2
Перевал Смоки-ривер в Скалистых горах на территории Канады. 1874 год. Температура воздуха – минус пятьдесят; у рабочих мерзли носы, уши и пальцы на ногах. Усталость и обморожения не щадили никого. Даже когда люди жгли самые сухие дрова, от них шел пар, а не дым. Пять с половиной месяцев они питались хлебом, тушеной фасолью и беконом, а ездовые собаки грызли сушеную лососину.
После очередной стоянки у ледника, когда команда снова засобиралась в путь, самый старый пес "сделал слабую попытку встать, судорожно взмахнул хвостом, упал на спину и умер". Как сказано в одной из записей путевого журнала: "Нам пришлось похоронить его на берегу, в яме на снегу; потому что мы не смогли выкопать для него более глубокую могилу". Эти первопроходцы строили страну.
Это была команда Сэндфорда Флеминга.
Флеминг родился в 1827 году в шотландском графстве Файфшир. Отучившись в приходской школе, он начал свою карьеру как геодезист-стажер, чтобы впоследствии стать инженером. Затем Флеминг переехал в Канаду и устроился на работу в железнодорожную компанию. А много лет спустя был назначен главным инженером Межколониальной железной дороги и Канадской тихоокеанской железной дороги.
В 1871 году Британская Колумбия присоединилась к Канадской конфедерации. Законодатели растущей страны были готовы в течение десятилетия проложить железнодорожную ветвь от одного ее побережья до другого. Но никто прежде не проводил полную топографическую съемку местности. Именно эту задачу поставили перед Флемингом и его командой, и им пришлось выполнять ее в чрезвычайно суровых условиях.
Флеминг и его люди нанесли на карту около дюжины различных маршрутов к Британской Колумбии и от нее через перевал Йеллоухед. В ходе топографических работ Флеминг мог опираться на самые приблизительные вычисления координат, основанные лишь на географической долготе, поскольку единого исчисления времени, что необходимо для определения географической долготы, на столь обширной территории не существовало.
"Не было никакой системы. Различное время, подобно железнодорожным веткам, соприкасалось или пересекалось в 300 точках по стране", – пишет Иэн Бартки, исследующий историю исчисления времени. От Галифакса до Торонто было пять часовых поясов, отличавшихся друг от друга на десятки минут. При желании между Нью-Йорком и Сан-Франциско можно было насчитать 144 часовых пояса! Неразбериха в исчислении времени царила и на региональном уровне. Если в Бостоне было 12:13, то в Филадельфии – 12:27, а в Буффало – 12:32.
В 1832 году протяженность железных дорог в США составляла приблизительно 368 км, а к 1880-му – уже 152 тыс. км. Чтобы окончательно свести с ума машинистов, каждая железнодорожная компания начала вести собственный отсчет времени. На часах было до шести циферблатов, а часы на вокзалах показывали время в разных городах. Поезд из Балтимора (штат Мэриленд) до Скрантона (Пенсильвания) шел в те дни по балтиморскому времени, создавая опасность столкновений на одноколейных участках пути. Сегодня, когда, сидя в Окинаве, можно легко пообщаться с людьми в Лондоне с помощью конференц-связи, прежняя "система" исчисления времени кажется дикой.
Но эти проблемы игнорировались, пока не происходила какая-нибудь катастрофа.
3
На дорогах Варанаси царит абсолютный хаос. Это досадное напоминание о том, что британцы ездят по левой стороне дороги, а индийцы – по той ее части, которая им остается. Романист Джефф Дайер пишет: "Дорожное движение здесь вовсе не ужасно; оно находится за гранью понятия "ужасный". Это вообще нельзя называть дорожным движением".
Я нанял рикшу – худого мускулистого мужчину лет тридцати пяти; пунктом назначения был Санкат Моччан – храм Ханумана, обезьяноподобного божества, избавляющего от неприятностей. Махантом, то есть главным жрецом храма, был Вир Бхадра Мишра. Санкат Моччан – важное религиозное учреждение, основанное в XVI веке поэтом-святым Тулси Дасом, автором "Рамачаритаманасы" – одного из наиболее почитаемых в индуизме произведений. Жрецы в Варанаси – на особом положении, и глубоко религиозные паломники относятся к их ритуалам серьезно. Но Мишра вел парадоксальную жизнь: статус жреца был только одной из сторон его личности.
В тот вечер, когда я шел к дому Мишры на Тулси-Гхат, сгустились тучи и хлынул косой дождь. Я наклонился, чтобы подвернуть штанины своих Levi’s и тем самым спасти их от грязи Варанаси, которая потоком устремилась в Ганг, и тут мой диктофон выскользнул из кармана рубашки и умчался в реку.
Я поднялся по крутой лестнице из 70 с лишним ступеней к двери Мишры, промокнув до нитки. Жрец приветствовал меня доброжелательной улыбкой. "А я думал, вы не сможете прийти", – сказал он. Я вошел в его тихую, спокойную гостиную, которую многие называли "тронным залом". Мишра – седой усатый мужчина семидесяти с небольшим лет – излучал спокойствие.
Мой диктофон сбежал на свободу, батарейка в камере села, а блокнот промок насквозь – технологии меня подвели. Мишра рассмеялся: "Давайте просто поговорим".
* * *
Мишра родился в семье правоверных браминов, его отец в то время был махантом храма Санкат Моччана. Когда отец внезапно умер, 12-летнего Мишру возвели в сан главного жреца, а родной дядя стал его опекуном. Следуя традиции, мальчик изучал санскрит, музыку и борьбу.
Мишра также тяготел к науке, хотя и был недостаточно подготовлен к учебе в восьмом классе. В местной школе его не хотели принимать, но юный Мишра переубедил директора школы. Парень учился прекрасно. Позже, поступив в университет, он специализировался на гражданском строительстве и строительстве и эксплуатации коммунальных сооружений, причем страстно увлекся гидромеханикой (изучением движения жидкостей и газов). В итоге он получил степень доктора философии в этой области, стал профессором и заведующим кафедрой в Бенаресском индуистском университете, одном из ведущих учебных заведений Индии (сейчас это подразделение Индийского технологического института).
Инженерное образование в совокупности со статусом жреца принесло Мишре глубокое понимание причин и возможных решений проблемы ужасающего загрязнения Ганга. Вооружившись сочетанием фактов, веры и общественной активности, Мишра приступил к работе по очистке реки. "Ганг – не самая могучая и не самая длинная река, – сказал Мишра, подкрепляя слова жестами, – но она дает средства к существованию и поддерживает традиции одной двенадцатой части человечества. Есть ли в мире другая река, с которой у людей были бы такие отношения?"
4
В июле 1876 года Сэндфорд Флеминг путешествовал по Ирландии. Он приехал на станцию Бандоран около пяти часов вечера, чтобы сесть на поезд до Лондондерри. На билете было написано: "5:35", и Флеминг решил, что поезд вскоре прибудет, но потом все же понял, что ждать нужно до 5:35 утра. Флеминг заночевал на станции и опоздал на паром, на котором должен был плыть в Англию.
Современник Флеминга с раздражением писал: "Часы путешественника только вводили его в заблуждение; часы на станциях, висевшие рядом, открыто противоречили друг другу или местному времени, и все они были в вопиющем несоответствии с часами путешественника, что не поддавалось сколько-нибудь разумному объяснению". Такой сумбур считался нормой, пока не появилась универсальная 24-часовая концепция суток, предложенная Флемингом.
Флеминг разработал свою идею в духе модульного системного мышления. Часовые пояса были им методично разделены на одночасовые сегменты для облегчения поиска координат в разных странах. Каждые 15° долготы приравнивались к одному часу; таким образом, обогнув земной шар за 24 часа, можно было покрыть 360°. Впоследствии начальный меридиан с долготой, равной нулю, был проведен через обсерваторию в Гринвиче (Англия). На железных дорогах стали внедрять идею Флеминга и воплощать ее на практике в 1883 году. Благодаря установлению часовых поясов открылись новые возможности для тех, кто работал в области астрономии, метеорологии, производства электроэнергии, а также служил в сухопутных войсках и на флоте – ведь все эти сферы нуждались в систематизации времени.
Представители истеблишмента восприняли идею Флеминга на ура. Но нашлись и критики, которые называли его коммунистом (как вы помните, позже аналогичную реакцию вызвали ZIP-коды). Неожиданно концепция Флеминга приобрела влиятельного покровителя в лице президента США Честера Артура. По его указанию в 1884 году в Вашингтоне была проведена Международная меридианная конференция. А в 1885-м поясное время было введено во всем мире.
Может быть, время – действительно "кровожадный дикарь", как выразился биограф Флеминга Кларк Блез; но поясное время было представлено общественности в виде идеи и внедрено мирным путем. Для того чтобы установить глобальную систему исчисления времени, не понадобилась война или власть доллара. Безусловно, идея Флеминга была такой же глубокой, как и другие способы отсчета времени нашей жизни: 24 часа в сутках, 7 дней в неделе, 12 месяцев в году, 365 дней в году. Поясное время – это "время нашей культуры".
5
Она ждала смерти – сидевшая с похоронным видом, всеми покинутая вдова лет восьмидесяти. Похоже, она страдала болезнью Паркинсона. Правую половину ее очков с очень толстыми стеклами пересекала трещина. Это было в импровизированном хосписе в невзрачном, ветхом здании в Варанаси.
На темно-сером бетонном полу там и сям зияли трещины, а в стены буквально въелась копоть. Я встал на колени и спросил у женщины, как ее зовут. Она откашлялась, но ничего не сказала. Я дал ей 300 рупий (примерно 6 долларов), чтобы, когда придет время, она смогла купить дрова для своей собственной кремации. Женщина отложила в сторону четки и положила дрожащие ладони мне на голову. "Да благословит тебя мать Ганга", – сказала она на хинди.
Варанаси для многих людей – всего лишь город, который стоит посетить. А для некоторых, как, например, для этой старой женщины, – конечный пункт на жизненном пути. Маникарника-Гхат – "великое место кремации" – вот их последняя остановка. Многие индуисты верят, что кремация в этом месте прерывает цикл рождений и смертей, обеспечивая кратчайший путь к спасению души. "В Каши [Варанаси] не боятся смерти, – пишет Диана Экк, специалист из Гарварда по теологии и сравнительному религиоведению. – Смерть в Каши – это смерть, которую знают; ей смотрят в лицо, ее преобразуют и над ней поднимаются".
* * *
Шива – гробовщик в Маникарника-Гхат – видел трупы всевозможных типов. Я случайно познакомился с ним недалеко от места, где проводятся кремации. Этот мужчина лет сорок пяти или, может, немного за пятьдесят, с закопченным лицом, табачными пятнами на зубах и босыми ногами согласился рассказать мне о деятельности Маникарника-Гхат с точки зрения профессионала. Шива говорил на хинди скрипучим голосом и иногда вставлял пару слов на английском, которые узнал от посетителей.
"Вон то тело, завернутое в белую ткань, – старик", – сказал Шива, указывая на погребальный костер, горевший метрах в трех от меня. "Женщин постарше заворачивают в одежды золотистого цвета, а молодых – в красные, – продолжил он. – Если умирают маленькие дети, саньяси, беременные женщины и люди, которых укусила кобра, их опускают в Ганг, не кремируя. Водная кремация. Прямое спасение души".
Я шел за Шивой, глядя по сторонам, а он объяснял, сколько требуется времени, чтобы тела превратились в пепел. Еще он рассказал, как он и его коллеги по цеху справляются с очередью тел, уготованных для спасения души. Пепел и обугленные останки опускают в воды Ганга. "Все попадает в Ганг. Мы все в конце концов окажемся в Ганге", – произнес Шива со спокойствием и уверенностью, которые приобрел за долгие годы совершения этих ритуалов. По его словам, каждый день кремируется до 400 человек – на рассвете и закате, в дождь и солнечную погоду, во время наводнения и засухи.
Потом Шива провел меня мимо штабелей дров. Если бы женщина, встреченная мною в хосписе, смогла собрать достаточно денег, ее могли бы кремировать на погребальном костре из древесины манго – это путь к спасению души в "экономклассе". Древесина нима (маргозы) – это "бизнес-класс", а с сандаловым деревом проводятся кремации по высшему разряду. Альтернативой для той женщины мог бы стать электрический крематорий, расположенный примерно в километре вверх по течению, но там ежедневные перебои с подачей электричества, так что это ненадежный вариант. Она жила, чтобы умереть ради этой реки. Я вспомнил строки поэта Дина Янга:
Это не река,
Это – объяснение реки,
которое заменило саму реку.
Шива подвел меня к небольшой часовне с горящим в ней вечным огнем. "Этот огонь горит уже тысячи лет", – сообщил он, добавив слово nonstop на английском. Из часовни вышел мужчина средних лет с открытой грудью и бритой головой; он держал горящий пучок сухой травы, чтобы разжечь погребальный костер для своей матери. Шива взял возле огня немного пепла и помазал им мой лоб.
"Желаю вам достичь мокши в Маникарника-Гхат", – сказал он.
6
В тот же день, когда я вернулся в Тулси-Гхат, Вир Бхадра Мишра представил меня своему другу, 80-летнему Г. Д. Агарвалу, пояснив: "Он посвятил свою жизнь защите Ганга".
Агарвал в свое время получил степень доктора философии в области экологической инженерии в Калифорнийском университете в Беркли, а затем вернулся в Индию. Впоследствии он стал профессором и заведующим кафедрой гражданского строительства и экологической инженерии в одном из подразделений Индийского технологического института. За несколько лет до нашей встречи холостяк Агарвал отрекся от материальных благ и стал отшельником. На нем было одеяние цвета охры, а на шее висели четки. Протестуя против решения правительства построить гидроэлектростанцию в Гималаях, Агарвал объявил голодовку и довел ее до победного конца; об этом писали все СМИ в стране.
Мишра и Агарвал молчали, явно чего-то ожидая от меня. С некоторым колебанием я начал рассказывать об увиденном в кремационном комплексе Маникарника. Агарвал согласился, что очистка Ганга – весьма трудная задача. "Это очень сложная система, – произнес он хрипловатым голосом. – Нужно мыслить в глобальных масштабах, а действовать на местном уровне".
Мишра объяснил, что погребение тел в реке – не самая серьезная причина ее загрязнения. По его словам, хотя каждый из подобных повсеместных источников загрязнения играет в этом процессе относительно небольшую роль, их совокупный эффект нельзя игнорировать. "Осуждать этих людей легко", – сказал Мишра, но согласился, что их поведение необходимо менять. Каждый день 60–75 тыс. посетителей взаимодействуют с Гангом в Варанаси. А для местных жителей Ганг – "то, что дает жизнь". Хотя в детстве Мишра переболел полиомиелитом, брюшным тифом, желтухой и гастроэнтеритом (все эти заболевания передаются через воду), он не перестает утверждать, что "Ганг – это наша мать, наша богиня".
Мишра и Агарвал начали рассказывать о точечных источниках, из-за которых происходит 90–95 % загрязнения реки. По всему ее руслу есть несколько особенно проблемных мест, где в Ганг сбрасываются миллионы литров бытовых и промышленных сточных вод. По оценкам, у некоторых участков береговой линии Ганга в Варанаси уровни фекальных колиформных бактерий превышают допустимый показатель в три тысячи раз. Всемирная организация здравоохранения подтверждает, что Ганг еще с древних времен был источником эпидемий холеры. Учитывая, что "ни общество, ни правительство не проявляют острой реакции" на связанные с Гангом погребальные ритуалы и сбросы сточных вод, сетует Агарвал, можно сделать вывод, что они не рассматривают проблему изменений поведения в культуре потребления как первостепенную. Чтобы это сделать, "может потребоваться лет 15, а то и 20 или 25". Но с технической точки зрения, считает Мишра, очистка – "решаемая задача".
Люди, однако, весьма эмоционально относятся к проблеме состояния Ганга. Они часто рассматривают очистку реки как очередной проект по усовершенствованию городской инфраструктуры, в ходе которого тратится много денег, а осязаемых результатов нет. В 1986 году правительство Индии начало внедрять "План действий по Гангу" стоимостью в миллионы долларов; в ходе первого этапа на берегах Ганга в Варанаси и нескольких других крупных городах были построены станции очистки сточных вод из точечных источников загрязнения. Но они не справлялись со своими функциями из-за частых перебоев с подачей электричества, и тогда сточные воды сливались прямо в Ганг. Это происходит и сегодня. Мишра, разочарованный подобной ограниченностью мышления руководства страны, вместе с сотрудниками исследовательской лаборатории своего фонда начал собирать документальные свидетельства провала усилий правительства. Технический персонал проводил ежедневный мониторинг качества воды, которое, судя по всему, только ухудшалось.
Десятки независимых отчетов подтверждали, что вода в Варанаси непригодна для питья. Это расстроило Мишру еще больше, потому что научные комиссии и отчеты просто в очередной раз излагали проблему, не предлагая ее решения. Тогда Мишра вступил в борьбу с правительством на юридическом поле и возглавил массовое движение, призванное устранить отклонение от основной цели "Плана действий по Гангу". Но правительство проигнорировало обеспокоенность Мишры и приступило ко второму этапу реализации плана в 1994 году, не проанализировав неудач первого этапа. Глубоко разочаровавшись, Мишра стал сотрудничать с городскими властями Варанаси, чтобы добиться хоть каких-то результатов, но, к сожалению, эти партнерские отношения пришлось прекратить из-за давления со стороны политиков.
Мишра уже давно предлагает установить между зданиями вдоль гхатов перехватывающие коллекторы, не зависящие от электроснабжения и работающие благодаря силе тяжести. Предполагается, что они должны собирать сточные воды и отводить их к очистной установке, действующей на основе "системы интегрированных усовершенствованных прудов для очистки сточных вод". Эту технологию разработал покойный профессор Уильям Освальд, специалист по гражданскому строительству в Калифорнийском университете в Беркли и научный руководитель докторской диссертации Агарвала. В технологии Освальда сточные воды проходят через ряд связанных между собой прудов, где водоросли способствуют фотосинтезу, а кислород помогает уничтожать бактерии и прочие загрязнители. Затем вода направляется обратно для повторного использования. Для Варанаси это подходящая технология, но она до сих пор не внедрена.