Присутствие господина Парижского, его сына и подручных красноречиво свидетельствовало о назначении страшной машины г-на Гильотена, лишний раз доказывая, что его опыт проводился если не по приказу, то уж, во всяком случае, с одобрения правительства.
Господин Парижский казался весьма огорченным: если машина, на испытание которой его позвали, будет одобрена, вся живописная сторона его профессии исчезнет; исполнитель, являвшийся толпе в образе карающего ангела с пылающим мечом в руке, превратится в палача, всего-навсего дергающего за веревку.
Такова была оппозиция нововведению.
Дождь превратился в неприятную морось; опасаясь, как бы непогода не спугнула кого-нибудь из зрителей и почувствовав, подобно директору театра, нетерпение публики, доктор Гильотен обратился к наиболее важной группе, состоявшей из Калиостро, Жильбера, доктора Луи и архитектора Жиро:
- Господа, мы ждем лишь господина доктора Кабаниса. Как только он прибудет, мы начнем.
Едва он проговорил эти слова, как во двор въехала третья карета; из нее вышел господин лет тридцати восьми-сорока с открытым умным лицом; у него были живые глаза, вопросительно глядевшие на окружающих.
Это и был последний зритель - доктор Кабанис.
Он любезно раскланялся с каждым из присутствовавших, как и подобало философствовавшему доктору, затем подошел пожать руку Гильотену, который с высоты помоста прокричал ему: "Скорее, доктор, скорее же, мы ждем только вас!" - и присоединился к той группе, где были Жильбер и Калиостро.
В это время кучер доктора Кабаниса ставил экипаж рядом с двумя другими каретами.
Господин Парижский свой фиакр из скромности оставил у ворот.
- Господа! - объявил доктор Гильотен. - Мы больше никого не ждем и сейчас же начинаем.
По его знаку распахнулась дверь: оттуда вышли два человека в серой форменной одежде, неся на плечах мешок, отдаленно напоминавший очертаниями человеческое тело.
В окнах показались бледные лица больных, с ужасом следивших за непонятным и страшным зрелищем; никто этих людей не думал приглашать на представление, и они не понимали ни смысла приготовлений к нему, ни его цели.
XI
ВЕЧЕР В ПАВИЛЬОНЕ ФЛОРЫ
Вечером того же дня, то есть 24 декабря, накануне Рождества, в павильоне Флоры был прием.
Королева не пожелала принимать гостей у себя, и потому принцесса де Ламбаль принимала от имени королевы и развлекала гостей до появления ее величества.
Как только пришла королева, все пошло так, словно вечер проходил в павильоне Марсан, а не в павильоне Флоры.
Утром виконт Изидор де Шарни возвратился из Турина и незамедлительно был принят сначала королем, потом королевой.
Оба встретили его чрезвычайно благосклонно, особенно королева: у нее были для этого две причины.
Прежде всего Изидор был братом Шарни, и, пока того не было в Париже, королеве было приятно видеть перед собой Изидора.
Кроме того, Изидор привез от их высочеств графа д’Артуа и принца де Конде сообщения, находившие живой отклик в ее сердце.
Принцы рекомендовали королеве обратить внимание на план маркиза де Фавраса и призывали ее воспользоваться преданностью этого отважного дворянина, чтобы покинуть Париж и присоединиться к ним в Турине.
Еще Изидору было поручено передать г-ну де Фаврасу от имени принца, что они с большой симпатией относятся к его плану и желают ему успеха.
Королева целый час не отпускала от себя Изидора, пригласила его на вечер к г-же де Ламбаль и позволила ему удалиться только после того, как он отпросился для выполнения поручения к г-ну де Фаврасу.
Королева не сказала ничего определенного по поводу своего бегства. Она только приказала Изидору подтвердить г-ну и г-же де Фаврас слова, сказанные ею в тот самый день, когда она давала аудиенцию маркизе и внезапно появилась у короля, принимавшего маркиза.
Выйдя от королевы, Изидор сейчас же отправился к г-ну де Фаврасу, проживавшему на Королевской площади в доме № 21.
Виконта де Шарни приняла г-жа де Фаврас. Вначале она ему сказала, что ее мужа нет дома; однако когда она услышала имя посетителя и узнала, с какими августейшими особами он виделся всего час назад, а также, с кем он расстался за несколько дней до того, она призналась, что ее муж дома, и приказала его позвать.
Маркиз вошел в комнату. У него было открытое лицо и смеющиеся глаза. Его заранее предупредили из Турина, и он знал, от чьего имени явился Изидор.
Слова королевы, которые передал ему молодой человек, преисполнили сердце Фавраса радостью. Все подавало маркизу надежду: заговор осуществлялся как нельзя более успешно; в Версале было собрано тысяча двести всадников; каждый из них должен был посадить на круп по одному пехотинцу, что вдвое увеличивало количество солдат. От убийств Неккера, Байи и Лафайета, которые должны были осуществить в одно время каждая из трех входящих в Париж колонн (одна - через Рульскую заставу, другая - через заставу Гренель, а третья - через ворота Шайо), было решено отказаться: полагали, что довольно будет отделаться от Лафайета. А для этого было достаточно четырех человек, лишь бы они имели хороших лошадей и были хорошо вооружены. Им следовало дождаться минуты, когда экипаж г-на де Лафайета, как обычно, около одиннадцати часов вечера, покинет Тюильри. Тогда двое всадников должны будут следовать слева и справа от кареты, а два других - зайти спереди. Один из них, держа в руке пакет, прикажет кучеру остановиться, объяснив это тем, что у него срочное сообщение для генерала. А когда карета остановится и генерал покажется в окне, ему выстрелят из пистолета в голову.
Это была единственная существенная поправка к плану заговора; все прочее оставалось без изменений. Деньги были выданы, люди предупреждены, королю достаточно было лишь сказать "Да!" - и по знаку г-на де Фавраса все началось бы незамедлительно.
Единственное, что вызывало беспокойство маркиза, - это молчание короля и королевы. И вот королева только что нарушила это молчание, прислав Изидора; сколь бы туманны ни были слова, которые Изидору было поручено передать г-ну и г-же де Фаврас, они имели огромное значение, потому что принадлежали ее величеству.
Изидор обещал Фаврасу передать вечером королеве и королю уверения в преданности маркиза.
Молодой виконт, как помнит читатель, приехал в Париж и в тот же день отправился в Турин; в Париже у него не было другого пристанища, кроме комнаты, которую его брат занимал в Тюильри. В отсутствие графа он приказал его лакею отпереть комнату.
В девять часов вечера он вошел в апартаменты принцессы де Ламбаль.
Изидор не был представлен ей; хотя она его не знала, днем ее предупредила о нем королева; когда лакей доложил о виконте, принцесса поднялась и с очаровательной грацией, заменявшей ей ум, сейчас же увлекла его в кружок избранных друзей.
Король и королева еще не появлялись; месье казался чем-то обеспокоенным и беседовал с двумя дворянами из своего ближайшего окружения: г-ном де Ла Шатром и г-ном д’Аваре. Граф Луи де Нарбонн переходил от одного кружка к другому с легкостью человека, всюду чувствующего себя как дома.
Кружок избранных друзей состоял из молодых дворян, устоявших перед манией эмиграции. Среди них были братья де Ламеты, многим обязанные королеве и еще не успевшие перейти в стан ее врагов; г-н д’Амбли, один из самых светлых, а может, и самых дурных умов той эпохи, как будет угодно читателю; г-н де Кастри, г-н Ферзен; Сюло, главный редактор остроумной газеты "Деяния Апостолов" - все это были преданные сердца, но слишком горячие, порой немного безумные головы.
Изидор ни с кем из них не был знаком, однако благодаря его хорошо известному имени, а также особенной любезности, с какой его встретила принцесса, все протянули ему руки.
Кроме того, он принес новости от той, другой Франции, жившей за границей. У каждого из присутствовавших кто-нибудь из родственников или друзей находился на службе у принцев; Изидор всех их видел, он был словно второй газетой.
А первой, как мы сказали, был Сюло; он что-то рассказывал, и все громко смеялись. В тот день Сюло присутствовал на заседании Национального собрания. На трибуну там поднялся г-н Гильотен; он стал расхваливать прелести изобретенной им машины, поведал о триумфальном ее испытании утром того же дня и просил позволения заменить ею все другие орудия смерти - колесо, виселицу, костер, четвертование, - попеременно приводившие в ужас Гревскую площадь.
Национальное собрание, соблазненное мягкостью, с коей действовала новая машина, уже готово было ее одобрить.
По поводу Национального собрания, г-на Гильотена и его машины Сюло сочинил на мотив менуэта Экзоде песенку, и она должна была на следующий день появиться в его газете.
Эта песенка, которую он тихонько напевал в окружавшем его веселом обществе, заставила слушателей так громко и искренне рассмеяться, что король с королевой услышали их смех еще из передней. Бедный король! Сам он давно уже не смеялся и потому решил непременно осведомиться о предмете, сумевшем в столь печальные времена вызвать такое бурное веселье.
Само собою разумеется, что, как только один придверник доложил о короле, а другой - о королеве, все шушуканья, смех, разговоры сейчас же стихли и наступила благоговейная тишина.
Вошли две августейшие особы.
Чем больше за стенами дворца революционный дух лишал королевскую власть ее притягательной силы, тем больше - и это надо отметить - в узком кругу истинные роялисты подчеркивали свое уважение к ней, будто невзгоды только придавали им новые силы. Если год 89-й видел проявления черной неблагодарности, то 93-й увидел проявления самозабвенной преданности.
Принцесса де Ламбаль и мадам Елизавета завладели вниманием королевы.
Месье подошел к королю засвидетельствовать свое почтение и поклонился со словами:
- Брат! Нельзя ли вам, королеве, мне и кому-нибудь из ваших близких друзей в уединении сыграть в карты, чтобы под видом виста мы могли побеседовать без помех?
- Охотно, брат мой, - отвечал король, - поговорите с королевой.
Месье подошел к Марии Антуанетте, беседовавшей в это время с Шарни; виконт раскланялся с королевой и теперь говорил ей вполголоса:
- Ваше величество, я видел сегодня маркиза де Фавраса и имею честь сообщить вам нечто весьма важное.
- Дорогая сестра, - обратился граф Прованский к королеве, - король выразил желание, чтобы мы сыграли партию в вист вчетвером; мы объединимся против вас, а вашему величеству король предоставляет право выбора партнера.
- Ну что же, мой выбор сделан, - не возражала королева, сразу догадавшись, что партия в вист только предлог. - Господин виконт де Шарни, вы будете с нами играть, а за игрой расскажете о новостях из Турина.
- Как? Вы приехали из Турина, виконт? - спросил месье.
- Да. А по дороге я заехал на Королевскую площадь, где встретился с человеком, всем сердцем преданным королю, королеве и вашему высочеству.
Месье покраснел, кашлянул и удалился. Весь сотканный из недомолвок и чрезвычайно подозрительный, он был напуган прямотой и искренностью виконта.
Он взглянул на г-на де Ла Шатра, тот подошел к нему, получил отданные шепотом приказания и вышел.
Тем временем король отвечал на приветствия дворян, а также тех немногочисленных дам, что еще бывали на вечерах в Тюильри.
Королева подошла к супругу, взяла его под руку и увела играть.
Подойдя к карточному столу, он поискал взглядом четвертого игрока, но увидел только Изидора.
- А! Господин де Шарни! - заметил он. - В отсутствие вашего брата вы будете у нас четвертым; лучшую замену ему трудно было бы придумать! Милости просим!
Он жестом пригласил королеву садиться, потом сел сам, за ним - месье.
Королева в свою очередь знаком пригласила Изидора, и он последним занял свое место.
Мадам Елизавета подошла к козетке, стоявшей за спиной короля, и, опустившись на колени, положила руки на спинку его кресла.
Игроки сыграли несколько партий в вист, перебрасываясь лишь необходимыми в игре словами.
Наконец, убедившись в том, что все держатся от их стола на почтительном расстоянии, королева решилась обратиться к месье со словами:
- Брат! Виконт вам сообщил, что он приехал из Турина?
- Да, - ответил тот, - я об этом что-то слышал.
- Он сказал вам, что граф д’Артуа и принц де Конде настойчиво приглашают нас к себе?
Король сделал нетерпеливое движение.
- Брат! - шепнула принцесса Елизавета ангельским голоском, - пожалуйста, послушайте.
- И вы туда же, сестра? - спросил он.
- Я больше, чем кто бы то ни было, дорогой Луи, потому что я больше всех вас люблю и очень за вас боюсь.
- Я также сказал его высочеству, - заметил Изидор, - что, возвращаясь через Королевскую площадь, я около часу провел в доме номер двадцать один.
- В доме номер двадцать один? - переспросил король. - А что это за дом?
- В доме номер двадцать один, государь, - отвечал Изидор, - живет один дворянин, как и все мы, весьма преданный вашему величеству и, как все мы, готовый умереть за короля; однако он энергичнее нас и потому уже составил план.
- Какой план, сударь? - поднял голову король.
- Если я буду иметь несчастье своим рассказом об этом плане вызвать неудовольствие короля, то умолкаю.
- Нет, нет, сударь, продолжайте, - с живостью перебила его королева. - Существует много людей, замышляющих какие-то козни против нас; надо, по крайней мере, знать тех, кто готов нас защитить, чтобы мы могли, прощая нашим недругам, питать признательность к нашим друзьям. Господин виконт, скажите, а как зовут этого дворянина?
- Маркиз де Фаврас, ваше величество.
- A-а, мы его знаем, - заметила королева. - И вы верите в его преданность, господин виконт?
- В его преданность - да, ваше величество. Я не только верю: я готов за него поручиться.
- Будьте осторожны, сударь, - предупредил король, - вы слишком торопитесь.
- У нас с маркизом родственные души, государь. Я отвечаю за преданность маркиза де Фавраса. А вот достоинства его плана, надежда на успех - о, это совсем другое дело! Я слишком молод. Когда решается вопрос о спасении короля и королевы, я не могу взять на себя смелость высказать на этот счет свое мнение.
- А в каком положении находится этот план? - поинтересовалась королева.
- Он готов к исполнению, ваше величество. Стоит королю сказать слово, подать знак сегодня вечером, и завтра в это время он будет в Пероне.
Король отмалчивался; месье судорожно сгибал и разгибал бедного валета червей, который вот-вот должен был переломиться пополам.
- Государь, - обратилась королева к супругу, - вы слышите, что говорит виконт?
- Разумеется, слышу, - нахмурившись, ответил король.
- А вы, брат? - спросила она у месье.
- Слышу не хуже короля.
- Ну и что вы на это скажете? Ведь это, как я понимаю, предложение.
- Несомненно, - подтвердил месье, - несомненно!
И, обернувшись к Изидору, он промолвил:
- Ну-ка, виконт, пропойте нам эту песенку еще разок!
Изидор повторил:
- Я сказал, что стоит королю сказать слово, подать знак, и, благодаря мерам, предусмотренным господином де Фаврасом, он будет через двадцать четыре часа в безопасности в Пероне.
- Ах, брат, разве не соблазнительно то, что предлагает вам виконт?! - воскликнул месье.
Король стремительно повернулся к брату и, пристально глядя на него, спросил:
- А вы поедете со мной?
Месье изменился в лице. Щеки его затряслись; он никак не мог взять себя в руки.
- Я? - переспросил он.
- Да, вы, брат мой, - повторил Людовик XVI. - Вы уговариваете меня покинуть Париж, и потому я вас спрашиваю: вы поедете со мной?
- Но… - пролепетал месье. - Меня не предупредили, я не готов…
- Как же это вас не предупредили, если именно вы снабжали деньгами маркиза де Фавраса? - поинтересовался король. - Не готовы, говорите? Да вы же по минутам знаете, в каком состоянии находится заговор!
- Заговор! - побледнев, повторил месье.
- Ну, разумеется, заговор… Ведь это же заговор, заговор настолько реальный, что, если он будет раскрыт, маркиза де Фавраса схватят, препроводят в Шатле и приговорят к смерти, - если, конечно, вы с помощью ходатайств и денег не спасете его, как мы спасли господина де Безанваля.
- Но если королю удалось спасти господина де Безанваля, то он может точно так же спасти и господина де Фавраса.
- Нет, ибо то, что я мог сделать для одного, я, вероятно, не смогу повторить для другого. Потом, господин де Безанваль был моим человеком, точно так же как маркиз де Фаврас - ваш. Будем спасать каждый своего, брат, вот тогда мы оба исполним наш долг.
С этими словами король поднялся.
Королева удержала его за полу кафтана.
- Государь, вы можете согласиться или отказаться, - заметила она, - но вы не можете оставить господина де Фавраса без ответа.
- Я?
- Да! Что виконту де Шарни следует передать маркизу от имени короля?
- Пусть он передаст, - отвечал Людовик XVI, высвобождая полу своего кафтана из рук королевы, - что король не может позволить, чтобы его похитили.
И он отошел.
- Это означает, - продолжал месье, - что, если маркиз де Фаврас похитит короля, не имея на то позволения, ему будут за это только благодарны, лишь бы это удалось сделать. Кто не выигрывает, тот просто глупец, а в политике глупость наказывается вдвойне!
- Господин виконт, - произнесла королева, - сегодня же вечером, сию же минуту отправляйтесь к маркизу де Фаврасу и передайте ему слово в слово ответ короля: "Король не может позволить, чтобы его похитили". Если он не поймет ответ короля, вы ему растолкуете. Идите!
Виконт, не без основания принявший ответ короля и совет королевы как их общее согласие, взял шляпу, торопливо вышел, сел в фиакр и крикнул кучеру:
- Королевская площадь, дом двадцать один!
XII
ЧТО УВИДЕЛА КОРОЛЕВА В ГРАФИНЕ С ВОДОЙ, НАХОДЯСЬ В ЗАМКЕ ТАВЕРНЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД
Встав из-за карточного стола, король направился к группе молодых людей, чей веселый смех привлек его внимание, когда он входил в гостиную.
При его приближении наступила глубокая тишина.
- Неужели, господа, судьба короля столь печальна, - спросил Людовик XVI, - что он навевает своим появлением тоску?
- Государь… - смутились придворные.
- Вы так веселились и так громко смеялись, когда мы с королевой пришли!
Покачав головой, он продолжал:
- Несчастны короли, в чьем присутствии подданные не смеют веселиться!
- Государь! - возразил было г-н де Ламет. - Почтительность…
- Дорогой Шарль, - перебил его король, - когда вы учились в пансионе и по воскресеньям и четвергам я приглашал вас в Версаль, разве вы сдерживали смех, потому что я был рядом? Я только что сказал: "Несчастны короли, в чьем присутствии подданные не смеют веселиться!" Я бы еще сказал так: "Счастливы короли, в чьем присутствии подданные смеются!"
- Государь, - сказал г-н де Кастри, - история, что нас развеселила, покажется вашему величеству, возможно, не очень веселой.
- О чем же вы говорили, господа?
- Государь! - выступил вперед Сюло. - Всему виною я, ваше величество.
- Ах, это вы, господин Сюло! Я прочел последний номер "Деяний Апостолов". Берегитесь, берегитесь!