И мы знаем,
Что так было всегда,
Что судьбою больше любим,
Кто живёт по законам другим
И кому умирать молодым…
Он не помнит слова "да" и слова "нет",
Он не помнит ни чинов, ни имён,
Он способен дотянуться до звёзд,
Не считая, что это сон,
И упасть, опалённым Звездой по имени Солнце…Виктор Цой
* * *
Мы с Танюшкой похоронили неизвестного русского мальчишку тут же, под берегом. Оттащили его туда… Сперва я потащил за ноги, но Танюшка вдруг закричала, продолжая плакать, что я фашист и зверь, что она меня ненавидит и, не переставая всхлипывать, перехватила тело под мышки и помогла дотащить так, чтобы не моталась голова. Я нашёл плоский камень и выцарапал на нём одним из метательных ножей:
Неизвестный мальчик, русский,
примерно 15 лет
Погиб
- Таня, какое сегодня число?! - окликнул я девчонку, что-то искавшую дальше по берегу. Она отмахнулась. Я сосредоточился, припоминая… и вдруг с испугом понял, что не помню этого, сбился!!! Двадцать шестое?! Двадцать седьмое?! Двадцать пятое?!. Кажется, двадцать шестое… Я выцарапал дальше:
26 июня 1988 года
Танюшка принесла охапку какой-то травы. Сказала, глядя в другую сторону - на реку.
- Вот… это чтобы песок не на лицо…
…Я обрушил часть берега и положил сверху камень. Какие-то обрывки мыслей и слов крутились каруселью в мозгу, как осенние листья, вскинутые ветром. Песок был сырой, но сох на глазах, становясь неотличимым от общего фона берега.
Вот и всё.
- Олег, извини, - попросила Танюшка, - я гадости тебе кричала…
- Ничего, - коротко отозвался я.
- Обними меня, пожалуйста, - жалобно сказала она, - мне страшно.
Я положил левую руку ей на плечи. Не обнял, а именно положил, без каких-то мыслей. Да и Танюшка, похоже, ни о чём не думала, кроме того, чтобы найти хоть какую-то защиту от страха.
- Мы умрём здесь, Олег, - её плечи вздрогнули под моей рукой.
- Нет, - со всей возможностью твёрдостью ответил я. - Нет, Тань. Пошли строить плот. Мы умрём, если будем сидеть, сложив руки.
- Да, конечно, - Танюшка встряхнулась - и физически, и морально, - пошли.
* * *
Ни я, ни Танюшка никогда в жизни не строили плотов, хотя в теории знали, как это делается, да ещё и не одним способом. Дело осложнялось тем, что у нас не было инструментов или хотя бы верёвок, и мы вынуждены были поступать, как поступали, наверное, самые-самые первобытные люди - сплетать ветви отдельных стволов и надеяться, что эти крепления не развалятся посреди реки. Меня это особо беспокоило. Я работал и представлял себе, как где-нибудь на полпути к острову всё это сооружение разъезжается - и…
Беспокоило даже не столько то, что я утону, сколько то, что я позорно утону на глазах у Танюшки.
После этого останется только сгореть со стыда. Не вполне, правда, понятно, как это осуществить, если я утону…
Сплетала ветки Танюшка - уже в воде, стоя в ней по колено, - а я таскал подходящие деревяшки и поглядывал по сторонам. Плавник отлично держался на воде и, хотя плотно подогнать его ствол к стволу не удавалось, становилось ясно, что, если не случится ничего особенного, мы, пожалуй, переплывём Ергень. Часа за полтора-два.
Напоследок я нашёл две относительно прямых, но разлапистых на концах ветки - а Танька наскоро переплела эту разлапистость, чтобы обеспечить хотя бы минимальный гребной эффект.
- Можно сесть, спустив ноги в воду, - предложила она, но я помотал головой:
- Нет, эта халабуда и так еле пойдёт, а тут ещё мы тормозить будем.
Опять-таки я не признался, что просто боюсь сидеть, спустив ноги в глубокую воду - в голову сразу начинала лезть всякая чушь про осьминогов и акул… хотя, казалось бы, откуда им тут взяться - в реке?
Мы разделись до пояса снизу, разулись и умостили одежду, одеяла и оружие на поднимающихся повыше ветках. Танюшка уселась на носу; я столкнул плот подальше и, забравшись на него сам, взял второе весло.
Конструкция "ходила" под нами, что и говорить. Но я успокаивал себя тем, что скандинавские драккары тоже не сколачивались, а "сшивались" сосновыми корнями и ещё как "ходили"… а как ходили?! Только драккары не были так неповоротливы на плаву - нас сносило втрое быстрее, чем мы продвигались вперёд, вынося на плёс, за остров. А мне почему-то не хотелось там оказаться.
…Странный - визгливый и ухающий - звук разнёсся над рекой, разбился об остров, вернулся эхом: "Вип-випа-а-а!!!" Мы обернулись (лодка бы точно перекинулась!), и Танюшка сдавленно пискнула, молча выбросив руку в сторону покинутого нами берега.
Там, где мы стояли, когда вышли на берег, чернели несколько плохо различимых, но всё-таки явно человеческих фигур. Одна поднесла к лицу длинную трубу…
"Вип-випа-а-а!!!" - взвизгнуло над рекой.
- Это за нами, - сказал я. Странно, но большого страха я не ощущал, скорее - острое волнение, как во время игр в войну два года назад. - Гребём, Тань.
Грести мы оба умели, но "вёсла" досадно и раздражающе проскакивали в воду, почти не увеличивая скорости плота. Точно - нас выносила на плёс… но и берег становился чуть-чуть, а ближе. Я оглянулся снова. На мысу никого не было, но спокойней мне не стало. Теперь я точно знал: неизвестный враг нас выследил.
Возле острова течение резко - почти пугающе - убыстрилось. Мы бросили грести, глядя на обрывистый берег, из которого торчали древесные корни. Деревья нависали над нашими головами, но что там ещё - на острове - понять было невозможно.
- Башня, Олег! - выкрикнула Таня. На нас упала ледяная тень, я в самом деле увидел над берегом приземистую каменную башню… но уже в следующий миг она потерялась из виду.
На плёс нас вышвырнуло с почти ракетной скоростью. Тут оказалось чудовищно мелко - я загрёб и достал дно! Вода оказалась очень прозрачной, и мы буквально обалдели, увидев, сколько под нами ходит рыбы и каких размеров она достигает! Я плохо разбирался в рыбах, Танюшка - немногим лучше меня, но что до величины - даже если учесть, что под водой всё кажется больше, то всё равно: тут ходили чуть ли не метровые рыбины! Потом они все как-то неспешно разошлись в стороны, и Танька сказала:
- Ого.
В самом деле - "ого". Мимо плота проскользила "будка" с телевизор размером, за которой волоклись два кнута усов. Сом имел в длину метров десять, не меньше! Я окаменел на своём месте, даже не в силах потянуться за наганом, и сидел так, пока вода не потемнела вновь, да Таня не окликнула:
- Чего ты не гребёшь?
Я поспешно заработал веслом.
На берегу, к которому мы всё-таки приближались, из кустов вылезло к воде пить какое-то здоровенное животное. У меня было всегда хорошее зрение, и я мог бы поклясться, что это был шерстистый носорог! А что - если тут есть мамонты…
- Как думаешь - попаду? - нарушила ход моих размышлений Танюшка. Она положила "весло" себе на колени и держала в одной руке аркебузу, а в другой - пулю. Резинка её плавок сползла чуть вниз, и я не без труда сообразил, о чём она говорит. Рядом с плотом - совсем близко - держала курс большая и невозможно надменная щука.
- Целься ниже, - предложил я. Охотиться Танюшка не любила, но рыба - другое дело… а голод - не тётка и не дядька. Она ловко зарядила оружие и прицелилась - как я её учил, когда мы стреляли из моей "мелкашки". Аркебуза упруго и сильно щёлкнула, коротко бухнула - не булькнула даже! - вода и… всплыла щука. Череп у неё был пробит, рыба делала судорожные движения, но, прежде чем она ушла вглубь, Танюшка с торжествующим воплем цепко ухватила добычу за хвост и, беспощадно насадив на один из сучков, повернулась ко мне с видом удачливого сорокопута-жулана:
- Ты видел?! - ликующе спросила она, и я улыбнулся в ответ:
- Видел, видел…
- Так, ты греби, - деловито достала Танюшка свой нож, - а я её сейчас прямо… чтобы сразу, как пристанем, а консервы сэкономим.
- Ладно, ладно, - согласился я. Танюшка, что-то мелодично напевая, занялась рыбой, выкидывая отходы прямо в реку. Судя по всему, она вполне освоилась, а я, если честно, с каждой минутой всё больше мечтал добраться до берега.
- Мы её запечём в глине, - разворачивала грандиозные планы Танюшка. - Жаль, что соли нет, но ничего, воспользуемся золой… и будет вкусно… оп! Нет, всё-таки я очень меткая - с первого выстрела, и наповал, только булькнуло… На животных охотиться противно, что бы ты ни говорил, а тут здорово…
Она ещё что-то говорила. Но я, если честно, отключился. Я напряжённо обдумывал вопрос: почему те люди - на обрыве - трубили? Просто так? Да нет, если я что-то вынес из прочитанных книжек - они подавали сигнал…
Наверное, всё-таки есть в мире какие-то злые силы, внимательно следящие за тем, что мы думаем и чего боимся. Иначе никак нельзя объяснить случившееся дальше.
Меня словно подтолкнули - я обернулся и обмер. За нами шла лодка - наверное, выскочила из-за того же острова и быстро нас нагоняла, между нами было метров двести, не больше! И лодка шла очень быстро - длинная, узкая, с высоким носом, украшенным каким-то развевающимся бунчуком. Вёсла мелькали слева и справа, как лапки у бегущей по воде водомерки.
Там - на лодке - увидели, что я оглянулся, и до нас донёсся визг и вой. Такие, что я взмок от холодного пота - казалось, что в лодке сидят не люди, ничего общего с человеческими криками гнева или ярости эти голоса не имели. Сидящие в лодке махали оружием - снова блестело солнце на клинках.
Я посмотрел на Таню. Щуку она насадила обратно на ветку и была бледна, как снег. Губы у неё шевелились - наверное, она думала, что говорит со мной, но я ничего не слышал.
- Тань, - услышал я свой голос, - наган, быстро.
И, протянув руку, снова повернулся в сторону лодки.
Теперь я видел, что на носу у них - не бунчук.
Это была человеческая голова - высохшая, с развевающимися длинными волосами.
В лодке было не меньше десятка негров. Тощие, полуголые, они казались выходцами со страниц "Копей царя Соломона" - даже сейчас мне в голову пришло именно книжное сравнение. Негры потрясали круглыми щитами, ятаганами и короткими копьями с массивными наконечниками.
"Откуда тут негры? - рассеянно подумал я, беря револьвер - ребристая рукоятка была тёплой и влажной от девчоночьей ладони. - Ой, как они орут, даже противно…"
Страх куда-то ушёл, словно в сторону шагнул и смотрит, дрожа, на то, как я действую.
- Тань, - попросил я, - постарайся, чтобы плот не качало.
- Хорошо, - очень спокойно ответила она. Я с усилием взвёл курок, подумал, что не проверял револьвер, и будет очень интересно, если патроны испортились…
До лодки оставалось метров сто. Я видел, что лица негров закрыты деревянными раскрашенными масками, украшенными перьями.
"Откуда тут негры?" - снова подумал я и крикнул - глупо, наверное, но…
- Поворачивайте! Я буду стрелять!
В ответ понёсся визг и скрежет.
Словно воочию я вновь увидел рану в боку мальчишки. И понял - отчётливо понял! - что нас убьют. Обоих.
Если я не убью их.
Я положил ствол в развилку одной из веток и устроился максимально удобно. Руки у меня дрожали - но они точно так же дрожали у меня и перед стрельбами на соревнованиях.
- Назад! - крикнул я и сам удивился своему голосу - злому и отрывистому. Похожему на короткий лай.
Негр на носу поднялся в рост, прикрываясь щитом и отводя правую руку, в которой блестел длинный нож.
Я задержал дыхание и нажал спуск.
"Трах!" - подпрыгнул револьвер.
Негр вскинулся, взмахнул руками и полетел в воду.
Крики смолкли тут же. Лодка резко развернулась и помчалась обратно - даже не попытавшись подобрать плавающего ничком товарища.
- Убил, - сказала Танюшка. Я дёрнул плечом, открыл шторку барабана и перезарядил камору. Горячая гильза увесисто булькнула в воду.
- Олег, ты его убил.
Руки у меня не дрожали.
Тело убитого колыхалось в волнах.
- Тань, надо грести, - я повернулся, сунул револьвер в кобуру и тщательно её застегнул. У Танюшки зелень выступила даже вокруг рта. - Надо грести, - повторил я.
* * *
Я постарался оттолкнуть плот от берега. Танюшка выплясывала на берегу, поспешно одеваясь и бросая взгляды на реку. А у меня кружилась голова - позорно кружилась, но мне было так плохо, что я не боялся этого. За все свои четырнадцать лет в обморок мне падать ещё не приходилось, а вот поди ж ты… Не помню, как я оделся - перед глазами снова и снова вставал стоп-кадр: падающий в воду негр, которого я убил. Я твердил себе снова и снова, что негры убили бы нас, не выстрели я, но лучше не становилось. "И чего меня так развезло, - вяло думал я, - сперва-то всё хорошо было?.."
- Олег, тебе плохо? - встревожилась Танюшка. Я кивнул - просто уронил голову. - Из-за этого? Олег, они бы нас убили, ты же нас спас!
- Да знаю я всё это, Тань, - я буквально заставлял себя одеваться. - Всё равно плохо… Да ладно, - я приказал себе встряхнуться, - пошли, я разойдусь.
И всё-таки заставил себя бодро зашагать впереди Танюшки вверх по склону - к лесу.
* * *
Этот берег Ергени зарос почти исключительно дубами - невообразимо охватистыми, невысокими, но чудовищно кряжистыми. Только изредка встречались островки высоких стройных ясеней, да на полосах луговин - словно кто-то прочесал лес чудовищными граблями - росли высокая сочная трава и кусты орешника. На одной из опушек Танька нашла невесть каким чудом выросшие в конце июня белые - семь штук, крепких и нечервивых.
Давно уже надо было остановиться, но мы шли и шли, пока солнце не село за деревья окончательно. Тогда мы - не сговариваясь, молча - улеглись под "первый попавшийся" дуб, спина к спине, и как-то сразу уснули, выключились…
…Помню, что мне снилась мама, и я проснулся, захлебнувшись слезами. Лицо у меня было мокрое. Наяву я уже года два не плакал, даже если было больно, обидно, страшно или трудно, да и спал давным-давно спокойно. Но сейчас мне не было стыдно, и я, уже проснувшись, ещё какое-то время тихо всхлипывал, пока сон уплывал всё дальше и дальше.
Солнце почти село, было полутемно. На краю прогалины несколько оленей щипали траву - когда я приподнялся, они разом вздёрнули головы и неспешно удалились в лес.
Танюшка стремительно села, вытаращив глаза. Кажется, она даже хотела закричать - то ли ей тоже что-то приснилось, то ли она меня не сразу узнала. Но потом, поморгав, спросила:
- Ты что, плакал?
- А что, похоже? - я сыграл удивление. - Нет, это со сна глаза красные… Нельзя спать на закате… Тань, ты едой займись, а я пойду дрова поищу.
- Правда, есть хочется, - она потёрла живот. Кажется, поверила… - Ещё знаешь чего хочется? Вымыться… Ладно, я займусь едой…
…Хвороста тут хватало, как в любом неокультуренном лесу. Я приволок здоровенную охапку, а под мышкой - сухое деревце.
Консервы опять удалось сохранить. Больше того - на опушке Танька нарыла соль, там оказался солонец. В котелке она сварила рыбу, грибы пожарила на манер шашлыка, и довольно скоро мы ужинали.
- Я тебе готовлю, ты меня защищаешь, - негромко произнесла Танюшка. Я вскинул на неё удивлённые глаза. Девчонка смотрела в огонь - задумчиво и отстранённо. - Может быть, так всё и должно происходить? - она посмотрела на меня. - Завтра я тебе постираю, только ручей найдём подходящий.
- Постираешь? Мне? - мне сделалось смешно. - Вот спасибо…
- Я серьёзно, Олег, - сказала она. - Я же говорю: сейчас, хоть мы в ужасном положении, но, наверное, всё, как должно быть: я стираю и готовлю, ты охотишься и защищаешь… - она улыбнулась и безо всякого перехода тихонько запела…
А хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьём.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживём!
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть…И будет трава расти,
А в доме - топиться печь.
И, господи мне прости,
Я, может быть, брошу петь.
И будем как люди жить,
Добра себе наживать.
Ну хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать…Вероника Долина
* * *
Сорока надоедливо стрекотала, перелетая с ветки на ветку - она нагло держалась левее нас, на постоянном расстоянии в десять метров. Словно оповещала, негодяйка: люди идут!
Люди и правда шли. Вернее - я, следом - Танюшка. Точнее, мы не шли, а в основном прыгали. С кочки на кочку. С коряги на корягу. Некоторые опоры под ногой тонули… Рекорд поставила Танюшка, провалившись по бёдра.
И откуда только тут взялось это чёртово болото?! Деревья стояли голые, вымороченные, только у некоторых на самых верхушках сохранились зелёные метёлки. Душила влажная жара, но, если нога проваливалась глубже, то её тут же охватывал ледяной холод - казалось, стылые иголки колют сквозь обувь и носок.
- Ну, сволочь… - процедил я сквозь зубы в адрес сороки. Глаза заливал пот, но я увидел, как она насмешливо покачала хвостом и принялась за своё. - Пристрелю гадину… Тань, ты как?
- Нормально, - пропыхтела она. - Шесты надо было срубить.
Я промолчал. Это был мой недосмотр. Опасный, хотя болото вроде бы не было глубоким. Не успел я об этом подумать, как впереди показалась широкая зелёная полянка с цветами.
- Да уже кончается, - уверенно сказал я и, почувствовав, как подо мною начинает тонуть очередная коряга, красиво прыгнул на лужайку.
Я не знал, что такое "бездонное окошко".
Помню, что раньше всего я ощутил холод - и это было ужасно. Словно меня схватил на грудь ледяной огромный кулак - и почти выдавил из меня жизнь. Над поверхностью у меня остались плечи, руки, которые я инстинктивно выбросил в стороны, и голова. Танюшка смотрела на меня удивлённо, настолько быстро всё произошло… но удивление сменилось ужасом. И она бросилась вперёд с криком:
- Оле-ег!!!
- Не… подходи, - вытолкнул я, возя руками с растопыренными пальцами по жиже, а она проваливалась, расползалась, и что-то жуткое, неотвратимое понемногу втягивало меня глубже. Я не испугался, нет - потому что не получалось представить, что я могу умереть. Точнее, ужас был, но этот ужас шёл от моей фантазии, питавшейся прочитанным и увиденным. Я в подробностях представлял себе, как утону… и не верил, что утону именно я.
Это не над моей головой сейчас сомкнутся водоросли.
Это не я ещё сколько-то буду жить, опускаясь в ледяную глубину и глотая густую жижу в попытках дышать.
Это не я!!!
Танюшка бросала мне ремень корды - самое длинное, что у неё было - лёжа на животе и вытянувшись в струнку. Ей не хватало полуметра - я всегда хорошо прыгал…
Жижа коснулась моих губ - я отплюнулся, поводя руками.
- Оле-е-ег!!! - снова закричала Танюшка.
- Ма-ма-а!!! - закричал и я - и захлебнулся. Жижа закрыла глаза, но сквозь неё я ещё видел, видел размытый круг солнечного жара, и мои руки, остававшиеся наверху, ощущали живое тепло…