Не думаю, что все аналитики могут похвастаться исключительно позитивными результатами терапевтической работы. Но, к сожалению, большинство из них с готовностью выносят на обсуждение свои достижения в терапевтической деятельности и не горят особым желанием поделиться своими неудачами. Причем "высшим пилотажем" считается, когда аналитическое лечение исчисляется сотнями часов, будто профессионализм заключается в том, как долго аналитик сможет удержать у себя пациента. Между тем психоаналитическое обучение, основанное на разборе успешных случаев длительного лечения, является односторонним и вряд ли может сослужить хорошую службу в деле развития клинического психоанализа в нашей стране. Не секрет, что в условиях тех кризисных ситуаций и финансовых трудностей, которые имеют место на современном этапе развития России, длительное по времени аналитическое лечение представляется скорее исключением, чем правилом и нормой, как это характерно для развитых западных стран.
Полагаю, что было бы весьма полезно, если бы отечественные аналитики отважились на публикацию своих случаев лечения, не являющихся продолжительными и успешными. В этом отношении примером может служить изложенный Фрейдом случай анализа истерии, известный под названием "История болезни Доры". Длительность лечения составляла всего три месяца. Оно не было завершено до конца, так как прервалось по инициативе пациентки. Более того, несмотря на проделанную Фрейдом аналитическую работу, состояние пациентки не стало заметно лучше. И тем не менее основатель психоанализа счел возможным опубликовать данную историю болезни, поскольку полагал, что врач принимает на себя обязательства по отношению не только к отдельному больному, но и к науке в целом. При этом он не считал зазорным признаться в том, что в случае Доры оказался "пораженным переносом", упустил возможность устранения переноса, что привело к преждевременному прекращению лечения.
Публикация Фрейдом случая Доры представляется поучительной, так как, во-первых, свидетельствует о направленности его исследовательской деятельности, в основе которой лежало стремление к истине, и, во-вторых, наглядно демонстрирует те реальные трудности, с которыми приходится сталкиваться психоаналитику в его терапевтической деятельности. Терапевтическая работа оказывается успешной лишь в том случае, когда аналитик не только вовремя замечает проявление переноса у пациента, но и преодолевает его путем разъяснения пациенту того, что его чувства не исходят из настоящей ситуации, они относятся не к личности врача, а являются повторением прошлого. Одна из важных задач анализа как раз и состоит в том, чтобы превратить подобное повторение в воспоминание. В таком случае, как подчеркивал Фрейд, перенос, независимо от того, является ли он позитивным или негативным, становится лучшим орудием, с помощью которого открываются самые сокровенные тайники душевной жизни.
Изречения
З. Фрейд: "Мне не удалось стать вовремя хозяином переноса. Из-за услужливости, с которой Дора во время лечения предоставила в мое распоряжение часть патогенного материала, я забыл о необходимой предосторожности, о тщательном поиске первых признаков переноса, каковой она уже подготавливала посредством другой, оставшейся для меня неизвестной части того же самого материала".
З. Фрейд: "Перенос, который рассматривался ранее в качестве наибольшего препятствия для психоаналитического лечения, становится и его самым мощным вспомогательным средством, если всякий раз его удается разгадать и перевести больному".
Невроз переноса
Рассматривая проблему переноса, Фрейд исходил из того, что в процессе анализа у пациента оживают ранние психические переживания. Оживление этих переживаний происходит не столько в виде воспоминаний, сколько в форме отношения пациента к личности аналитика. Имеет место как бы копирование, "переиздание" того, что уже находилось в глубинах психики пациента. Но вновь ожившие желания и фантазии переносятся с прежнего, значимого для пациента лица на личность аналитика. При этом первоначальное заболевание, с которым пациент обратился к врачу, претерпевает определенное изменение. Точнее, его болезнь развивается в таком направлении, что приобретается как бы новый невроз. Фрейд назвал его неврозом переноса. Он является не чем иным, как "новым вариантом старой болезни", или "искусственным неврозом", требующим такого же пристального внимания к себе со стороны аналитика, как и то заболевание, с которым к нему обратился пациент. Характерные для старого заболевания невротические симптомы утрачивают свое первоначальное значение и приспосабливаются к новому варианту болезни, в результате чего аналитику приходится принимать в расчет происшедшее в процессе анализа изменение. Тем самым направленность терапевтической работы смещается от исследования истоков возникновения первоначального невротического заболевания к изучению невроза переноса.
Таким образом, терапевтическое лечение сталкивается с дополнительной трудностью, обусловленной тем, что центром невроза переноса становится сам аналитик как объект, на который пациент переносит свои чувства и переживания. Мало того, что аналитику приходится бороться с различного рода сопротивлениями пациента, так еще перенос осложняет и без того нелегкую его терапевтическую деятельность. Возникшие в процессе анализа новые болезненные психические явления могут породить сомнения в эффективности психоанализа как такового.
В самом деле, что это за метод лечения, в процессе которого возникает новое заболевание – невроз переноса? Какой смысл в терапевтической деятельности, ведущей не столько к упрощению, сколько к осложнению аналитической ситуации? Не лучше ли прибегнуть к иным средствам терапии, не допускающим возникновения переноса как такового, затрудняющего лечение пациентов?
Надо полагать, Фрейд понимал, что с открытием невроза переноса эти и подобного рода вопросы могли возникать как у противников, так и у сторонников психоанализа. Для первых такие каверзные вопросы предполагали обесценивание психоаналитической терапии как неэффективной и создающей ненужные трудности для врача. Для вторых сама постановка подобных вопросов и последующие ответы на них способствовали развитию теории и практики психоанализа, поскольку трудности терапевтической работы являются стимулом для творческой деятельности аналитиков.
При рассмотрении неврозов переноса Фрейд придерживался мнения, что само по себе психоаналитическое лечение не создает переноса. Психоанализ открывает лишь то, что скрыто в глубинах психики невротиков. Не следует думать, что при использовании иных видов терапии переноса как такового не существует. Проявление нежных или враждебных чувств пациента к врачу имеет место в любом случае. Другое дело, что при иных видах терапии проявление этих чувств осуществляется спонтанно и врач далеко не всегда способен их отследить, поскольку он может не иметь ни малейшего представления о переносе вообще. При психоаналитической же терапии работа с переносом становится одной из важных и существенных задач аналитического лечения.
Специфика проявления переноса в психоанализе заключается в том, что в процессе анализа перенос принимает форму сопротивления. Поэтому в анализе важно дождаться того момента, когда перенос станет сопротивлением. С этого момента аналитическая работа направляется на преодоление сопротивления. В результате нежные и враждебные чувства пациента к врачу оказываются объектом непосредственного анализа, что способствует пониманию и осознанию невротического заболевания как такового.
Проработка и устранение переноса – необходимая часть аналитической терапии. На начальном этапе позитивный перенос способствует установлению доверительных отношений между пациентом и аналитиком. В процессе аналитической работы этот позитивный перенос может приобрести эротизированную направленность или стать негативным, что привносит осложнения в аналитическую терапию. Но понимание того, что в переносе на врача нежных и враждебных чувств находит свое отражение предшествующее, хотя и несколько трансформированное отношение пациента к другим лицам, приводит к осознанию бессознательных желаний и влечений. Аналитическая работа направляется против нового искусственного невроза. Его преодоление и устранение способствуют освобождению и от болезни, первоначально приносящей страдания пациенту.
Стало быть, перенос используется аналитиком в качестве необходимого средства, способствующего успешному лечению пациента. Решение первоначальной терапевтической задачи осуществляется путем преодоления нового, искусственно созданного невроза. Если в процессе аналитической работы с переносом пациент окажется способным переосмыслить свои отношения с аналитиком и избавиться от невроза переноса, то аналогичным образом он будет действовать и в реальной жизни при взаимоотношениях с другими людьми.
Итак, с одной стороны, перенос и сопротивление настолько тесно связаны друг с другом, что далеко не всегда удается провести между ними различие. С другой стороны, в психоанализе сам перенос выступает в виде сопротивления. В результате чего те трудности, которые встречаются при психоаналитической терапии, преодолеваются благодаря тому, что перенос используется для преодоления сопротивления. Словом, овладение переносом является необходимой предпосылкой аналитической терапии. Ведь врач, способный превратить перенос из средства, мешающего лечению, в инструмент борьбы с сопротивлениями пациента, приобретает себе могущественного союзника, благодаря которому становится возможным достижение терапевтического успеха. Поэтому искусство психоаналитического лечения заключается в том, чтобы вовремя овладеть переносом пациента с целью использования его в своих терапевтических целях.
Изречения
З. Фрейд: "Решающая часть работы проделывается тогда, когда в отношении к врачу в переносе создаются новые варианты старых конфликтов, в которых больной хотел бы вести себя так же, как он вел себя в свое время, между тем как, используя все находящиеся в распоряжении (пациента) душевные силы, его вынуждают принять другое решение. Таким образом, перенос становится полем борьбы, где сталкиваются все борющиеся между собой силы".
З. Фрейд: "Человек, ставший нормальным по отношению к врачу и освободившийся от действия вытесненных влечений, остается таким и в частной жизни, когда врач опять отстранил себя".
Эротизированный перенос и контрперенос
Овладение переносом требует практических навыков, прежде всего связанных с умением и способностью аналитика разбираться не только в душевном мире пациентов, но и в своем собственном бессознательном. Дело в том, что в психоаналитической ситуации наблюдается такое явление, в результате которого аналитик также может переносить свои собственные чувства и переживания на пациента. Это явление в психоанализе получило название контрпереноса (контртрансфера). Переплетение между собой переноса и контрпереноса приводит к тому, что в процессе осуществления терапии аналитик может оказаться в непростой для него ситуации, выход из которой чреват самыми неожиданными последствиями. Особого рода трудности возникают, когда у пациента наблюдается эротизированный перенос, способный вызвать у аналитика противоречивую гамму чувств – от искушения и желания ответить на сексуальное влечение пациента до страха перед этим влечением и сопротивления против того, чтобы быть вовлеченным в любовную интригу.
Я уже касался проблемы эротизированного переноса пациента на аналитика и на собственном примере попытался показать те сложности, с которыми подчас приходится сталкиваться в процессе аналитической терапии. Однако полагаю, что в свете высказанных представлений о переносе и контрпереносе есть необходимость в более подробном освещении аналитических отношений между пациентом и аналитиком. Это действительно непростой вопрос, решение которого нередко становится камнем преткновения на пути успешного психоаналитического лечения. Не случайно Фрейд посвятил рассмотрению этого вопроса специальную работу, которая была опубликована им в 1915 году под названием "Замечания о любви в переносе".
Предположим, что в процессе аналитической терапии молодая, симпатичная, привлекательная женщина влюбляется в своего аналитика. Возможно, она сперва скрывает свои чувства не только от аналитика, но и от самой себя. Однако, по мере того как чувство влюбленности разрастается до неимоверной силы и целиком захватывает женщину, она оказывается не в состоянии бороться с нахлынувшей на нее страстью и признается аналитику в своей любви к нему. Ознакомившись в теории с переносом, на профессиональном уровне аналитик готов рассматривать признание женщины в любви в качестве проявления позитивного переноса со стороны пациентки на него как врача. Однако, проявляя симпатию к молодой женщине, он может усмотреть за позитивным переносом пациентки не только повторение и воспроизведение ее прежних чувств к какому-то другому лицу, но и зарождение ее чувственной привязанности к нему как к мужчине. Под воздействием эротизированного переноса пациентки он сам может быть подвержен подобным переживаниям, в результате которых у него могут "сработать" защитные механизмы, связанные с подавлением чувственных влечений, или не менее нежные, чем у пациентки, сексуально окрашенные ответные чувства, требующие своего удовлетворения.
В самом деле, разве не бывает исключений, когда эротизированный перенос перерастает в большую любовь пациента-женщины к аналитику-мужчине? Разве не бывает такого, когда аналитик находит в пациенте ту единственную женщину, с которой готов связать свою дальнейшую судьбу? Разве не возможен дальнейший союз влюбленных, познакомившихся в процессе аналитического лечения и испытавших неодолимое влечение друг к другу?
Уже обращалось внимание на то, что явление переноса имеет место не только в аналитической ситуации, но и в учебном процессе. Хорошо известны не столь уж редкие случаи, когда между учениками и преподавателями, особенно молодыми девушками и зрелыми мужчинами, устанавливаются близкие отношения, которые завершаются гражданским или юридическим браком. Так почему же невозможны подобные отношения между пациентами и аналитиками? Или, в отличие от нравственного кодекса чести преподавателя, клятва Гиппократа врача надежно застраховывает последнего от возникновения влюбленности в своего пациента, проявляющего все признаки искренней любви по отношению к нему?
Сабина Шпильрейн (1885–1942) – одна из российских пациенток, проходившая десятимесячный курс терапии у Юнга. В 1905 году поступила на медицинский факультет Цюрихского университета, увлеклась идеями психоанализа, в 1909 году стала переписываться с Фрейдом. В 1912 году стала членом Венского психоаналитического общества. После разрыва между Фрейдом и Юнгом сумела сохранить дружеские отношения и с основателем психоанализа, и с создателем аналитической психологии. После учебы в Цюрихе жилав Берлине, в 1921–1923 годах работала в Женеве. Среди ее пациентов был позднее приобретший всемирную известность психолог Ж. Пиаже. В 1923 году с одобрения Фрейда Шпильрейн вернулась в Россию, где использовала психоаналитические идеи в своей исследовательской, педагогической и терапевтической деятельности. Работая в Москве, принимала участие в деятельности Русского психоаналитического общества, вела семинар по детскому психоанализу в Государственном психоаналитическом институте. В 1924 году переехала в Ростов-на-Дону, где работала врачом в поликлинике. Погибла после вторичной оккупации нацистами Ростова-на-Дону летом 1942 года.
В истории психоаналитического движения также известны случаи, когда между пациентами и аналитиками устанавливались такие отношения, которые создавали трудно разрешимые проблемы и осложняли терапевтическое лечение, поскольку выходили за рамки обычного позитивного переноса. Так, отношения между русской пациенткой Сабиной Шпильрейн, ставшей впоследствии известным психоаналитиком, и швейцарским аналитиком Юнгом развивались таким образом, что Фрейд был вынужден высказывать поучительные наставления в адрес женатого врача. Основанные на переносе нежных чувств Шпильрейн к своему аналитику и на контрпереносе Юнга, их отношения переросли в пылкую страсть, хотя и не подорвали семейную жизнь аналитика, являвшегося к тому времени (1908–1909) отцом троих детей.
Но известен и другой случай, когда в начале 20-х годов отношения между молодым аналитиком Райхом и проходившей у него учебный анализ молодой девушкой Анной Пинк имели иной, по сравнению с Шпильрейн и Юнгом, исход. Занимаясь терапевтической деятельностью, Райх имел представление о переносе и контрпереносе. Однако он полагал, что чувства Анны Пинк к нему и его собственные чувства к ней были реальными, подлинными и выходили за рамки трансферных и контртрансферных отношений. Как только Райх понял глубину охвативших их чувств, его аналитическая работа с Пинк была прервана. Пинк перешла в анализ к пожилому аналитику Г. Нюнбергу, а несколько лет спустя – к А. Фрейд. За неделю до исполнения своего 25-летия Райх женился на Пинк. Правда, их брак не был долговечным, впоследствии они расторгли брачные узы, а Райх еще дважды женился.
Разрабатывая технику психоанализа, Фрейд выступал против любых новаций, связанных с использованием аналитиком эротизированного переноса в качестве средства искусственного обольщения пациента в целях достижения терапевтических успехов. Были случаи, когда аналитики ускоряли процесс возникновения позитивного переноса и внушали пациентам мысль о том, что для лучшего продвижения анализа пациенты должны влюбиться в своего врача. Фрейд категорически возражал против подобной техники, считая ее бессмысленной и далеко не безопасной для анализа как такового. Он исходил из того, что не следует опережать события и искусственно ускорять их. Перенос нежных чувств на аналитика должен осуществляться самопроизвольно. Другое дело, что аналитик должен быть готов к подобному проявлению чувств со стороны пациента.
Когда венгерский психоаналитик Ференци выступил с идеей активного анализа, включающего в себя менее формальные отношения между аналитиком и пациентом, Фрейд не только не поддержал эту идею, но и критически отнесся к ней. В частности, он неодобрительно отозвался о новой технике, в соответствии с которой в целях терапии аналитик может проявлять материнскую нежность к пациентам, испытывавшим в детстве недостаток материнской заботы. Ференци, придерживавшийся подобной точки зрения, использовал такой "изнеживающий анализ", при котором допускался обмен поцелуями между аналитиком и пациентом. Для Фрейда подобная техника анализа была неприемлемой. Он считал, что при анализе не следует идти навстречу пациентам в удовлетворении их желаний, включая "малые эротические удовольствия" типа невинных поцелуев. При этом он признавался, что не является тем человеком, который из-за ханжества или мещанских условностей не допускает возможности обмена поцелуями в качестве приветствия. Однако Фрейд подчеркивал, что в той культурной среде, в которой ему приходилось работать, поцелуй означал интимную эротику, а ее проявление недопустимо в аналитической работе. Кроме того, он высказывал опасение в связи с тем, что всегда может найтись такой "революционер" в технике анализа, который пойдет дальше невинных поцелуев.