- Выслушайте меня, - сказал Певерил. - Наша беда не может, не должна быть непоправимой. Я поеду к отцу, я употреблю ходатайство матери, которой он ни в чём не откажет, и я добьюсь их согласия. Я их единственный сын, и они должны либо согласиться, либо потерять меня навсегда. Скажите, Алиса, если я привезу вам благословение моих родителей, неужели и тогда вы повторите так печально, и трогательно, и в то же время так решительно: "Джулиан, мы должны расстаться"?
Она молчала.
- Жестокая Алиса, неужто вы не удостоите меня ответом? - спросил юноша.
- Нет нужды отвечать тем, кто говорит во сне, - сказала Алиса. - Вы спрашиваете меня, как я поступлю, если свершится невозможное. Кто дал вам право делать такие предположения и задавать подобные вопросы?
- Надежда, Алиса, надежда, - отвечал Джулиан, - последняя опора несчастных; даже у вас не хватит жестокости лишить меня её. Среди всех трудностей, сомнений и опасностей надежда будет бороться, даже если она не может победить. Скажите мне ещё раз, если я приду к вам от имени моего отца, от имени матери, которой вы до некоторой степени обязаны своей жизнью, - каков будет ваш ответ?
- Я посоветую вам обратиться к моему отцу, - отвечала Алиса, покраснев и опустив глаза; но тотчас же, подняв их снова, она ещё более печальным и твердым голосом повторила: - Да, Джулиан, я посоветую вам обратиться к моему отцу, и тогда вы убедитесь, что надежда, ваш кормчий, обманула вас и что вы избежали песчаной отмели лишь для того, чтобы разбиться о гранитные скалы.
- Я испытаю всё возможное! - сказал Джулиан. - Мне кажется, я смогу убедить вашего отца, что в глазах света наш союз не может быть нежелательным. Моё семейство обладает состоянием, высоким званием и знатным происхождением - всем, чего каждый отец желает для своей дочери.
- Всё это ни к чему не поведет, - возразила Алиса. - Мысли моего отца заняты предметами мира иного, и если он даже выслушает вас, то лишь для того, чтобы отвергнуть ваше предложение.
- Вы не знаете, Алиса, вы этого не знаете, - сказал Джулиан, - огонь плавит железо; неужто сердце вашего отца столь жестоко, а предубеждения столь сильны, что я не могу найти какого-либо средства их смягчить?
Не запрещайте мне, о, не запрещайте мне хотя бы попытаться!
- Я могу только советовать, - отвечала Алиса, - я ничего не могу вам запретить, ибо это предполагает право требовать повиновения. Но если вы благоразумны, послушайтесь меня: сейчас на этом самом месте мы должны расстаться навеки!
- Нет, клянусь небом! - вскричал Джулиан, чей решительный и смелый нрав ни в чём не позволял ему видеть препятствий. - Конечно, мы теперь расстанемся, но лишь для того, чтобы я мог возвратиться с благословением моих родителей. Они хотят, чтобы я женился, - в своих последних письмах они на этом настаивали; что ж, я готов. А такая невеста, какую я им представлю, ещё ни разу не украшала их дом со времен Вильгельма Завоевателя. До свидания, Алиса! До скорого свидания!
- Прощайте, Джулиан! Прощайте навеки! - отвечала девушка.
***
Через неделю после этой беседы Джулиан приехал в замок Мартиндейл с намерением открыть свои планы родителям. Однако решить задачу, лёгкую издали, по ближайшем рассмотрении часто оказывается столь же трудным, сколь перейти вброд реку, которую издалека можно было принять за ручеек. Случаев коснуться этого предмета было достаточно, ибо при первой же прогулке верхом отец заговорил о его женитьбе и великодушно позволил ему самому выбрать себе невесту; правда, под строжайшим условием, чтобы она принадлежала к верноподданному и почтенному семейству.
- Если она богата - тем лучше, ну а если бедна - что ж, от нашего имения ещё кое-что осталось, а нам с Маргарет не много надо, лишь бы вы, молодые люди, могли получить свою долю. Я нынче стал бережлив, Джулиан. Видишь, на какой жалкой гэллоуэйской лошадёнке я теперь езжу, не то что мой старый Чёрный Гастингс, у которого был только один порок - он всякий раз сворачивал на дорогу к Моултрэсси-Холлу.
- Разве это такой уж страшный порок? - спросил Джулиан с притворным равнодушием, хотя сердце его, как ему казалось, трепетало чуть ли не в самом горле.
Он напоминал мне об этом низком, бесчестном пресвитерианине Бриджнорте, - сказал сэр Джефри, - а по мне, уж лучше думать о жабе; говорят, он сделался индепендентом, то есть совершенным мерзавцем. Знаешь, Джулиан, я прогнал пастуха за то, что он рвал орехи в его лесу, и готов повесить любую собаку, которая поймает там зайца. Но что это с тобою? Ты побледнел.
Джулиан нашел какую-то отговорку, но слова и голос сэра Джефри слишком ясно дали ему понять, что его предубеждение против отца Алисы глубоко и неискоренимо, как это часто бывает с сельскими джентльменами, которые от нечего делать весьма склонны всячески раздувать и растравлять мелкие обиды, нанесённые им ближайшими соседями.
В тот же день он как бы нечаянно заговорил с матерью о Бриджнорте. Однако леди Певерил сразу же взмолилась, чтобы он никогда не упоминал этого имени, особенно при отце.
- Разве этот майор Бриджнорт, о котором я столько слышал, был таким уж дурным соседом? - спросил Джулиан.
- Я этого не говорю, - отвечала леди Певерил, - напротив, в прежние тяжёлые времена он не раз делал нам одолжения, но он поссорился с твоим отцом, и малейший намек на него необычайно раздражает сэра Джефри, а теперь, когда его здоровье несколько расстроилось, я порою начинаю даже тревожиться. Поэтому, дорогой Джулиан, ради бога, избегай разговоров о Моултрэсси и его обитателях.
Это серьезное предостережение совершенно убедило Джулиана, что раскрыть своё тайное намерение значило бы наверняка его погубить, и он в отчаянии вернулся на остров Мэн.
Несмотря на это, он осмелился воспользоваться случившимся для того, чтобы ещё раз попросить свидания с Алисой и рассказать ей о своей беседе с родителями. Это удалось ему с большим трудом, и Алиса высказала большое неудовольствие, когда из пространных речей, произнесенных с чрезвычайно значительным и важным видом, она узнала только, что леди Певерил сохраняет хорошее мнение о майоре Бриджнорте - известие, которое Джулиан изо всех сил старался истолковать как предзнаменование их будущего примирения.
- Я не думала, что вы станете так обманывать меня, мистер Певерил, - произнесла Алиса с видом оскорбленного достоинства, - но впредь я постараюсь оградить себя от подобных вторжений. Надеюсь больше не видеть вас в Чёрном Форте; а вас, уважаемая мисс Деббич, убедительно прошу не поощрять и не допускать визитов этого джентльмена; в противном случае я принуждена буду просить мою тетушку и моего отца приискать мне другое жилище и, быть может, другую, более осмотрительную компаньонку.
Последний намек так напугал Дебору, что она вместе со своей воспитанницей принялась настоятельно требовать, чтобы Джулиан немедленно ушёл, и он был вынужден повиноваться. Однако нелегко подавить решимость юного влюбленного, и Джулиан, после тщетных попыток забыть свою неблагодарную возлюбленную - попыток, от которых страсть его лишь разгорелась с новою силой, в конце концов явился в Чёрный Форт с визитом, начало которого мы описали в предыдущей главе.
Итак, мы оставили Певерила в тревоге и даже в страхе ожидающим свидания с Алисой; волнение его было так сильно, что, когда он ходил взад и вперёд по комнате, ему казалось, будто печальные синие глаза с портрета Кристиана следуют за ним всюду, куда бы он ни пошел, своим неподвижным, холодным и зловещим взглядом предвещая горе и неудачу врагу всего семейства казненного.
Но вот наконец дверь отворилась, и эти видения рассеялись.
Глава XIII
Из кремня у родителей сердца!
Их не смягчают слезы.Отвэй
Медленными и спокойными шагами вошла Алиса в гостиную, где нетерпеливый возлюбленный уже давно её ожидал. Она была одета с особой аккуратностью, которая ещё более оттеняла пуританскую простоту её платья и показалась Джулиану дурным предзнаменованием; ибо хотя время, затраченное на туалет, во многих случаях доказывает, что женщина хочет предстать на свидании в наиболее выгодном свете, чрезмерная скромность одежды весьма тесно связана с чопорностью и предвзятым решением выказать поклоннику одну лишь холодную учтивость.
Темное платье с длинными рукавами, высокий воротник и плотно прилегающий вязаный чепец, тщательно закрывавший пышные темно-каштановые волосы, совершенно обезобразили бы девушку менее изящную, чем Алиса Бриджнорт, но тонкая и стройная фигура, хотя и лишённая ещё той округлости линий, которая придаёт законченность и совершенство женской красоте, скрашивала этот непритязательный наряд, придавая ему даже некоторую изысканность. Ясное светлое личико с карими глазами и белой, как мрамор, кожей не отличалось такой же правильностью, как фигура, и могло бы легко подвергнуться критике. Но в весёлости Алисы было столько живости и одухотворённости, а в задумчивости её столько глубокого чувства, что когда девушка беседовала со своими немногочисленными знакомыми, её манеры, выражение лица и речи так пленяли и трогали своим простодушием и чистотою, что самые блестящие красавицы в её обществе могли бы проиграть. Поэтому нет ничего удивительного, что эти чары, а также тайна, окутывавшая его дружбу с Алисой, заставили пылкого Джулиана предпочесть затворницу Чёрного Форта всем прочим дамам, с которыми он познакомился в свете.
Когда Алиса вошла в комнату, сердце его сильно забилось, и он с глубоким смирением смотрел на неё, даже не пытаясь заговорить.
- Это насмешка, мистер Певерил, и насмешка жестокая, - сказала Алиса, стараясь говорить твердо, хотя голос её слегка дрожал. - Вы являетесь в дом, где живут только две женщины, слишком скромные, чтобы приказать вам удалиться, слишком слабые, чтобы вас прогнать; являетесь, несмотря на мои убедительные просьбы - в ущерб вашему времени и, боюсь, моей репутации; вы злоупотребляете своим влиянием на простодушную особу, попечениям которой я вверена, и, поступая таким образом, надеетесь загладить свою вину почтительными поклонами и принужденной любезностью! Ужели это благородно? Ужели это справедливо? Ужели, - добавила она, с минуту поколебавшись, - ужели это хорошо?
Последние слова, произнесенные дрожащим голосом, в котором слышался нежный укор, поразили Джулиана в самое сердце.
- Если есть способ, которым я с опасностью для жизни мог бы доказать вам своё почтение, преданность и нежность, Алиса, - проговорил он, - опасность эта была бы для меня дороже всякого наслаждения.
- Вы часто говорили такие слова, - отвечала Алиса, - но я не должна и не хочу их слушать. Я ничего от вас не требую - у меня нет врагов, я не нуждаюсь в защите и, видит бог, не хочу подвергать вас опасностям. Опасность может возникнуть лишь от ваших визитов в этот дом. Вам достаточно усмирить свой необузданный нрав, обратить свои мысли и внимание на другой предмет, и мне больше нечего будет требовать и желать. Призовите на помощь рассудок, подумайте, какой вред вы причиняете самому себе, как несправедливо поступаете с нами, и позвольте мне ещё раз попросить вас не приходить сюда до тех пор… до тех пор… - Она остановилась в нерешительности, и Джулиан с живостью прервал её:
- До каких пор, Алиса? Осудите меня на любую разлуку, какой требует ваша суровость, но только не на вечную. Скажите мне: уйди на много лет, но воротись, когда эти годы пройдут, и, как бы медленно и тоскливо ни тянулись они, всё же мысль, что когда-нибудь им наступит конец, поможет мне пережить это время. Умоляю вас, Алиса, назначьте этот срок, скажите, до каких пор?
- До тех пор, пока вы не сможете думать обо мне только как о сестре и друге.
- Это приговор на вечное изгнание! - возразил Джулиан. - Вам кажется, что вы назначили срок, но при этом вы ставите условие, которое невозможно выполнить.
- Почему невозможно? - убеждала его Алиса. - Разве мы не были счастливее, пока вы не сорвали маску со своего лица и завесу с моих глупых глаз? Ведь мы радостно встречались, весело проводили время и с лёгким сердцем расставались, потому что не нарушали свой долг и нам не в чем было себя упрекать. Верните это блаженное неведение, и у вас не будет причин называть меня жестокой. Но коль скоро вы строите призрачные планы и произносите такие безумные и страстные речи, не сердитесь на меня, если я скажу вам, что, поскольку Дебора обманула возложенное на неё доверие и не может оградить меня от преследования, я непременно напишу отцу, чтобы он нашел мне другое жилище, а пока перееду к тетушке в Кёрк Трох.
Выслушайте меня, безжалостная Алиса, выслушайте меня, и вы увидите, как безгранична моя преданность и готовность вам повиноваться! - сказал Певерил. - Вы говорите, что были счастливы, когда мы не касались таких предметов. Что ж, я готов подавить свои чувства, чтобы вернуть это счастливое время. Я буду видеться, гулять и читать с вами - но лишь как брат с сестрою или друг; мысли, которые я стану лелеять - будь то мысли надежды или отчаяния, не облекутся в слова и потому не смогут вас обидеть; Дебора всегда будет с вами, и её присутствие предотвратит даже малейший намек на то, что может быть вам неприятно; только не считайте за преступление эти мысли - они составляют драгоценнейшую часть моей жизни; поверьте, было бы великодушнее лишить меня жизни совсем.
- Вы говорите это в порыве страсти, Джулиан, - отвечала Алиса. - То, что нам неприятно, себялюбие и упрямство стараются представить невозможным. Я не доверяю вашим планам, вашей решимости и ещё менее покровительству Деборы. До тех пор, пока вы честно и открыто не откажетесь от желаний, о которых недавно говорили, мы должны оставаться чужими; если вы даже способны отказаться от них сию минуту, всё равно нам лучше расстаться надолго. Ради бога, пусть это будет поскорее - быть может, теперь уже поздно: мне кажется, я слышу шум.
- Это Дебора, - отвечал Джулиан. - Не бойтесь, Алиса, мы в полной безопасности.
- Я не знаю, о чём вы говорите, - сказала Алиса, - мне нечего скрывать. Я не искала этой встречи, напротив, избегала её, сколько могла, а теперь желаю, чтобы она поскорее кончилась.
- Но почему, Алиса? Ведь вы же сами говорите, что она будет последней. Зачем ускорять ход часов, когда и без того песок сыплется так быстро? Даже палач позволяет своим жертвам дочитать молитвы на эшафоте. И разве вы не видите - я буду рассуждать так хладнокровно, как вы можете только пожелать, - разве вы не видите, что нарушаете своё слово и отнимаете надежду, которую сами же мне подали?
- Какую надежду я вам подала, Джулиан? Какое слово нарушила? - воскликнула Алиса. - Вы сами строили воздушные замки, а теперь обвиняете меня в разрушении того, что никогда не имело под собою оснований. Пощадите себя, Джулиан, пощадите меня - из жалости к нам обоим уходите и не возвращайтесь до тех пор, пока не станете рассудительнее.
- Рассудительнее! - вскричал Джулиан. - Это вы, Алиса, хотите совершенно лишить меня рассудка. Разве вы не говорили, что, если наши родители будут согласны, вы не станете противиться моему предложению?
- Нет, нет и нет! - с горячностью возразила Алиса, заливаясь краской. - Я этого не говорила, Джулиан; это ваша необузданная фантазия истолковала таким образом моё молчание и замешательство.
Значит, вы этого не говорите? - произнес Джулиан, - Значит, если я преодолею все препятствия, я встречу ещё одно в жестоком и каменном сердце, которое презрением и равнодушном отвечает на самую искреннюю и горячую привязанность? Неужто Алиса Бриджнорт говорит такие слова Джулиану Певерилу? - добавил он с глубоким чувством.
- Да что вы, Джулиан, - чуть не плача отвечала девушка. - Я этого не говорю, я ничего не говорю, да я и не могу сказать, как поступлю в том случае, которого никогда не будет. Право, Джулиан, вы не должны так настаивать. Я желаю вам только добра, так почему же вы заставляете беззащитную девушку сказать или сделать то, что унизит её в собственных глазах, - признаться в любви к человеку, с которым судьба разлучила её навсегда? Невеликодушно, жестоко добиваться удовлетворения своего самолюбия ценою всех моих чувств.
- Ваших слов достаточно, чтобы осудить мою настойчивость, Алиса, - со сверкающими глазами сказал Джулиан. - Я не стану больше ничего от вас требовать. Но вы преувеличиваете препятствия, которые лежат между нами, - они исчезнут, они должны исчезнуть!
- Это вы уже говорили раньше, - возразила Алиса, - и из вашего рассказа видно, насколько это вероятно. Вы не смели даже заикнуться об этом перед вашим отцом - так как же вы осмелитесь говорить с моим?
- Скоро вы сможете судить об этом сами. Майор Бриджнорт, как говорила мне матушка, человек достойный и почтенный. Я напомню ему, что заботам моей матери он обязан драгоценнейшим сокровищем и утешением своей жизни, и спрошу, справедливо ли в награду за это лишить её единственного сына. Скажите мне только, где найти его, Алиса, и вы увидите, побоюсь ли я обратиться к нему со своею просьбой.
- Увы! - отвечала Алиса. - Как вы знаете, мне неизвестно, где живет мой отец. Сколько раз я умоляла позволить мне разделить его одиночество, его таинственные странствия! Но мне дано бывать в его обществе лишь в те редкие дни, когда он навещает этот дом. А ведь я, наверное, могла бы хоть немного рассеять его печаль.
- Мы оба могли бы что-нибудь сделать, - сказал Поверил. - Как охотно я помог бы вам исполнить эту приятную обязанность! Все старые обиды должны быть преданы забвению, все старые привязанности возрождены вновь. Предубеждения моего отца - это предубеждения англичанина: они хоть и сильны, но их можно поколебать доводами рассудка. Скажите только, где майор Бриджнорт, а всё остальное предоставьте мне; или по крайней мере откройте, куда вы посылаете ему письма, и я тотчас же отправлюсь его разыскивать.
- Умоляю вас, не делайте этого, - возразила Алиса, - он и без того убит горем; что он подумает, если я соглашусь на предложение, которое может лишь ещё больше его огорчить? Притом, если б я даже хотела, я не могла бы сказать вам, где его найти. Время от времени я пишу ему через мою тетушку, миссис Кристиан, но адреса его я не знаю.
- Тогда, клянусь богом, я дождусь его приезда на этот остров и в этот дом, и, прежде чем он заключит вас в свои объятия, он даст ответ на моё предложение.
- В таком случае требуйте ответа сейчас, - раздался голос за дверью, которая в ту же минуту медленно отворилась, - требуйте ответа сейчас, ибо перед вами Ралф Бриджнорт.
С этими словами майор спокойным и размеренным шагом вошел в залу, снял свою широкополую шляпу и, остановившись посредине комнаты, устремил на дочь и Джулиана Певерила пристальный и пронизывающий взгляд.
- Отец! - пролепетала Алиса, пораженная и насмерть перепуганная его внезапным появлением в такую минуту. - Отец, я не виновата!
- Об этом мы поговорим после, Алиса, - отвечал Бриджнорт, - а теперь ступай в свою комнату: я должен без тебя побеседовать с этим молодым человеком.
- Право, отец, поверьте, - сказала Алиса, встревоженная намеком, который, по её мнению, заключался в этих словах, - Джулиан тоже не виноват! Мы встретились с ним случайно, по воле судьбы! - Потом, внезапно бросившись на шею отца, она проговорила: - О, не обижайте его, он не сделал ничего дурного! Отец, вы всегда были рассудительны, кротки и набожны…