- Я хочу обратиться к вашему величеству с просьбой, - сказал лорд Хантинглен, - чтобы ваше величество соизволили безотлагательно взглянуть на прошение лорда Гленварлоха и, не передавая его вашему секретарю или кому-нибудь из ваших советников, поступили с ним так, как подскажет вам ваше справедливое королевское сердце.
- Клянусь честью, милорд, это непостижимо! - воскликнул король. - Вы просите за сына вашего врага!
- Того, кто был моим врагом до тех пор, пока ваше величество не сделали его моим другом, - ответил лорд Хантинглен.
- Золотые слова, милорд, - сказал король, - достойные истинного христианина. А что касается прошения этого молодого человека, я отчасти догадываюсь, о чем там речь, и по правде говоря, я обещал Джорджу Гериоту быть благосклонным к этому юноше. Но вот в чем беда: Стини и малютка Чарлз терпеть его не могут, так же как и ваш собственный сын, милорд; и мне кажется, лучше бы ему отправиться обратно в Шотландию, пока по их милости с ним не случилась какая-нибудь беда.
- Что до моего сына, с позволения вашего величества, так не ему указывать мне, как поступать, - сказал граф, - и не кому-нибудь из этих сорванцов.
- Мне они тоже не указ, - ответил монарх. - Клянусь душой своего отца, я никому из них не позволю помыкать мной как пешкой. Я буду делать то, что хочу и что должен делать, как подобает свободному королю.
- Значит, ваше величество исполнит мою просьбу? - спросил лорд Хантинглен.
- Да, черт возьми, исполнит… разумеется, исполнит, - сказал король. - Но пройдемте сюда, милорд, здесь нас никто не услышит.
Он поспешно провел лорда Хантинглена через толпу придворных, с любопытством взиравших на эту необычную сцену, как это бывает в подобных случаях во всех дворцах. Король прошел в маленький кабинет и сначала попросил лорда Хантинглена запереть дверь на ключ или на щеколду, но в следующее мгновение отменил свое приказание со словами:
- Нет, нет, нет; клянусь святым причастием, милорд, я свободный король и буду поступать так, как хочу и как должен поступать; я Justus et tenax propositi, милорд. Тем не менее стойте у двери, лорд Хантинглен, на тот случай, если войдет этот сумасшедший Стини.
- О мой бедный государь! - простонал граф Хантинглен. - Когда вы были у себя на холодной родине, у вас в жилах текла более горячая кровь.
Король бегло просмотрел прошение, или петицию, поминутно вскидывая глаза на дверь и снова поспешно опуская их на бумагу, стыдясь того, что лорд Хантинглен, которого он уважал, заподозрит его в робости.
- Говоря по правде, - сказал он, торопливо закончив чтение, - это весьма серьезное дело, более серьезное, чем мне его рисовали, хотя я уже раньше догадывался об этом. Так значит, Хантинглен, этот юноша желает уплаты денег, которые мы ему должны, только для того, чтобы выкупить свою вотчину? Но ведь тогда у юноши появятся другие долги, и зачем ему обременять себя такими обширными бесплодными землями? Не говорите мне про эти земли, милорд, забудьте про них; наш шотландский канцлер обещал их Стини. Там самая лучшая охота во всей Шотландии, а малютка Чарлз и Стини хотят поохотиться там на оленей в будущем году. Они должны получить эти земли, они должны получить эти земли; а наш долг будет выплачен молодому человеку до последнего пенни, и он сможет истратить эти деньги у нас при дворе. А если уж у него такой аппетит на землю, ну что ж, милорд, мы набьем ему живот английской землей: она в два раза, да что там - в десять раз ценнее этих проклятых холмов и скал, болот и мхов, до которых он так падок.
Все это время король шагал взад и вперед по кабинету в жалком состоянии нерешительности, а манера волочить ноги, как бы загребая воздух, и дурная привычка вертеть в руках пучки лент, украшавших нижнюю часть его одежды, придавали ему еще более смешной вид.
Лорд Хантинглен выслушал его с величайшим спокойствием и затем ответил:
- С позволения вашего величества, когда Ахав домогался виноградника Навуфея, тот дал ему такой ответ: "Сохрани бог, чтобы я отдал тебе наследие моих отцов".
- Эх, милорд, эх, милорд! - воскликнул Иаков, покраснев от досады. - Уж не собираетесь ли вы учить меня священной истории? Вам нечего бояться, милорд, что я буду несправедлив к кому-нибудь; и так как ваша светлость не желает помочь мне уладить это дело более мирным путем, что, как мне кажется, было бы лучше для молодого человека, как я уже говорил раньше, ну что ж, если уж так нужно, - черт возьми, я свободный король, дорогой мой, - так пусть же он получит свои деньги и выкупит свои владения, и пусть он строит там церковь или мельницу, если хочет.
С этими словами он поспешно написал распоряжение шотландскому казначейству о выплате требуемой суммы и затем прибавил:
- Не знаю только, как они смогут выплатить ее, но ручаюсь, что под этот приказ он достанет денег у ювелиров, которые могут найти их для кого угодно, но только не для меня. И теперь вы видите, лорд Хантинглен, что я не вероломный обманщик, отказывающийся выполнить вашу просьбу, как я обещал вам, и не Ахав, домогающийся виноградника Навуфея, и не пешка, которую фавориты и советники могут водить за нос, как им вздумается. Я думаю, теперь вы согласитесь, что я не принадлежу к их числу?
- Вы мой родной и благородный государь, - сказал Хантинглен, опустившись на одно колено, чтобы поцеловать королю руку, - справедливый и великодушный, когда вы прислушиваетесь к голосу своего собственного сердца.
- Да, да, - сказал король с добродушным смехом, помогая подняться своему верному слуге, - вы все так говорите, когда я делаю то, что вам нравится. Ну, забирайте этот приказ и уходите вместе с юношей. Прямо удивительно, что Стини и наш сынок Чарлз до сих пор еще не ворвались к нам.
Лорд Хантинглен поспешно вышел из кабинета, не желая присутствовать при одной из тех сцен, какие порой разыгрывались, когда Иаков набирался храбрости, чтобы проявить свою собственную волю, которой он так похвалялся, и поступить вопреки воле своего властолюбивого фаворита Стини, как он называл герцога Бакингема из-за предполагаемого сходства между его очень красивым лицом и лицом великомученика Стефана в изображении итальянских живописцев. И действительно, надменный фаворит, который благодаря необыкновенной благосклонности судьбы пользовался столь же большим уважением со стороны наследного принца, как и со стороны правящего монарха, оказывал последнему все меньше и меньше почтения, и для наиболее проницательных придворных было совершенно очевидно, что Иаков терпел господство герцога скорее по привычке, из робости, из страха вызвать бурную вспышку его гнева, нежели из искреннего расположения к тому, чье величие было создано его собственными руками. Чтобы не видеть неприятной сцены, которая должна была произойти при возвращении герцога, и избавить короля от еще большего унижения, которое могло причинить ему присутствие такого свидетеля, граф как можно скорее покинул кабинет, предварительно тщательно спрятав в карман приказ с собственноручной подписью монарха.
Войдя в аудиенц-зал, он поспешно отыскал лорда Гленварлоха, удалившегося в нишу одного из окон от назойливых взглядов людей, которые, видимо, склонны были оказать ему внимание, движимые лишь удивлением и любопытством, и, взяв его под руку, не говоря ни слова, провел его из аудиенц-зала в первую приемную. Здесь их ждал достопочтенный ювелир, встретивший их любопытным взглядом, но старый лорд без всяких объяснений поспешно сказал:
- Все в порядке. Ваша лодка ждет вас?
Гериот ответил утвердительно. - Тогда вам придется взять меня на борт, как говорят лодочники, а за это я угощу вас обоих обедом, ибо нам нужно побеседовать всем вместе.
Они оба молча последовали за графом и были уже во второй приемной, когда громкие возгласы камердинеров и торопливый шепот расступившейся толпы придворных: "Герцог! Герцог!" возвестили о приближении всемогущего фаворита.
Он вошел, этот злосчастный баловень королевской милости, в роскошном, живописном одеянии, которое вечно будет жить на полотне Ван-Дейка, характеризуя ту гордую эпоху, когда аристократия, уже клонившаяся к упадку, при помощи показной роскоши и расточительности все еще пыталась сохранить свое безграничное господство над низшими сословиями. Красивые, властные черты лица, статная фигура, изящные движения и манеры герцога Бакингема как нельзя более гармонировали с его живописным нарядом. Однако на этот раз лицо его выражало беспокойство и одет он был более небрежно, чем допускал придворный этикет. Он шел поспешными шагами, и голос его звучал властно.
Все заметили гневную складку у него на лбу и так стремительно отпрянули назад, чтобы дать ему дорогу, что граф Хантинглен, не проявивший при этом чрезмерной поспешности, вместе со своими спутниками, которым чувство приличия не позволяло покинуть его, очутился посредине приемной, как раз на пути разгневанного фаворита. Бросив суровый взгляд на Хантинглена, герцог слегка притронулся рукой к шляпе, но перед Гериотом он снял ее и поклонился с насмешливым почтением, едва не коснувшись пола пышным плюмажем. Отвечая на его приветствие просто и непринужденно, горожанин сказал только:
- Под чрезмерной учтивостью, милорд, нередко скрывается
недоброжелательность.
- Я сожалею, что вы так думаете, мейстер Гериот, - ответил герцог. - Своим почтительным поклоном я хотел только снискать ваше расположение, сэр, ваше покровительство. Я слышал, что вы стали стряпчим, просителем, поручителем, ходатаем по делам знатных придворных истцов, не имеющих ни гроша за душой. Надеюсь, ваш кошелек поможет вам осуществить новые честолюбивые замыслы.
- Он поможет мне тем скорее, милорд, - ответил золотых дел мастер, - что честолюбие мое невелико.
- О, вы слишком несправедливы к себе, мой дорогой мейстер Гериот, - продолжал герцог тем же ироническим тоном. - Вы занимаете блестящее положение при дворе - для сына эдинбургского медника. Не откажите в любезности представить меня высоко? родному вельможе, которому вы соблаговолили оказать честь своим покровительством.
- Это уж я возьму на себя, - решительно сказал лорд Хантинглен. - Ваша светлость, разрешите представить вам Найджела Олифанта, лорда Гленварлоха, потомка старинного и могущественного рода шотландских баронов. Лорд Гленварлох, разрешите представить вам его светлость герцога Бакингема, потомка сэра Джорджа Вильерса, кавалера Бруксби из графства Лестер.
Герцог покраснел еще больше и с презрительным видом поклонился лорду Гленварлоху, который, еле сдерживая негодование, ответил ему надменным поклоном.
- Итак, мы знакомы, - сказал герцог после минутного молчания, словно он заметил в молодом дворянине нечто, заслуживающее более серьезного внимания, а не только язвительных насмешек, с которых он начал. - Итак, мы знакомы, и знайте, что я ваш враг.
- Благодарю вас за откровенность, ваша светлость, - ответил Найджел. - Честный враг лучше вероломного друга.
- А что касается вас, лорд Хантинглен, - сказал герцог, - мне кажется, вы преступили границы снисходительности, оказываемой вам, как отцу друга принца и моего собственного.
- Поистине, мой дорогой герцог, - ответил граф, - нетрудно преступить границы, о существовании которых не подозреваешь. Мой сын находится в такой высокопоставленной компании не для того, чтобы снискать мне покровительство и благосклонность.
- О милорд, мы знаем вас и относимся к вам снисходительно, - сказал герцог. - Вы один из тех, кто всю жизнь гордится своими заслугами, совершив однажды смелый подвиг,
- Клянусь честью, милорд, если это так, - сказал старый граф, - то, во всяком случае, я все же обладаю преимуществом перед теми, кто гордится еще больше меня, не совершив ни одного подвига. Но я не собираюсь ссориться с вами, милорд; мы не можем быть ни друзьями, ни врагами. У вас своя дорога, у меня своя.
В ответ на эти слава герцог Бакингем небрежным движением надел шляпу и презрительно вскинул голову, так что его пышный плюмаж закачался из стороны в сторону. И так они расстались - герцог продолжал свой путь через королевские покои, а наши друзья покинули дворец и направились к пристани Уайтхолла, где их ждала лодка горожанина.
Глава X
Не ставь на карту счастье: берегись
Коварных пестрых кубиков из кости;
Не подражай египетской царице
И счастье-жемчуг не топи в вине.
Запомни: эти грозные искусства
Земельные владенья сокращают
И фунты обращают в медяки,
А честь - в позор, и простака с деньгами,
Который мог бы жить, не дуя в ус,
Приводят к преждевременной могиле.
"Перемены".
Когда они были уже на середине Темзы, граф вынул из кармана прошение и, показав Джорджу Гериоту написанное на оборотной стороне королевское распоряжение, спросил его, составлено ли оно надлежащим образом и по должной форме? Достопочтенный горожанин поспешно прочел его, протянул вперед руку, как бы собираясь поздравить лорда Гленварлоха, но передумал, вынул очки (подарок старого Дэвида Рэмзи) и еще раз внимательно перечитал повеление короля с самым деловым видом.
- Оно составлено совершенно правильно и по надлежащей форме, - сказал он, взглянув на графа Хантинглена, - и я искренне рад этому.
- Я нисколько не сомневаюсь в его правильности, - сказал граф, - король прекрасно разбирается в делах, и если он не часто занимается ими, то лишь потому, что леность мешает проявиться его природным способностям к занятиям делами. Но что еще можно сделать для нашего юного друга, мейстер Гериот? Вы знаете мое положение. Шотландские лорды при дворе английского короля редко располагают деньгами; однако если по этому приказу нельзя немедленно получить некоторую сумму денег, то при настоящем положении вещей, как вы вскользь намекнули мне, закладная, или ипотека, называйте ее как хотите, будет просрочена и ее нельзя уже будет выкупить.
- Это верно, - сказал Гериот в некотором замешательстве, - для выкупа требуется большая сумма; и если она не будет получена, законный срок истечет, как говорят наши юристы, и права на поместья будут потеряны.
- Мои дорогие, мои благородные друзья, оказавшие мне такую незаслуженную, такую неожиданную помощь в моем деле, - сказал Найджел, - я не хотел бы злоупотреблять вашей добротой. Вы уже сделали слишком много для того, кто совершенно недостоин ваших забот.
- Успокойтесь, дорогой, успокойтесь, - сказал лорд Хантинглен, - и предоставьте старику Гериоту и мне распутать этот клубок. Он хочет что-то сказать. Так послушаем же его.
- Милорд, - сказал горожанин, - герцог Бакингем глумится над нашими толстосумами из Сити, но порой они могут открыть свою мошну, чтобы спасти от разорения старинный, благородный род.
- Мы знаем это, - сказал лорд Хантинглен. - Не обращайте внимания на Бакингема, он чванливый индюк… Ну, а теперь за дело.
- Я уже дал понять лорду Гленварлоху, - сказал Гериот, - что деньги для выкупа можно получить под этот королевский приказ, и я сам готов дать поручительство. Но заимодавец, чтобы обеспечить свои интересы, должен надеть башмаки того, кому он ссужает деньги.
- Надеть его башмаки! - воскликнул граф. - Но при чем же тут башмаки или сапоги, мой дорогой друг?
- Так принято говорить у стряпчих, милорд. За свою долгую практику я научился кое-каким из их выражений, - сказал Гериот.
- И вместе с ними еще кое-чему поважнее, мейстер Джордж, - заметил лорд Хантинглен. - Но что это означает?
- Только то, - продолжал горожанин, - что лицо, ссудившее эти деньги, вступает в соглашение с владельцем закладной, или ипотеки, на поместья лорда Гленварлоха и ему передаются его права на них; так что в том случае, если шотландское казначейство не сможет выплатить деньги по королевскому приказу, вышеупомянутые земли останутся в залог уплаты долга. Боюсь, что при теперешнем ненадежном состоянии общественного кредита без такой дополнительной гарантии будет очень трудно найти столь крупную сумму.
- Постойте! - воскликнул граф Хантинглен. - Мне пришла в голову одна мысль. А что, если новый кредитор облюбует это поместье для своей охоты, так же как его светлость герцог Бакингем, и ему захочется пострелять там оленей в летний сезон? Мне кажется, мейстер Джордж, что по вашему плану наш новый друг будет обладать таким же правом лишить лорда Гленварлоха наследства, как и теперешний владелец закладной.
Горожанин рассмеялся.
- Готов ручаться, - сказал он, - что самый заядлый охотник, к которому я мог бы обратиться по этому делу, не смеет мечтать ни о чем большем, как о пасхальной охоте лорда-мэра в Эппингском лесу. Но осторожность вашей светлости весьма благоразумна. Кредитор должен взять на себя обязательство предоставить лорду Гленварлоху достаточный срок для выкупа поместья при помощи королевского приказа и отказаться от права немедленного запрета выкупа закладной вследствие просрочки; мне кажется, этого тем легче будет добиться, что выкуп существующей закладной должен быть произведен от имени самого лорда Гленварлоха.
- Но где мы найдем в Лондоне такого человека, который мог бы составить необходимые для этого бумаги? - спросил граф. - Если бы был жив мой старый друг Джон Скин из Хельярда, он мог бы дать нам совет; но время не терпит, и…
- Я знаю, - сказал Гериот, - одного сироту писца, который живет у Темпл-Бара; он умеет составлять бумаги в соответствии как с английскими, так и с шотландскими законами, и я часто доверял ему весьма важные дела. Я пошлю за ним слугу, и мы сможем составить обоюдные обязательства в присутствии вашей светлости, ибо при сложившихся обстоятельствах нельзя терять времени.
Лорд Хантинглен охотно согласился, и так как они уже причалили к лесенке, ведущей от реки в сад, среди которого был расположен красивый особняк графа, Гериот без малейших промедлений послал слугу за писцом.
Найджел, почти ошеломленный рвением своих друзей, так охотно предлагавших ему свою помощь для спасения его владений, еще раз прерывающимся голосом попытался выразить им свою глубокую признательность. Но лорд Хантинглен снова остановил его, заявив, что не хочет слышать об этом ни единого слова, и предложил прогуляться по тенистой аллее или посидеть на каменной скамейке, с которой открывался вид на Темзу, пока появление его сына не возвестит о начале обеда.
- Я хочу познакомить друг с другом Дэлгарно и лорда Гленварлоха, - сказал он, - ибо они будут близкими и, надеюсь, более добрыми соседями, чем когда-то были их отцы. Всего лишь три шотландских мили отделяют один замок от другого, и башни одного видны с зубчатых стен другого.
Старый граф умолк, видимо охваченный воспоминаниями, связанными с этими соседними замками.
- Лорд Дэлгарно будет сопровождать короля в Ньюмаркет на будущей неделе? - спросил Гериот, желая возобновить разговор.
- Кажется, таковы его намерения, - ответил лорд Хантинглен и вновь погрузился в свои размышления. Через минуту он внезапно обратился к Найджелу:
- Мой юный друг, когда вы вступите во владение своим наследством, что произойдет, как я надеюсь, весьма скоро, я думаю, что вы не увеличите число праздных придворных, а будете жить в своем родовом поместье, заботиться о старых арендаторах, помогать бедным родичам, защищать бедняков от притеснения управляющих и делать то, что делали наши отцы, не столь просвещенные и не обладавшие такими средствами, как мы.