Наветренная дорога - Арчи Карр 3 стр.

В четырех случаях все оказалось вымыслом, и, как только я подверг рассказчиков перекрестному допросу, выяснилось, что рассказы основываются на слухах или на ошибочных определениях пород черепах. Только в одном случае разработанная мною на протяжении многих лет разгромная система допроса оказалась недостаточ­но сильной, чтобы обнаружить слабое место в утверждении человека, будто он одна­жды видел, как на совершенно определенном участке побережья самка–ридлея от­кладывала яйца. Мы расстались, когда разговор зашел в тупик: он - при своем убе­ждении, будто двадцать пять лет назад видел одинокую ридлею, откладывавшую яйца в лунную ночь, а я - что имею дело с помешанным.

Я готов признать некоторую вероятность того, что в июньское полнолуние ридлеи выползают на берег и устраивают гнезда на обочине шоссейной дороги, как это де­лают логгерхеды. Но от этого предположения мне не легче.

Вот вам и загадка о ридлеях!

Большое прибрежное животное, съедобное, отнюдь не редкое и хорошо известное каждому жителю северо–восточной части побережья Мексиканского залива или по­бережья Флоридского полуострова - и никто не знает, как и где оно размножается. Ридлеи уносятся от Атлантического побережья Флоридским течением и Гольфстри­мом, просачиваются в прибрежные воды лежащего к северу залива Массачусетс, приплывают в Европу и изредка вместе с отклонившимся течением достигают Азор­ских островов, а может быть, и более далеких мест. И нигде на протяжении этого огромного пространства нельзя обнаружить лаже намека на то, как они размножают­ся.

Что тут поделаешь? Было время, когда я думал, что разгадка придет ко мне сама собой, но теперь я в это не верю. Чтобы найти решение, надо работать, и борьба за открытие истины потребует усилий, воображения и терпеливости. Очень может быть, что это будет непрерывная головоломка, связанная со сменой предположений и мест действия, основанная на поисках и ошибках.

Такой проблемы не решить на прогулке в праздничный день, с ней ничего не поде­лаешь в условиях лаборатории.

Как только будет за что ухватиться, решение может оказаться донельзя простым и ясным, но пока загадка остается трудной и навязчивой.

Тем не менее интересно, хотя и без большой пользы, подытожить всю имеющуюся информацию и подумать, что еще можно сделать.

Большинство так называемых научных законов возникло из теорий, а теории яв­ляются всего лишь плодами научного воображения и остаются ими до той поры, по­куда не подкрепляются доказательствами. Научный путь формулирования теории сводится к объяснению всякого явления, которое возникает перед вами, каким бы не­вероятным оно ни казалось. Иногда самые нелепые предположения оказываются правильными.

В загадочном случае с ридлеями нужно без малейшей предвзятости разобрать все имеющиеся варианты, откуда бы они ни исходили: из пропахших сельдью рук мало­грамотных людей, от недоброжелательно настроенных коллег или из моих грустных воспоминаний. Мы должны все принять во внимание, все оценить по достоинству и провести беспристрастный отбор. Это и будет нашим первоначальным ответом на загадку о ридлеях. Возможно, он окажется неверным, но сегодня этот ответ будет лучшим из возможных.

Из всех само собой напрашивающихся объяснений наиболее простым является утверждение, что ридлеи вообще не воспроизводят потомство, а возникают в ре­зультате случайного зарождения. Это наиболее простой ответ, соответствующий объему наших знаний, и в стародавние времена он был бы принят как единственно разумный. Но современные биологи утверждают, что всякое живое существо имеет хотя бы одного родителя, и, таким образом, нашему воображению ставится предел.

Одним из вариантов этого объяснения может быть суждение, высказанное знако­мыми мне людьми, среди которых я насчитываю несколько очень разумных. Быть может, говорили они. ридлеи были когда‑то вполне способны к размножению, но неожиданно потеряли эту способность, стали в результате какого‑то случайного не­счастья бесплодными? Но, я думаю, в этом случае ридлеи. которых мы встречаем сегодня, были бы последними представителями угасающего рода. А это не так. Поэтому не стоит заниматься доказательством вздорности этого несостоятельного предположения. Откровенно говоря, я упоминаю такую версию только во имя научно­го подхода.

Мы должны исходить из предположения, что животное где‑то и когда‑то размножа­ется. Должно быть только так, а потому неизвестными для нас остаются лишь места и способы размножения.

Может быть, эта черепаха не кладет яиц, а является живородящей и. подобно мор­ской змее, выводит молодняк далеко в море? Такое предположение звучит убеди­тельно, поскольку оно объясняет отсутствие на берегу гнезд и яиц ридлей. Но не за­бывайте, что мы не обнаруживали беременных самок, а они должны быть беремен­ны. независимо от того, относятся ли они к живородящим или откладывают яйца. Но дело не только в этом: черепаха, не несущая яиц, - слишком необычна. У этих жи­вотных удивительно устойчивы природные свойства. Живородящая черепаха была бы не менее странной, чем собака, откладывающая яйца. Все известные нам поро­ды черепах, сухопутные или морские, роют ямы и откладывают в них яйца с белой скорлупой. И так они поступали со времен мелового периода.

Предположим, что ридлеи несут яйца, способные удерживаться на поверхности моря, и откладывают их прямо в воду, причем делают это в таком отдалении, что мо­лодняк успевает вырасти прежде, чем мы его увидим Допустим, что такие места рас­положены очень далеко в море и что самке нужно много времени, чтобы добраться до них, а когда мы этих самок видим, они еще не несут в себе яиц. Но ведь это толь­ко разновидность предыдущего предположения с небольшими улучшениями, непри­емлемого по уже высказанным доводам. Это было бы слишком большим новше­ством для черепах, которые вряд ли допускали какие‑либо "нововведения" на про­тяжении пятидесяти миллионов лет. Кроме того, просачивающаяся в яйцо соленая вода убивает в нем зародыш всяких рептилий, в том числе и морских черепах. Нам пришлось бы предложить какое‑то новое и очень остроумно устроенное яйцо для на­шей теоретической пелагической черепахи. Может быть, вместо необычного способа размножения существует необычное время размножения. которое и увело нас от ис­тины? Возможно, что сезон кладки яиц очень краток и причудлив по времени или бы­вает только в канун Нового года или Крещения, а быть может, в самую короткую или самую холодную ночь? У всех морских черепах Атлантики сезон кладки яиц продол­жается несколько недель в конце весны и начале лета; быть может, ридлеи приуро­чили его к середине зимы, когда охотники за черепахами заняты другими делами? Почему бы и нет! Но в этом случае опять возникает злосчастный вопрос о беременных самках. И опять‑таки дело не только в этом! В середине зимы на побережье Флориды царит необычайное оживление: люди катаются на автомобилях, развлекаются, ловят с берега рыбу, собирают ракушки и даже плавают. Нельзя себе представить, чтобы зимой, и не только зимой, следы черепах остались незамеченными.

Теперь допустим, что обитающие у южного побережья Северной Америки ридлеи родились где‑то в неизвестном месте и либо переселились в Мексиканский залив сами, либо их занесли сюда течения. На первый взгляд такое предположение выгля­дит отлично, так как имеются морские течения, которые могут это сделать, да и несо­мненно делают - проходя через Атлантику, они приносят с собой этих черепах из Африки к Антильским островам и, весьма вероятно, к Мексиканскому заливу. Но если вы внимательно присмотритесь к чужеземным ридлеям, которых может занести течение, то убедитесь, что черепахи Мексиканского залива совсем иного вида. Преж­де всего, ридлей в Мексиканском заливе слишком много, чтобы считать их сборищем отдельных заблудившихся животных. Кроме того, имеется еще одно, более убеди­тельное доказательство: существует простое, но постоянное различие между ридлея­ми Мексиканского залива и теми, которые живут у берегов Западной Африки или у тихоокеанских берегов Южной Америки (а это единственные стада черепах, ко­торые находятся вблизи течений, попадающих в воды Флориды). На всем земном шаре все ридлеи имеют на верхнем панцире на две-шесть чешуй больше, чем че­репахи Мексиканского залива. И если мы согласимся с предположением, что все здешние ридлеи занесены Экваториальным течением, то мы должны также согла­ситься с тем, что каждая из этих черепах где‑то подолгу останавливалась, чтобы переделать свой панцирь. Очень может быть, что какая‑нибудь отдельная мекси­канская черепаха была принесена Экваториальным течением в Мексиканский залив, но если это так, то она, безусловно, начала свое путешествие от берегов Америки года три назад, была подхвачена Флоридским течением, выдержала плавание в ве­личайшем в мире течении - Гольфстриме и в конце концов возвратилась в родные воды.

Любая африканская черепаха, попавшая в Мексиканский залив, может быть сразу опознана. Поэтому мало оснований для того, чтобы рассматривать океанские тече­ния как ключ к решению загадки.

Как я уже говорил, ридлеи обитают и в Тихом океане. Но тихоокеанские самцы ридлеи спариваются с самками, которые затем выползают на берег, роют гнезда в песке и откладывают в них белые круглые яйца. Из яиц вылупливается черепашья молодь, имеющая "яичный зуб" и пупочный след, как у всякой новорожденной чере­пахи.

Где же смысл в том, чтобы считать ридлей в одном месте района распространения гибридами, а в другом - самостоятельным видом? Почему возле Акапулько они сами продолжают свой род, а возле Тампы поручают это дело другим черепахам? Какое печальное суждение и, право, какое несостоятельное!

Кроме того, надо иметь в виду, что, хоть атлантические и тихоокеанские ридлеи разделены большой территорией, внешне они очень мало отличаются друг от друга. Различия между ними меньше, чем при сравнении их с другими породами морских черепах. Насколько я мог установить, разница заключается в дополнительной чешуе на панцире и иногда в несколько более интенсивной окраске тихоокеанской ридлеи да, пожалуй, в пустячном несоответствии пропорций. Поэтому ни один здравомысля­щий человек не может подумать, что один тип произошел от ридлеи, а другой - от логгерхеда.

Некоторые считают, что ридлеи роют гнезда одновременно с другими черепахами, в тех же местах, и что это просто–напросто не заметили люди.

На мой взгляд, такое утверждение слишком обидно. Возможно, что, блуждая сотни часов по побережьям, я и мои друзья, зоологи и корреспонденты, не выдержали ис­пытания. Ну а почему же такие профессионалы, как Джо Саклин, Тони Лoy и Пако Ортега, которые провели здесь всю жизнь, не встретили на берегу ни одной ридлеи? А как же мои советчики - браконьеры, охотящиеся за черепахами на восточном по­бережье? Эти люди по три месяца в году разъезжают вдоль берегов в низкобортных автомашинах с особо прочными покрышками и, перехитрив чиновников ведомства охраны заповедников, ловят ежегодно сотни и сотни черепах. Они не собираются бросать это выгодное занятие, несмотря на то что оно становится (к сожалению, слишком медленно) все рискованнее. Спрос на черепашьи яйца растет, так как кон­дитеры наконец убедились, какие прекрасные достоинства имеют они при выпечке пирожных (что уже давно известно домохозяйкам Саванны и Чарлстона). И теперь кондитеры платят за яйца фантастически большие цены. А в ресторанах, располо­женных вдоль автодорог южных штатов, предпочитают готовить пятидесятицентовый фарш для рубленых шницелей из мяса логгерхедов, которое обходится им всего лишь по двадцать пять центов за фунт.

Браконьеры - отчаянный народ. Я знавал одного охотничьего инспектора, которо­го они бросили в море, чтобы показать, на что они способны. Им хорошо знакомо по­бережье и его ночные посетители. Но, хотя ночью здесь появляются самые удиви­тельные существа, ридлей среди них не бывает. Я подружился с браконьерами и го­тов биться об заклад, что, если хоть одна ридлея выползет на берег в сезон ловли черепах, я узнаю об этом через несколько часов.

Но предположим, что ридлеи не выползут на эти удобнейшие для черепах берега. Как быть тогда? Тогда надо обследовать огромный, никем не посещаемый участок побережья между Тампико и Бофортом. Там есть незатопляемые во время прилива песчаные отмели, даже не отмеченные на картах, и, пока мы не побывали на них, не­льзя утверждать, что мы что‑то проглядели. Может быть, ридлеи устраивают гнезда именно там, на отмелях или редко посещаемых людьми островах и небольших по­луостровах юго–восточного побережья Северной Америки.

Думаю, что известные нам факты говорят в пользу такого предположения, и оно наиболее вероятно. Правда, дело осложняется тем, что придется тщательно обсле­довать каждый песчаный участок вдоль сотен миль побережья.

Однако и это предположение может показаться сомнительным, так как ни одна по­рода черепах не показала себя столь разборчивой в выборе мест для размножения. Но вспомним, что ридлеи показали себя в некоторых других делах крайне своеоб­разными животными, а потому эта гипотеза - наилучшая, несмотря на все ее отри­цательные стороны.

Я полагаю, что нам нужно отправиться в путь и искать тот небольшой уединенный участок побережья, который мог бы дать ответ на загадку о ридлеях. Очень может быть, что он окажется в самом неожиданном месте, буквально перед вашим носом. Возможно, что это мыс Сейбл или острова Драй–Тортугас или прибрежные острова Джорджии и Каролины. А может быть, это участок западного побережья Мекси­канского залива от Браунсвилла до Веракрус. Но все же я сомневаюсь в этом. Мне также кажется, что такого участка нет ни на восточном побережье Флориды от Палм–Бич до Мелборна, ни на побережье полуострова Бонита–Спрингс, ни на острове Са­нибел, ни в Нейплс.

Зоологи, цитируя друг друга, утверждают, что ридлеи водятся в Карибском море. Однако это не так. Во всех моих скитаниях, о которых я расскажу вам в следующих главах, мне сопутствовала загадка о ридлеях. Волнуясь по разным причинам - по поводу зеленых черепах, ради которых пришлось побывать в этих краях, из‑за необ­ходимости бесконечных окольных объездов и отклонений, - я сумел выяснить то, что меня более всего беспокоило: нет ридлей в Карибском море!

Единственное, что нужно теперь делать, - медленно и постепенно продолжать поиски. И прежде чем искать в другом месте, я вернусь во Флоридский залив, где между мысом Флорида и северными отмелями море мелководно и где разбросано бесчисленное множество маленьких островков, вроде Санди–Ки, мало посещаемых натуралистами. Берега этих островков покрыты мангровыми зарослями, в которых никакие черепахи не могут устраивать свои гнезда, однако мангровое окаймление перемежается здесь с песчаными берегами, и, может быть, эти узкие, небольшие песчаные участки - как раз наиболее подходящие места для гнездования ридлей. Ведь именно здесь, в прибрежных водах Флориды, в избытке водятся ридлеи, сюда и проникает Флоридское течение, которое уносит черепах в Гольфстрим. Очень может быть, что природная осторожность молодняка позволяет ему держаться там вне на­шего поля зрения, а местные сезонные миграции беременных самок проходят втайне от человеческого глаза. Все это достаточно маловероятно, но пока что это наиболее разумное предположение.

И я полагаю, что за ответом нужно вернуться в залив, где много лет назад Иона Томпсон нанес при мне удар острогой Может быть, все атлантические ридлеи схо­дятся туда, где была та - первая, и где в теплой молочно–белой воде встречаются дюгони, альбули и доживающие свой век крокодилы. Может быть, в одну прекрасную летнюю полнолунную ночь затянувшееся решение вопроса замкнет круг, и загадка о ридлеях умрет там, где она зародилась.

Глава вторая
НАВЕТРЕННАЯ ДОРОГА

Но вы еще не знаете всей повести о ридлеях. То, что осталось досказать, состав­ляет, пожалуй, наиболее загадочную ее часть.

Это случилось сравнительно недавно и спустя много времени после того, как я ре­шил, что знаю по меньшей мере величину загадки. И произошло это в юго–восточ­ном уголке Карибского моря, того самого моря, в котором, как я пытался вас уверить, ридлеи не обитают.

Я находился на острове Тринидад, в его диком северо–восточном крае, где конча­ется наветренная дорога и лес подступает вплотную к скалистой кромке берега, а огромные волны гнут спины и прыгают перед щербатыми отвесами из аспидного сланца. Здесь ничто не отделяет вас от окружающего мира, тут только стремитель­ный ветер да тусклые, неясно обрисовывающиеся на востоке очертания острова То­баго.

Я жил в Матло, где поселился в построенном на скале высоко над морем прави­тельственном доме для приезжих. Однажды после полудня я отдыхал в гамаке, под­вешенном в тени веранды. Все утро я лазал по крутым тропинкам, пробирался в чаше леса, ловил лягушек и змей и безуспешно пытался снимать цветные фотогра­фии в сумерках. царивших под кронами деревьев мора. И теперь наслаждался поко­ем, который превращает в безмятежного владыку любого человека, в том числе и университетского профессора, когда он располагается в гамаке на обдуваемой пас­сатом веранде, а перед ним находится лимон и фарфоровая чашка, наполненная ро­мом. В этот миг я никому и ничему не завидовал. Я просто лежал в гамаке, позволяя ветру покачивать его, и глядел в морскую даль.

Море и небо, обрамленные краем крыши и перилами веранды, напоминали недо­держанный цветной фотоснимок - так неестественно контрастными казались все краски Далекая голубая тень острова Тобаго увенчивалась куполом жемчужных туч, а легкий приятный ветерок гнал над морем разрозненные, похожие на клочья хлопка, облака, плывшие в беспредельной синеве неба. Они плыли безостановочно, отбра­сывая на поверхность моря одиночные тени, которые строились в марширующие вслед за облаками шеренги.

Вдали, среди белых гребней волн и теней облаков, плавали рыбачьи лодки из Мат­ло. Их было десятка два - этих маленьких, похожих на веточки челноков с несооб­разно большими треугольными парусами, сшитыми из мешковины и надувшимися с наветренной стороны не меньше, чем спинакер на парусной гонке. Прямо под скала­ми, так далеко, что их почти не было видно, маленькие суденышки, словно сорвав­шись с натянутой тетивы, взлетали и скользили по огромным волнам, сновали во всех направлениях, скрещивали свои пути и ныряли навстречу стремительному вет­ру.

Кроме марширующих теней облаков, на поверхности моря виднелись черные пят­на, каждое размером в пол–акра. Они не приближались, а держались за рифами и двигались вдоль берега, по направлению к резко очерченному мысу. Я взглянул на небо, чтобы узнать, когда же нарушится строй облаков и можно будет рассмотреть эти пятна. но тут обнаружил кричащих чаек, рыщущих птиц–фрегатов, темные бороз­ды и взлетающие клочья пены в тех местах, где кингфиши рвали на части края пятен и где какие‑то более крупные существа нападали на кингфишей.

Я понял, что двигающееся вдоль берега пятно было косяком хамсы, и туда, где рыба держалась стойко, не уходила в глубину и не металась в отчаянии во все сто­роны, отовсюду устремлялись белокрылые рыбачьи лодки. Они волокли за собой переметы с наживкой в надежде, что кингфиши, корифены или макрели предпочтут хамсе наживку из чистейшего рыбьего брюшка. И все это время огромные волны неукротимо наносили берегу удар за ударом, перепрыгивали через рифы и воздвига­ли из воды башни, дробившиеся у береговой полосы.