Что же, "социологи социального" настолько глупы, что неспособны обнаружить тавтологию в своих рассуждениях? Они что, на самом деле придерживаются мифической веры в иной мир, таящийся за реальным миром? Они и вправду верят в это странное, существующее в режиме самообеспечения, самопорождающееся общество? Конечно, нет, поскольку они на самом деле никогда не использовали его на практике и потому никогда не сталкивались с противоречием, заключенным в понятии "самопроизводящегося" общества. Они никогда не приходили к логическому выводу о противоречивости своей концепции, потому что применяют ее не глядя. Ссылаясь на длительность существования социальных агрегатов, они всегда, вольно или невольно, взваливают на слабые социальные связи тяжелый груз массы других, несоциальных вещей. Именно вещи - я сейчас использую это слово в буквальном смысле - всегда на практике придают свое "стальное" качество злополучному "обществу". То, что социологи подразумевают под "властью общества",- это не само общество (это было бы, в самом деле, чудом), а итог действий всех сущностей, уже мобилизованных для того, чтобы асимметрии длились дольше. Такое применение кода не тавтологично, но чревато опасным заблуждением, ибо нет эмпирического способа понять, как все это хозяйство было мобилизовано, а хуже всего то, что нет способа узнать, активен ли еще этот груз. Идея общества в руках сегодняшних "социальных объяснителен" превратилась в нечто вроде большого судна-контейнера, на борт которого не пускают инспекторов и которое дает возможность социальным теоретикам провозить товары через национальные границы без прохождения досмотра. Пусты или полны упаковки с грузом, доброкачественный он или испорченный, безвреден или смертельно опасен, только что изготовлен или давно просрочен? Об этом можно только гадать, как о наличии оружия массового поражения в Ираке Саддама Хуссейна.
Позиция ACT заключается в том, чтобы не втягиваться в полемику с социологами социального, а лишь чаще и быстрее выявлять противоречие, в которое они могут впадать. Это единственный способ мягко побудить социологов снова начать отслеживать несоциальные средства, мобилизуемые всякий раз,-когда они обращаются с заклинаниями к силе социальных объяснений. ACT по-прежнему задает вопрос: коль скоро все социологи нагружают вещами социальные связи, придавая им тем самым достаточный вес для объяснения их продолжительности во времени и протяженности в пространстве, то почему тогда они делают это не в открытую, а тайком? Лозунг ACT "следуйте за акторами" превращается в "следуйте за сплетениями акторов через вещи, добавляемые ими к социальным способностям для придания большей продолжительности постоянно меняющимся взаимодействиям". Именно в этом пункте яснее всего виден реальный контраст между социологией ассоциаций и социологией социального. До сих пор я, возможно, преувеличивал различия между обеими парадигмами. В конечном счете многие направления социальной науки могли бы признать две первые неопределенности своим отправным пунктом, особенно антропология (это другое название эмпирической метафизики), и, уж конечно, это признала бы этнометодология. Даже добавление разногласий радикально не изменят намеченный ими для изучения тип феноменов, разве что возникнут трудности при составлении их перечня. Но теперь расхождение существенно усилится, поскольку мы не собираемся заранее ограничиваться одним небольшим репертуаром,-только тем, который нужен акторам для создания социальных асимметрий. Напротив, мы собираемся признать полноценными акторами сущности, которые были явно исключены из коллективного существования в течение более ста лет социального объяснения. Причин этому две: во-первых, базовые социальные навыки обеспечивают только очень незначительное подмножество связей, образующих общество; во-вторых, добавление силы, которая как кажется, присуща самой активизации социальной связи, является в лучшем случае удобным кодом, а в худшем - всего лишь тавтология.
Бабуины Ширли Штрум
Для того чтобы понять связь между базовыми социальными навыками и понятием общества, нам потребуется экскурс в исследования обезьян. Вспоминая первый посвященный исследованиям бабуинов симпозиум, организованный ею в 1978 г. в замке недалеко от Нью-Йорка, Ширли Штрум [1987, р. 157-58] писала:
Однако я знала, что моя работа изображает такую картину сообществ бабуинов, принять которую другим было бы трудно. Мое шокирующее открытие состояло в том, что у самцов нет иерархии доминирования; что у бабуинов есть социальные стратегии; что хитрость побеждает силу; что социальный навык и социальная взаимность побеждают агрессию. Это было началом сексуальной политики, когда самцы и самки обменивались услугами в ответ на другие услуги. Оказалось, что бабуинам приходится тяжело трудиться, создавая свой социальный мир, но способ,
которым они его создавали, делал их "симпатичнее" людей. Они нуждались друг в друге, чтобы выжить, на самом базовом уровне: защита и преимущества, которые жизнь группой предоставляет индивиду. Но они также нуждались друг в друге и на самом сложном уровне-уровне социальных стратегий конкуренции и обороны. Они выглядели "симпатичнее" еще и потому, что, в отличие от людей, ни у одного из членов Пампхауза (название стаи) не было возможности контролировать жизненно важные ресурсы: у каждого бабуина была своя пища, вода и место в тени, и он заботился об удовлетворении своих собственных основных жизненных потребностей. Они могли бы применять агрессию в целях насилия, но агрессия была у них связанным тигром. Забота, близость, социальная доброжелательность и взаимопомощь были единственным видом активов, допустимым для бартера или в качестве средства воздействия на другого бабуина. И в этом-то и состояла вся их "симпатичность": в аффиляции и отсутствии агрессии. Бабуины "симпатизировали" друг другу потому, что такое поведение было столь же необходимо для выживания, как воздух для дыхания и пища для питания. То, что я установила, было новым революционным изображением сообщества бабуинов. Революционным практически для всякого описанного до сих пор сообщества животных. От следствий захватывало дух. Я доказывала, что агрессия не играла столь повсеместной и важной роли в процессе эволюции, как считалось раньше, и что социальные стратегии и социальная взаимность крайне важны. И если они есть у бабуинов, то конечно, они должны были быть и у предшественников наших древних человеческих предков.
Если бы социологи имели возможность более внимательно наблюдать за бабуинами, восстанавливающими свою постоянно распадающуюся "социальную структуру", они бы воочию убедились, как непомерна цена, например, поддержания социального господства на основе одних социальных способностей без обращения к вещам вообще. Они бы эмпирически задокументировали, во что обходится тавтология социальных связей, состоящих из социальных связей. Именно власть, приводимая в действие посредством недремлющих сущностей и нерасторжимых ассоциаций, позволяет господству длиться дольше и простираться дальше,- и чтобы проделать подобный трюк, приходится изобретать еще много скрепляющих составов помимо общественных договоров. Это означает не то, что социология социального бесполезна, а лишь то, что она могла бы прекрасно изучать бабуинов, но не людей.
ДЕЛАЕМ ОБЪЕКТЫ УЧАСТНИКАМИ ДЕЙСТВИЯ
Контраст между двумя направлениями не может быть более разительным. Если у вас возникают сомнения в способности социальных связей к длительному расширению, правдоподобная роль может быть предложена объектам. Пока вы верите, что социальные объединения могут поддерживать свое существование, опираясь на "социальные силы", объекты скрываются из виду, и магическая и тавтологическая сила достаточна для того, чтобы поддерживать любую вещь (every thing), не применяя для этого в буквальном смысле ничего (with no thing). Трудно представить себе более потрясающую перестановку переднего плана/фона, более радикальную смену парадигмы. Именно по этой причине, конечно, ACT впервые и привлекла к себе внимание.
Социальное действие не только захватывается чужаками, оно еще и передается или делегируется иным типам акторов, способным перемещать действие дальше посредством других видов действия и других типов сил. Поначалу возвращение объектов в нормальный ход действия выглядит достаточно безобидным. В конечном счете едва ли есть сомнения в том, что чайники "кипятят" воду, ножи "разрезают" мясо, корзины "носят" продукты, молотки "бьют" гвозди по шляпке, перила "не дают" детям упасть, замки "запирают" помещения от незваных гостей, мыло "смывает" грязь, расписания "перечисляют" учебные занятия, ценники "помогают" людям в расчетах и т. д. Разве эти глаголы не обозначают действия? Как может включение в оборот этих непритязательных повседневных и встречающихся на каждом шагу видов активности дать что-то новое социологу?
И все-таки может. Основная причина, почему у объектов раньше не было возможности играть какую-то роль, кроется не только в определении социального, которого придерживаются социологи, но и в самой трактовке акторов и действий. Если действие априори уже ограничено тем, что делают "намеренно" и "осмысленно" представители рода человеческого, то трудно увидеть, как способны действовать молоток, корзина, дверной замок, кошка, плед, кружка, расписание или этикетка. Они могут существовать в области "материальных" "каузальных" связей, но не в "рефлексивной", "символической" сфере социальных отношений. Наоборот: если мы тверды в своем решении начать с разногласий по поводу акторов и действий, то любая вещь, изменяющая сложившееся положение дел тем, что создает различие, является актором, или, если у нее еще нет фигурации, актантом. Таким образом, по поводу любого агента надо задать следующие вопросы: вносит ли он какое-нибудь изменение в ход действия какого-то другого агента или нет? Есть ли какое-нибудь испытание, позволяющее обнаружить это изменение?
Здравомыслящий человек ответит повторяющимся "да". Если вы способны с серьезной миной утверждать, что забивать гвоздь с молотком или без него, кипятить воду в чайнике или без него, носить продукты в корзине или без нее, ходить по улице в одежде или без нее, переключать телевизор с одного канала на другой при помощи пульта или без него, снижать скорость автомобиля с помощью "лежачего полицейского" или без него, следить за своим инвентарем по списку или без него, управлять компанией с бухгалтерским учетом или без него - это абсолютно одни и те же действия, что внедрение этих непритязательных бытовых принадлежностей "ничего существенно" не меняет в решении задач, то тогда вы готовы к переселению в Далекую Страну Социального и исчезновению из этой смиренной юдоли. Для всех других членов общества тут есть ощутимая на опыте разница, и поэтому все эти приспособления, согласно нашему определению, суть акторы, или, точнее, участники действия, ожидающие обретения фигурации.
Это, конечно, не значит, что такие участники "детерминируют" действие, что корзина "служит причиной" доставки продуктов или молотки "заставляют" забивать гвоздь. Подобное обращение вспять направленности воздействия просто превратило бы объекты в причины, следствия которых передавались бы через человеческие действия, теперь сведенных к следу простых проводников. Скорее, это означает, что между причинностью в полном смысле слова и абсолютным небытием может существовать множество метафизических полутонов. Вещи могут не только "детерминировать" или служить "фоном человеческого действия", но еще и допускать, позволять, предоставлять, способствовать, разрешать, предлагать, влиять, мешать, делать возможным, препятствовать и т.д. ACT - не пустопорожнее утверждение, что объекты делают все "вместо" человеческих акторов. Она просто утверждает, что изучение социального не может даже начаться, если сначала не будет тщательно проработан вопрос, кто и что участвует в действии, пусть даже это означает допущение туда тех элементов, которые, за отсутствием лучшего термина, мы будем называть не-человека-ми. Это выражение, как и все остальные, выбранные ACT, само по себе не несет никакого смысла. Оно не указывает ни на какую сферу реальности. Оно не обозначает маленьких гоблинов в красных шапочках, действующих на атомном уровне, а только указывает, что - для того чтобы объяснить длительность и распространенность того или иного взаимодействия - исследователь должен быть готов смотреть. Проект ACT просто состоит в том, чтобы расширить перечень и модифицировать очертания и фигуры всех собранных участников, а также придумать способ заставить их действовать как продолжительно существующее целое.
Для социологов связей новым является не множество объектов, мобилизуемых в ходе всякого действия по мере его проявления - никто никогда и не отрицал, что их тысячи; ново здесь то, что объекты вдруг предстали на свет не только как полноценные акторы, но и как то, что объясняет тот контрастный ландшафт, с которого мы начинали,-ландшафт нависающих над всем социальных сил, чудовищных асимметрий, репрессивного проявления власти. Социологи ассоциаций хотят начать с удивления, а не как большинство их коллег, с мнения, что этот вопрос очевидным образом закрыт и объекты не делают ничего,- по крайней мере, ничего сопоставимого или даже просто соединимого с человеческим социальным действием,- и что если они и могут иногда "выражать" властные отношения, "символизировать" социальные иерархии, "усиливать" социальное неравенство, "переносить" социальную власть, "объективировать" неравенство и "овеществлять" тендерные отношения, они не могут находиться у истока социальной активности.
Показательный пример асимметричного понимания акторов предоставляет Дюркгейм [1966, р.113], когда утверждает:
...исходное начало всякого, более или менее важного процесса следует искать в устройстве внутренней социальной среды.