А. С. Пушкин. Из письма к Вульфу
Теперь попробуем рассмотреть подробно, как наша модель реальности в виде движущейся ленты Мёбиуса соотносится с основным принципом наррации: "Что будет дальше?" Припомним, что в этой модели внутреннее все время переходит во внешнее, и при этом все континуально. Но наш язык дискретен, а не континуален. Как же быть? Давайте примем, что есть внешние события, происходящие за пределами нашего сознания, и внутренние события, происходящие соответственно внутри нашего сознания. А теперь попробуем, наоборот, представить, что внутри сознания происходит нечто внешнее, а снаружи, во внешнем мире, нечто внутреннее. Например, "У меня в голове идет дождь" или "За окном больно" (примеры взяты из моей книги "Полифоническое тело" [Руднев, 2010]). Вообще-то, как мы уже знаем, эта путаница с внутренним и внешним характерна для психотического мышления. Но для нас важно создать некую метафору континуальности. "За окном больно" действительно является такой метафорой континуальности, образованной путем компрессии двух "нормальных" высказываний – "За окном дождь" и "Мне больно". Очень важно подчеркнуть, что в нашей модели внутреннее и внешнее постоянно запаздывают друг по отношению к другу, потому что мысль (внутреннее) работает быстрее, чем речь (внешнее). Как эта особенность отражается на построении наррации на движущейся ленте Мёбиуса? Возьмем простой примитивный сюжет. Человек вышел из дома. На улице лил дождь. Ему стало грустно. Он зашел в кафе и выпил 50 грамм виски. Тогда он повеселел и позвонил своей знакомой девушке. Они встретились и отправились вместе гулять. Это наррация в традиционной модели реальности. В нашей модели наррация будет развиваться по-другому. Возможно, примерно так. Человек – 50 грамм виски – вышел – дождь – позвонил девушке из дома – мне грустно и сразу повеселел? – гулять. Как-то, примерно, так. Теперь усложним эксперимент, хотя он и так не из простых. Предположим, что когда этот человек выходил из дома, он находился на выпук лой ("внешней") стороне ленты, а девушка в этот момент сидела у себя дома и читала книжку на вогнутой ("внутренней") стороне ленты. В тот момент, когда этот человек выпил 50 грамм виски и позвонил девушке, лента продвинулась настолько, что теперь он стал находиться на ее вогнутой ("внутренней") стороне, а девушка в этот момент дочитывала "Волшебную гору" (Т. Манна) уже на выпуклой ("внешней") стороне ленты. В момент звонка она восприняла его как звонок Ганса Касторпа мадам Шоша. Заметим, что "вымысел" у нас ассоциируется с чем-то внутренним, а "реальность" с чем-то внешним. Но вымысел в нашей модели так же переходит в реальность, как внутреннее во внешнее. Наши герои в этом смысле рассинхронизировались в своем движении по ленте. И молодому человеку (Гансу Касторпу) не удалось позвонить мадам Шоша, так как она уже успела превратиться в Татьяну Ларину, во времена которой не было телефонов. Если вы устали от этого нарративного Мёбиус-карнавала, я могу привести более простой пример. Я нахожусь в Москве, а моя сестра в Нью-Йорке. Когда она звонит мне, у меня вечер, а у нее день. Тем не менее, если оставаться в традиционной онтологии, между нами вполне может состояться обычная беседа: она мне расскажет о своих новостях, а я ей – о своих. В онтологии, построенной на движущейся ленте Мёбиуса, все происходит по-другому. Если моя сестра в этот момент находится в вогнутом внутреннем вымышленном состоянии, она становится сестрой Керри, а если я нахожусь в этот момент в выпуклом внешнем реальном состоянии, я могу быть, скажем, своим другом Максимом Сухановым. Но за время нашего разговора эти состояния поменяются на противоположные, и моя сестра превратится в Маргарет Тэтчер, а я, наоборот, в Адриана Леверкюна. Я могу согласиться с тем, что это довольно экстравагантная модель. Но если мы обратимся к квантовой физике, то там все примерно так и происходит. Одна частица превращается в противоположную, они разлетаются в разные стороны, сталкиваются с другими частицами и т. д. Интересно, что примерно то же самое происходит с нами во сне. Но не будем забывать, что сновидение и бодрствование образуют такой же континуум, как вымысел и реальность. И наконец, можно предположить, что вся эта Мёбиус-карусель происходит и в животном мире, и в растительном, и с неодушевленными предметами. Мне кажется, что, если проникнуть в смысл предложения "За окном больно", мы сможем многое объяснить в новой модели реальности. Итак, при каких обстоятельствах кто-то может сказать: "За окном больно"? Да ни при каких! Это просто шизофренический бред! А что значит шизофренический бред? Значит, нет Собственного Я, нет хорошего объекта, нет модальностей, а есть только страх, который является языком психоза. Действительно, мы забыли о модальностях, когда описывали движение по ленте Мёбиуса. Одно можно сказать твердо – "За окном больно" выражает негативную аксиологическую модальность. Но трудность в том, что в традиционной онтологии больно может быть только внутри, а не снаружи. Что же это за говорящий, где он находится и о ком говорит? Может быть, пока он находился за окном, он почувствовал, что ему больно, но в тот момент, когда он это сказал, он передвинулся внутрь ленты? Но как это может быть? Вероятно, в сознании, которое возможно в такой онтологии, боль отделилась от своего носителя и осталась за окном, в то время как сам он вошел в дом. Но как боль может существовать самостоятельно вне своего носителя? Больно ведь кому-то и в каком-то конкретном месте. Боль может быть внутренней или внешней. Внутренняя боль – это душевная боль, а внешняя боль – боль телесная. Можно ли предположить, какое "больно" за окном – внутреннее или внешнее, душевное или телес ное? С логической точки зрения получается, что вроде бы внешнее, потому что оно снаружи. Но это трудно себе представить. Может быть, это то, что имел в виду Ф. Тютчев, когда писал:
…Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело…
Итак, "за окном больно" означает, что граница между внутренним и внешним разрушена, но это необходимое условие, но недостаточное. В этой фразе настораживает то, что она, невидимая и неслышимая (больно), определяет так, как будто "больно" может быть видно или слышно "за окном". Может быть, за окном кто-то кричит от боли? Нет, так мы переводим проблему в традиционную онтологию и тем самым элиминируем ее. Может быть, эта фраза выражает диссоциированное сознание или даже скорее – диссоциированную реальность? То есть такую реальность, в которой обычными являются множественные сознания, как в диссоциативном расстройстве личности. Например, одна субличность говорит "за окном", а другая – "больно". Но это тоже попытка перевести проблему в традиционный онтологический контекст и тем самым уничтожить ее. Давайте вспомним основной вопрос нарративной онтологии: "Что будет дальше?" За окном больно? Что было дальше? Рассмотрим такую гипотетическую наррацию: я проснулся и отчетливо почувствовал – за окном больно. Я оделся, вышел на улицу и растерянно спросил: "Кому здесь больно?" В ответ я услышал: "Это тебе было больно, когда ты спал". "А кто это говорит?" – спросил я, но ответа не последовало. Очевидно, что у этого человека была диссоциированная психика, и он сам все это говорил себе. Но при этом ясно, что проблема связана не только с диссоциацией, но и соотношением сознательного и бессознательного (как внешнего, так и внутреннего). Здесь приходит на ум концепция Игнасио Матте Бланко, в которой на уровне бессознательного действует симметричная логика, где все равно всему. Но каждый из нас живет на пересечении сознательного и бессознательного, и проблема, должно быть, упирается именно в это. На уровне бессознательного все равно всему, на уровне сознания же действуют законы логики (или должны действовать). Но что происходит на пересечении сознательного и бессознательного? И что значит – "быть на пересечении"? В терминах теории генеративных моделей можно сказать, что бессознательное – это глубинная структура, а сознательное – поверхностная структура. И как может возникнуть такое психологическое состояние? Да и может ли оно быть названо психологическим? Окно – это пространственная категория, и психология здесь не при чем. Это проблема онтологическая. Просто надо принять, что в нарративной реальности на движущейся ленте Мёбиуса такое положение вещей, как "За окном больно", возможно вследствие постоянного запаздывания между выпуклой, то есть "внешней" частью ленты, и вогнутой – то есть "внутренней".
Как же все-таки соотносится проблема модальностей с новой моделью реальности на движущейся ленте Мёбиуса? Вспомним, что основной вопрос нарративной онтологии "Что будет дальше?" решается только при переходе одной модальности в другую или чаще при смене модального оператора с одного знака на другой. Например, нарушается запрет, как в реконструированном В. Я. Проппом зачине волшебной сказки. Детям запрещают выходить из дома, они этот запрет нарушают. Деонтический оператор сменяет свой знак. В принципе, наиболее универсальным в мировой культуре является эпистемический сюжет qui pro quo (подробно об этом см. в книге "Прочь от реальности" [Руднев, 2000]). Одного персонажа принимают за другого, потом подлинное положение вещей выясняется. Эпистемический оператор меняет свой знак. Но для этого необходима презумпция полного тождества объекта самому себе, то есть соблюдение закона рефлексивности а = а. В предыдущем фрагменте мы пришли к выводу, что наиболее адекватно нашу реальность считать диссоциированной, а при диссоциации не может идти речи о полном тождестве а = а. Очевидно, что в классическом виде эпистемический сюжет не может существовать в модели реальности на движущейся ленте Мёбиуса, так как именно ее движение запускает механизм диссоциации. Действие может начаться на выпуклой ("внешней") стороне движущейся ленты, а закончиться на ее вогнутой ("внутренней") стороне. Например, когда отец в волшебной сказке запрещает детям выходить из дома, то это может происходить на "внешней" стороне ленты, но когда дети остаются одни, они оказываются уже на ее "внутренней" стороне. Получается, что они не то что нарушают запрет, а скорее забывают его. Но, выйдя из дома, они вновь оказываются на "внешней" стороне и т. д. Что же, деонтика не работает на движущейся ленте Мёбиуса? Может быть, и работает, но как-то по-другому. Рассмотрим в этом плане эпистемический сюжет. Одиссей возвращается на Итаку в свой родной дом, но жена его не узнаёт. Потом он натягивает свой лук, убивает всех женихов, и, в конце концов, она понимает, что это ее муж. Допустим, приход Одиссея в родной дом происходил на "внешней" стороне ленты, убийство женихов – на "внутренней" стороне, а узнавание – вновь на "внешней". Можно сказать, что в этом фрагменте сюжета мы имеем в определенном смысле не одного, а трех Одиссеев, то есть три диссоциированных субличности Одиссея. Первый – "внешний" Одиссей – возвращается не узнанным домой, второй – "внутренний" Одиссей – убивает женихов, узнавание же происходит уже третьего, вновь "внешнего" Одиссея. И тут встает неожиданный вопрос. Что вообще может объединять трех диссоциированных Одиссеев? Можно ли их рассматривать как одну личность: неузнанного Одиссея, Одиссея-убийцу и Одиссея узнанного? Если это одна личность, то она как бы расплывается по континууму движущейся ленты Мёбиуса. Но при этом Пенелопа тоже диссоциирована на Пенелопу 1, Пенелопу 2 и Пенелопу 3. И вполне возможно, что в тот момент, когда Одиссей появился в своем доме на выпуклой стороне ленты, Пенелопа в этот момент находилась на вогнутой ее стороне. То есть Пенелопа 1 видела в этот момент не всего Одиссея, а Одиссея 1. Может быть, поэтому она его и не узнала. И более того, если она его в конце концов узнала, то только потому, что в какой-то момент они оказались на одной и той же стороне движущейся ленты Мёбиуса. Я хочу привести такой автобиографический пример. В феврале 1982 года праздновалось 60-летие Ю. М. Лотмана, и в Тарту съехались его ученики. Сравнительно недавно мы с женой обнаружили фотографию, на которой мы стоим почти рядом возле Лотмана, окруженного учениками. Но мы в этот момент друг с другом не были знакомы и вообще ничего друг о друге не знали, то есть в момент снимка мы находились на противоположных сторонах движущейся ленты Мёбиуса. На уровне экстенсионала (денотата) встреча двух объектов имела место, на уровне интенсионала (смысла) ее не было. Какая же онтология стоит за всем этим? Онтология смысла, а не денотата! Денотат дискретен, смысл континуален. На уровне денотата Одиссей – один и тот же человек во всем сюжете, на уровне смысла это тысячи Одиссеев. Денотат, объект, вещь – ничего не стóят в такой онтологии. Я не могу, таким образом, сказать, что я встретил свою жену в феврале 1982 года в Тарту. Я встретил ее 23 марта 1990 года в Москве. Да и то только потому, что мы одновременно оказались на одной и той же стороне движущейся ленты Мёбиуса, или, как говорят на обыденном языке, "в нужном месте в нужное время". Я еще раз хочу подчеркнуть, что человек сам выбирает себе реальность. Никто никого не может насильно затащить на движущуюся ленту Мёбиуса. Люди плохо понимают друг друга, в какой бы реальности они ни находились. С этим ничего не поделаешь. Но иногда людям выпадает счастье оказаться одновременно в нужном месте в нужное время. Очевидно, что такое случается чрезвычайно редко.
Но если смысл континуален, то как в таком случае образуются смыслы в модели реальности на движущейся ленте Мёбиуса? Можно ли сказать, что у слова есть "внешний" смысл и "внутренний" смысл? Можно, но этого недостаточно. Смыслов на движущейся ленте Мёбиуса бесконечное число, и они с каждым новым витком обновляются. Возможно, какое-то представление о такой модели смыслообразования может дать фильм "День сурка". Там герой застревает в одном дне, и вроде бы все повторяется. Но при повторении есть и становление – герой, например, обучается игре на фортепиано и т. д. В результате этот бесконечно повторяющийся день сменяется другим, но характерно при этом, что герой и героиня решают остаться в этом маленьком городке, куда они приехали на съемки. Возникает вопрос – можно ли вообще "соскочить" с движущейся ленты Мёбиуса и попасть в другую, более привычную реальность? Мне кажется, это то же самое, что задать вопрос, можно ли из фильма "Зеркало" попасть в фильм "Кубанские казаки". Что же получается: если человек выбрал одну модель реальности, то он в ней останется навсегда? Смотря какую модель реальности он выбрал. Я думаю, что из традиционной реальности попасть в новую модель реальности можно, но не наоборот. Но тогда получается, что из фильма "Кубанские казаки" можно попасть в фильм "Зеркало"? Но, вообще говоря, я убежден, что традиционной реальности не существует. Люди, которые склонны думать, что "материя" существует независимо от их "сознания", в свое время были просто слишком сильно замордованы диаматом. Но это пустая тема. Как же все-таки формируются смыслы на движущейся ленте Мёбиуса? Допустим, я вижу яблоко. Это может быть просто яблоко; глазное яблоко; яблоко раздора; яблоко, съеденное Адамом с древа познания добра и зла; яблоко, которое упало на голову Ньютона. Все это мы называем яблоком. Но смыслы яблока диссоциированы, подобно субличностям человека. Являются ли в таком случае яблоко Адама и яблоко Ньютона "субличностями" одного Яблока-архетипа? И да и нет. Да, в том смысле, что мы и то и другое называем яблоком. Нет, в том смысле, что яблоко Адама не имеет ничего общего с яблоком Ньютона. Это разные архетипы. Что же получается? Разве на движущейся ленте Мёбиуса яблоко Адама не может превратиться в яблоко Ньютона? Ведь и в том и в другом случае речь идет о познании. Но это тот же вопрос, что и вопрос, можно ли из фильма "Кубанские казаки" попасть в фильм "Зеркало". Чем отличается модель "Зеркала" от модели "Дня сурка"? Модель "Дня сурка" более жесткая. Но, в сущности, в "Зеркале" все то же самое, только в более утонченном виде. Жена – та же женщина, что и мать, сын тот же человек, что и отец. Разница лишь в том, что фильм Тарковского, в отличие от "Дня сурка", пессимистичен. Там происходит парадокс: маленький герой в финале встречает свою постаревшую мать. Итак, к чему же мы пришли? Я думаю, к тому, что лента Мёбиуса вроде бы должна двигаться в одном направлении. Вопрос только, в каком именно – в сторону накопления информации, "против жизни", или в сторону накопления энтропии, "по жизни"? Если она движется в сторону накопления энтропии, то говорить о смыслах вообще бесполезно. Если она движется в строну накопления информации, то это означает, что мы живем в своеобразном семиотическом тоталитаризме. В каком смысле это тоталитаризм? В том, что мы, как актеры, за которых все решает режиссер. А что если предположить, что лента Мёбиуса движется одновременно в противоположных направлениях? Тогда смысл будет формироваться в точках пересечения информации и энтропии. Зрительно это довольно трудно себе представить. Но это решает проблему "семантических переходов". В какой-то момент в точке пересечения могут встретиться и столкнуться друг с другом "Кубанские казаки" и "Зеркало". Но это может привести к "семантической катастрофе". Но если "Зеркало" столкнется, скажем, с "Малхолланд драйв", то они просто пройдут сквозь друг друга, поскольку это очень схожие модели. Я думаю, что те читатели, которые дошли до этого места моей книги, хотят жить скорее в модели "Зеркала", а не "Кубанских казаков". Но жить в этих возможных мирах нелегко! Почему же мы выбираем их? Да это не мы их, а они нас выбирают. В том смысле, в каком я писал выше, что иногда я вхожу в дверь, а иногда дверь входит в меня. Точно так же иногда я смотрю "Зеркало", а иногда "Зеркало" смотрит меня, моделирует меня, достраивает меня до своего уровня.