- Не говорите таких слов, Дебора; пойдите, попробуйте, умолите её меня выслушать, скажите ей, что у меня была тысяча причин ослушаться её приказа, скажите, что я надеюсь преодолеть все препятствия в замке Мартиндейл.
- Нет, говорю вам, что всё будет напрасно, - отвечала гувернантка. - Когда я увидела в прихожей вашу шапку и удочку и сказала: "Он опять здесь", она тотчас взбежала по лестнице, словно молодая лань, и не успела я её остановить, как уже повернулся ключ в замке и загремела задвижка. Удивляюсь, как вы ничего не слышали.
- Это потому, что я увалень и ротозей и не умею пользоваться теми драгоценными мгновениями, которые моя злосчастная судьба так редко мне дарит. Ну что ж, скажите ей - я ухожу… ухожу навсегда и отправляюсь в такие края, что она уже больше обо мне не услышит, что никто больше не услышит обо мне!
- О господи! - воскликнула Дебора. - Вы только послушайте его речи! Да что же станется с сэром Джефри, и с вашей матушкой, и со мною, и с графиней, если вы уедете так далеко? И что станется с бедною Алисой? Ведь я готова присягнуть, что она любит вас больше, чем признается, и частенько сидит и смотрит на дорогу, по которой вы ходите на речку, и каждое утро спрашивает меня, хороша ли нынче погода для рыбной ловли. А пока вы ездили на континент, она, можно сказать, ни разу не улыбнулась, разве только, когда получила два прекрасных длинных письма про чужие страны.
- Дружба, мисс Дебора, всего лишь дружба - спокойное, холодное воспоминание о человеке, который с вашего любезного согласия изредка нарушал ваше одиночество рассказами о свете. Правда, однажды я подумал… Но теперь всё кончено… Прощайте.
С этими словами Джулиан закрыл лицо одной рукою, протянув другую в знак прощания мисс Деббич, доброе сердце которой не могло вынести его горя.
- Зачем вы так торопитесь? - сказала она. - Я снова поднимусь наверх, расскажу ей про вас и приведу её сюда, если это будет в моих силах.
Произнося эту речь, она вышла из комнаты и взбежала вверх по лестнице.
Между тем Джулиан Певерил в большом волнении шагал по зале, ожидая успеха посредничества Деборы, которая отсутствовала достаточно долго, чтобы мы успели воротиться назад и вкратце изложить обстоятельства, приведшие его к настоящему положению.
Глава XII
Увы! Я никогда ещё не слышал
И не читал - в истории ли, в сказке ль, -
Чтоб гладким был путь истинной любви."Сон в летнюю ночь"
Знаменитый отрывок, который мы предпослали этой главе, подобно большей части замечаний того же автора, основан на действительности. В то время, когда любовь зарождается впервые и когда она особенно сильна, редко можно ожидать счастливого её исхода. Искусственное устройство общества ставит ранним женитьбам множество сложных препятствий, и эти преграды часто оказываются непреодолимыми. Поэтому мало найдется людей, которые бы втайне не вспоминали какую-нибудь пору своей юности, когда искреннее молодое чувство было отвергнуто, обмануто или подавлено неблагоприятными обстоятельствами. Эти маленькие интимные эпизоды прошлого оставляют в каждом сердце отпечаток романтики, не позволяя нам даже в летах зрелых и среди забот равнодушно внимать рассказу об истинной любви.
Джулиан Певерил обратил свои чувства на такой предмет, что не мог не столкнуться со множеством помех, обыкновенно возникающих перед молодыми влюбленными. Впрочем, это было вполне естественно. Дебора Деббич случайно встретила сына своей первой хозяйки, своего первого воспитанника, когда он ловил рыбу в упомянутой нами речке, которая протекала по долине, где она жила с Алисою Бриджнорт. Любопытная гувернантка скоро узнала, кто этот юноша, и, кроме того что прониклась к нему тем живым интересом, который женщины её звания обыкновенно испытывают к своим бывшим воспитанникам, ещё и обрадовалась случаю поговорить о сэре Джефри, его супруге, а порою и о лесничем Лансе Утреме.
Конечно, желание отвечать на её расспросы едва ли заставило бы Джулиана ещё раз посетить уединенную долину, но Дебора была не одна. С нею вместе жила прелестная девушка, выросшая в уединении, воспитанная в скромности и непритязательности, которым уединение благоприятствует, но любознательная и живая; улыбаясь от радости, она жадно слушала рассказы юного рыболова, принесенные им из замка или из города.
Джулиан лишь изредка наведывался в Чёрный Форт - тут уж Дебора выказала достаточно благоразумия, а быть может, она просто боялась потерять место, в случае если тайна раскроется. Впрочем, она надеялась на сильную, глубоко укоренившуюся, доходившую чуть ли не до суеверия уверенность майора Бриджнорта, что здоровье его дочери зависит исключительно от попечений женщины, которая научилась у леди Певерил лечить больных, подверженных его семейному недугу. Эту уверенность гувернантка старательно поддерживала, пускаясь на все доступные её простой душе хитрости, и в разговоре о здоровье своей воспитанницы всегда загадочно намекала на некие таинственные правила, необходимые для того, чтобы сохранить его в теперешнем благоприятном состоянии. Этой уловкой она добилась позволения жить вместе с Алисой в Чёрном Форте совершенно независимо - майор Бриджнорт сначала хотел, чтобы его дочь и гувернантка оставались под одною крышей с невесткой его покойной жены, вдовой несчастного полковника Кристиана. Но эта дама преждевременно состарилась от горя, и когда майор Бриджнорт ненадолго посетил остров, его легко было убедить, что дом её в Кёрк Трох - слишком мрачное жилище для его дочери. Дебора, горевшая желанием жить независимо, постаралась утвердить своего хозяина в этом мнении, внушив ему тревогу за здоровье Алисы. Дом в Кёрк Трох, говорила она, со всех сторон открыт шотландским ветрам, которые должны быть очень холодны, ибо дуют из тех краев, где даже в разгар лета не тает снег. Словом, она убедила майора и водворилась полною хозяйкой а Чёрном Форте, который, как в Кёрк Трох, некогда принадлежал Кристиану, а теперь - его вдове.
Правда, гувернантке было приказано время от времени наведываться со своею воспитанницей в Кёрк Трох и считать себя под надзором и опекою миссис Кристиан. Это подчиненное положение Дебора старалась ослабить тем, что позволяла себе все возможные вольности, без сомнения, движимая тем же духом независимости, который в замке Мартиндейл побуждал её отвергать советы почтенной Элзмир.
Именно эта благородная склонность противиться надзору заставила гувернантку потихоньку приобщить Алису искусствам, на которые суровый дух пуритан непременно наложил бы запрет. Она осмелилась учить свою воспитанницу музыке и даже танцам, и портрет сурового полковника Кристиана дрожал на стене, когда грациозная, как сильфида, Алиса и дородная Дебора проделывали французские chaussees и borees под звуки маленькой скрипочки, визжавшей под смычком мосье де Пигаля - полуконтрабандиста-полутанцмейстера. Слух об этих богомерзких занятиях достиг ушей вдовы полковника, которая уведомила о них Бриджнорта, чей внезапный приезд на остров доказывал, сколь важной почитал он эту весть. Если бы Дебора выказала слабость, это был бы последний час её правления. Но она отступила в свою крепость.
- Танцы, - пояснила она, - есть правильное, размеряемое музыкой упражнение, и разум подсказывает, что оно весьма полезно для особы деликатного сложения, тем более что ими можно заниматься, не выходя из дома и при любой погоде.
Увидев, что Бриджнорт слушает, мрачно нахмурив брови, Дебора, недурно игравшая на виоле, для доказательства своей теории начала наигрывать рондо Селенджера и велела Алисе станцевать старинный английский танец. Пока четырнадцатилетняя девочка, смущенно улыбаясь, грациозно двигалась под музыку, взор отца неотрывно следил за её лёгкой поступью и с радостью замечал покрывший её щёки румянец. Когда танец кончился, Бриджнорт прижал дочь к груди, любящей отцовской рукою пригладил растрепавшиеся локоны, улыбнулся, поцеловал её и уехал, ни единым словом не обмолвившись о запрещении танцев. Он не рассказал миссис Кристиан о своём посещении Чёрного Форта, но та скоро узнала об этом - при первом же визите торжествующей Деборы.
- Прекрасно, - сказала строгая старая дама. - Мой брат Бриджнорт позволил тебе сделать из Алисы Иродиаду и обучить её танцам. Теперь тебе остается только выбрать ей супруга. Я не стану больше вмешиваться в ваши дела.
Надо сказать, что в этом случае победа госпожи Деборы - или, вернее, госпожи Природы - имела последствия более важные, чем первая осмеливалась ожидать, ибо с этих пор миссис Кристиан, хоть и продолжала со всею учтивостью принимать визиты гувернантки и её воспитанницы, была настолько обижена неудачным исходом своей жалобы на чудовищное преступление племянницы, которая танцевала под скрипочку, что совершенно отказалась от участия в её делах и предоставила Деборе Деббич и Алисе полную свободу в занятиях и в хозяйстве, коими прежде живо интересовалась.
Этой независимостью они и пользовались в ту пору, когда Джулиан в первый раз посетил их жилище; и Дебора приглашала юношу особенно охотно, ибо считала его именно тем человеком, знакомства которого с Алисою миссис Кристиан менее всего могла бы желать, - в этом случае, как и во всех остальных, счастливый дух противоречия вытеснил у Деборы все соображения о приличиях. Впрочем, гувернантка приняла некоторые меры предосторожности. Она знала, что ей следует опасаться не только возможного пробуждения участия и любопытства миссис Кристиан, но также неожиданных визитов майора Бриджнорта, который раз в год непременно появлялся в Чёрном Форте, когда его меньше всего там ожидали, и проводил в доме несколько дней. Поэтому Дебора потребовала, чтобы Джулиан навещал их лишь изредка, чтобы в присутствии двух невежественных девушек и парня - жителей Мэна, - составлявших её прислугу, он выдавал себя за её родственника, а также, чтобы он всегда приходил в костюме для рыбной ловли из простого лаутана - местной шерстяной ткани цвета буйволовой кожи, которая не поддаётся крашению. Она надеялась, что благодаря этому его близкое знакомство с обитателями Чёрного Форта останется совершенно незамеченным и не внушит никому подозрений, тогда как её воспитаннице и ей самой оно доставит большое удовольствие.
В начале их знакомства, пока Джулиан был всего лишь мальчиком, а Алиса девочкой года на два или на три его моложе, дело именно так и шло. Однако когда мальчик превратился в юношу, а девочка - в молодую девушку, даже Дебора поняла, что их постоянные встречи могут стать опасными. При первом же удобном случае она поведала Джулиану, кто такая мисс Бриджнорт и что послужило причиною раздора между их отцами. Джулиан с удивлением выслушал рассказ о фамильной вражде, ибо он бывал в замке Мартиндейл редко и при нём об этой распре никогда не упоминали. Искра, зароненная в сердце юноши этой удивительной историей, воспламенила его воображение, и, вместо того чтобы последовать увещаниям Деборы и постепенно отдалиться от прекрасной обитательницы Чёрного Форта, он объявил, что в своей случайной встрече с нею видит знак свыше, что Алиса и он назначены друг для друга, несмотря на все препятствия, которые могут поставить между ними страсти и предрассудки. Ведь они были друзьями детства, и Джулиан вспомнил, как совсем ещё маленьким мальчиком плакал по своей подружке, которую ему суждено было встретить снова прелестной девушкой в чуждой им обоим стране.
Дебора очень смутилась оттого, что её рассказы раздули пламя любви, которое они, по её расчетам, должны были погасить. Она не могла противиться страстным объяснениям, хотя бы они относились не к ней, а к другой особе. Гувернантка начала жаловаться, удивляться, потом расплакалась и наконец объявила, что Джулиан может продолжать свои визиты в Чёрный Форт, но при условии, что будет говорить с Алисой только как друг - она ни за что на свете не позволит чего-либо иного. Однако Дебора была не настолько глупа, чтобы не иметь своего суждения насчет будущего этой юной пары, ибо провидение, конечно, назначило им соединиться, равно как и имениям Мартиндейл и Моултрэсси.
Далее следовала длинная цепь размышлений. Мартиндейл нуждается лишь в небольшой починке, чтобы сравняться с замком Четсуорт. Моултрэсси-Холл пускай себе разрушается, или лучше, когда пробьет час сэра Джефри (ведь добрый рыцарь изрядно-таки понюхал пороху и теперь, наверное, совсем одряхлел), туда сможет удалиться его вдова, леди Певерил, вместе с Элзмир, между тем как мисс Дебора Деббич (императрица кладовой и королева буфетной) станет полновластной управительницей в замке и, быть может, возложит супружеский венец на голову Ланса Утрема, если он не слишком состарился, не слишком разжирел и не слишком пристрастился к элю.
Под влиянием этих утешительных видений гувернантка смотрела сквозь пальцы на привязанность, которая также навевала приятные грезы - хоть и совершенно иного рода - её воспитаннице и гостю.
Юный рыболов посещал Чёрный Форт всё чаще и чаще, и смущенная Дебора, предвидя опасности, грозящие им в случае раскрытия тайны, а также боясь, что Джулиан объяснится с Алисой и тем сделает их отношения ещё более щекотливыми, была, однако же, совершенно покорена воодушевлением молодого влюбленного и вынуждена предоставить события их естественному ходу.
Отъезд Джулиана на континент прервал встречи молодых людей в Чёрном Форте и, рассеяв страхи старшей его обитательницы, заставил младшую погрузиться в горестное уныние, которое во время ближайшего визита Бриджнорта на остров Мэн возобновило его опасения за здоровье дочери.
Дебора обещала ему, что на следующее утро девушка повеселеет. Так оно и случилось. У Деборы некоторое время хранилось письмо, которое Джулиан прислал своей юной подруге. Гувернантка боялась передать Алисе это любовное послание, но, подобно тому как это было в случае с танцами, сочла полезным употребить его вместо лекарства.
Это средство произвело желаемое действие, и на другой день поутру щёки молодой девушки порозовели, а отец её так обрадовался, что перед отъездом вручил Деборе свой кошелек, умоляя ничего не жалеть для благополучия Алисы и своего собственного, добавив, что совершенно ей доверяет.
Эти знаки щедрости и доверия от человека столь сдержанного и осторожного, как майор Бриджнорт, пробудили надежды Деборы, и, набравшись храбрости, она не только передала юной леди второе письмо Джулиана, но после его возвращения смелее прежнего стала поощрять встречи влюбленных.
Наконец, несмотря на все предосторожности Джулиана, молодой граф заподозрил неладное в его чрезмерном увлечении рыбною ловлей, да и сам Певерил, теперь более искушенный в обычаях света, понял, что его постоянные встречи и прогулки с такой молодой и прелестною девушкой, как Алиса, могут не только раньше времени открыть его любовь, но и повредить доброму имени его возлюбленной.
Проникнувшись этим убеждением, он дольше обыкновенного не приходил в Чёрный Форт. Однако в следующий раз, когда он позволил себе удовольствие провести часок в доме, в котором с радостью остался бы навсегда, перемена в обращении Алисы и тон её речи, который, казалось, укорял его за невнимание, поразили его в самое сердце и лишили власти над собой. Достаточно было всего лишь нескольких страстных выражений, чтобы открыть Алисе чувства юноши и объяснить ей истинную природу её собственных. Она долго плакала, но в слезах её была не только горечь. Молча выслушала она прерываемый частыми восклицаниями рассказ о причинах раздора между их семействами, - ведь до сих пор она знала только, что мистер Певерил принадлежал к свите знаменитой графини, повелительницы острова Мэн, и потому должен был с осторожностью навещать родственницу несчастного полковника Кристиана. Но когда Джулиан заключил свой рассказ горячими уверениями в вечной любви, она воскликнула:
- О мой бедный отец! Вот к чему привели все твои старания! Как смеет сын того, кто опозорил и изгнал тебя, говорить такие слова твоей дочери?
- Вы заблуждаетесь, Алиса, вы заблуждаетесь! - горячо возразил Джулиан. - Разве то, что я держу перед вами такие речи; что сын Певерила говорит подобным образом с дочерью Бриджнорта; что он на коленях молит простить обиды, нанесённые в дни нашего детства, - разве это не знак воли божией, порешившей, что наша привязанность должна погасить вражду наших родителей? Разве иначе дети, разлучившиеся на холмах графства Дерби, встретились бы теперь в долинах острова Мэн?
Алиса - хотя такого рода сцена и, главное, её собственные чувства были ей внове - была в высшей степени одарена тонкой чувствительностью, которая свойственна сердцу женщины и всегда подсказывает ей, что в подобных обстоятельствах может быть - пусть даже и в малейшей степени - неприличным.
- Встаньте, мистер Певерил, - сказала она, - не будьте столь несправедливы к себе и ко мне. Мы оба виноваты, но я совершила ошибку но незнанию. О боже! Бедный мой отец так нуждается в утешении. Неужто я должка прибавлять ему горя? Встаньте! - повторила она более твердым голосом. - Если вы ещё останетесь в столь неуместной позе, я вынуждена буду уйти и вы меня никогда больше не увидите.
Повелительный голос Алисы усмирил пылкого влюбленного; он встал, уселся в некотором отдалении и хотел было заговорить снова.
- Джулиан, - промолвила она более мягко, - вы уже сказали достаточно, более чем достаточно. Ах, зачем вы помешали мне предаваться сладким грезам, в которых я могла бы слушать вас вечно! Но час пробуждения настал.
Певерил ждал дальнейших её слов, как преступник ждет приговора. Он понимал, что ответ, произнесенный не без чувства, но с твердостью и решимостью, не следует прерывать.
- Да, мы были виноваты, - повторила Алиса, - очень виноваты, и если теперь мы разлучимся навеки, боль будет лишь справедливым наказанием за нашу вину. Лучше бы мы никогда не встречались, но раз уж мы встретились, мы должны как можно скорее расстаться. Продолжение наших встреч может лишь удвоить боль разлуки. Прощайте, Джулиан, и забудьте, что мы знали друг друга!
- Забыть! - воскликнул Джулиан. - Никогда, никогда! Вам легко так говорить и думать. Для меня это слово и эта мысль убийственны. Почему вы не верите, что наша дружба сможет примирить наших отцов? Ведь тому есть множество примеров. Вы - моя единственная подруга. Я - тот единственный человек, которого назначило вам небо. Неужели нас должны разлучить ошибки, совершенные другими, когда мы были ещё детьми?
- Слова ваши напрасны, Джулиан, - отвечала Алиса. - Мне жаль вас; быть может, мне жаль и себя; сказать по правде, мне следовало бы больше жалеть себя: новые страны и новые лица скоро заставят вас забыть обо мне, а я, в своём уединении, могу ли я забыть? Но не об этом сейчас речь - я готова покориться своему жребию, а он велит нам расстаться.