Указанное, как мыслится, в основном отражает аспект не столько гносеологии, сколько восприятия (причем преимущественного практического и эмпирического толка) нормативного правового материала. Вместе с тем, с учетом интерпретации системы в качестве систематики (классификации), а также производности законодательного материала и значительности субъективного фактора (ов) в процессе его подготовки и оформления, приведенное выше утверждение представляется заслуживающим внимания. В этом контексте, с позиций надлежащего, должного, стоит согласиться с указанием на то, что "любой простой акт должен подчиняться… другим актам того же органа, если они обладают более квалифицированными формальными признаками. Такие признаки присущи, в частности, кодифицированным актам, в которых нормативный материал упорядочен, т. е. сведен в определенную логическую систему." [101] .
Далее, демонстрируя системные свойства юридических источников права на примере отдельных правовых образований, стоит специально указать, что нормы конституционного права в настоящее время причисляются большинством исследователей, разделяющим позицию о дуализме структуры системы права, полностью к области публичного права [102] . Такой подход представляется не точным.
На примере отечественного правового порядка достаточно указать лишь на то, что в гл. 2 Конституции государства отображаются такие субъективные возможности лиц, как: право на свободное использование своих способностей и имущества для осуществления предпринимательской и иной, не запрещенной законом, экономической деятельности; право каждого иметь имущество в собственности; право на жилище. Подобные правовые предписания свидетельствуют о том, что в обобщенном виде сфера предметно-правового воздействия конституционных норм отражает не только публично-, но и частноправовое начало.
Указанное проявляется и в формах выражения "основозаконных" предписаний. В частности, в корреспондирующей области распространение имеют такие формально-юридические источники права, как конституционные договоры. В ряде правовых систем (например, в английской) не теряют своей актуальности и такие "не директивные", "мягкие" правовые подформы регламентирования социальных отношений, как конституционно-правовой обычай и того же подвида прецедент.
Более того, признание основного закона какого-либо государства (как нормативной правовой "сердцевины" конституционного права) актом сугубо публичного толка логически предполагает и доминирование соответствующей правовой ветви по отношению к частноправовому направлению. Это не соответствует и положениям самих основных законов государств, и обобщенным данным о системах права и законодательства, и дуалистической теории структурного строения права, и, что наиболее важно, – самой сущности права. Отображение последней представляется наиболее адекватным "сквозь пирамидальное" строение, при котором ветви частного и публичного (или наоборот) права проистекают из общих правовых принципов (основного, общего права). Конституционное же право, по нашему мнению, точнее трактовать в качестве "надчастного" и "надпубличного".
В отношении же семей отраслей права, отметим, обращаясь к примеру частной области, что если таковая представлена монистической моделью, то имеет место очень интересная конструкция правового регулирования, схематично отображаемая так: форма выражения права – договор – форма выражения права. Это опять-таки можно пронаблюдать на примере российской правовой системы. Так, по утверждению В.В. Ровного, нормативная правовая регламентация в сфере торгового оборота вплоть до XIX в. осуществлялась у нас посредством общеправовых формально-юридических источников. Это дает основания для формулирования вывода о единстве отечественного частного права.
В вопросах позитивной правовой регламентации подобная монистическая модель отдает приоритет торговым нормам в собственном смысле слова. Далее следуют (иные) гражданско-правовые предписания, а уже только затем – торговые обычаи. Такая конструкция юридической регламентации и правового воздействия обусловлена двумя факторами: "приоритетом специальной правовой нормы над общей и… приматом писаного права над обычным" [103] .
В завершение настоящего параграфа еще раз подчеркнем, что наиболее адекватными терминами, отображающими формальные аккумуляции юридических норм, нам представляются следующие: "формально-юридический (ие) источник (и) права" и "форма (ы) юридического выражения права". Нормативный правовой акт (разновидностью которого, по сути, является и нормативный правовой договор), правовые прецеденты и обычаи, а также имеющие юридическое значение религиозные нормы могут быть расценены в качестве структурных элементов системы права формовыражающего среза. Кроме того, формы выражения правовых норм должны рассматриваться и как показатели разграничения отраслей правовых норм и их семей.
2. СТРУКТУРИЗАЦИЯ И СИСТЕМНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ПРАВА
2.1. Факторы и вариации структуризации права
Вопросы о показателях и вариациях структуризации права всегда были актуальными для правоведения. Дело в том, что без их исследования невозможно предлагать дальнейшие решения по поводу различных аспектов правового действия, обоснованно и уверенно (насколько это вообще возможно в абстрагированной области) проводить таковые "в жизнь". Вместе с тем тематика структурного строения права интерпретируется преимущественно либо через дуалистическую теорию, либо "сквозь призму" юридической конструкции "отрасль права". Отсюда возникает вопрос: возможно ли обоснованно свести предположения о структурных элементах многогранного явления права всего лишь к двум истолковательным вариантам? Позволим себе утверждать, что нет.
В настоящий период в правовой доктрине вновь наблюдается значительное возрастание интереса к тематике системы права, особенно в контексте определения структурного ряда таковой [104] . Это обусловлено тем, что многие проблемы соответствующей области до настоящего времени остаются или нерешенными, или весьма оспоримыми.
Существующее в правоведении многообразие правовых позиций, их противоречивость, сложность определения и разграничения отраслей права свидетельствуют не только о необходимости переосмысления доминирующего сейчас рассмотрения системы права "сквозь" отраслевую конструкцию, но и требуют выработки новых методологических подходов. Некоторые суждения по данному поводу мы и изложим в настоящей части работы.
Прежде всего необходимо отметить, что любая система неизменно состоит из определенных структурных компонентов , представляющих собой ее закономерные взаимосвязи и обладающих (в сравнении с иными частями соответственного внутреннего строения) стабильными, довольно статичными свойствами. Отсюда следует, что независимо от того, насколько крупно (или мелко) мы станем дробить в системе неструктурные элементы, сама она (в качестве целостного единства) все равно будет логически последовательной (в том числе и в смысле завершенности). Сами же структурные части в ней будут существовать всегда, ибо при отсутствии таковых нельзя констатировать наличие и самой системы. Так, например, бесперспективно рассуждать о строевом ряде юридических норм при фактическом и потенциальном отсутствии оных. Число же их ассоциаций может быть различным, ибо их наличие предопределяется совокупностью факторов не только объективного (или объективированного), но и субъективного свойства.
При этом само право может исследоваться и с методологических, и с гносеологических, и с онтологических, и с феноменологических, и с интегративных (а возможно, и с каких-либо иных) позиций. Как представляется, в практическом русле рассмотрение системы права должно производиться в контексте того, что опосредованное государством юридическое нормирование должно учитывать мировоззренческо-социальные составляющие права. В противном случае названное нами нормирование не будет обладать должным уровнем социальной адекватности, а значит, в конечном итоге, и надлежащим качеством своего действия.
Структурное строение объективированного права должно корреспондировать сути интересующего нас явления; т. е. исходящим от уполномоченных субъектов общеобязательным формально-определенным правилам поведения надлежит проецировать внутренние связи права (в широком значении данного термина). Именно это предопределяет проявление соответствующих структурных частей (предстающих в данном срезе как "пирамидально выстроенные" профильные основные начала) в юридизированных закономерностях общественного взаимодействия.
Компоненты необходимых, существенных, постоянно повторяющихся взаимосвязей системы права (определяющие этапы и формы процесса ее становления и развития) представлены здесь в тех показателях (которые можно образно охарактеризовать в качестве стержневых основ права), что существуют в юридической среде постоянно (лишь относительно завися от конкретно-исторического правового бытия), а также содержат и (или) отображают принципы права. Кроме того, как видится, в наиболее общих тенденциях развития самого права отображаются и закономерности формирования его системы (в том числе по части структурного набора). Например, современная тенденция усиления частноправового начала нормативной юридической регламентации проявляется в закономерном наличии в положительном праве одноименной семьи отраслей (как самостоятельного структурного компонента). На саму исследуемую систему названная тенденция проецируется посредством увеличения частноправовой сферы юридического действия.
Взаимосвязана система объективного права и с системой общественных отношений, отличаясь от нее своим видом и наполнением. Последнее объясняется тем, что содержание правового воздействия, представленное социальным поведением, является лишь "базовой моделью", "проектным наброском" для юридических конструкций: конкретные заполнения здесь будут зависеть и от особенностей направления, и от ряда специальных, профильных (в том числе технико-юридических) показателей. Как отмечает В.К. Бабаев: "…нельзя смешивать закономерности развития… общества и закономерности развития права. Общественные закономерности действуют во всех областях общественной жизни, в том числе и в сфере права. Но проявляют они себя в каждой из них своеобразно, что обуславливается спецификой различных социальных явлений… Кроме общесоциальных закономерностей, проявляющих себя специфически, в сфере права действуют свои закономерности, выражающие сущность права и его особенности как своеобразного социального явления." [105] .
Как представляется, можно констатировать, что сущностными свойствами системы права выступают: 1) содержательное единство ; 2) внутреннее упорядоченное дробление ; 3) логичность ; 4) стабильностъ структурных элементов (в соотношении с динамизмом иных системных частей).
При этом стоит обратить внимание на отсутствие противоречия у свойств целостности и подразделения, так как второе "выступает" лишь показателем первого и свойственно всем сложным системам. Иными словами – выделение в явлении составных частей не означает отсутствия у такового единых основополагающих черт, свидетельствующих о совокупной целостности соответствующего феномена. Указанное демонстрируется хотя бы на конструкции правовых норм: если таковые не будут обладать свойствами взаимосвязанности и согласованности, то в соответствующей среде положительное право не сможет достичь своего назначения (причем не только в абсолютном смысле) и окажется неспособным регламентарно-упорядочивающим образом воздействовать на общественные отношения. В свою очередь, самим нормам права, как уже отмечалось нами, присуща триадная (тройственная по составу), т. е. именно дробная структура.
Крайне важным представляется и то, что термин "структура" не идентичен термину "система". Первый, происходя от латинского слова "structura" (означающего "строение, расположение, порядок"), предполагает "совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе, т. е. сохранение основных свойств при различных внешних и внутренних изменениях"; в то время как второй, происходя от греческого "systëma" (т. е. "целое, составленное из частей; соединение"), подразумевает под собой "множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, образующих определенную целостность, единство" [106] . Таким образом, простая сумма, т. е. неорганизованная совокупность чего-либо, системными свойствами не обладает и, соответственно, ни системой, ни тем более структурой не является [107] .
При этом в самой теории систем принято указывать, что "для познания и управления обществом как системой, равно как и любой подсистемой в его рамках, важно раскрыть их состав, "набор" компонентов, выяснить их субстанциональную природу, поскольку все другие характеристики системы в значительной мере зависят от ее состава" [108] .
Представляется, что именно неучет разграничения между структурными и иными связями системы, непоследовательность в размежевании вопросов строевого ряда права и градации (классификации, систематизации) его юридико-нормативных, учебных и научных данных влечет за собой встречающийся в специальной литературе (и достоверных с собственно-классификационных позиций) вывод о динамичности системы права, о том, что "система права не является раз и навсегда данной. По мере развития… общественных отношений происходят изменения и в самой системе права, возникают новые отрасли права или отпадает необходимость в тех или иных отраслях." [109] .
Отметим, что для правоведения исследование вопросов структуризации права имеет не только самостоятельное значение; оно необходимо для гносеологии любых проявлений правового действия. Это предопределено наличием у права такого свойства, как системность. "Системность права – это такое его свойство, которое вместе со свойствами нормативности, формальной определенности и другими обуславливает социальную ценность права… Благодаря системности юридически разнородные правовые нормы способны регулировать общественные отношения системно…. в комплексе, взаимосвязанными методами, обеспечивая дифференцированное и вместе с тем единое, согласованное воздействие на общественные отношения." [110] . Вместе с тем право воздействует на поведение своих адресатов не благодаря какой-либо одной, универсальной норме, а посредством целой системы, относительно константно действующей взаимосвязанной совокупности таковых. Выявление же состава структуры права позволяет определить здесь устойчивые упорядоченные элементы , детерминанты, разнообразные аспекты их взаимодействия. При этом структурные связи в системах (помимо всех иных связей) – это как раз таки связи строения. Таким образом, только при наличии данных о таковых можно описывать право в качестве системы, единого, целостного "организма". Причем, даже если интересующее нас явление в целом расценивается с агностических позиций, то указанное в любом случае верно в отношении (по меньшей мере) его позитивного среза.
Кстати, на необходимость отличения системы права от его систематики последовательное внимание в отечественном правоведении стало обращаться еще до "популяризации" теории систем, а именно – во второй половине 50-х гг. XX в. Базовые позиции по этому вопросу, как то часто бывает в юридической доктрине, отображаются полярными вариациями: об отождествлении и, соответственно, разграничении указанных понятий.
Мнение об идентичности структуры и системы права (а также систематики юридических норм), прослеживается, например, у И.В. Павлова, говорившего, что основное значение системы права заключается в надлежащем применении правовых норм [111] . Правда, при этом необходимо учитывать, что ученый выделял два значение термина "система права", первое из которых впоследствии стало обозначаться в качестве правовой системы.
Похожей позиции, но при акцентировании внимания именно на доктринальном аспекте, придерживался В. Кнапп, говоривший, что "любая научная система, выражаясь в наиболее общей форме, представляет собой классификацию объема определенного общего понятия по отдельным дифференцирующим признакам. Такая система соответствует объективной реальности классифицируемых явлений действительности (явлений природы или общества) и существует в них, как абстрактное существует в конкретном или общее – в особенном… Дифференцирующие признаки, на основе которых научно классифицируется объем определенного общего понятия и, следовательно, создается научная система любых явлений, должны быть признаками существенными. Это, конечно, не исключает возможности создания системы и на основе случайных признаков. Так, например, можно классифицировать растения по окраске, библиотеку по размерам книг, а право по нумерации отдельных нормативных актов. Однако такая классификация, опирающаяся на весьма упрощенное логическое суждение и идущая исключительно по пути формальной логики, не учитывает существа явлений и не является научной классификацией. Ее цель – только практическое облегчение обзора классифицируемых явлений. Это, конечно, не означает, что такая классификация не могла бы быть весьма полезной для практического применения. Так, например, классификация юридических норм по годам и номерам… законов весьма ценна для практической работы" [112] .
Вместе с тем, критикуя существующее деление гражданского права, ученый говорил, что изменения в данной области должны производиться не в системе, а именно в систематике права. Таким образом, отождествляя систему права с научной классификацией, В. Кнапп выделял еще и систематику права, под которой подразумевал уже систематизацию нормативных правовых установлений.
Идеи же о различном значении системы и систематики права представлены, например, у О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского [113] . Еще ранее самым непосредственным образом на разницу между системой и систематикой права в отечественном правоведении указал Л.И. Дембо: "Дискуссия, начатая еще в 1938 г., по существу продолжается до сих пор. Это объясняется прежде всего неправильной постановкой самой проблемы, приведшей к тому, что дискуссия о системе права в действительности свелась к дискуссии о предмете отдельных отраслей права… Нельзя… сперва установить предмет каждой отдельной отрасли права, а затем совокупность этих отраслей объявить системой права… Проблема должна быть поставлена в общей форме и с принципиальных общетеоретических позиций… Начинать надо с установления понятия системы права. Очень часто под системой права понимают упрощенно совокупность всех отраслей права, представленную в систематизированном виде. Однако нельзя смешивать систему права с систематикой права, отождествлять их и сводить одно понятие к другому" [114] .
Для ясности отметим, что среди иных подвергшихся в середине прошлого века доктринальному обсуждению аспектов тематики системы права выделялись вопросы: 1) о методе правового регулирования как критерии определения отраслевого состава права; 2) о соотношении отраслей права и законодательства; 3) об обоснованности выделения хозяйственного права в качестве самостоятельной, обособленной от гражданского и административного права отрасли; 4) о целесообразности восприятия судебного права в качестве единой отрасли (или же выделении вместо нее нескольких процессуальных направлений, судоустройства и (или) прокурорского надзора).