От разведчика требовалось не только безупречное владение языком врага, знание местных диалектов, оборотов речи и выражений, распространенных в данной местности сокращений, но и безукоризненность в одежде и содержании карманов, вплоть до продовольственных карточек самой последней серии, поскольку цвет их тоже непрерывно менялся и старые сдавались в обмен на новые, талонов на промышленные товары, личных писем, фотографий, с которыми должна совпадать легенда. Если вызовет подозрение хоть одна мелкая деталь, может рухнуть вся операция.
В лагере военнопленных нашлось немало баварцев из простых семей. Они обстоятельно рассказали о Мюнхене и Розенхейме, о нравах, праздниках и любимых развлечениях жителей.
Павла заинтересовал один из пленных - Артур Штефи. Его мать содержала в Розенхейме пансион. Брат Франц был художником, имел некоторые связи с нацистскими властями города. Жена брата в дела свекрови не вмешивалась. У Штефи оказалось много снимков особняка, возле которого фотографировалась семья. Поскольку Артур в плен попал недавно вместе со штабом полка, ни мать, ни брат не могли еще знать о его участи. По настоянию Волкова Павел провел с Артуром два дня. У них возникло даже нечто вроде симпатии друг к другу. Артур рассказал о своем детстве, воспитании, увлечениях, горько пожалел, что после окончания гимназии решил избрать военную карьеру.
- На войне первой погибает истина, - сказал он, - а откуда мы, мальчишки, могли знать хоть что-нибудь, если нам с первых шагов вдалбливали, что лишь в боях рождаются настоящие мужчины.
Павел попросил Артура написать письмо: мол, пока жив и здоров, посылает со своим другом небольшой подарок, просит принять и обласкать его, он приедет с женой и денщиком. Лейтенант написал такое письмо. Другое письмо он адресовал брату, где жаловался на тяготы фронтовой жизни и тоже просил оказать поддержку другу, с помощью которого он, Артур, надеется облегчить свою судьбу.
После посещения лагеря военнопленных Волков провел несколько бесед с Павлом, Ниной и Йошкой об особенностях гитлеровской контрразведки. Абвер, к примеру, изредка публиковал в иностранных газетах объявления об открытии какой-либо кредитной конторы. Лицам, имеющим твердый доход, предлагалась ссуда. Сразу находились люди, которые нуждались в кредите. Тех, кто для Абвера интереса не представлял, попросту отсеивали. Но попадались объекты с "перспективой".
Однажды в такую контору обратился мичман французского легкого крейсера "Жанна д’Арк". Он залез в долги и выпутаться из них никак не мог. Ему дали небольшую ссуду. Вовремя вернуть ее мичман не сумел. Тогда немцы пообещали отсрочить выплату кредита, но взамен предложили работать на Абвер. Француз сообщал о своем корабле все, что могло интересовать гитлеровскую разведку: сведения о документации по радиосвязи, коды, порты захода, а также расписание движений других кораблей…
- Тебе, может, и не понадобится открывать кредитную контору, но кому-то дать "на лапу" придется, - говорил Алексей Владимирович Павлу. - Немцы при нынешнем скромном пайке на взятку непременно клюнут. Можешь, к примеру, проиграть в карты или попросту дать в долг. Только никогда не давай помногу. Зажравшийся сразу наглеет и начинает шантажировать.
Особо Волков говорил о том, что никогда не следует вербовать малознакомого человека самому. В крайнем случае пусть это сделает Йошка с помощью какого-нибудь дружка из местных жителей. Легче найти себе помощника среди тех, кто недоволен существующими порядками, обижен на свое начальство, бедует с большой семьей.
Однако следует всегда помнить, что вербуемый может выдать. За несколько лет власти нацисты сумели вселить в немца животный страх перед гестапо и другими службами. Поэтому Алексей Владимирович не советовал прибегать к открытой вербовке. Другое дело, если придется говорить с Березенко. Правда, еще неизвестно, сможет ли он помочь разведчикам в отношении "фауста", но раз он сообщил о Фехнере, то, очевидно, имеет отношение к этому оружию.
На случай, если надо будет записать формулы или сдублировать чертежи, группу снабдили химическими чернилами в таблетках аспирина. Их не мог выявить никакой анализ. Такими же химикатами, изготовленными инженерами с "ИГ Фарбениндустри", пользовались разведчики-абверовцы. Если текста и чертежей будет много, то придется закамуфлировать их в какой-либо книге. Для дубляжа воспользоваться микропленкой в трофейном "Миноксе" величиной с зажигалку. В свое время такой фотоаппарат изъяли у немецкого агента.
Предусмотрел Волков и пути отхода в случае провала. Один из них намечался через "зеленую границу" в Швейцарии мимо пограничной охраны. Там был человек, который в случае необходимости мог ненадолго укрыть разведчиков от преследования. Дал Алексей Владимирович и адрес в Германии: Гейдельберг, Блауштрассе, 6/8, Макс Ульмайер. Им следовало пользоваться для связи с Центром.
Хотя группе, имеющей ограниченную задачу, придется иметь дело с людьми невысокого общественного положения, тем не менее Волков от всех требовал неослабной бдительности. Как бы ни пытался он все предугадать, элементы неожиданности и риска исключить было нельзя. Провал мог случиться в любое время, в любом пункте маршрута. Оставалось уповать на ясный ум и сообразительность Павла, находчивость Нины, смелость и опыт Йошки.
10
К началу марта 1943 года Волков посчитал подготовку группы законченной. Были проиграны варианты, опробованы средства связи, проверены документы, снаряжение, одежда, обувь. Оставалось выбрать, каким путем перейти линию фронта.
Алексей Владимирович сразу же отверг предложение сбросить группу на парашютах. Парашютистов могли заметить издалека, поскольку выбрасывать их пришлось бы в безлесье Донбасса. Разумней было воспользоваться наземным путем, тем более что благоприятствовала общая обстановка. Волков связался с работниками Генерального штаба, которые указали на наиболее удобный участок для перехода через линию фронта.
После разгрома под Сталинградом немцы покатились на запад. Они в панике бросали обмороженных и раненых, тяжелую технику, танки и грузовики, оставшиеся без горючего. Юго-Западный фронт Ватутина нанес удар северней Донбасса. Войска Южного фронта заняли Батайск, Новочеркасск и Ростов-на-Дону. Над группировкой фельдмаршала Манштейна нависла угроза нового окружения. Гитлеровцы бросились с Нижнего Дона за реку Миус.
Вместе с войсками ударились в бег советники по экономическим вопросам и оккупированным территориям, чиновники нацистских министерств угля и стали, хлеба и труда, расовой политики и финансов, разные референты по части грабежа природных богатств России. С этой оравой и предстояло смешаться Павлу, Нине, Йошке.
…В только что освобожденный Белгород прибыли перед рассветом. Здесь группу поджидал посланец Волкова - капитан из Главного разведуправления Красной армии. Он поехал в штаб дивизии и вскоре вернулся на крытой трехосной полуторке с юным старшим лейтенантом, который привез полушубки и валенки. Теплая одежда оказалась всем впору и ко времени. Хоть и наступила весна, но было еще холодно.
Никуда не заезжая и нигде не останавливаясь, машина покатила к передовой. Закутанная в полушубок, Нина забралась в угол кузова и походила на нахохлившегося воробышка. Йошка дремал, напялив немецкую меховую шапку на глаза. Капитан все время поглядывал на карту, стараясь определить, где они находятся и сколько километров осталось до конца пути. Он заметно нервничал, но пытался это скрыть. Павел захотел его разговорить, однако капитан отвечал сухо, предпочитал молчать.
"Что-то терзает беднягу, - думал Павел, разглядывая сквозь сомкнутые ресницы его нездоровое, отечное лицо. - Боится? Трусит?"
- Вы были на фронте, капитан? - не заботясь о вежливом тоне, вдруг спросил Павел.
- На фронте? - переспросил капитан и, помедлив, ответил: - На фронте был. За фронтом был. Пятнадцать суток одну травку жевал…
- Простите, - смешался Павел и отвернулся к заледеневшему оконцу, за которым огромными тенями проплывали крытые брезентом реактивные установки.
До переднего края добрались только к вечеру. Канонады не было. Здесь была оглушающая тишина. Поселок сгорел в недавних боях, остался лишь полуразрушенный кирпичный дом с продырявленной крышей. Старая железная дверь, пробитая осколками и пулями, вела в подвал. Здесь и размещался штаб батальона, через позиции которого должна была пройти группа.
Старший лейтенант из штаба дивизии в Белгороде представил командиру батальона лишь капитана из ГРУ. Павла со спутниками как бы не существовало. Комбат, сухопарый майор с перевязанной шеей, с интересом посмотрел на неизвестных людей, показал на угол, где на соломе были расстелены плащ-палатки и топилась печка, сделанная из бензиновой бочки.
- Пусть товарищи отдыхают пока…
- Доложите обстановку, - потребовал юноша - старший лейтенант из штаба дивизии, хмуря красивые брови, явно подражая кому-то из большого начальства.
- Нашему наступлению конец. Уперлись немцы, набились во все щели - мышь не проскочит. - Майор оторвал от газеты полоску, стал сворачивать папиросу.
- В штабе информировали: ваш участок самый тихий. - Старший лейтенант снова нахмурился.
- Да, пожалуй, здесь перейти фронт удобней всего - немцы еще не успели организовать оборону, позволяет местность: много балок, есть лесопосадки… Мои разведчики проведут до безопасной линии в немецкий тыл, дальше рассчитывайте на себя…
- А перед окопами не может быть немецких секретов?
Комбат пустил колечко дыма, потрогал рану на шее.
- Может, конечно… Но положитесь на моих ребят. Они вам дорогу прочешут. Позовите Силкина!
В подвал вскочил сержант - командир отделения разведки, бойко отдал честь, наметанным глазом оглядел незнакомых командиров и штатских в углу.
- Ну, как? - спросил майор.
- Животами пропахали весь передок. Попробуем мимо церкви на нейтралке. Хотя и немецкие секреты там ползают…
Ночью неожиданно началась оттепель, все растаяло, спустился густой туман. Капитан из ГРУ сказал:
- Оно к лучшему. Снег скрипеть не будет.
Молча двинулись к окопам переднего края. Иногда с немецкой стороны взлетала ракета - "лампочка". Повиснув на парашютике, она долго горела в высоте, освещая землю мертвенно-желтым светом.
- Стой! Кто идет? - раздался из темноты голос часового.
- Свои. Чего орешь? - буркнул Силкин.
- Пароль!
- Штык. Отзыв давай!
- Шурочка…
- То-то. - Силкин спрыгнул в окоп, за ним - его пятеро разведчиков.
Бойцы помогли спуститься в траншею капитану, Йошке и Нине. Павел задержался наверху, дождался очередной "лампочки", попытался осмотреться, однако ничего не увидел и тоже скользнул в окоп.
Силкин со своими разведчиками долго вглядывался в темноту, прислушиваясь к шорохам ночи. Наконец шепнул:
- Спит немец. Устал. Ну, пошли! - И быстро полез на бруствер.
Павел старался держаться рядом с Ниной, помогал ей ползти по мокрому снегу. Чуть поодаль, посапывая, двигался Йошка. Кроме вещмешка и немецкого ранца из рыжей телячьей шкуры он тащил портативную рацию "Северок" с запасом батарей. Рацию надо было спрятать в надежном месте на той стороне, если придется переходить обратно здесь же и вызывать на помощь своих разведчиков.
Впереди выросла какая-то глыба. Все затаили дыхание. Вспыхнула ракета, и тут разведчики увидели немецкий танк. Вражеская машина впечаталась в память как фотографический снимок. Даже когда ракета потухла, перед глазами долго стоял этот стальной мертвец. Башня с распахнутыми люками скособочилась, сорванная с бегунков сильным взрывом. Разбитая гусеница выползла вперед. Павел понял, что бронированную глыбу остановил не удачно посланный снаряд, а что в нее долго бросали гранаты, бутылки с горючей смесью, сожгли нутро. И уже потом взорвалась она на собственных снарядах в боекомплекте.
Неподалеку от развалин церкви на нейтральной полосе стояли еще два подбитых танка и бронетранспортер с тупо срезанным мотором. Своих убитых немцы, кажется, успели вытащить с поля боя и похоронить. Комочками, запорошенными снегом, остались лежать наши ребята.
Разведчики расползлись в разные стороны, чтобы не напороться на немецкий секрет. Впереди группы пополз Силкин. Он и увидел первым гитлеровского ракетчика. Тот сидел в укрытии и палил в небо свои "лампочки". Рядом находился пулеметчик. При вспышке он тоже заметил Силкина, бросился к пулемету, выпустил в темень длинную очередь. Откликнулись соседние пулеметы. Над головой понеслись трассирующие нити.
- Проснулся гад, - еле слышно прошептал Силкин, развернулся на месте и пополз к своим окопам, быстро перебирая руками. - Назад! Здесь не пройти!
Чаще захлопали ракетницы. Все кругом задрожало в трепетном свете. Ударили минометы. Земля встала дыбом. Осколки с хрюканьем врезались рядом и, остывая, сердито шипели на снегу.
Кое-как добрались до окопа, упали на дно и долго молчали.
- Все здесь? - переведя дух, спросил Силкин.
- Все, - ответил Павел.
- Тогда пойдем спать.
- Может, попытаемся в другом месте?
- Не, - проговорил отделенный батальонных разведчиков. - Немец теперь до утра не заснет. Осерчал.
Вернулись обратно к командиру батальона. Ординарец согрел чай.
- Я хотел было вас огоньком поддержать, да ведь вы могли попасть под наши пули, - комбат разливал в кружки кипяток и, казалось, даже радовался тому, что группа вернулась обратно. - Между прочим, я заметил у немцев одну любопытную особенность. Они сильны и злы, когда их много. Но в одиночку драться боятся, тем более в темноте.
- Нам от этого не легче, - хмурясь, отозвался капитан из ГРУ.
Майор вскинул белесые брови, по-стариковски пожевал губами:
- Разумеется, обидно… Однако немцы подняли ведь такую пальбу не только потому, что заметили вас, а от испуга. У немца испуг какой-то особенный, рациональный, что ли. Я встречал много пленных и убедился: этот испуг заставляет солдат быть дисциплинированными, храбрыми в бою… Храбрыми не в нашем понимании, а ограниченно храбрыми, от сих до сих, расчетливо храбрыми.
- Вы недооцениваете немцев, - сердито дернулся старший лейтенант из штаба дивизии. Он оставался на КП батальона, чтобы дождаться капитана из ГРУ, после того как тот переправит группу Павла за линию фронта и вернется обратно.
Майор кротко усмехнулся:
- Что вам ответить, молодой человек?… Я ведь воевал и в первую империалистическую, и в гражданскую… Это уже после стал учителем, и вот снова призвали в действующую армию. Уж кого-кого, а немцев познал.
- А у них убитых бывает меньше или столько же?
- Кто знает. От пуль они тоже не заговорены. На войне ведь как?… Сегодня они нам, завтра, глядишь, мы им накостыляем. Раз на раз не приходится. Может, убитых столько же, а может, и нет. И все же, простите, скорее всего, меньше. Опять-таки от того, что не дуром лезут, а с расчетом, подумавши.
- Мы тоже должны воевать с умом!
Майор смущенно кашлянул, посмотрел ясными глазами на собеседника:
- Сколько вам лет, старший лейтенант?
- Скоро… двадцать два.
Майор невесело покачал головой:
- Да-а, дела наши пока и впрямь неважные, если такие парнишки - и уже в командирах…
Старший лейтенант вскочил, сердито заходил из угла в угол. Майор, будто не замечая недовольства, миролюбиво протянул ему фляжку:
- Замерзли, поди? Согрейтесь. Вам положено, коль вы на фронте.
- Это водка?!
- Спирт.
- Я не пью!
- Ну и ладненько… Тогда спать!
Другие офицеры батальона, которые в разговор не вмешивались и оставались незаметными в полумраке сырого вместительного подвала, молча разошлись по своим землянкам и временным пристанищам. Майор стал укладываться на топчане. Рядом пристроился дежурный связист со своими полевыми телефонами. Павел, Нина, Йошка ушли в отведенный им угол в конце подвала, где ординарец непрерывно топил железную печку. Капитан из ГРУ со старшим лейтенантом из штаба дивизии остались бодрствовать за столом, на котором вздрагивала, мигая, лампа с прикрученным фитилем…
11
Вторая попытка прорваться через передовую в другом месте тоже не удалась. Гитлеровцы, по всей видимости, усилили ночное охранение. Когда группа приблизилась к немецким окопам, ее снова встретили огнем. Пришлось и на этот раз отступить.
Устроились за крепкими стенами церкви на нейтральной полосе. Резвый волглый ветер влетал в разбитые окна верхнего свода, кружил пыль векового тлена - труху дерева, камня, железа, вороньего помета.
Капитан из ГРУ смотрел в бинокль. Он видел изломанную линию вражеских окопов. Иногда над бруствером появлялась каска, затянутая грязным белым чехлом, и тут же исчезала. Позади окопов работал экскаватор. Он возился, словно жук, рядом с домом под железной крышей.
- Окопы роет, что ли? - спросил Павел.
- Черт его знает, - отозвался капитан.
Экскаватор вырыл большую яму. Подошел тягач. Солдаты опутали дом тросом. Тягач зарычал громче. Дом сдвинулся и по наклонным бревнам съехал в яму.
Капитан оторвался от бинокля, опустился рядом с Павлом.
- Теперь сверху накатают бревна, засыпят землей - и готов дзот, с гостиной, кухней и спальней!.. - Его подбородок успел покрыться седой щетиной, щеки стали багровыми, как при высоком артериальном давлении.
- А если попытаться перейти днем? - спросил Павел.
- Как? Сейчас?!
- Ночь скрывает нас. Но она же маскирует и немцев. Ночью они настороже, а при свете, может, проскочим легче.
- И какой наметим путь?
Они подошли к подвальному окну.
- Пусть разведчики проползут вон до того болотца, проверят, нет ли там охраны. Потом перемахнут через проволоку - и к лесопосадкам… Видите?
- Силкин! - окликнул бойца капитан. Подвернув шинель, тот спал, словно дело его не касалось. Разведчики в маскхалатах сидели рядом.
- Ась? - очнулся Силкин.
- Прочешите с ребятами вон то болотце до лесопосадок. Если путь свободен, дадите сигнал. Сорокой стрекотать можете?
- А почему нет?
- Тогда пойдете первыми.
- Когда?
- Попытаемся пройти, когда немцы уйдут на обед.
Сообразительный разведчик сразу понял замысел:
- Тогда надо комбата попросить, чтобы в другом конце суматоху поднял. Мы тем временем проскользнем.
Капитан посмотрел на Павла.
Клевцов пролез через рваный обвал в стенной кладке, пополз к своим окопам. Он опасался, как бы наш часовой не открыл стрельбу и не всполошил немцев, приняв его за вражеского лазутчика. Но часовой молчал.
Рывком Павел преодолел последние метры, спрыгнул в окоп. Накрывшись от ветра брезентовыми накидками, в нишах сидели бойцы пополнения и равнодушно смотрели на человека в замызганном полушубке и валенках.
- Давно меня заметили? - спросил Павел часового.
- А как из церкви вылезли, - похвастался боец.
"Маскировка ни к черту!" - ругнулся про себя Павел и пошел по траншее к комбату.
В подвале на этот раз было много народу. Майор ставил задачу командирам рот. Увидев Павла, он с некоторым замешательством оторвался от карты, спросил:
- Чем могу служить?
- Вторая попытка не удалась, - проговорил Павел. - Мы на нейтральной полосе в церкви. Будем переходить в тринадцать ноль-ноль. Просим поддержать огнем левее от церкви. Устройте там суматоху погромче.
- Сделаем, - пообещал майор и обернулся к своим ротным.
Уже на пороге Павел услышал его слова: