перед собой и видели в нём необыкновенно красивую молодую женщину. Те, кто был постарше, пускались в разговоры, рамки которых Дарья всегда мягко, но решительно, очерчивала по своему усмотрению.
Среди её клиентов были школьники и студенты, бизнесмены и профессора, бандиты и служащие державных учреждений. И с каждым из них девушке было по-своему интересно. Впрочем, иногда, крайне редко, случались и казусы. Один из них запомнился ей особенно ярко, и Дарья до сих пор вспоминала об этом с чувством некоторой душевной неловкости.
Молодого мужчину лет тридцати-тридцати пяти аккуратно раз в месяц привозил на инвалидной коляске немногословный парень. Он всегда оставлял коляску возле Дарьи и уходил из маленького помещения. После окончания работы он появлялся и также безмолвно, не прощаясь, увозил коляску. Кем они приходились друг другу, было непонятно. Увидев его первый раз, она была просто поражена его необыкновенной, просто ангельской внешностью. Это был не её тип мужской красоты, но все девчонки из салона словно невзначай зашли к ней во время процедуры стрижки и потом восторженно обсуждали нового клиента Дарьи. Кирилл, так его звали, всегда предварительно звонил, был корректен и немногословен. Дарья часто ловила в зеркале его внимательный, чуточку холодный взгляд, под которым чувствовала себя несколько неуютно.
Однажды, где-то месяца два-три назад, она, со свойственной своей натуре прямолинейностью, сказала ему об этом. И Кирилл, вдруг, разговорился. Он поведал ей, что одинок и очень не беден, что весьма состоятелен как мужчина и предложил ей руку и сердце. Дарья, приняв это за неудачную шутку, спросила с улыбкой, может ли девушка подумать. "Нет", – вдруг резко и неожиданно зло ответил он, – "инвалиды не могут ждать". "Тогда, простите, тоже нет", – также резко ответила Дарья, – "я не выхожу замуж за незнакомых мне мужчин. И не в инвалидности, знаете ли, дело". Кирилл до конца стрижки не произнёс ни слова, холодно попрощался и с того дня в салоне больше не появлялся. Такие вот нерадостные дела случаются порой на белом свете…
Несколько лет назад родители ко дню рождения подарили Дарье маленькую двухкомнатную квартиру рядом со своей собственной. Она быстро превратила её в уютное личное гнёздышко, которое в силу неугомонной натуры хозяйки до сих пор находилось в состоянии перманентного совершенствования. А ещё у Дарьи был автомобильчик – маленький и ярко-красный. Она купила его на свои собственные деньги, чем втайне была горда и очень любила это чудо современной техники. Её послушный "мальчик", похоже, отвечал хозяйке тем же глубоким чувством.
Такой была девушка Дарья Торопцева к этому дню: свободная, как вольный стрелок, лёгкая и счастливая в своих ожиданиях неизбежного чуда. А день не предвещал ничего особенного. Обычный рабочий день. Как всегда она проснулась в шесть часов, сделала компактную зарядку, чтобы стряхнуть остатки сна, и зашла в квартиру к родителям. Бонифаций, а в миру просто Бонька, строгий двухлетний пекинес рыжей масти, уже нетерпеливо ждал, держа в зубах поводок. Выводить по утрам шуструю собачонку было её обязанностью. Вначале эта утренняя процедура казалась обузой, но со временем Дарья привыкла к доброжелательному и любопытному пёсику, и теперь оба получали удовольствие от получасовой неторопливой пробежки по пустынной в это время улице.
Неожиданно для неё оказалось, что весь окружающий мир окутан густым туманом. Дарья глубоко вдохнула и начала свою разминку. Вверх, мимо телецентра к худфонду и обратно. На всё ушло ровно полчаса бега во влажной тишине, которую не нарушила даже внезапно вынырнувшая из белесой клубящейся мглы фигура мужчины. Он бежал, казалось, не касаясь земли. Каким-то лёгким звериным шагом промчался мимо, испугав Боньку, и бесшумно исчез позади.