предполагает население, население, производящее в определенных условиях,
а также определенные формы семьи, общины или государства и т. д.
Она не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее
отношение уже данного конкретного и живого целого" *).
Маркс отвергает гегелевскую концепцию насчет процесса
возникновения конкретного. Гегель полагает, что метод восхождения от
абстрактного к конкретному есть процесс возникновения самого
конкретного. Согласно же Марксу, этот метод есть лишь "способ, при
помощи которого мышление усваивает себе конкретное,
воспроизводит его духовно как конкретное". Конкретное является исходным
пунктом созерцания и представления. Здесь происходит, так сказать,
смычка между бытием и мышлением, которое развивает категории не
из самого себя, а имея конкретное, как бытие, перед собой. В
дальнейшем процесс духовного воспроизведения конкретного, не совпадающего
с процессом возникновения конкретного, совершается путем выделения
абстрактных, простых, односторонних отношений уже данного
конкретного целого. Это очень важное расхождение Маркса с Гегелем нужно
иметь в виду при построении материалистической диалектики. Для
Гегеля реальное есть результат развивающегося мышления, для
Маркса же мышление есть результат, отражение, воспроизведение
реальной действительности. Стало быть, абстрактные категории не
могут существовать сами по себе, независимо от конкретного
целого. Для Гегеля движение категорий представляется как
действительный творческий акт. В свете же диалектического материализма
дело представляется таким образом, что "конкретная целостность,
в качестве мысленной целостности, мысленной конкретности, есть
на самом деле продукт мышления, понимания, но это отнюдь не
продукт понятия, размышляющего и развивающегося вне наглядного
созерцания и представления, а переработка созерцания и
представления в понятия" (Маркс). Соотношение между бытием и
мышлением здесь у Маркса выражено с полной ясностью, не оставляющей
*) 1С. Маркс, К критика политической экономии, ияд. Института
К. Маркса и Ф. Энгельса, 1929 г., стр. 30-31.
Логика.
IV
L
А. ДЕБ0РИН
места для каких–либо недоразумений. Реальный субъект, как
говорит далее там же Маркс, существует как нечто самостоятельное и
независимое вне головы; мыслящая же голова "осмысливает" данный
ой мир, воспроизводя его духовно, теоретически.
Теперь возникает перед нами новый вопрос, имеющий огромное
теоретическое и методологическое значение. Это - вопрос о
взаимоотношении между логическим процессом и процессом историческим.
Логический процесс восхождения от простого к сложному может быть
понят в то же время как генетический процесс. Маркс, как и Гегель,
не считал правильным метод нисхождения от слоожного к простому,
т. е. метод аналитический по преимуществу. Метод восхождения от
простого к сложному является по замыслу Маркса воспроизведением
реального процесса природы и истории. Это - процесс развития,
генезиса форм, в противоположность методу анализа данных,
исторически развившихся форм на их элементы. По этому поводу
Маркс пишет: Классическая экономия часто "пытается
непосредственно, без посредствующих звеньев, все свести к единству и
доказать тожество источников различных форм. Но это необходимо
вытекает из ее аналитического метода, с чего должна начинать
критика и объяснение (курсив мой. - А. Д.). Она заинтересована не
в том, чтобы генетически развить различные формы, а в том, чтобы
путем анализа свести их к их единству, так как она исходит из них
как из данных предпосылок. Но анализ является необходимой
предпосылкой генетического изложения, понимания действительного процесса
развития в его различных фазах" *) (курсив мой. - А. Д.).
Стало быть, диалектический метод Маркса (как и Гегеля)
коренным образом отличается от обычного метода мышления и
исследования, поскольку он является методом, воспроизводящим реальный
генетический процесс развития. В этом именно и заключается смысл
формулы восхождения от абстрактного к конкретному, от простого
к сложному.
Возвращаясь к вопросу о соотношении между логическим
историческим ходом развития, необходимо здесь прежде всего
напомнить мысли, высказанные по этому вопросу Энгельсом. "Критика
политической экономии и после выбора метода, - говорит он по поводу
марксовой концепции, - могла быть построена двояким образом:
исторически или логически. Так как в истории, как и в ее литератур-
*) К. Маркс, Теории прибавочной ценности, т. 3, стр. 388-389.
LI
дых отражениях, развитие в общем и целом идет от более простых
к более сложным отношениям, то литературно–историческое развитие
политической экономии давало естественную руководящую нить,
которой критика могла следовать, так что при этом экономические
категории в общем и целом следовали бы в том же порядке, как и в
логическом развитии. Эта форма на первый взгляд имеет преимущество
большей ясности, так как прослеживается действительное развитие,
на самом же деле такое построение способствовало бы в лучшем случае
только большей популярности изложения. Историческое развитие
идет часто скачками и зигзагообразно, и его пришлось бы проследить
во всех его перипетиях, благодаря чему не только пришлось бы
слишком часто уделять место и малоценному материалу, но и пришлось
бы часто прерывать ход мыслей… Логический метод исследования
является поэтому единственно подходящим. Последний, однако,
есть тот же исторический метод, только освобожденный от его
исторической формы и от нарушающих стройность изложения исторических
случайностей. Логический ход мыслей должен начать с того, с чего
начинает и история, и его дальнейшее развитие будет представлять
собой не что иное, как отражение в абстрактной и теоретически
последовательной форме исторического процесса, исправленное
отражение, но исправленное соответственно законам, которым нас учит
сама историческая действительность, ибо логический способ
исследования дает возможность изучить всякий момент развития в его самой
зрелой стадии, в его классической форме" *).
Все, что здесь сказано Энгельсом, относится к конкретной
научной области - к политической экономии. Но этот вопрос
приобретает гораздо большую сложность, когда мы имеем дело с логикой как
таковой. В каком смысле можно здесь говорить о последовательности
категорий, их взаимной связи и переходе их друг в друга? Логика есть
наука о законах развития действительности. Говоря здесь о логике,
мы, конечно, имеем в виду диалектическую логику, в отличие от
формальной логики, которая имеет дело лишь с формами и законами
нашего мышления. Логика, или диалектика в гегелевском смысле,
представляет собою науку о категориях, имеющих не только
субъективную, но и объективную значимость. Совокупность категорий как
бы конструирует внутреннюю организацию действительности. Это-
*) Ф. Энгельс, Рецензия на "Критику политической экономии" К. Маркса;
("Под внаменем марксизма", 1923 г., № 2-3, стр. 55.)
IV*
LII
объективные формы, или законы связи явлений. Гегелевская
логика построена в том предположении, что движение категорий
есть одновременно и самое творчество действительности, с чем,
конечно, ни один материалист согласиться не может. С другой
стороны, логика воспроизводит исторический процесс человеческого
знания. В этом последнем смысле последовательное движение
категорий как бы совпадает с историческим движением, или
развитием, научно–философской мысли. Каждая категория является в
общем выражением определенной ступени исторического развития
мысли. Например, категория бытия, составляющая начало
логики, является в то же время и началом истории философии
(элеаты). Категория становления связана исторически с философией
Гераклита и т. д.
Помимо исторического разреза, необходимо обратить еще особое
внимание на чисто логический разрез. Совокупность категорий
составляет логическую систему. Каждая категория логически, развивает
необходимо из себя последующую категорию - такова мысль Гегеля.
Это - чисто логический процесс, в котором категории внутренне
связаны необходимой логической связью и где каждая категория
занимает свое определенное место, причем каждая низшая категория,
т. е. более абстрактная и простая, входит, как подчиненный момент,
в более конкретную категорию. Таков и внутренний смысл истории
философии, где каждая философская система входит, как
подчиненный абстрактный момент, в последующую философскую систему,
оказывающуюся более конкретной по своему принципу и
содержанию, чем предшествующие философские системы.
Наметив три основных разреза гегелевской логики, мы должны
теперь, хотя бы в нескольких словах, определить свое отношение к
гегелевскому построению. Само собою разумеется, что мы отвергаем
целиком основную идеалистическую установку Гегеля насчет того,
что мир представляет собою не что иное, как прикладную логику.
"По мнению Гегеля, -· говорит Маркс, - все, что происходило, и все,
что происходит еще в мире, тожественно с тем, что происходит в его
собственном мышлении. Таким образом, философия истории
оказывается лишь историей философии, и притом его собственной
философии. Нет уже истории, "соответствующей порядку времен";
существует лишь "последовательность идей в разуме". Он
воображает, что строит мир посредством движения мысли, между тем как
в действительности он лишь систематически перестраивает и рас-
полагает согласно своему абсолютному методу те мысли, которые
находятся в головах у всех и каждого" *).
Стало быть, логика дает систематическое расположение, по
определенному методу, тех мыслей, которые мы имеем об отношениях
объективного мира. У Гегеля, как и у всех идеалистов, категории
абстрагированы от реальных отношений и превращены в самостоятельные
сущности. Раз это так, то мы вынуждены искать происхождения этих
мыслей, категорий и движений чистого разума. "Можно ли
удивляться тому, - пишет Маркс, - что в последней степени абстракции, -
так как мы имеем здесь дело с абстракцией, а не с анализом, - всякая
вещь является в виде логической категории? Можно ли удивляться
тому, что, устраняя мало–по–малу все, составляющее отличительную
особенность данного дома, отвлекаясь от материалов, из которых
он построен, от формы, которая ему свойственна, мы получаем,
наконец, лишь тело вообще; что, отвлекаясь от размеров этого тела, мы
оставляем в результате лишь пространство; что, отвлекаясь от этого
пространства, мы приходим, наконец, к тому, что имеем дело лишь
с количеством в чистом виде, с логической категорией количества?
Последовательно отвлекаясь, таким образом, от всякого субъекта, от
всех его так называемых случайных признаков, одушевленных и
неодушевленных, людей или вещей, - мы можем сказать, что в последней
степени абстракции у нас есть лишь логические категории как
единственные субстанции. О своей стороны, метафизики, воображающие,
что эти абстракции составляют анализ, и думающие, что, все более и
более удаляясь от предмета, они приближаются к его пониманию, -
метафизики по–своему правы, говоря, что в нашем мире вещи
представляют собою лишь узоры, для которых логические категории
служат канвою" **). В дальнейшем Маркс подчеркивает необходимость
изучения конкретных форм движения, ибо "стоит только отвлечься
от отличительных признаков различных родов движения, чтобы прийти
к движению в абстрактном виде, к чисто формальному движению,
к чисто логической формуле движения".
Таким образом, логические категории должны рассматриваться
как теоретические, идеальные выражения реальных отношений вещей,
без которых никаких категорий вообще не существует. Изучая
*) К. Маркс, Нищета философии, стр, 105 ("Библиотека марксиста",
вып. XII-XIII).
**) К. Маркс, Нищета философии, стр. 102.
LIV
категории как формы существования вещей, необходимо всегда иметь
в виду, что они составляют логические абстракции. Но беря основные
категории, присущие всякой действительности, как, например,
количество, качество, меру, причинность, форму, содержание и т. п.,
и помня, что они сами по себе никакого существования не имеют,
мы все же на основании конкретного материала имеем возможность
подвергать их научному анализу. Что же касается порядка,
последовательности, в какой мы их должны рассматривать, то этот вопрос,
нам кажется, следует разрешить в смысле логической их связности,
соответствующей объективному развертыванию определенных форм
движения и последовательности процесса познания и исследования.
Более простые и абстрактные категории должны предшествовать
более сложным и конкретным. Необходимо, стало быть, располагать
категории в порядке их последовательной конкретизации Таково
реальное развитие всякой действительности и любого ее отрезка.
Все в природе развивается путем поступательного усложнения
простого и непосредственного. При этом, однако, надо иметь в виду и
другую сторону вопроса, а именно: что наиболее простые категории
в свою очередь исторически развертываются полностью при более
конкретных условиях.
Совершенно неправильно было бы начинать науку с установления
сущности, например с констатирования законов, по той простой
причине, что если бы нам с самого начала были известны законы и сущность
явлений, то мы имели бы науку до науки, как выражается Маркс, т. е.
нам незачем было бы вообще заниматься наукой. Наука имеет своей
основной задачей раскрытие законов, сущности, внутренней связи
явлений, а это дается не в начале или до науки, а лишь как конечный
результат нашего изучения и исследования. Поэтому мы по самому
существу вынуждены начинать с непосредственного, как данного в
созерцании я представления, объекта и с описания его внешних форм
связи, для того, чтобы иметь возможность путем такого
последовательного изучения проникнуть глубже в его внутренние связи и
опосредствования.
Имея перед собой какой–либо объект изучения, мы, естественно,
раньше всего изучаем его внешние свойства, устанавливаем его
качественно–количественную характеристику, взаимоотношение качества
и количества, как и переход их друг в друга. И только после этого
мы можем спуститься глубже в поисках за теми внутренними
отношениями и законами, которые лежат в основе "бытия". Таков должен быть
LV
метод всякого научного исследования: от непосредственного
через опосредствованное к конкретному научному понятию, И этот метод
восхождения от абстрактного к конкретному есть способ, при помощи
которого мышление воспроизводит духовно конкретное. Стало быть,
последовательность категорий выражает последовательность ступеней
процесса познания, а также воспроизведение исторического процесса
развития мысли и предмета.
VII.
Если отвлечься от указанных нами основных недостатков
гегелевской логики, то мы должны признать, что в общем гегелевское
построение надо считать правильным и с материалистической точки
зрения. Этим мы вовсе не хотим сказать, что все категории у Гегеля
стоят незыблемо на должном месте, что никакие передвижки их
абсолютно недопустимы. Нам важно только подчеркнуть, что основные
линии в гегелевской логике намечены правильно. Мы здесь не
касаемся еще целого ряда вопросов, в которых мы расходимся с
Гегелем. Нами даже не затронут вопрос о связи между системой и
методом, о переходе категорий друг в друга и пр. Все это потребовало бы
слишком много места. Что касается, в частности, вопроса о переходах
категорий друг в друга, то их искусственность и надуманность
объясняются прежде всего тем, что Гегель имеет дело с чисто логическим
процессом, при котором категории, как логические сущности,
переходят друг в друга. Естественно, что в этих переходах, более чем где бы
то ни было, чувствуется влияние системы на метод. Категории
переходить друг в друга вообще не могут. У Гегеля категории, в
качестве законов мышления, носят вообще априорный характер и
действительно навязываются природе и истории. Но, с другой стороны, надо
понять, что категории даже у Гегеля на самом деле выведены из
действительности. Здесь мы опять–таки имеем ту мистификацию, о
которой говорят Маркс и Энгельс. Но мы, материалисты, должны
сознательно выводить законы диалектики из действительной природы и
истории. Для Гегеля природа и история являются прикладной
логикой. Для материалиста дело обстоит иначе: категорий являются
абстракциями, идеальными выражениями реальных отношений; Но
раз эти законы, или категории, выведены, открыты и установлены, то
они, естественно, применяются в дальнейшем как орудие
исследования. Закон превращения энергии, например, будучи раз открыт в
самой природе, впоследствии применяется к различным областям;
LVI
он становится предпосылкой научного исследования. Вовсе не
требуется каждый раз заново открывать этот закон. Это обстоятельство
и заставляет многих полагать, будто законы диалектики представляют
собою априорную конструкцию, - схему, которая якобы
навязывается мышлением природе. Ни о каком априоризме здесь речи
быть не может. Все законы выведены из действительности. Но
будучи раз выведены или открыты, они становятся прочным
достоянием теоретического мышления и превращаются уже в орудие
исследования.
Итак, на место саморазвития идеи мы ставим саморазвитие
материального мира, на место логических переходов мы ставим реальные
переходы в процессе развития. У Гегеля мы имеем, несмотря на
искусственность переходов категорий друг в друга и на идеалистический