При этом, однако, по содержанию учение Христа как в Иерусалиме, так и в Галилее касалось одной и той же темы. Это тема Царства Божия, с которой Иисус и начал Свою проповедь. Рассказывая об этом моменте жизни Христа, евангелист Матфей пишет: "С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное" (Матфей, 4:17). А у Марка мы читаем: "Пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие, покайтесь и веруйте в Евангелие" (Марк, 1:14–15).
Царство Божие есть тема всех поучений Христа, которые относятся к первому периоду Его служения. (Причем понятия Царство Божие, жизнь вечная и спасение часто употребляются в Евангелиях как синонимы.)
Итак, "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное". Как мы уже говорили, первым слушателям проповедей Христа не нужно было объяснять, что такое покаяние. Они знали и о Царстве Небесном. К ожиданию Царства Божия евреи были подготовлены обетованиями Ветхого Завета, и многие благочестивые иудеи того времени жили надеждами на воцарение Бога над Израилем. Об этом говорили пророки, и это подтвердили авторы апокалиптической литературы. В религиозно-национальном идеале Царства Божия основной упор делался на понимание Бога как Царя. Бог, Царь Израилев, должен был осуществить Свое Царство через Помазанника, Им поставленного, по-еврейски Мессии, а по-гречески Христа. Царство Божие в представлении иудеев того времени было обязательно царством мессианским. А потому утверждение Царства неизбежно предполагало явление Мессии-Христа.
Однако Сам Иисус Христос существенно трансформировал иудейские представления о Царстве Божием. Для Него была совершенно чуждой та политическая форма, которую часто принимало ожидание Царства как восстановление Мессией земного царства Давида. Не мог Он, очевидно, принять и учение раввинов, которые утверждали, что, исполняя закон, праведник "берет на себя иго Царства Небесного", потому что Иисус, как мы увидим, переосмыслил бытовавшие тогда представления о законе.
Но что же тогда Царство Небесное? Прежде всего, Царство Божие, согласно евангельской доктрине, немыслимо без имени Иисуса Христа, Который сообщил благой вести полноту ее содержания. Дабы войти в Царство, надо уверовать в Иисуса. Иными словами, Царство Божие есть некая таинственная реальность, существование которой может открыть только Сам Иисус.
Знаменательно, что точно выверенной формулировки того, что есть Царство Небесное, Иисус Христос в Евангелиях не дает, хотя Он во всех Своих проповедях постоянно обращается к этому понятию, как бы высвечивая таинственную реальность Царства Божия с разных сторон. Так, например, согласно словам Христа, Царство Божие существует сразу как бы в трех измерениях времени. С одной стороны, оно уже было в прошлом: "Говорю же вам, многие придут с востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царстве Небесном" (Матфей, 8:11), – утверждает Иисус, т. е. это Царство восходит к глубокой древности. С другой стороны, оно существует и в настоящем: "Царствие Божие внутри вас есть" (Лука, 17:21), т. е. это реальность, данная нам здесь и сейчас. И, наконец, в молитве Господней "Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе" (Матфей, 6:9-10) Иисус Христос говорит о Царстве Небесном как о лежащем в будущем и учит людей молиться о пришествии Царства.
Объясняя это кажущееся противоречие, английский богослов Уильям Баркли обратил внимание на стилистический феномен параллелизма, присущий древнееврейской литературе и характерный также, по его мнению, и для молитвы Господней. Напомню, что у иудеев была тенденция говорить все дважды: сперва в одной форме, а потом в другой, повторяя и усиливая первое высказывание во втором. Именно так, по мнению Баркли, и происходит в стихах молитвы Господней. "Да придет Царствие Твое – да будет воля Твоя и на земле, как на небе". Как считает Баркли, в этих стихах второе моление объясняет смысл первого, т. е. Царство Божие – это общество на земле, в котором воля Бога исполняется также совершенно, как на небе. А потому пребывать в Царстве Божием значит всецело повиноваться Богу.
Нельзя полностью согласиться с этим определением. Конечно, без повиновения воли Бога нельзя войти в Царство Небесное. Но все же это лишь один из аспектов сложной и таинственной реальности Царства.
Гораздо ближе подойти к пониманию этой таинственной реальности нам помогает знаменитая беседа Христа с Никодимом, приведенная в третьей главе Евангелия от Иоанна. Вспомним этот эпизод. Никодим, один из очень образованных и влиятельных фарисеев того времени, очевидно, член Синедриона (в Евангелии – "один из начальников Иудейских") пришел к Иисусу ночью, чтобы поговорить с Ним наедине и понять суть Его учения. Никодим пришел ночью, скорее всего, из предосторожности, ибо среди фарисеев уже тогда, еще в начале служения Христа, возникла острая неприязнь к Нему. И вместе с тем в словоупотреблении Иоанна Богослова образ ночи явно символичен. Она как бы олицетворяет Ветхий Завет, прекрасным знатоком которого был Никодим, и противостоит истинному Свету Христу и новозаветному откровению, понять которое, оставаясь только на позициях Ветхого Завета, нельзя.
Обратившись ко Христу, Никодим говорит: "Равви! Мы знаем, что Ты – Учитель, пришедший от Бога, ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог. Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия. Никодим говорит Ему: как может человек родиться, будучи стар? Неужели в другой раз может войти в утробу матери своей и родиться? Иисус отвечал: истинно, истинно говорю тебе: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие: рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух" (Иоанн, 3:2–6).
Постараемся разобраться в этой беседе. Придя к Иисусу, Никодим сказал, что все поражены творимыми Им чудесами и знамениями. Но чудеса и знамения были и в Ветхом Завете. Отвечая Никодиму, Иисус дал понять, что важны не чудеса сами по себе, а такое изменение внутренней духовной жизни, которое можно было бы назвать новым рождением. Иными словами, нужно полное духовное и нравственное перерождение, которое дается человеку свыше, от Бога, надо как бы заново родиться, стать новой тварью (в чем и состоит смысл христианства). И без этого нельзя войти в Царство Божие. Так как фарисеи в то время представляли себе Царство Мессии царством земным, то нет ничего удивительного в том, что Никодим понял эти слова тоже чувственным образом, решив, что для входа в Царство Мессии нужно вторичное плотское рождение. Тогда Иисус объяснил ему, что Он говорит не о плотском рождении, а об особом духовном рождении. Это рождение водой и Духом. Вода как символ очищения является средством, а Святой Дух – Силой, производящей новое рождение. Это новое рождение отличается от плотского и по своим плодам. "Рожденное от плоти есть плоть". Когда человек рождается от плотских родителей, он наследует от них первородный грех Адама, гнездящийся в плоти, мыслит плотское и угождает своим плотским страстям. Но кто принял возрождение от Духа, тот сам вступает в духовную жизнь, возвышающуюся над всем плотским и чувственным.
Видя, что Никодим все же не понимает Его, Христос объясняет, в чем состоит рождение от Духа, сравнивая способ этого рождения с ветром. Здесь в подлиннике игра слов, поскольку по-гречески пневма значит дух и ветер (так же точно и еврейское слово руах). Христос говорит: "Дух (ветер) дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа" (Иоанн, 3:8). Иными словами, духовное возрождение человека во многом таинственно. Наблюдению доступна только перемена, происходящая в человеке, а сама возрождающая сила, пути, которыми она приходит и уходит, способ, которым она действует, все это таинственно и неуловимо. Это подобно тому, как мы чувствуем на себе дыхание ветра, слышим его "голос", т. е. его шум, но откуда он приходит и куда несется, мы не знаем.
А затем Христос переходит к откровению высших тайн о Себе и Своем Царстве. Он говорит Никодиму, что в противоположность фарисейскому учению. Он Сам и Его ученики проповедуют новое учение, которое основано на непосредственном знании и созерцании истины. "Если Я сказал вам (т. е. фарисеям) о земном, и вы не верите, – как поверите, если буду говорить о небесном" (Иоанн, 3:12). Земное – это феномен духовного рождения свыше, о котором Никодим спрашивал, как это может быть. Небесное же – возвышенные тайны Божества. "Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах" (Иоанн, 3:13). Этими словами Христос открывает Никодиму тайну Своего воплощения, а потом говорит о и тайне Своего искупительного подвига, совершенного во имя любви. "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" (Иоанн, 3:16).
Как я уже сказал, жизнь вечная в Евангелиях – один из синонимов Царства. Итак, духовное возрождение человека как необходимое условие для входа в Царство Божие должно сочетаться с крестными страданиями Сына Божия, без которых люди не смогут наследовать это Царство и приобщиться жизни вечной. А потому для вхождения в Царство Небесное нужна вера в Иисуса Христа и Его крестный подвиг, совершивший спасение мира.
Никодим как человек образованный мог, очевидно, уже тогда, в первый период служения Христа, понять эти возвышенные тайны откровения Нового Завета. Иное дело простые малообразованные галилеяне, толпами стекавшиеся послушать проповеди Христа. Их надо было воспитывать, постепенно готовить к постижению этих тайн. И потому проповедь Иисуса в Галилее имела в основном практический, а не догматический характер. Христос говорил о Царстве Божием в притчах, чтобы, по выражению Иоанна Златоуста, сделать Свое слово более выразительным, глубже запечатлеть его в памяти и самые дела представить глазам. Именно поэтому в Своих притчах или иносказательных поучениях Иисус, следуя библейской традиции, брал образы и примеры из обыденной жизни народа и окружающей природы.
Евангелист Матфей, пытавшийся систематизировать учение Христа, собрал притчи о Царстве Небесном, разбросанные в разных местах у других евангелистов, вместе, поместив их в 13 главе своей книги. Из рассмотрения этих притч ясно, что, говоря о Царстве, Иисус говорил своим галилейским слушателям, прежде всего, о нравственных условиях стяжания Царства. Так, например, мы читаем: "Подобно Царство Небесное сокровищу, скрытому на поле, которое, человек нашед, утаил и от радости о нем идет и продает все, что имеет и покупает поле то" (Матфей, 13:44). Или еще: "Подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, нашед одну драгоценную жемчужину, пошел и продал все, что имел, и купил ее" (Матфей, 13:45-4б). Иными словами, ценности Царства превышают любые ценности и оправдывают любые, даже самые тяжелые жертвы, которые человек приносит ради них.
Об этом, в сущности, говорит знаменитая притча о сеятеле: "Вот, вышел сеятель сеять. И, когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы, и поклевали то. Иное упало на каменистое место, где немного было земли, и вскоре взошло, потому что земля была неглубока, когда же взошло солнце, увяло; и, как не имело корня, засохло. Иное упало в терние; и терние выросло, и заглушило семя, и оно не дало плода. А иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос; и принесло иное тридцать, иное шестьдесят, и иное сто" (Матфей, 13:3–8). Христос говорит здесь о разной судьбе посеянных сеятелем семян. Одни по тем или иным причинам остаются бесплодными, другие приносят плод, но плод этот неодинаков. Все это должно служить напоминанием и предостережением человеку. Этой притчей, сказанной в начале Его служения, Иисус Христос призывает к полноте плодоношения, ибо семя есть слово Божие, которое может принести плод, но может и остаться бесплодным в душе человека. Слово Божие в контексте Евангелия есть слово о Царстве, и ценность Царства – единственная и несравненная – требует всех сил человека для его стяжания.
И вместе с тем между синоптиками, подробно рассказавшими о галилейском периоде служения Христа с его в основном практическим воспитательным упором и беседами, приведенными четвертым евангелистом, нет уж такого сильного противоречия, поскольку догматические истины, может быть, поначалу и не высказанные у синоптиков прямо и понятые учениками Иисуса лишь позже, обычно подразумеваются в подтексте слов Иисуса. Такова, например, притча о закваске, приведенная в той же 13 главе Евангелия от Матфея: "Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взявши, положила в три меры муки, доколе не вскисло все" (Матфей 13:33). Царство Небесное понимается здесь как инобытие: вскисшее тесто качественно отличается от муки, в которую была добавлена закваска. (Вспомним беседу с Никодимом: чтобы войти в Царство Небесное нужно родиться свыше.) В конце концов это Царство поднимет, преобразит мир, подобно закваске, положенной в тесто.
Скромность начала (Царство растет незаметно, подобно закваске, или, согласно другой притче, подобно семени, брошенному в землю) Христос противопоставляет грандиозному будущему Царства. Об этом наглядно говорит притча о горчичном зерне: "Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его" (Матфей, 13:31–32). В самом деле, Христос поначалу обращает свое слово только к иудеям Палестины, и среди них – лишь к "малому стаду" учеников, которым Бог "благоволил дать Царство" (Лука, 12:32). Но это же Царство должно стать большим деревом, где укрываются все птицы небесные, т. е. Царство примет в свое лоно все народы.
Итак, Царство Небесное есть дар Божий по преимуществу, основная ценность, которая приобретается ценой всего, что мы имеем – то самое сокровище, скрытое в поле, та драгоценная жемчужина, о которой Христос говорил в притчах. Оно дается людям не как вознаграждение, но по благодати, как дар, но люди все же и сами должны ответить на эту благодать, стать достойными ее. Нравственные условия стяжания Царства составляют содержание Нагорной проповеди Христа, изложенной в 5, б и 7 главах Евангелия от Матфея. Это чрезвычайно важные страницы Нового Завета, поскольку именно здесь систематизировано все нравственное учение Христа.
Рассмотрим главные моменты Нагорной проповеди. Прежде всего, что нового, по сравнению с Ветхим Заветом, сказал в ней Христос? Сам Он ответил на этот вопрос: "Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков; не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота и ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном, а кто сотворит и научит, тот великим сотворится в Царстве Небесном. Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное" (Матфей, 5:17–20).
Как понимать эти, на первый взгляд, несколько загадочные слова? Ведь из других мест Евангелия мы хорошо знаем, что Сам Иисус порой нарушал закон. Он мог не соблюдать ритуального омовения рук, срывал колосья, исцелял в субботу, да и на смерть Он был осужден как нарушитель закона. Однако здесь, в Нагорной проповеди, Он говорит о законе с явным благоговением, утверждая, что "ни одна йота и ни одна черта (т. е. ни одна малейшая буква еврейского алфавита, которым написан Ветхий Завет) не прейдет из закона, пока не исполнится все.
Чтобы разрешить эти противоречия, нужно сказать, что слово "закон" имело для иудеев, к которым обращался Христос, несколько значений. Оно значило, прежде всего, десять заповедей, данных Моисеем при горе Синай, т. е. закон Моисея. Кроме того, в сочетании "закон и пророки" оно подразумевало все ветхозаветные писания. Если принять оба эти смысла, то учение Христа вовсе не противоречит им. В самом деле, все десять заповедей приняты христианской Церковью, и во время беседы на исповеди православные священники и сегодня любят цитировать их с тем, чтобы кающиеся проверили свою совесть. Разумеется, сам Христос, будучи безгрешен, не нарушал ни одной из заповедей и тем "исполнил" закон. Что же касается ветхозаветных писаний, то содержащиеся там пророчества, каждую их йоту и черту, Христу предстояло "исполнить" самой Своей жизнью и крестной смертью. Для того Он и пришел в мир. Понятые так законы Христос не отменяет и не разрушает, но Свои новые законы Он ставит в тесную связь со старыми, как первоначальными в поступательном ходе откровения. Однако этим старым заповедям Он теперь придает новый смысл и соответственно "восполняет" и углубляет их.
Но для иудеев слово "закон" имело еще и третье значение – устный или книжный закон. Для книжников и фарисеев десяти заповедей самих по себе оказалось недостаточно. Они считали, что из декалога можно и нужно вывести правила поведения на каждый возможный случай жизни. Скажем, суббота – день покоя, когда нельзя работать. Но что такое работа и как ее понимать? Что можно и что нельзя делать в субботний день? Велись бесконечные споры о том, можно ли переставлять светильник с места на место в субботу, совершит ли грех портной, если он выйдет на улицу с иголкой, воткнутой в платье, сколько букв можно написать и где, можно ли лечить в субботу, и, если да, то каким образом и т. д. За всеми этими мелкими правилами, кажущимися нам сегодня смешными, стоит попытка полной сакрализации быта, которая, однако, повернулась своей обратной стороной, подчинив жизнь и быт букве, а не духу закона. Этот устный закон, превратившийся в мелочное внешнее исполнение правил и предписаний, зачастую и воплощал собой праведность книжников и фарисеев, которой они так гордились. Этот закон Христос решительно отверг, потребовав от своих учеников не показной, внешней, но истинной духовной праведности, без которой они не смогут войти в Царство Небесное. О том, как достичь этой праведности, и говорится в Нагорной проповеди.
Она начинается с перечисления знаменитых "блаженств". "Блаженны нищие духом; ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся…" (Матфей, 5:3–4) и т. д. В богословской литературе они называются заповедями блаженства, или макаризмами, потому что в подлиннике здесь стоит греческое слово макариос – блаженный. В эпоху античности оно употреблялось для обозначения небесного, а также загробного блаженства богов и людей. Соответственно оно выражало представление об идеальном счастье без всяких земных скорбей, но могло также означать и земное счастье, понятое в религиозном смысле и потому отличающееся от обычных представлений о счастье. В еврейском языке греческому слову макариос соответствует слово ашире (с него, например, начинается первый псалом: "Блажен муж, который не идет на совет нечестивых"). Оно означает радость спасения.