Глухо, в очень медленном темпе зазвучали барабаны. Сначала я даже не мог уловить никакого ритма, а просто слышал редкие приглушенные звуки. Но когда из лесу появились пять охотников во главе с Эдодо, я понял, как прекрасно эта музыка гармонирует со сценой, изображающей крадущихся охотников.
Охотники шли так, как обычно идут в лесу пигмеи, - бесшумно и скрытно. Вот вы смотрите на спокойную и непроницаемую стену из стволов, лиан и листьев. В следующий миг вы видите пигмея, стоящего у этой стены, все такой же неподвижной и сплошной. Пигмей мгновенно проник сквозь нее, не потревожив, как вам кажется, ни одного листа.
"Артисты" двигались осторожно, внимательно прислушиваясь и вглядываясь вперед, и казалось, они уже долго идут перед нашими глазами, хотя они сделали всего несколько шагов. Знаками они поддерживали связь. Затем Эдодо издал два звука, похожие на крик птицы, и все остальные охотники повернулись к нему. Они потеряли след слона и разошлись в разные стороны, осматривая землю и все время "переговариваясь" знаками. Эдодо первым нашел след, показал его остальным, и они возобновили преследование с Эдодо во главе.
Игра пигмеев была не менее выразительной, чем наших лучших актеров немого кино. Они играли настолько правдиво и убедительно, что зрителям невольно передавались их волнение и чувства. Каждый мускул "актеров" участвовал в игре. Их глаза, казалось, буравили воздух в поисках слона или опускались вниз и обследовали каждый миллиметр почвы. Лица их выражали волнение, скрытое желание увидеть слона и в то же время железное самообладание и крайнюю осторожность.
При виде свежего следа на их лицах промелькнули улыбки, выдававшие сдерживаемую радость, и пигмеи двинулись дальше. Барабаны забили быстрее: охотники уже не искали след, а быстро шли вперед.
Пригнувшись с копьями наперевес, охотники прокрались на поляну, сделали полкруга влево, затем вправо, показывая, что они прошли много миль по следу. Когда они направились к центру поляны, где стоял "слон", барабаны застучали чуть быстрее, и я почувствовал, как чаще забилось мое сердце.
Внезапно всех как будто пронзило электрическим током, я вздрогнул и чуть было не перестал крутить ручку аппарата. Барабаны громыхнули "бум", Эдодо резко выпрямился, махнул рукой товарищам и со страхом и ликованием вперил взор в чучело слона, которое в этот момент всем присутствующим казалось настоящим, живым гигантом, спокойно жующим листья и не замечающим маленьких врагов. Охотники замерли и несколько секунд, показавшихся мне бесконечно долгими, смотрели через плечо Эдодо на слона. Затем охотники отошли на семь или восемь шагов и стали взволнованно обсуждать план атаки. Барабаны звучали мягко, но в быстром темпе.
Охотники сгрудились, теснее наклонились друг к другу и оживленно переговаривались, жестикулируя и время от времени бросая взгляды на слона. Затем они растянулись полукругом и стали приближаться к слону с тыла. Эдодо, их предводитель, должен был первым поразить слона копьем, как это и полагалось на настоящей охоте.
Пигмеи убивают слона по-разному. Иногда они перерезают сухожилия задних ног гиганта, но чаще распарывают копьями его живот. Предводитель охотников, обмазанный слоновым навозом, подползает вплотную к животному сзади, с подветренной стороны, вскакивает на ноги, погружает копье в мягкий живот слона, вытаскивает его и убегает. Слон, затрубив от боли, бросается в погоню за обидчиком, но в этот момент сбоку к нему подбегает другой охотник и ранит его копьем. Слон поворачивается к новому врагу, но с другой стороны на него нападает третий, и так продолжается до тех пор, пока живот слона не окажется распоротым.
Гигант спасается от мучителей бегством и уходит в чащу. От ходьбы его внутренности вываливаются через разрезы в стенке живота, слон нечаянно наступает на свои кишки и так "потрошит" себя, пока, обессилев, не падает на землю. Пигмеи, дождавшись этого момента, приканчивают слона копьями.
Это драматическое событие и изображали охотники. Эдодо подкрался сзади к слону, но вдруг его глаза расширились от страха, как будто слон стал поворачиваться, и он стремглав бросился к лесу. Потом он опять начал осторожно, танцующими шагами приближаться к слону. Каждая черточка лица Эдодо и каждый мускул его тела красноречиво говорили о его волнении и опасностях, поджидающих его. И барабаны звучали в унисон с его движениями: громче и быстрее при наступлении, глуше и медленнее при отступлении.
Три раза Эдодо подкрадывался к слону и три раза убегал прочь. На четвертый раз он решился и бросился в атаку. С воинственным кличем он обеими руками погрузил копье в живот слона, выдернул его и бросился к лесу, а второй охотник в это время подкрадывался к слону справа. Один за другим охотники поражали копьями неподвижное чучело, пока зрителям не начало казаться, что оно извивается и поворачивается из стороны в сторону. Барабаны звучали громко, в предельно быстром темпе. Зрители кричали, приветствовали смелых охотников и смеялись.
Затем охотники, изобразив преследование раненого слона, бросились на него, яростно обрушили копья на чучело и опрокинули его. Барабаны громыхнули "бум", и все пигмеи разразились радостными криками. Охотники исполнили вокруг поверженного чучела победный танец. Сначала к ним присоединилось несколько мальчишек, а через пять минут под аккомпанемент барабанов плясали уже все зрители - энергично и весело. Плясали пигмеи не очень организованно и не очень красиво, но зато так самозабвенно, что я с восхищением наблюдал за ними.
Я выключил аппараты. Мы снимали танец охотников за слонами двумя аппаратами при прекрасном освещении. Хотя люди, монтировавшие "Великолепие первобытного", сильно сократили эту сцену, она остается одной из лучших в фильме. Я навсегда запомнил этот танец - самый драматичный и выразительный из всех, которые я видел в Африке. Если бы эти охотники и барабанщики совершили турне по США, они вызвали бы настоящую сенсацию. Сами того не ведая, пигмеи исполнили балетное представление в форме, наиболее понятной всем народам мира, и несомненно эти маленькие артисты пользовались бы большим успехом в любой стране.
День, когда пигмеи исполняли танец охотников за слонами, - один из самых удачных за время моих путешествий по Африке. Каждому удачному дню предшествовали недели терпеливого ожидания, длительных переходов, обсуждений и изучения. И почти каждый день я узнавал что-то новое, хотя с точки зрения Голливуда большая часть времени пропала даром. Я жил с пигмеями в их деревнях, чтобы дать им время привыкнуть ко мне, и наблюдал за их жизнью, слушал рассказы об охоте, о злых духах, о больших праздниках. Так я узнал, какие сцены наиболее заслуживают съемки, а без этого нельзя начинать работу.
В 1946 году мои успехи превзошли все ожидания. Для участия в съемке собралось, вероятно, самое многолюдное сборище в истории леса Итури. В этом мне очень помог Билл Динс.
Я встретился с ним в Стэнлевилле, где ждал багаж, без чего не мог начать путешествие по Конго, Уганде, Кении и Танганьике для съемок вагения, мангбеггу, ватусси, пигмеев и других племен, а также животного мира Африки.
Тем временем Арманд Денис снимал в других районах Африки. Вместе мы проехали много миль и засняли более чем достаточно эпизодов для монтажа фильма "Великолепие первобытного".
Билл Динс очень любил пигмеев и с радостью помогал каждому, кто относился к ним с симпатией. Он прекрасно знал жизнь обитателей Итури и дал мне много ценных советов, на что именно следует обратить особое внимание. Более того, он попросил знакомых ему пигмейских старшин собрать их сородичей в одном месте. "Их будет не меньше сотни, - сказал он мне, - поэтому захватите побольше пальмового масла, соли, сушеной рыбы и т. п.".
Я не застал Билла в его штаб-квартире в Бунин - он уехал в Ируму, но все мое "снаряжение" ожидало меня здесь, уже погруженное в однотонный автомобиль Динса. Мы последовали за Биллом, пересекли по понтонному мосту реку Итури, затем проехали километров десять по узкой лесной дороге и нашли Билла.
Из его лагеря мы пошли дальше пешком сквозь густую чащу. Иногда нам встречались расчищенные от подлеска участки, и над нами висел только полог верхних ветвей деревьев высотой до двухсот футов. Мы продвигались вперед медленно, потому что с нами шло около тридцати пигмеев с женами, несшими наши припасы и подарки. Трудно поверить, сколько могут нести крошечные, хрупкие на вид пигмейки. Лямки из лиан они надевают на лоб, как это делают индейцы-носильщики и все другие первобытные народы на земле. И к бедру почти каждой женщины был привязан ребенок, мерно покачивавшийся в такт шагов матери и глядевший широко открытыми глазами на окружающий его мир или дремавший.
Примерно после часа ходьбы мы вышли на небольшую площадку, где стояло десять или одиннадцать ульеобразных хижин. Очевидно, жители покинули этот лагерь - не было видно ни души, и всюду царил беспорядок.
Когда дичи вокруг становится меньше или когда около лагеря скапливается много гниющих отбросов, пигмеи покидают его и уходят на новое место. Постройка новой хижины занимает всего около часа, а домашней утвари у них так мало, что им нетрудно справить новоселье.
Поселение пигмеев в лесу нельзя назвать деревней в полном смысле этого слова, потому что оно временное и в нем живут лишь близкие родственники. Это семейные или скорее родовые поселения. Такие небольшие сообщества не нуждаются в вождях, и у пигмеев их нет. Часто один из охотников, самый умелый и добычливый, пользуется особым уважением, но не правами, как в некоторых других африканских племенах.
В следующем поселении, в нескольких милях от первого, живет другая семья. Семья А может иметь кровные связи с семьей Б, но они живут отдельно и охотятся в разных местах, обычно стараясь не мешать друг другу. Хотя эти семьи не составляют сообщества, подобного племени, между ними существуют определенные связи: девушки одной семьи выходят замуж за юношей соседней и т. п.
Пигмеи соседних поселений никогда не затевают серьезных ссор из-за охотничьих угодий. Каждое "племя" имеет в своем "владении" определенную территорию, где его члены живут, кочуют и охотятся. Милях в пятидесяти расположены уже земли другого "племени". Если члены соседнего "племени" нарушают границу, это приводит к столкновениям. Но представители каждого "племени" обычно строго придерживаются своей территории, и междоусобных войн у пигмеев не бывает, хотя в семьях иногда происходят поединки и даже вспыхивают распри.
На границах нет никаких условных знаков, но все пигмеи хорошо знают, где проходят эти условные линии. Более того, вам никогда не удастся уговорить пигмея, даже за щедрое вознаграждение, нарушить невидимую границу. Они говорят при этом не только о врагах, но и о злых духах и чудовищных зверях, населяющих незнакомую им часть леса.
Поэтому вы не сможете исследовать весь лес Итури. Вы не сможете переходить из владений одного "племени" на территорию следующего, как делали многие путешественники, впервые исследовавшие другие районы Африки. Если вы отправитесь в путешествие по Итури с какого-либо края леса, проводники-пигмеи будут сопровождать вас только до границы владений их "племени".
Вы окажетесь в непроходимой чаще в сердце экваториального леса, а ваши проводники откажутся сделать хоть шаг вперед, по ту сторону запретной линии. Если же вы пойдете сами, то нигде не увидите других пигмеев, готовых вести вас дальше. Район ваших исследований будет очерчен границами владений "племени" ваших проводников.
К счастью, территория, где живет одно "племя", обычно занимает тысячи квадратных миль, и если вы исследуете их, то узнаете о пигмеях и их жизни все, что вы хотели. И между "племенами" нет существенных различий. Во время каждого из моих трех путешествий я попадал к новому "племени", жил с тремя различными семейными группами, но я не могу сказать, чем они отличаются одна от другой.
По пути к месту съемок мы встретили еще два поселения, казавшихся покинутыми. Но, вероятно, в одном из них еще жили люди, хотя мы никого не заметили. Я увидел глиняные кувшины около очагов, где, по-моему, только что горел огонь, и спросил наших провожатых, не их ли это лагерь. Они ответили "нет" и не захотели продолжать разговор на эту тему. Возможно, обитатели хижин следили за нами из зарослей, а когда мы скрылись из виду, они вернулись в свои жилища.
После долгих часов, проведенных в сумраке леса, я наконец увидел впереди просвет среди деревьев. Поселения, мимо которых мы прошли, располагались на таких небольших полянках, что и на них до земли доходили лишь слабые отблески солнечных лучей, терявшихся в ветвях деревьев. Но на этот раз, выбравшись из чащи, мы, жмурясь и мигая от яркого света, оказались на такой большой поляне, которую я никак не ожидал найти в сердце Итури. На поляне стояли лишь отдельные высокие деревья, а ее диаметр был не менее двухсот футов. Я довольно ухмыльнулся и нежно поглядел на свой аппарат. Теперь он сможет полностью проявить свои способности.
Я провел на этой поляне много дней среди пигмеев, совершив за это время только одну поездку, чтобы пополнить припасы и немного отдохнуть от клаустрофобии, вызванной у меня густым тропическим лесом. Свою палатку я поставил у кромки леса. Здесь уже стояло около двадцати хижин, и сопровождавшие нас семьи пигмеев сразу же приступили к строительству своих жилищ.
Большую часть работ выполняли женщины. Некоторые пигмеи помогали своим женам, другие же только руководили их действиями. Женщины нарезали сочные молодые побеги, длиной каждый футов в восемь, а мужчины тем временем начертили на земле круги, определяющие величину основания хижин. Гибкие прутья были воткнуты толстыми концами в землю по кругу через фут один от другого. В одном месте оставляли отверстие пошире, предназначавшееся для "двери". Затем женщины согнули верхние концы прутьев, переплели их между собой и связали травой и молодыми лианами. Получились куполообразные, довольно прочные каркасы хижин.
Было уже слишком темно для съемок, но я ходил по поляне и намечал объекты для будущей работы. Мое внимание привлек один охотник, видимо считавший себя первоклассным архитектором. Хижину сооружала его жена, он же щедро давал ей советы и указания. Наблюдая за ним, я вдруг понял, что незнание чужого языка иногда нисколько не мешает понимать чувства других людей, особенно когда имеешь дело со столь эмоциональным народом, как пигмеи. Я не знал ни одного слова на его языке и все же точно понимал смысл его поучений.
"Нет, ты неправильно сгибаешь этот прут, нужно сделать вот так", - следовал пояснительный жест, и жена властного охотника выполняла его указание.
"Нет, нет, эти прутья слишком близко один к другому". - И она "переставляла" их.
"Здесь плохо связано. Ночью все развяжется и через дыру в хижину заберется леопард". - И она связывала прутья крепче.
Затем женщина стала обкладывать каркас снизу доверху листьями, подобно тому как у нас кладут дранку, что, по мнению мужа, делала совсем отвратительно. Здесь она оставляла отверстие, там неправильно укладывала листья и вообще работала из рук вон плохо. Не довольствуясь критикой ее работы, пигмей добавил несколько нелестных замечаний о ее "личных достоинствах" как женщины, матери и хозяйки. Она спокойно продолжала свое дело и, по моему мнению, работала очень проворно и хорошо. Но, конечно, наши мнения могли не совпадать, потому что мне не придется спать в этой хижине.
Вдруг пигмей наклонился вперед и отбросил в сторону большой лист, который его жена только что прикрепила в нужном месте. Это оказалось последней каплей. Пигмейка повернулась всем телом к мужу и "взорвалась". Из ее уст полилась огненная лава звуков, пронзительных, вылетавших молниеносно и полных яда. И опять мне не нужно было знать слова, чтобы понять ее.
"Хижина сооружена так же превосходно, как и всегда, а ты ни на что не пригодный лентяй, работаю только я, и работаю прекрасно, хорошо знаю свое дело, а ты только лезешь под руку и мешаешь мне, да что говорить, ты даже охотиться не умеешь!"
Я смог даже точно определить, когда она выкрикнула последнее оскорбление. В это мгновение пигмей съежился как от удара в больное место. Его глаза гневно сверкнули, и он разразился было ответной речью, но пигмейка схватила большую палку и начала размахивать ею перед его носом. Он в замешательстве отшатнулся и взглянул на меня. Тут ему, видимо, стало стыдно, и он удалился, бормоча что-то.
Женщина быстро закончила постройку хижины. Она плотно обложила каркас листьями и сделала это так искусно, что, по-моему, теперь обитатели хижины могли не бояться даже самого сильного ливня. Маленькая "дверь" была такой низкой, что, вероятно, я не смог бы даже проползти в нее на четвереньках, как это делают пигмеи. Позже я узнал, почему входные отверстия в хижинах такие узкие и низкие - иначе в жилище могут забраться злые духи.
Два гладких бревна, заменяющие лежанку, несколько кувшинов или горшков, оружие охотника - лук, стрелы, копье и иногда еще нож - вот и вся утварь пигмея. В хижине прохладно от сырой земли, и на ночь обычно разводят костер. Он же отпугивает хищников, а дым отгоняет насекомых.
В тропическом лесу насекомые постоянно тревожат человека, а леопарды нападают довольно редко. Тем не менее мне рассказывали (хотя и не очевидцы) о нескольких случаях, когда леопард забирался в хижину пигмеев и утаскивал ребенка. Сомневаться в правдивости этих историй нет оснований. Леопард - умное, молчаливое и хитрое животное, а когда голоден или загнан в угол, он способен на отчаянно смелые поступки.
На следующее утро на поляне собралось уже около семидесяти пяти пигмеев. В вечер нашего прибытия я слышал барабанный бой, разносивший весть о появлении в лесу бвана букуба - белого человека с большим количеством подарков. Хижины вновь прибывших заполнили бы поляну, а мне для съемок нужен был большой свободный участок. Поэтому я убедил пришедших пигмеев соорудить свои жилища на соседних полянах или расчистить в лесу новые участки. Хотя они не совсем поняли, зачем мне это нужно, они охотно исполнили мою просьбу.
На третий и четвертый день продолжали прибывать все новые и новые пигмеи. К пятому дню на большой поляне и соседних с ней расположилось в общей сложности около пяти сотен пигмеев - гораздо больше, чем было нужно для съемок, и они даже мешали друг другу. Билл Дине, обещавший собрать сотню пигмеев, был удивлен их многочисленностью и даже сделал примерный подсчет.
Хотя пигмеев собралось слишком много и не все могли участвовать в съемках, я решил никого не разочаровывать. Ведь некоторые из них прошли не один десяток миль сквозь чащу, чтобы помочь мне и получить за это подарки. Каждое утро я наделял ими вновь прибывающих. Это доставило мне несколько хороших кадров, но также сделало необходимой поездку для пополнения моих запасов.